Эта история написана в рамках осеннего турнира Мракотеки (октябрь 2025 года) За окном за последний час ничего не изменилось – было по-прежнему тоскливо и серо. Моросил бесконечный мелкий дождь, деревья дрожали, словно от холода, пытаясь прикрыться остатками жухлых бурых листьев. Васька положил голову на стол и шумно вздохнул. — Вот отстой. Интересно, кому-нибудь вообще осень может нравится? Хотя, наверное, негры в Африке кайфуют — типа, попрохладнее стало... — Ну ты и темнота, Василь! В Африке зимой наоборот, самая жара. А как же Пушкин? — Милка сидела на кровати, поджав ноги. Кругляш старого электрического обогревателя почти не давал тепла, и пол был совершенно ледяной. — Пушкин точно осень любил. Нас еще, помнишь, Гюрза «Онегина» учить заставляла, вот это вот все: «Уж небо осенью дышало, уж реже солнышко блистало...». — Во, я и говорю! Пушкин же негр наполовину, вот ему и по кайфу было! – обрадовался Васька. — Ничего я не учил, потому что у нас тогда уже ...

Стоял тот тёплый, но не жаркий, летний вечер, когда даже такой город, как Москва, кажется уютным и пригодным для жизни. От нагретой земли поднималось тепло, а сверху, с медленно тускнеющих синих небес, падал, расправив крылья, ночной холодный ветер. Мы с Серёгой сидели на склоне небольшого оврага, чуть в стороне от крайнего ряда многоэтажек, и пили пиво. Пахло пылью, нагретой землей и скошенной травой. Было тихо – звуки города гибли, разбившись о дома, и сюда не долетали. Впереди, за пустырём странной формы и небольшой мутной речушкой, петляющей в низине, вставали новые дома. Чёрно-белые, совершенно одинаковые, они резко контрастировали с мягкими природными тонами окружающего пространства – синевой темнеющего неба, серой мутью речушки, зеленью деревьев и желтизной выгоревшей травы. — Смотри, — я мотнул головой в сторону новых домов, – какие уродливые. Вот я не понимаю, почему бы их хотя бы не раскрасить в какие-нибудь весёлые цвета. Ладно сейчас, а что зимой будет, когда у нас и та ...

Эта история написана в рамках осеннего турнира Мракотеки (октябрь 2025 года) Накрапывает. Солоно. Кипит чайник. Что такое чайник? Антонина морщится, силясь вспомнить, бурчит коллеге: — Ты давай… работай. Нам ещё во-от такую партию заготовить надо! — и разводит руками. Звякают друг о друга золотые цепочки неснимаемых браслетов, трясутся кончики пальцев. Взгляд вдруг цепляется. Странно, куда подевалось кольцо? Оно ведь точно здесь было. Прямо здесь. Здесь прямо. Тут. Здесь. Здесь. Здесь. Здесь. Так что сказать-то хотела?.. — Ты куда положила мои перчатки? Верни! Это точно она, кто ж ещё? Вот стоит, горбится, смотрит в лицо бесстыжими синими глазами, мотает головой. Говорит, что не брала, а у самой полный шкаф чужого добра. Слышится: — Мама, я же с тобой была. Отпускает. Накрапывает. Солоно. За мутной пленкой-пеленой дождя даже не разглядеть своего лица. Остаётся только смотреть в стекло, гладить его, будто пытаясь потрогать щек ...