2006 год, село Толстовка. Шли летние каникулы. Я, девятилетний оболтус, будучи отправленным в деревню к дедушке, изнывал от невыносимой скуки. Ранее я у него гостил только в глубоком детстве, в года два-три, это время я очень плохо помню — чего не скажешь про лето, о событиях которого я хочу вам поведать. Телевизор в дедушкином доме хоть и был, но ловил только пару-тройку первых каналов, и СТС с ТНТ, естественно, в это число не входили. Читать заданное на лето не хотелось ни в какую. Речка была — мелкий лягушатник, и озеро тоже было, но заросшее тиной и слишком грязное, чтобы в нем купаться. Хотя в целом план родителей удался — большую часть времени я проводил на свежем воздухе. Пинал мяч во дворе, лазал на деревья, по возможности исследовал заброшенные дачные домики, которых в окрестностях было немало. Меня как магнитом тянуло на заброшку, не знаю почему, думаю, многим это знакомо.
Кроме меня, в деревне проводили лето ещё трое пацанов, Саша, Коля и Данил. С ними я вскоре познакомился. Они все были постарше, но, к счастью, хорошо ко мне отнеслись. Стали учить меня всяким классным штукам. Показали, где есть «ничейный» дачный участок с кучей ягодных кустов, как из подручных материалов можно сделать настоящий лук со стрелами, ну и тому подобное, всего не перечислить. Вся скука в их компании как по волшебству улетучивалась. Потом мы ещё в индейцев играли, даже лагерь построили на краю леса, с вигвамами — весело было... А по вечерам, пока нас ещё не разогнали по домам, мы тайком разводили костёр (нам не разрешали, мол, сухую траву случайно подпалим и т.д. и т.п.) и рассказывали друг другу страшные истории. Естественно, проведшие в деревне не одно лето мальчишки хотели в первую очередь поделиться местными байками, не похожими на те, что были в ходу у моего окружения из города. Я рассказывал им известные и относительно безобидные истории про светящиеся радиоактивные глаза, замурованные в стене дома, про похищающий людей трамвай под номером 13, про приносящего несчастья мальчика с красной птицей на плече, про колготки, по ночам оживающие и обгладывающие девчачьи ноги до косточек. А их истории были какими-то дикими.
Помню, я натурально дрожал всем телом, когда слушал про медведицу, которая задрала в лесу беременную женщину, вспорола ей живот и вытащила оттуда младенца своими когтистыми лапищами. Зверь, согласно истории, решил его не съедать, а воспитывать как сына, и вырос в итоге из этого маленького мальчика волосатый зверёныш, сильный, хитрый и для людей очень опасный... На одной из таких вечерних посиделок я и услышал впервые о так называемых «юричах». Рассказывали — жил некогда в Толстовке бомж по имени Юра, эдакий юродивый, который не очень дружил с головой. Так вот, «юричи» — это якобы дети его и демоницы/ведьмы/какой-то другой нечисти женского полу, которая, как он говорил, к нему приходила по ночам. В отличие от медведей, волков, леших и прочих лесных чудовищ, расценивавшихся исключительно как опасное и жестокое зло, юричи в представлении моих новых приятелей были безобидные, как говорится, «на лицо ужасные, добрые внутри». Мне даже обещали устроить как-нибудь экскурсию к заброшенному заводу, где эти юричи до сих пор живут, и я в это даже почти верил. И не зря, как оказалось.
В тот день мы затарились в единственном местном магазинчике газировкой, леденцами и ооочень вкусными кириешками и пошли, следуя за Колей — он был самый старший — по узенькой заросшей тропинке в лес. Вскоре тропинка перешла в лесовозную дорогу (хотя «дорога» это громко сказано, просека с двумя колеями), по которой мы шли ещё минут пятнадцать. И вышли к руинам чего-то, похожего на советский промышленный комплекс. Непонятно, почему его в своё время построили рядом с маленькой деревней, хотя, может быть, возить готовый бетон кому-то показалось проще, чем цемент и песок — карьер совсем рядом есть... Мальчишки водили меня по всему объекту, показывали все интересные места. Я был в восторге. Мы лазили по обветшавшим, крошащимся под ногами развалинам, совершенно не боясь наступить на гвоздь или распороть руку о ржавую арматурину, каких здесь торчало немало на каждом шагу. Потом в этих же развалинах играли в прятки. Залазили в подвал, под бетонные плиты, на крышу. Потом сели перекусить сладостями.
После перекуса ребята сказали, что мне нужно пройти обряд посвящения. Кого, чему — никаких подробностей. На меня нахлобучили какую-то старую кепку, спадавшую на глаза, и практически вслепую за руки отвели в маленькую подсобную комнату. Ну и началось — «Клянёшься ли ты...» Нужно было дать несколько клятв. В основном они касались сохранения всего произошедшего в тайне — никогда не рассказывать, что был на этом заводе, никогда не рассказывать, что видел юричей, и так далее. Я смутно понимал, для чего такая конспирация, но всё равно было немного не по себе. Когда я утвердительно ответил на всё, Коля достал деревянный меч и треснул им об моё плечо, на манер посвящения в рыцари. После этого церемония была окончена. Мы вышли во двор завода и продолжали веселиться как ни в чём не бывало. Наверное. У меня всё равно было странное предчувствие. Потом мы устали резвиться, присели на лестнице, болтали и пили лимонад. Потихоньку сгущались сумерки. С собой была пара фонариков, так что мы их включили и поставили светом кверху, для атмосферности. И тут Саша наклонился ко мне и шепнул что-то вроде «А вот и юричи пришли!» «Где?» — спрашиваю. Тот протягивает руку и указывает на конструкцию, с помощью которой на самосвалы грузится щебень или песок, видели, наверное — три горки-пандуса, собранные в пучок. На фоне её я заметил какое-то движение, присмотрелся и застыл.
Буквально в тридцати метрах от нас беззвучно шли две неведомых, жутких твари. Такое безумное сочетание черт моё подсознание ни в одном страшном сне не смогло бы мне подбросить, говорю с уверенностью. Туловище — как у очень худого человека, только без рук, а вместо ног — четыре короткие суставчатые лапы, почти как у паука или у краба. Рёбра туго обтянуты кожей, серой, как пепел, позвоночник выпирает. На горбушках у тварей лежали, как у двух цапель, длинные изогнутые шеи и большие головы — тоже птичьи, с длинными прямыми клювами и впалыми глазницами, на дне которых поблёскивали крохотные глазки. Именно не горели огнём, а блестели, чуть заметно, то тёмно-зелёным, как арбузная кожура, то малиновым. Видимо, в них отражался свет наших фонариков. Я, совершенно офигевший, почти не дыша сидел на холодных ступенях и таращился на двух существ, которые мирно паслись на бетонной проплешине. Они двигались маленькими шажками, вороша лапами опавшую листву, часто наклонялись, расправляли шеи и подбирали что-то с земли, а затем запрокидывали головы и проглатывали это что-то. Когда оцепенение прошло, я почему-то первым делом спросил у ребят, что же они там выискивают и едят. «Камни,» — отозвался Данил. — «Мелкую гальку, щебень. Трухлявые палки тоже.»
Будто стремясь как можно быстрее удовлетворить моё любопытство, все трое начали во всех подробностях рассказывать, что якобы ранее давали этим «юричам» много съедобной и несъедобной всячины, и они особо не разбирали, что есть. Говорили — давали обломки бетона и кирпича, деревяшки, макулатуру, яблоки, дохлую белку кому-то из них скормили. Рассказывали, как однажды хотели разводить здесь костёр, но пошёл дождь, и с досады они отдали юричам на съедение целую стопку мокрых газет. Ещё сказали, что они очень любят картошку, берут прямо с рук. В одном из рюкзаков у них оказалось припасено как раз немного картошки, грязной, в земле, воняло гнилью ужасно. Вручили мне картофелину, сказали, мол, иди, покорми. Деваться было некуда. Я пошёл, как болван, даже уверено вполне, но это только с виду так казалось. На самом деле мне было до одури страшно, и я прилагал массу усилий, чтобы не дрожать. Существа, заметив меня, засеменили навстречу. Они были примерно с меня ростом. Ни острых шипов, ни когтей, ни даже зубов у них не было, но какая-то общая неестественность, нецелесообразность их строения и странных, одновременно плавных и дёрганных движений вгоняла меня в ужас. Таких чудовищ просто не должно существовать. Подойдя уже совсем близко, настолько, что можно было разглядеть их шевелящиеся ноздри и морщинки вокруг глазниц, я не выдержал — психанул, бросил картошку и молча рванул назад. Должно быть, рожа в тот момент у меня была живописнейшая.
Ребята не смеялись над моей трусостью. Сказали, в первый раз им тоже было жутковато. Они взяли рюкзак и сами пошли к юричам, кормили их, словно обычных кур, с улыбками на лицах. Я оставался в сторонке и думал, какой же я оказался соплёй, какую возможность упустил. Откуда-то вышло ещё одно существо, немного покрупнее двух первых — Саша сказал, что это девочка. Они мне ещё очень много всего рассказали тем вечером. В первую очередь о том, что взрослые из деревни юричей очень не любят, считают нечистой силой. О том, что два года назад ночью один юрич зачем-то подошёл к самым домам, и дядя Игорь просто взял и застрелил его из ружья. А на следующий день вся деревня собралась и сожгла останки, чтобы «из города учёные не понаехали и на изучение не забрали». Ещё сказали, что ни в одном из соседних посёлков про этих существ никто даже не слышал. Значит, они очень редкие, должно быть, занесены в Красную книгу. Что их нужно защищать, и что я теперь состою в тайном обществе, потому как знаю этот секрет.
Я так и не рискнул снова подойти поближе к существам. Засиделись у завода почти до полуночи, когда спохватились — бегом помчались до дома. В это же время мой дедушка, оказывается, изрядно обеспокоенный моим исчезновением, поставил на уши всю деревню. Мы объяснили ему, что всё это время были вместе. Соврали, конечно, что тайком жгли костёр на поляне в лесу, огонь же в темноте намного красивее, чем при свете дня. Про завод ни слова не сказал. До выходных мне даже не разрешали уходить со двора. Данил навещал меня, и мы говорили через вторую калитку, расположенную с обратной стороны от дома, в огороде, в густых зарослях малины. Он рассказал мне, что кто-то из взрослых ходил на поляну и естественно никакого свежего кострища там не нашёл. Да и бабушка Коли что-то подозревала по его словам, пыталась выведать, где тот периодически пропадает и возвращается так поздно.
Даже когда мне снова разрешили гулять, ребята больше не хотели возвращаться к заводу, мол, слишком опасно, ведь за нами может проследить какой-нибудь особо суеверный старикашка и рассказать остальным, где прячутся «исчадья Ада». А идти туда в одиночку я трусил. Не столько из-за юричей — всё же, по уверению моих приятелей, они даже кусаться не умеют — сколько оттого, что мог заблудиться, или наткнуться на медведя. Ну и причина, озвученная выше, тоже была уважительной, хотя мне данный расклад событий казался крайне маловероятным. До конца августа ничего такого интересного больше не происходило. Обычное лето в деревне, каким оно было до того вечера. Ещё нужно сказать, что на следующий год я снова провёл лето в Толстовке. Но никого из старых знакомых там в тот раз не было — только совсем маленький мальчик, я даже имени его не узнал. Я набрался смелости и сходил на завод один. Правда днём, так что юричей не видел, и не нашёл и каких-либо следов их присутствия. Внимательно вслушивался в разговоры соседей, когда они выносили стол с кухни во двор и обедали в тени яблонь, но не слышал ничего, что могло бы касаться каких-то странных существ. Выцепил только, что кто-то по ночам ворует у деда Сергея картошку.