Эта история написана в рамках зимнего турнира Мракотеки (декабрь 2024 — январь 2025 года)
1.
30 декабря 1938 года, за день до самого главного праздника в году, Емельян, рабочий-стахановец Витебской чулочно-трикотажной фабрики имени КИМ, привел своего сына Николая в промтоварный универмаг на первом этаже 5-го коммунального дома.
Перейдя пустынную площадь перед мощной, как танк, новой 4-этажкой с выступающими полукруглыми башнями, внутри которых находились лестницы двух подъездов, кутаясь в пальто от внезапно налетевшего пронизывающего ветра, поднявшего снежную пыль на пустыре, мужчина с ребенком поднялись по парадной лестнице к магазину и зашли внутрь.
Елочные украшения громоздились в углу, в небольшом закутке за массивным неуклюжим шкафом, который тоже продавался. Емельян, к удивлению своему заметил, что в помещении никого из покупателей не было.
«Странно, — решил стахановец, — обычно здесь не протолкнуться, да еще и праздник скоро!»
Тем не менее, по какой-то странной причине никто из многочисленных обитателей 5-го коммунального дома, а также окрестных домов поселка на индустриальной окраине Витебска не бежал в универмаг за подарками. То ли в свой выходной день, последнее 30-е число в году, рабочие разошлись по клубам или уехали в город, то ли сидели по квартирам, не желая морозить носы, и готовили новогодние блюда.
Продавца в отделе (точнее, закутке) елочных игрушек не оказалось. Емельян несколько раз громко позвал работников магазина, но никто не вышел. Мужчина даже подумал, что попал в учреждение в обед или на переучет, но время для того и для другого было неподходящим.
Коля тем временем разглядывал яркие стеклянные украшения, висевшие на новогодней красавице-елке. Звездой на макушке дерево доставало до самого потолка, а на пушистых ветвях сверкали чуть топорно изготовленные шарики, снежинки, балерины, парашютисты, машины и танки.
Емельян вспомнил статью в городской газете, где сообщалось, что теперь вся эта прелесть к Новому Году производилась в Витебске, на зеркальной фабрике. Возможно, потому на этот зимний праздник игрушки были в изобилии в городских промтоварных магазинах. В минувшие годы за ними надо было побегать и постоять в очередях.
На глаза мужчине попался танк. Что-то сразу не понравилось рабочему в этой игрушке. Смотрелась боевая машина неуклюже, почти карикатурно: здоровенный корпус и башня на крохотных гусеницах, которые непонятно как вообще способны были выдержать подобную громадину, существуй такой танк в реальности. Но это еще можно было списать на брак, или на неопытность стеклодувов, впервые освоивших выпуск нестандарной продукции. Но вот откуда на башне чужой, пугающий, некрасивый знак, похожий на хищного черного паука?
«Это же свастика! — догадался Емельян и ощутил холод по всему телу и мурашки по спине. — Фашистский знак! Причем на том месте, где должна быть наша красноармейская звезда!»
Мужчина проглотил слюну. Он с минуту стоял, вперив взгляд в эмблему нацистской Германии, намалеванную на невинной детской игрушке. Ощущение неестественности, неправильности происходящего сжало рабочего клешнями.
«Кто допустил подобную мерзость? — оцепенение переродилось в негодование. — Это же вражеская пропаганда! Диверсанты! Враги народа! Мало того, что на зеркальной фабрике свили гнездо и производят гадости, так еще и дирекция предприятия им попустительствует, раз подобное поступает в продажу, и в самом магазине, видимо, руководят слепцы!»
Емельян крикнул что было сил, так, что другие висевшие на елке игрушки зазвенели:
— Продавец! Черт вас дери, вы где? Здесь вообще есть хоть одна живая душа? Где начальство? Дайте жалобную книгу!
Никто, однако, не спешил нести в торговый зал этот важный документ. Зато Емельян увидел, как его сын отстраняется от прилавка и тянет отца за рукав.
— Пап, что это? Пойшли отсюда скорее!
И указал пальцем на злосчастный танк. Теперь уже и взрослый испугался. Свастика на башне игрушки принялась расти, увеличиваться в размерах, раздуваться. Под ее тяжестью елочное украшение соскользнуло с ветки, шлепнулось на бетонный пол и разлетелось вдребезги.
Вырвавшись, наконец, со своего места на башне, черный крест с загнутыми краями бешено завертелся вокруг оси, словно пропеллер, не переставая при этом расти. Николай взвизгнул, отпустил отца и кинулся к выходу. Емельян же все глядел, как завороженный, не в силах оторвать взгляда.
Свастика размером с велосипедное колесо, как юла, вертелась на полу, а потом неожиданно оторвалась от земли в взмыла под самый потолок, где вдребезги разбила лампу.
— А-а-а-а! — только и в состоянии был прохрипеть Емельян, когда вращающаяся лопасть перерубила ему горло.
Кровь брызнула во все стороны, испачкав елку, прилавок, пол и витринное стекло. Тело мужчины рухнуло на пол с полуотрезанной головой.
Николай бежал через пустынную площадь, словно за ним гналась сотня чертей, к трамвайной остановке, на которой стояли, дожидаясь транспорта, люди.
2.
В тот же день, но уже вечером, на квартире лучшего стахановца Витебской очковой фабрики имени Розы Люксембург Льва Ашера, в доме на Октябрьской улице состоялось торжественное мероприятие.
Днем в комнате рабочего зазвонил телефон. Ашер поднял трубку. Хриплый голос сообщил, что в восемь часов поздравить стахановца и его семью с наступающим Новым Годом приедет творческая бригада из Клуба металлистов с кинопередвижкой.
«Ничего себе! Какая честь! А чем я заслужил?» — только и смог спросить удивленный глава семейства. На что получил ответ:
— За Ваш ударный труд и рационализаторство! Чтобы в следующем году перевыполнили план на 300% и дали нашей стране больше новых театральных биноклей!
Лев был польщен. Не то, чтобы он ничего не знал о подобных выездных бригадах, которые, кстати, уже успели в прошлом и позапрошлом году поздравить его товарищей. Вот только себя он по врожденной скромности не считал достойным такой чести!
В половину восьмого все жильцы первого подъезда трехэтажного дома по Октябрьской улице выстроились у входа, ожидая приезда клубных работников. По телефону не обманули: ровно в восемь в конце пустынной улицы послышался гул мотора грузовика, а через несколько минут трехтонка остановилась у входных дверей.
— Кто здесь Ашер? — спросил вылезший из кабины шофер. Лев подошел к нему и пожал руку.
— Понесли технику в квартиру! — скомандовал водитель троим, сидевшим в кузове. Двое немедленно спрыгнули вниз, а третий стал подавать им через борт тяжелый проекционный аппарат с бобинами и аккумуляторы к нему.
С трудом затянули аппаратуру на третий этаж, где была квартира Ашера. «Стоило ли так надрываться? — думал про себя передовик производства. — Могли бы поздравить и в клубе, при всех». Но в глубине души рабочему было приятно — дирекция предприятия и профсоюз не пожалели сил и средств, чтобы порадовать простого человека.
Технику затащили в комнату Ашера, где тот жил с семьей. Помещение выглядело весьма просторным, на два окна, так что имелась возможность поставить перегородку и превратить одну комнату в две. Хозяин жилища собирался этим заняться ближе к лету.
Семья стахановца — он сам, жена и маленькая, лет пяти, дочка с любопытством глядели, как клубные работники ставили кинопроекционный аппарат и подключали к нему аккумуляторы. Экраном для демонстрации фильма должна была служить белая стена квартиры.
— Могли бы не мучиться, не тащить эти бандурины, — Ашер указал на два больших переносных ящика с аккумуляторами, от которых к аппарату тянулись провода. — У меня свет проведен!
Но шофер покрутил головой.
— Не положено. Проводка может не выдержать нагрузки.
Ашер согласился.
Соседи по коммуналке толпились в дверях. Невысокого роста работник клуба стал отгонять людей в коридор.
— Мы хотим поздравить товарища передовика лично, в интимной, так сказать, обстановке. Вы нам мешаете. А вот на фильм можете заходить!
Виновнику торжества очень не понравились эти слова. «Зачем такая секретность? Поздравил бы при всех, мне только приятнее будет! А так соседи обидятся и до следующего года руки не подадут». Вслух стахановец сказал:
— Я разрешаю. Впустите! Это мой праздник, в конце концов. Пусть соседи тоже порадуются! Вместе живем, как-никак.
— Тогда пускай деньги заплатят за вход! — прошипел второй работник, высокий, как каланча. — По установленной таксе. Членам профсоюза металлистов — скидка 50%. Наш клуб на хозрасчете сейчас, дотации отменили, поэтому деньги лишними не будут.
У Ашера сделалось мерзко на душе от подобной меркантильности. «Уж лучше бы совсем не приходили, чем так. Стыдоба какая!» — подумал работник, но не проронил ни слова.
Услыхав о плате за вход, соседи удалились в коридор и вскоре разбрелись по своим комнатам. Шофер захлопнул дверь и накинул шеколду.
— Начинаем! — скомандовал низкий.
— Уважаемый товарищ Ашер! — начал высокий. — За Ваш ударный труд, за активное участие в движении изобретателей и рационализаторов, за успешное выполнение и перевыполнение плана, а также за освоение нового вида продукции — театральных биноклей — дирекция Витебской государственной очковой фабрики и секретариат профсоюзной ячейки металлистов вручают Вам новогодние подарки — 1-й том книги «История гражданской войны», премию в размере месячного оклада, путевку в профилакторий для Вас и супруги, а также комплект елочных игрушек.
— Спасибо Вам огромное! Рад трудиться, — растроганно проговорил виновник торжества. — Постараюсь в следующем году повысить производственные показатели и дать еще больше биноклей...
— Это Вы не нас благодарите, — перебил рабочего третий работник клуба, человек с совершенно непримечательной внешностью, до того молчавший, — а нашу славную партию и великого товарища Троцкого, давшего возможность отмечать новогодний праздник!
«Вероятно, он оговорился, и имел в виду Сталина!» — подумал Ашер, и мгновенно его спина сделалась потной. За подобную, пусть даже случайную оговорку можно было лишиться головы!
— Слава товарищу Сталину! — прокричал стахановец.
Клубные работники поморщились. Тот, что был выше остальных, собирался что-то произнести, но тут дочка дернула Ашера за рукав и отвлекла от происходящего.
— Пап, смотри, а там на шарике дядька с бородой!
Девочка успела распаковать подарки и осмотреть их первой. И что-то в них ей явно не понравилось.
Отец глянул на шар, которым ребенок тыкнул прямо в нос. Глянул — и вздрогнул: с полукруглой стеклянной поверхности игрушки на него взирал профиль Льва Давидовича Троцкого!
«Не может этого быть!» — подумал Ашер. Он вспомнил прошлогодние газетные карикатуры на бывшего лидера революции, которого теперь изображали мерзким карликом с окровавленными пальцами, с топором в руке, или ведущим за собой великана в костюме химзащиты с противогазом и свастикой на рогатой каске. Вспомнил стахановец и жуткие признания на судебных процессах бывших соратников Троцкого, которые транслировали по радио. Как они, объявленные «врагами народа» и всенародно презираемые, рассказывали о том, что их «вождь» из-за границы заставлял за деньги пускать под откос железнодорожные составы, взрывать шахты, травить газом рабочим в цехах, калечить женщин и детей. И теперь ему, ударнику производства, «знатному человеку» преподносили новогодний стеклянный шар с профилем того, кто, если верить газетам, был виновником всего плохого, что окружало вокруг, виновником трагедий и провалов, очередей и дефицита, хуже черта в аду!
«Спрячь эту гадость! — прошептал Ашер дочери на ухо. — Смотри: люди, которые сюда пришли, — не работники нашего клуба, это враги, иностранные шпионы. Они задумали совершить какую-то подлую диверсию. Я пока их отвлеку, а ты незаметно выйди в коридор, выбеги на улицу и зови на помощь!»
Девочка молча кивнула, отставила коробку с игрушками и прошмыгнула к двери, так что ее никто не заметил. Ашер, чтобы не выдать своих намерений, принялся заговаривать зубы.
— А что за фильм вы нам сегодня привезли?
Короткий оживился.
— О, вы такого еще не видели и вряд ли забудете!
— Наш или заграничный?
— Наш, советский, недавно вышел, еще в кинотеатрах пройти не успел. Цветной!
— Ну ничего себе. А немой или звуковой?
— Немой, — сконфузился работник клуба. — Звуковой аппарат мы бы сюда не затащили!
— Ладно, крутите! — Ашер услышал, как сзади слегка хлопнула дверь. Дочь выбежала за подмогой.
Свет в комнате погас и послышался треск запускаемого киноаппарата. В ярком прямоугольнике на стене замелькали первые кадры.
Как и было обещано, фильм оказался цветным, причем цвета выглядели неправдоподобно яркими и реалистичными. Казалось, что это не аппарат демонстрировал картину, а в стене открылось окно в другой мир.
Сначала на пару секунд мелькнула надпись на непонятном языке. Ашер не успел прочитать, да и сомневался, что это был русский или белорусский. «Похоже на идиш,» — решил рабочий. Идиш он знал.
Надпись сменила панорама Земли, снятая сверху, словно из стратосферы или из космоса. Цветная полусфера с морями и континентами словно бы удалялась от зрителя, а темное пространство над ней светлело. В какое-то мгновение Ашер заметил в его безжизненной глубине объект, напоминавший диск или тарелку. Пока Земля удалялась, он, наоборот, приближался.
Когда тарелка заняла добрую половину экрана, из нее вниз, на планету, опустился яркий луч. По нему из диска спустились одна за другой три человекоподобные фигуры.
«Что за чушь?» — подумал ударник. Но изображение тем временем сменилось. По экрану несся на всех парах паровоз и тянул за собой состав. Внезапно путь ему преградил луч. Машина налетела на источник света и упала вниз с насыпи, потащив за собой вагоны.
Следующий кадр: в огромном заводском цеху вокруг исполинского котла суетились рабочие. Внезапно луч сверху прорезал пространство, пробил оболочку котла, и тот взорвался, разметав все вокруг и разбросав, как муравьев, людские фигурки.
От следующей сцены Ашеру сделалось дурно. По улице большого города с высокими домами ходили существа, напоминающие людей. Их тела покрывали резиновые костюмы с высокими сапогами и перчатками, а вместо голов, прямо из шей, росли щупальца. Вдоль улицы, по тротуарам, валялись трупы — мужские, женские, детские.
Непонятного вида существа подходили к мертвецам, щупали их своими отростками, отрывали куски тел, руки, ноги и головы, и помещали туда, где щупальца начинались, после чего конечности исчезали.
— Фу, какая мерзость! — завопила жена. Слова супруги привели Ашера в чувство. В этот момент аппарат затарахтел и демонстрация прервалась.
— Пленка оборвалась! — сказал дылда и бросился к кинопроектору, где уже возился маленький.
Секунду спустя аппарат вспыхнул, как спичка. Огонь моментально охватил всю комнату, а едкий дым повалил в коридор.
Ашер не слышал воплей супруги, на платье которой попала горящая кинолента. Теперь женщина сгорала заживо. Стахановец упал на пол, закрывая лицо от дыма, в отчаянных попытках не задохнуться. В последний миг мужчина глянул вверх и увидел несшуюся к нему гигантскую голову Троцкого с разинутой зубасной пастью.
«Только бы доча успела!» — подумал ударник, когда зубы чудовища сомкнулись у него на шее.
3.
Третье происшествие на Новый 1939 год случилось на далекой витебской окраине, в поселке фанерного завода имени газеты «Звязда», в тот же вечер 30 декабря.
Стахановец предприятия Борис Волков устраивал у себя в доме праздничную вечеринку. Пригласил коллег по цеху и соседей, а также их детей.
Пришло невероятно много человек. Не всех гостей Борис знал лично. Хоть бал-маскарад и не был заявлен, некоторые напялили на себя костюмы.
Приближалась полночь. Дом Бориса не был электрифицирован, поэтому праздновали при керосинке. Старая закопченная лампа давала не так много света, как хотелось, поэтому не все случившееся хозяин дома смог подробно разглядеть. Как же потом Борис корил себя, что не оставил в дирекции фанерного завода заявку на проведение электричества! Ему, как одному из лучших людей предприятия, подвели бы ток наверняка.
Среди гостей праздника оказался некто в костюме Деда Мороза. Борис подумал, что не приглашал никого из работников клуба, где могли быть подобные одеяния. Клуб фанерзавода вот уже несколько лет стоял на замке, и все праздники жители поселка обставляли либо собственными силами, либо ходили в Пролетарскую Слободу, в клуб фабрики имени Кагановича.
Присутствующие уже изрядно нагулялись и немного выпили. Они сидели по углам большой комнаты дома. Борис размышлял, стоило ли продолжать скучное торжество или пора намекнуть людям расходиться по домам (впереди был рабочий день), как неожиданно в центр зала вышел Дед Мороз с мешком.
— Дети, угадайте, кто я, и что я вам принес? — пробасил новогодний персонаж и поставил на пол мешок, плотно набитый чем-то.
— Ты Дед Мороз и принес подарки! — подал голос сын Бориса Миша и подбежал к волшебнику.
У Бориса в голове мелькнула мысль, что стоило бы отговорить сына подходить к ряженому незнакомцу. Но хозяин отогнал глупую идею прочь.
«Ну что может сделать ребенку этот милый дед? Тем более, вокруг столько народу, и родители рядом!»
Дедушка с длинной белой бородой тем временем продолжал:
— Чтобы забрать подарки, их нужно достать самому. Полезай за ними в мешок!
И человек в костюме открыл котомку. Изнутри на Бориса глянула неправдоподобно густая тьма, не пропускавшая, казалась, ни одного проблеска света, и словно затягивавшая в себя.
Рабочий снова хотел удержать сына, но Миша уже скрылся в мешке наполовину, так, что наружу торчали лишь ноги. Скоро и они скрылись в непроглядной глубине. Странно, но емкость уменьшилась в объеме, похудела, несмотря на то, что в ней поместился мальчик. Ни стонов, ни криков Борис не услышал. А Дед Мороз, как ни в чем не бывало, завязал мешок веревкой, взвалил на плечи и двинулся к выходу.
— Стой! — заорал испуганный отец. — Отдай моего сына!
Мужчина вскочил с места и ринулся вслед за уходившим бородачом. Тот, поняв, что за ним гонятся, рванул на улицу такими большими шагами, что один из них был равен трем у взрослого человека.
Борис не отставал. Он чувствовал, что теряет самое дорогое в жизни — собственного ребенка — и теряет навсегда. Отцовское сердце разрывалось от боли безысходности и звериной ярости. Если бы он нагнал новогоднего деда, то разорвал бы на куски.
Дед Мороз, однако, не давал этому совершиться. Он с легкостью перемахивал через заборы, в два прыжка преодолевал чужие огороды, а когда на пути у него попался колодец с шатром, вытянул ноги, словно они были из резины, и запросто перешагнул препятствие.
Борис осознавал, что не догонит неведомое существо (мужчина сомневался, что бежал за человеком), и это только распаливало его. Из чьей-то поленницы мужчина вытащил бревно и со всей силы кинул в деда, целясь в голову.
Преследуемый зарычал, точно раненый волк, и почесал затылок. Борис понял, что попал. В тот же момент Дед Мороз кинул мешок, а сам ускорился, да так, что пару мгновений спустя скрылся с глаз преследователя.
Мужчина запыхавшись подбежал к тому месту, где подбил новогоднюю тварь. Поднял со снега мешок и вывернул наизнанку. Он был пуст.
4.
Утром 31 декабря 1938 года к главному подъезду здания Витебского областного управления НКВД на Советской улице, бывшего Дворца губернатора, подъехала служебная «эмка». В автомобиль сели двое. Машина объехала по кругу монумент героям Отечественной войны 1812 года, выехала на Советскую улицу у 4-го коммунального дома, а оттуда свернула на Володарскую.
Чекисты Павлов и Ивашев (именно они ждали авто у входа во Дворец) ехали в сторну зеркальной фабрики на проспекте Фрунзе.
— Что за чертовщина происходит у нас в городе? — первым начал разговор Павлов. — Вчера будто нечистая сила по Витебску погуляла!
— Поповские бредни, — отрезал Ивашев, состоявший в Союзе воинствующих безбожников. — Все имеет рациональное объяснение. Товарищ Сталин сказал, что по мере наших успехов в построении социализма будет обостряться и классовая борьба. Это теперь обязан помнить каждый, а чекист — особенно. Враги повсюду, злобные, беспощадные классовые враги. Враги внешние и особенно — внутренние. И никакой нечистой силы нет, а всякие разговоры про нее — только на руку супостату...
— Так то оно так, — поддержал сослуживца Павлов, — но слишком уж... как это сказать... странные методы у наших врагов!
«Методы, действительно, странные, — подумал Ивашев. — Нечеловеческие какие-то. Сначала голову отрубили на 5-м коммунальном. Потом этот пожар на Октябрьской. Полдома выгорело, насилу потушили. Хорошо, хоть ребенок спасся и все милиции рассказал. Проверили. Никаких выездов к погибшему Ашеру с киноаппаратом на квартиру в Клубе металлистов не планировалось. Тех сотрудников, что приехали, вообще никогда не работало там! И аппарат они хрен знает откуда взяли! А потом исчезли, словно в воздухе растворились! Но это — ладно, подобные вещи на чекистской службе видать приходилось. Враг коварен и беспощаден, это факт. Но зачем, а главное — кто откусил Ашеру голову? И куда ее девал? Вот это непонятно!
Одного ребенка спасли, а другого не уберегли. Ночью на фанерном заводе исчез мальчишка. Отец клянется, что Дед Мороз его утащил! И кого, в таком случае, арестовывать? Деда с бородой из ваты? Совсем враги обнаглели в своей классовой мести! Ничего святого для них нет! И ведь самое поганое в том, что пострадали передовики производства, стахановцы, лучшие люди города, гордость предприятий!»
Вслух сотрудник НКВД, естественно, ничего такого не сказал.
— Методы гестаповские, — произнес чекист. — Там работают опытные палачи и отпетые уголовники. За плечами у них — расправы с эфиопами, удушение Испанской республики, еврейские погромы в Германии, что недавно прошли. Такие не перед чем не остановятся!
Всю оставшуюся дорогу молчали. «Эмка» переехала отремонтированный мост через Витьбу, промчалась по площади Свободы мимо закрытого Николаевского собра, где уже семь лет не было служб. Поначалу в храме планировали создать клуб, но так ничего толкового не организовали, только колокола и кресты сняли. Так и пустовало большое здание в самом центре Витебска.
Автомобиль подъехал к воротам зеркальной фабрики. Здесь уже стояло милицейское оцепление. Сам глава областного утрозыска встречал чекистов.
— Что у вас тут произошло? — спросил Ивашев. — Зачем так много людей?
— На работу не вышла целая смена, — ответил начальник угро.
— Уже отмечают Новый Год? — глупо пошутил Павлов, но осекся.
— Директор не следит совсем за трудовой дисциплиной, — перебил сослуживца Ивашев. — Допросили его? Тут может быть целое вражеское гнездо!
— Вся загвоздка в том, что директор пропал вместе со всеми!
Павлов присвистнул.
— В таком случае, пойдем осмотрим цех. Тут, как я понимаю, делают новогодние игрушки? — спросил Ивашев.
— Да.
«Возможно, здесь и кроется разгадка вчерашних инцидентов. На первый взгляд, все три случая ничем между собой не связаны, но все-таки связь есть. Игрушки! Новогодние игрушки производства Витебской зеркальной фабрики присутствуют в двух делах прямо, а в третьем — косвенно,» — пытался анализировать чекист.
Через проходную вошли в фабричный дворик, и возле высокой трубы прошагали через дверь в производственное помещение, располагавшееся в старом, дореволюционной постройки, двухэтажном доме из красного кирпича.
Еще на пороге цеха, выпускавшего стеклянные игрушки, милиционеры и чекисты услышали мерный стук и гудение, словно работали какие-то механизмы.
— Корпус обесточен? — поинтересовался Ивашев у охранника, шедшего вместе с ними.
— Еще с позавчерашнего вечера!
Несмотря на отсутствие энергии, производство функционировало, работа шла полным ходом. Или все же ток в цех подавался?
Необычное зрелище открылось вошедшим, едва они ступили на порог помещения. Посреди цеха крутилась длинная лента, напоминавшая конвейер. С противоположного конца на нее подавались затотовки. Их раскаляли и превращали в стекломассу две мощные горелки, затем немедленно подхватывали металлические клещи, напоминавшие пальцы стеклодува. Одним движением они подносили массу к раздутым мехам, без посторонней помощи выдувавшим из нее шарики. Клещи с обратной стороны при помощи специальных форм придавали стеклу форму неуклюжих танков.
Охлажденные игрушки клались обратно на ленту, которая прогоняла шарики сквозь вращающиеся валики с краской. В самом конце производственного процесса на елочные украшения ставились печати с изображениями. С ленты шарики падали прямиком в коробку, которую, по мере наполнения, уже другой, более короткий конвейер отвозил в сторону.
— Полная автоматизация! Цех без людей! Самому Форду такое не снилось! — прошептал Павлов.
Ивашев тем временем вытащил из коробки готовый шарик. Осмотрел его и с размаху разбил об пол. На сферической поверхности чекист разглядел портрет Троцкого.
— Дрянь, — выругался чекист и вытащил из другой коробки танк. — Ну а тут еще хуже: свастика!
Стеклянный танк также был разбит.
— И эта гадость поступает в наши магазины! — взревел Ивашев. — Нет, директора срочно нужно объявить во всесоюзный розыск. Он — опасный враг, агент гестапо! Допускаю, что рабочие добровольно отказались выходить на смену, чтобы не участвовать в подобных мерзостях!
В начале конвейера, у стены что-то зашевелилось. Ивашев вытащил из кобуры пистолет и снял с предохранителя.
— Выходи! Предупреждаю: стрелять буду на поражение!
При этих словах конвейер остановился и больше не запускался. Игрушки на ленте так и остались лежать недокрашенными, а горячая масса стекла на пол и застыла.
Чекисты ожидали, что выйдет кто угодно, но точно не были готовы встретить ребенка. Мальчик лет восьми трусливо вышел из-за верстака, поднял руки и зашагал к стражам порядка.
— Дяди, простите, не стреляйте.
Ивашев опустил пистолет.
— Ты кто? Откуда здесь? Где остальные?
— Где все, не знаю, — ответил ребенок. — Они вчера ушли в черную дверь, откуда я вышел, она закрылась и исчезла. Сам я Миша Волков, меня сюда привел Дед Мороз. Точнее, я пролез через его мешок...
У начальника угрозыска отлегло на сердце. «Одним нераскрытым делом меньше, — думал он. — Как хорошо, что ребенка нашли! Надо срочно передать его родителям, а то они с ума сойдут!».
— Почему сразу не вернулся домой? — спрашивал чекист, пропустив мимо ушей детские слова о Деде Морозе.
— Испугался...
— С этим все ясно, — заключил начальник. — Передам его коллегам на входе, пусть отвезут отцу на фанерный завод. Дело о похищении ребенка можно закрывать.
Мужчина с мальчиком удалились, а Ивашев принялся осматривать остановленные станки.
— Надо вызвать специалистов, — заключил чекист. — Что на этой фабрике напортачили и как оно работает. Либо это — гениальное изобретение, либо — гениальная диверсия!
5.
Неделя ушла на изучение бумаг, оставленных в бухгалтерии зеркальной фабрики, а также архива предприятия.
Директора так и не нашли. Зато вскоре после Нового Года начали объявляться рабочие с исчезнувшей смены. Оказалось, что руководство в самый последний момент 29 декабря отправило людей на оплачиваемые выходные, а охранника, вызвавшего милицию, не предупредили.
Никто из рабочих не знал, чем было вызвано решение руководства, противоречившее всем возможным директивам и указаниям сверху. Уже за одно это директора можно было надолго отправить валить лес в тайгу, но, тем не менее, два новогодних выходных были именно его инициативой.
Постепенно ситуация прояснялась. Документы, отчеты, приказы, а также рассказы самих рабочих помогли Ивашеву восстановить хронологию событий, предшествовавшую загадочным предновогодним происшествиям.
Витебская зеркальная фабрика не выполняла план. До Нового Года оставались считанные дни, а отгрузить заявленное количество игрушек в магазины не успевали.
Как и везде, на фабрике в почете было изобретательство и рационализаторство. Директор и главный инженер давно намеревались автоматизировать некоторые производственные процессы, которые традиционно выполнялись вручную. А буквально за неделю до праздника в игрушечном цеху закипела работа.
Производство шариков и танков перенесли в другие цеха, отчего украшений произвели еще меньше намеченного. Но, казалось, руководство не тревожил сей факт. Директор и несколько его приближенных заперлись в цеху, казалось, дневали там и ночевали. По вечерам помещение не обесточивали, к величайшему недовольству профсоюзной организации, следившей, чтобы рабочие не перерабатывали. До утра случайные прохожие и жильцы окрестных домов слышали непонятный стук и пугающие звуки.
Посторонних не допускали в цех. Как-то один старый рабочий искал главного инженера и случайно забрел туда. Выйдя, рассказывал невероятные вещи. Словно бродили по зданию черные люди без глаз и носов, носили и монтировали машины непонятного предназначения, а выходили в темные двери, которые растворялись в стенах сразу после закрытия.
В таблице за 26 декабря, которую изучал Ивашев, был отмечен незначительный прирост выпуска продукции, который до того дня только падал. 27 декабря зеркальная фабрика выполнила двойную норму, а 28-го было выпущено столько елочных игрушек, сколько обычно делали за неделю!
«Приписки?» — подумал вначале чекист, но нет, игрушки исправно поставлялись в магазины, причем не только Витебска, но и других городов СССР.
29 декабря зеркальная фабрика выполнила план и начала работать в счет следующего года. Это была последняя запись в таблице. 30 декабря был общий выходной, и, видимо, дирекция решила поощрить рабочих за трудовые успехи еще двумя выходными днями. 31-го числа предприятие стояло, а директор, главный инженер, бухгалтер и еще несколько человек бесследно исчезли.
Зато Витебск был с лихвой обеспечен елочными игрушками. Их, правда, пришлось в спешном порядке изымать из магазинов и уничтожать. О танках со свастикой и портретах Троцкого Павлов говорил Ивашеву:
— Это не наши подарки!
Чекист был с ним абсолютно согласен. Единственное, что не укладывалось у него в голове — как эти украшения могли привести к гибели нескольких человек?
Ивашев мог поверить в то, что на фабрике что-то изобрели, рационализировали процессы, может, совершили открытие мирового значения. Такое, если верить прессе, часто происходило в те годы в СССР. Но зачем штамповать свастику и портрет самого главного из врагов государства? Это явно была диверсия!
От постоянных мыслей о странном деле к Ивашеву стали приходить совершенно фантастические идеи.
«Что, если, — думал он, — руководство зеркальной фабрики закупило оборудование в фашистской Германии? Это могло бы многое объяснить. Но как, как? Как директор вышел на немцев, как договорился с ними, чем расплатился, как эту технику удалось незаметно ото всех перевести через границу и доставить в Витебск? Кто вообще мог дать разрешение на подобную сделку? Но, самое главное — зачем?»
Зачем?
Зачем?
Зачем?
Этот вопрос буравил мозг чекиста. Что-то явно не укладывалось в его простую картину мира, где все было понятно и ясно: вот «мы», а вот «они». «Мы» — за все прекрасное, «они» — за все скверное. «Они» — это враги Советского государства, рабочего класса, партии, социализма, его личные враги. «Они» хотят уничтожить страну, погубить Сталина, не дать построить социализм и коммунизм, поработить наши народы, захватить ресурсы. Это все понятно. Для этого устраивают диверсии — взрывы, поджоги, крушения, убийства из-за угла. Но почему так сложно? Зачем эти многоликие «они» избрали самый непростой из всех возможных путей, чтобы напакостить?
Долго размышлять Ивашеву не пришлось: через несколько месяцев его уволили из НКВД и арестовали вместе с другими людьми бывшего наркома Ежова, на смену которым пришли люди незадолго до того назначенного на руководство комиссариатом Лавренития Берия. Бывшего чекиста судили за превышение полномочий и отправили в те же места, куда он сам до этого отправлял тех, кого считал «врагами народа».
О пугающих событиях в предновогоднем Витебске конца 1938 года все забыли, за исключением близких пострадавших. А вскоре началась Великая Отечественная война, принесшая много нестерпимого горя и неимоверных страданий на белорусскую землю.