Странность человека – понятие очень относительное. Для селян одно то, что Серов не пил с ними крепкую, уже было верхом необычности. Что уж говорить о таких чертах, как нелюдимость и стремление всякую свободную минуту проводить в лесу. Но зато и знал он тот лес прекрасно. Будучи городским с головы до пят, Михаил побаивался углубляться далеко в чащу. Все-таки, нечасто, но люди терялись в лесу, и, поговаривают, не всегда выходили обратно к жилью.
А по краю зарослей, возле околицы с ружьем ходить – баловство одно. Михаил жаждал настоящей охоты, для того и хотел уговорить Серова выступить его проводником. Даже плату посулил, причем вполне приличную. Впустую. А отпуск вот-вот закончится.
― Ты, Мишка, зря людей не слушаешь. И дался тебе этот Серов, ― увещевал Артемыч, мужик, в чьем доме снимал комнату Михаил. Артемыч уже принял за ужином порцию магазинной водки и был настроен на общение.
― Он же… про него все говорят, и я скажу – раньше он другим был. Как все. А теперь – будто пустой внутри. Все после того случая…
Другие мужики тоже упоминали некий таинственный случай, но суть его почему-то не раскрывали. Вот и теперь хозяин осекся, словно прикусив невзначай язык. В тот же миг в дверь дважды стукнули снаружи, да так крепко, что, казалось, доски жалобно охнули.
― Входи, ― Артемыч привстал, заметив в проеме Серова. Тот коротко ткнул взглядом в хозяина и повернулся к Михаилу.
― Ты это, если не передумал, на рассвете к моему дому подходи. И припас захвати, да потеплей оденься. Осень уже поздняя, день короткий, а лес большой. Можем засветло не обернуться – придется там и заночевать. Ну, пойдешь?
― Конечно! – радостно закивал Михаил. Это же еще лучше – настоящее единение с природой, возврат к первобытным корням. Будет, что вспомнить в суете городской жизни.
Проснувшись еще затемно, Михаил побросал в рюкзак бутылки с водой, хлеб, спички, консервы и поспешил к месту встречи. Серов уже стоял возле калитки. В лесу Михаил получил вдоволь свежего воздуха, ярких бликов на рыжих сосновых стволах и массу новых впечатлений. Серов действительно оказался неисчерпаем на знания о лесной жизни. Он показал, как находить звериные тропы, где и когда лучше караулить добычу, объяснил, как правильно делать зарубки на стволах, чтоб отыскать обратную дорогу. Лес постоянно отвлекал живописными видами и терпкими ароматами, настраивая на какой-то романтический, созерцательный режим бытия.
Михаил даже пострелял, пусть и не всегда в цель. Впрочем, его не особенно тяготили эти промахи, тем более, что одну птицу, похожую на куропатку, он все же подстрелил.
Лес был огромен — он завораживал и одновременно подавлял своими размерами. А еще эта тишина, свойственная поздней осени – она будто лезла в уши комьями ваты, отсекая редкие звуки. Михаил отчетливо понимал, что без Серова он мог легко заблудиться и пропасть в этой бескрайней чаще. Теперь, в лесу, Серов совсем не казался странным – чужим тут был именно он, Михаил.
Он, например, совершенно позабыл о времени. Серов же указал на поваленную ветром ель, которая вывернула корнями большой пласт земли, и предложил устроиться на отдых в этом естественном укрытии. А еще он развел огонь, в небольшой ложбинке отжал котелком из мха чистой воды и притащил откуда-то толстое подгнившее бревно. Этот кусок дерева подкатили вдвоем к еловым корням и закидали лапником, чтоб мягче и суше было сидеть. Михаил ощипал и выпотрошил добычу, но мяса в птичке оказалось совсем мало и в бульон пришлось выложить еще банку тушенки.
Едва закончились эти хлопоты с обустройством лагеря, как вокруг стал стремительно наступать сумрак. Тьма глотала окрестные деревья, не разжевывая. И красивый сказочный пейзаж оборачивался сонмом пугающих теней. Михаил прислушивался к дыханию леса. Ноги его гудели от пройденных километров – он и думать не мог, что способен столько пройти. Однако, непривычная тревога была сильнее усталости.
― Серов, а тебя не напрягает, что вокруг такой огромный лес? Ну, на километры ни живой души? Не страшно?
― Ты даже не представляешь, как, ― подумав, ответил Серов. Его лицо в отблесках пламени выглядело мрачным и встревоженным. Михаил пожалел, что спросил.
И вдруг что-то случилось. Это сложно объяснить – можно лишь почувствовать, но передать словами крайне нелегко. Вот, словно секунду назад был обычный ночной лес, но в одно мгновение, будто по щелчку выключателя, все вокруг изменилось. Тишина стала гуще и непроницаемей, словно на уши надавили пальцами. Тьма теперь была еще чернее, глубже и запах… отчетливо проявился какой-то омерзительный смрад. В костре стрельнула облачком искр смолистая веточка. Когда подброшенные вверх потоком жаркого воздуха огоньки растаяли, Михаил увидел перед собой странную фигуру. Он невольно вздрогнул, но Серов стиснул ладонью его коленку, прошептав:
― Ти-х-х-ооо!
Значит и он это видел. Фигура напоминала человеческую, но была огромна и чудовищна, словно исполинский медведь с головой человека, вставший на задние лапы. Существо стало медленно приближаться. Странно, но чем ближе оно подходило, тем обычней становились его размеры. Вероятно, виной тому была игра света и теней, а также общая нервозность момента. Теперь стало заметно, что это человек, крупный, сильно заросший и одетый в бесформенные лохмотья, но человек. Вот только ноги… сквозь пламя костра ноги все-равно казались больше похожими на медвежьи лапы.
Незваный гость подобрал птичьи потроха с земли и сунул их в рот, после чего сел прямо на мох. Михаил хотел спросить что-нибудь – например, кто он, этот ночной гость, но язык его словно присох к гортани. Челюсти гостя мерно двигались, на бороде блестели капельки птичьей крови. Тишина прерывалась лишь мерным чавканьем.
Наконец, Михаил услышал сдавленный голос. Он едва узнал Серова.
― Отпусти его! Прошу, отпусти. Сколько можно держать – он ведь свое получил. Прости его.
Косматый перестал чавкать, словно раздумывая, а потом помотал головой, явно отказывая Серову в просьбе. Но тот не отступал и продолжал хрипеть сквозь сдавленное неведомой силой горло:
― Отпусти! Что хочешь за него проси.
Великан снова задумался, после чего убрал с лица пучок грязных, сбившихся колтунами, волос и указал пальцем на пустую, текущую гноем, глазницу. Потом тем же пальцем он указал на лицо Серова и снова на ввалившиеся веки пустой глазницы.
― Тебе нужен глаз? Возьми у него – он лучше, моложе. А хочешь – целиком его забирай, только отпусти брата.
Михаил не сразу понял, что речь идет о нем. Страх начал перерастать в панику. Сердце клокотало в груди обезумевшим паровым молотом. Он потянулся к ружью, но руки плохо слушались его. Однако, страшный гость снова отрицательно помотал головой, после чего встал и пошел прочь. Со спины он выглядел еще хуже, чем спереди – спины просто не было, ни кожи ни мышц. Были видны ребра и пульсирующие внутренности, играющие глянцевыми бликами от костра. Снова затрещала искрами очередная веточка. Михаил не выдержал и закричал… точнее пытался закричать, но грубая ладонь зажала его рот.
Михаил принялся отпихивать руку Серова. Силен, гад! Удалось ткнуть негодяя кулаком под ребро и хватка ослабла. Михаил, наконец-то дотянулся до ружья и направил ствол на Серова. Тот запричитал, будто ничего не было:
― Михаил, Миша, успокойся. Тебе просто кошмар приснился, положи ружье.
Кошмар, как же! Михаил осмотрелся – вокруг было тихо, пусто и… совершенно спокойно. Ни звука. Серов имел вид не то заспанный, не то встревоженный и напуганный – по нему не разберешь. А вдруг, это действительно страшный сон? На всякий случай, Михаил не выпустил ружье, но отвел ствол в сторону. А еще он решил не спать до самого рассвета.
Одна мысль заставила его вскочить с места. Потроха! Уже рассвело – все-таки заснул, не выдержал. Серова не было, как не было и птичьих внутренностей на земле. Сон, как же! Ну, ладно, без Серова ему отсюда не выбраться – придеться пока поиграть в его игру. Проводник вскоре вернулся и они стали собираться, как будто ничего не случилось. Всю дорогу Михаил молчал, как, впрочем и Серов. Хотя казалось, что иногда тот порывается начать разговор, но Михаил в этот момент намеренно отходил в сторону. Не время пока для серьезной беседы.
Лишь когда закончился лес и вдали показались коньки деревенских крыш с развилками антенн, он стал осторожно взводить курки. Задумался. Нет, не стоит ломать себе жизнь из-за такой сволочи. Михаил отбросил ружье, развернулся и бросился к Серову. Сходу он прицельно попал кулаком в глаз негодяю. Сразу же ударил еще, и снова. Серов пытался закрываться, но, ошарашенный, делал это не очень успешно.
‒– Ты чего? За что? –‒ лопотал он, размахивая руками.
― Ты мне глаз хотел выколоть, мало тебе этого? И не надо про кошмары, которые мне снились – я все знаю.
После очередного удара Серов рухнул на колени и закрыл лицо руками. Михаил уже размахнулся ногой для хорошего пинка под ребра, когда услышал всхлипывающий голос:
― Да, это не сон. Это кошмар наяву. Я должен был попытаться. Ведь он из-за меня пропал – я брата на тот спор подначил. Думал, пошутили и забыли, но он спьяну шуток не понимает – на самом деле отправился в тот же вечер, чтоб на спор разорить то заветное место в лесу, куда старики еду с водкой для лесных духов по праздникам носили. Ушел и пропал, следов не оставил. Уже почти двадцать лет прошло. Ни тела, ни костей не нашли. Леший его забрал! Он до сих пор кружит в лесу и не может выйти – духи путают ему дорогу. Я иногда чувствую в лесу, что брат где-то рядом, что совсем недавно он тут проходил, но найти с помочь ему не в силах. Мы ведь могли в нескольких метрах быть один от другого, но не встретиться – леший крутит умело, морок наводит. Представь только, как ему там страшно, одному? А Леший не отдает, как я не просил, что не предлагал…
Михаилу эти слова показались безумней увиденного в ночи. Он вспомнил кое-что и пнул Серова в бочину:
― Ты мой глаз предлагал и меня… Стоп! Но тот, лохматый, он ведь твой глаз требовал. У тебя же была ночью возможность вернуть брата! При чем здесь я? Свой глаз чего не отдал?
― Я ис-ис-пугался-яя, ― прохрипел Серов и зарыдал. Он ревел громко, с подвываниями, как перепуганный мальчишка, странным стечением обстоятельств заключенный в большое тело пожившего уже мужика. Это был совсем не тот вчерашний великан, суровый, как герои историй Джека Лондона. Тот человек теперь тоже пропал, как и его брат много лет назад – осталась лишь слабая, плаксивая оболочка из плоти и крови.
Михаил вдруг понял, что не испытывает больше ненависти. На смену злости пришло отвращение с ничтожной примесью жалости. Он оставил ревущего Серова, подобрал ружье и пошел в сторону домов.
Как хорошо, что уже сегодня он вернется в город, чтобы забыть поскорей этот неудавшийся отпуск.