Случилось так, что в нашу забытую Богом деревушку в Архангельской области забрела однажды цыганка. Откуда шла и куда, какими ветрами занесло ее в наш край – никто не знал. Она была истощенная и уставшая. И уж получилось так, что попросилась она к нам на ночлег. Родители мои – люди набожные и слегка запуганные — побоялись пустить цыганку в дом, а то вдруг украдет еще что, но та им пообещала погадать за это и рассказать про то, что было, что будет.
В общем, женщина в платке и цветастом грязном платье, с волосами, черными как смоль, осталась у нас. Представилась она Радой. Я с удивлением рассматривал ее. Красивая женщина, примерно около сорока, со жгучими карими глазами, плавающими движениями и очаровательной улыбкой. Цыганка как-то странно посмотрела на меня и улыбнулась.
Дом у нас был небольшой, но мать постелила ей на летней кухне на диванчике. Слух о том, что она остановилась на постой у нас, – разлетелся по деревне, и уже к вечеру народ стал стягиваться к нашему двору. Ясно дело – все хотели поговорить с гадалкой, погадать. Кто чего приносил с собой. Зная, что гадалки не берут денег, несли продукты питания, одежду, драгоценные украшения. Всем не терпелось, чтобы цыганка погадала им.
Рада попросила разрешения принимать гостей в чулане дома, и мой отец дал добро. Почти пять часов прошло с тех пор, как зашел первый посетитель к гадалке. Выходили все задумчивые, кто обычный, кто грустный. Потом люди еще долго стояли во дворе дома и что-то негромко обсуждали, шептались и шушукались.
Наконец последний житель деревни покинул комнату. Следом за ним из чулана вышла уставшая Рада. По ее виду было видно, что она очень истощена, будто бы не спала неделю. Уставшее лицо, дрожащие руки, едва сгорбившееся тело. Тяжелой походкой она прошла в комнату, где ее ждали мать с отцом, и остановилась, опираясь на дверной косяк.
— Правды хотите? – устало спросила она, глядя своими пронизывающими насквозь глазами. – А надо ли вам знать эту правду?
Родители грустно смотрели на нее, не говоря ни слова. На глазах матери выступили слезы.
— Нет больше вашего Алёшеньки! И не надо ждать его – не вернется он с войны! Отпустите его, ходит он тут призраком неприкаянным, потому как память ваша не отпускает его!
Мама еще больше расплакалась, отец вытер с лица едва проступившую скупую слезу.
— Почем знаешь? Пропал он без вести – никто его мертвым не видел! Что льешь нам в уши? Брешешь?! – пробасил отец.
— Я? – цыганка села на скамью. – Тут он сейчас! И давно уже! А не место ему тут!
— Не верим мы тебе! – не унимался отец. — Отчего мы его не видим?
— И то верно… — улыбнулась Рада.
Цыганка прошла по комнате и взяла меня за руку, как старого знакомого. Я вдруг почувствовал, как легкое тепло наполняет меня от самых ног. Странное свечение разлилось от моего тела. Я стоял, не в силах пошевелиться. И вдруг снова ощутил голыми ногами легкое дуновение от пола, почувствовал запахи родного дома, легкую прохладу сквозняка из открытой в комнате двери. А потом меня пронзила боль в груди. Заныл на мне след от выпущенной когда-то давно в меня пули. Я рукой дотронулся до раны и взглянул на родителей. На меня печальными и влажными глазами смотрели мама с папой.
— Простите меня… Не сберег я себя…
Мать заревела навзрыд, хотела подбежать ко мне и обнять, но отец остановил ее. Потом он прикрыл глаза и зачитал какую-то молитву. Цыганка посмотрела в мои глаза и пробормотала что-то на непонятном языке, проводя рукой перед моим лицом. В этот момент ладонь гадалки разжалась, и я вспорхнул ввысь, глядя, как далеко внизу отчий дом превращается в маленькую точку…