Ты думаешь, я хочу тебе рассказать эту историю? Как бы не так! Чтобы еще раз пережить всё то, что каждый вечер, едва небо становится чёрным, наполняет меня парализующим туманом ужаса, заставляет включать во всех комнатах свет, забиться в уголок, и горстями глотать успокоительное, мечтая провалиться в сон без сновидений? Более всего на свете я хотел бы забыть.
О, если бы это было возможно!
Я обошел всех проходимцев: психотерапевтов, экстрасенсов, колдунов и шептунов, платил им немалые деньги, слушал бессмысленные речи, похожие на бредовое бормотание шизофреника, выполнял их безумные рекомендации. Чтобы забыть. Но забыть не получалось. Последним проходимцем был некто из… как же ее? Церкви Сатанологии, имени Рона Хаббарда, вроде так она называется. Он сказал, что я должен вспомнить все до мельчайших подробностей, должен вновь пережить события той ночи, чтобы изжить, или точнее, выжечь из памяти терзающий меня ужас.
Ладно, начну.
Это произошло 13 апреля. Помнишь, в прошлом году апрель был довольно теплый? Погода была совсем весенняя, поэтому поездка почти за 600 вёрст, в забытую Богом глухую деревеньку, затерянную где-то в болотах на границе Мордовии и Чувашии не должна была быть обременительной. Какой чёрт дёрнул тогда меня согласиться на эту поездку? Да, не иначе – чёрт. Как уж тут не стать суеверным и не начать верить во всякий религиозный бред? Не сиделось дома и Дэну – другу моему – напросился со мною. Хотя… был ли мне Дэн другом? Наверное, скорее сосед и собутыльник, человек, в целом, неплохой, но какой-то занудный. Вспоминать-то надо подробно. И честно.
Выехали после полудня. Всего-то 600 км – долетели бы за 8 часов. Ну, может за 10 – сам знаешь, какие в провинции дороги. Однако вышло немного не так как планировалось. Хм… немного.
— Через четыре километра поверните налево, — противным голосом объявлял навигатор.
Как же я ненавижу ту суку, чьим голосом нас заманили в ловушку. Иногда меня трясет от желания вырвать ей горло, чтобы больше никогда эта шлюха не смогла сказать через сколько километров нужно повернуть налево.
Ни я, ни Дэн никогда не были в этой медвежьей заднице, поэтому у нас и выбора не было – крутили руль туда, куда приказывала сука из навигатора. Дорога испортилась довольно скоро. «Поверните налево. Поверните направо», и мы поворачивали, петляли. Пару раз мне показалось, что мы петляя, едем по кругу, вовсе не приближаясь к цели. Пусть жуткая, но асфальтированная дорога сменилась грунтовой, а та, в свою очередь, какой-то едва различимой тропой в густом мордовском лесу. Кабаны да еноты, мать их, полоскуны, небось, натоптали. Солнце садилось, когда я тормознул свою красную «Ниву» на обрывистом берегу какой-то речки-вонючки. Ни намека на мост, но навигатор утверждал, что нам надо ехать прямо. От души наматерившись, решили возвращаться.
Как же я пожалел тогда, что не взял старый добрый бумажный дорожный атлас. Никогда — ты слышишь? — никогда не выезжай за город без дорожного атласа. О, если бы он был тогда с нами!
Петляя по лесу мы раз сто едва не застряли. В полной темноте, почти на ощупь – фары слабо помогают, если выбираешься из заколдованного, мать его, леса по петляющей кабаньей тропе. Когда мы все-таки выползли на то, что с натяжкой, но можно было назвать дорогой, взошла огромная, бледная с желтизной, я бы сказал, трупного цвета луна. Молчаливая и равнодушная. Страшная.
Примерно через час дорога выровнялась, пропали ямы, и нам казалось, что очень скоро мы таки закончим своё неприятно затянувшееся – не более того, всего лишь неприятно затянувшееся – путешествие. Дальний свет выхватил из мрака дорожный знак, чем-то густо заляпанный. Тогда я подумал – грязью, ну или дерьмом каким, теперь я знаю – кровью.
«Упырёво».
Каких только названий нет в нашей Необъятной, и Упырёво – не самое безумное из возможных. Мы посмеялись тогда. Наверное, то был последний мой смех.
Он появился в клине света внезапно. Впрочем, так всегда бывает. Удар. Я по тормозам.
Какой-то бомж. В грязной вонючей фуфайке. Смердел он так, что я едва не сблевал на него. Дерьмо, плесень, тление и мертвечина. Я не большой специалист по бомжам, может, все они так воняют, но тогда я подумал, что сбитый мною мужик уже неделю как гниёт. Скорее всего, я был прав. Дэн был напуган. А я… нет, наверное, нет. Страшно будет потом.
Мужик захрипел.
— Он жив! – верещал Дэн. – Нужна «Скорая»!
Как ты, должно быть, понял, сети не было. Ни у меня, ни у Дэна.
— Я побегу в деревню, — какой я храбрец! Идиот! – Там должен быть стационарный телефон.
Надо было прыгать в машину и вдавить педаль газа в пол. Надо было…
До ближайших домов всего метров двести. И я побежал.
Из болота, окружающего деревню, выполз белесый в мертвом свете луны, густой до вязкости, холодный, липкий... страшный туман. Ты спросишь меня, что может быть пугающего в тумане? Вот поезжай в Мордовию, туда, ближе к Чувашии, где полно болот и вымерших деревень. Ночью, ближе к полнолунию. Тогда ты поймешь, ибо словами это не объяснить. Тьма и тишина, мёртвая луна над мёртвой деревней, наполняемой плотным туманом, воняющим гниющей болотной тиной, мхом и топляками. Я ворвался в эту страшную взвесь, задыхаясь от вони, бежал от одного дома к другому. Но в них не было людей. Провалившиеся крыши, покосившиеся стены, давно оставленные, гниющие, покрытые склизким мхом, почерневшие дома равнодушно пялились на меня пустыми глазницами окон. Дом за домом. Все пусты. Давно.
Когда я было уже повернул назад, а надо было это сделать раньше, увидел свет в окне, скрытой туманом, просевшей избы.
Почему я зашёл в тот дом? Не иначе был околдован.
В сенях меня встретил лошадиный череп, висящий над низкой дверью, отворившейся еще прежде, чем я успел прикоснуться к ржавой ручке. Скрип той двери до сих пор преследует меня ночами. Пронзительный, наполненный невыносимым страданием, не скрежет заржавевших петель, но вопль боли тысячи истязаемых. Удушающая вонь хлынула на меня тошнотворным потоком, казалось я вхожу в старую могилу, заполненную гниющей плотью и белыми личинками. Вообще-то, примерно так оно и было.
Комнату освещала одинокая свеча, жирная, тёмная, почти черная, оплывшая. Пламя дрожало, его корёжило, словно в ужасающей агонии. На сундуке около печи лежала она. Мёртвая старуха. Живот вздулся от трупных газов, половина лица сгнило, обнажая грязно-жёлтый череп, седые волосы торчали клоками из-под грязного платка, левая рука и левая нога давно съедены гангреной. Старуха лежала, неестественно запрокинув голову, не оставалось сомнений – у неё сломана шея.
Надо было бежать, но я стоял и смотрел на полусгнившую старуху, не в силах пошевелиться.
Внезапно она засопела, со скрежетом засасывая воздух длинным, крючковатым, покрытым чёрными пятнами гниения носом.
— И кто это к нам пожаловал?
Я отшатнулся.
«Беги!» — через паралич паники прорвался внутренний вопль.
Но бежать было поздно. Грохнула, закрываясь, дверь. Я оказался в ловушке.
Старуха с видимым трудом поднялась с сундука.
— Гости, — заскрипела она, — давно у нас не было гостей.
Подошла к столу, отодвинула колченогий стул.
— Садись. Я сейчас стол накрою. Уважь бабушку, не откажись от пирогов.
Кряхтя, мёртвая старуха достала из печи грязную кастрюлю, наполненную сгнившими, покрытыми склизким пухом плесени пирогами.
— Вкусные. С мясом.
Пятясь, я уперся задом в закрытую дверь, дрожащей рукой нащупал ручку, но дверь не желала открываться.
— Да ты присаживайся, — старуха вынула из сундука бутылку всю в пыли и засохших мокрицах. – Выпьем по чарочке за дорогих гостей.
Протерев подолом бутылку она водрузила ее на стол. «Столичная», еще с желтой такой, жестяной крышечкой, времён Перестройки.
Я заорал что-то, стал биться в запертую дверь как навозная муха в стекло: шумно и без малейшего шанса на успех. Успокоился только выбив себе плечо. Зарёванный, запуганный я повернулся к мертвячке, она стояла в полуметре, внимательно наблюдая за моей истерикой единственным глазом. Слепым, безжизненным глазом, закрытым бельмом.
— Не убивайся так, — сказала она, протягивая руку к моему лицу, — рано тебе убиваться. – И вытерла слёзы со щеки. Густо пачкая своим гноем.
Завыв, дверь за моей спиной открылась, в комнату ввалился сбитый бомж. Безглазый, безгубый, с прогрызённой крысами щекой. Давно мёртвый…
— Вот, — захрипел он, раскрыв пасть, из которой посыпались опарыши.
Сначала я увидел кровь. Много. Свежую. Потом ржавый серп в руке упыря. И только потом Дэна, разорванного этим серпом. Кишки вывалились, и волочились за ним метра на три, переломанные рёбра торчали в разные стороны, лицо изуродовано глубокими шрамами.
— Вот, — повторил мертвяк, подтаскивая изуродованный труп к столу. – Дорогой гость.
Ужас захлестнул меня, я не мог дышать, я задыхался, все внутри похолодело, казалось, сердце перестало биться.
— Пригласи мальчика за стол, — приказала старуха, и мёртвый бомж попытался схватить меня за шею. Я было отпрянул, но куда? За спиной стена. Пальцы упыря вцепились в воротник. Рывок. Брызнули в разные стороны пуговицы... Мертвяк вскинул серп…
Он заслонился им, отступив на шаг.
Я не знаю, почему. Может, его испугал крест?
Что было дальше? Не могу сказать наверняка. Я выпрыгнул в окно. В туман, во мрак ночи. Я бежал до «Нивы», будучи уверен, что упырь настигает меня. Клянусь, я затылком ощущал его зловонное, клокочущее дыхание. Руки дрожали так, что я едва не вырвал замок зажигания, пытаясь завести автомобиль. А потом безумная гонка прочь.
Километров через десять мелькнул дорожный знак. Грязный. Заляпанный кровью.
«Упырёво».
Потом еще и ещё раз.
Это была дорога только в один населенный пункт.
Съехал с трассы. Мчался куда-то по бездорожью. Но, куда бы не повернул, снова и снова выезжал к затопленной белесым туманом деревне. Потом кончился бензин, и я бежал.
Очередной раз, наверное, сотый, споткнувшись о какую-то корягу, свалился и более не мог подняться. Вывих голени и разрыв связок.
Вот скажи мне, нет, ты скажи, почему я остался жив?
Лучше бы я умер тогда.
Но, вот небо стало окрашиваться кровью на востоке, туман отступил, растаяла с ним и деревня.
После месяца в дурке меня отпустили домой. Ты знаешь. Скоро ушла жена, забрав дочь. Отвернулись друзья. Забыли родственники…
Я много раз хотел перерезать себе вены, но теперь я до смерти боюсь крови. Мне страшно, невыносимо страшно, страх выматывает меня, он сводит меня с ума, больше всего на свете я хочу умереть, чтобы скрыться от страха. Но я боюсь.
Впрочем, ты знаешь. Ведь именно ты пугаешь меня. Зачем?
Дэн, ответь мне! Зачем?!