Осень выдалась сырой и холодной. Казалось бы, ничего удивительного – на то она и осень. Но когда Гена согласился на эту шабашку, солнышко ярко подсвечивало потрясающей синевы небосвод, и рассыпалось в калейдоскопе бликов по многоцветью трепетных крон.
Генка целый год сидел без работы – так уж вышло. Деньги кончились быстро, так как было их не так много, чтобы долго кончаться. Первое время друзья после работы и по выходным звали в компанию выпить и погулять. Потом стали заметно избегать его общества – халявщиков никто не любит. Разовые приработки выпадали редко и потребностей взрослого мужика, не привыкшего к отсутствию денег и работы, не удовлетворяли.
Когда на бирже труда предложили на пару недель поехать на уборку картофеля, Геннадий с радостью согласился. Работники требовались подсобному хозяйству, кормившему крупный московский комбинат. Само хозяйство располагалось в глухомани, гораздо ближе к Генкиному родному городу, чем к Москве.
Разумеется, картошка убирается специальными комбайнами – не в каменном веке живем. Но за машинами все-равно остается достаточно клубней, убирать которые приходится вручную. Работа грязная и тяжелая, деньги не такие уж и большие, но все-таки работа, и, опять же – деньги. К числу плюсов Гена относил также смену обстановки – город ему уже слегка поднадоел. В конце вахты вместе с деньгами он привезет два мешка картошки – тоже неплохой стимул.
В день, когда Гену привезли на центральную усадьбу подсобного хозяйства, он понял, что без такой смены обстановки жилось бы гораздо легче и приятней.
От непривычно тяжелой работы ломило спину и ноги. Саднило руки от бесконечного ковыряния в земле. Да еще, как по заявкам трудящихся, в первый же день испортилась погода. Солнышко пропало за бетонной завесой туч. Утренние сумерки сразу переходили в вечерние. Задул холодный ветер, стал срываться противный дождик.
Народа на поле свезли немало из ближних сел и городов. «Набрали бичей и неудачников,» — думал Генка, впервые увидев своих временных коллег. К счастью, в первый же день он познакомился с тремя мужиками, близкими ему и по возрасту и по жизненному опыту. На поле стали держаться вместе – вспоминали анекдоты и байки из жизни, что делало тяжелое ползание в грязи не таким монотонным.
Ночлег им выделили также на четверых в каком-то старом бараке на краю деревеньки из трех дворов. Судя по пустым фанерным стендам на стенах, раньше здесь располагалась или колхозная контора, или изба-читальня.
В первый же день, после работы, один из новых приятелей – Вася — предложил отметить знакомство, и намекнул, что уже знает, где в соседней деревне можно недорого разжиться самогоном. Наскребли наличность, дождались Васю, и шумно отметили начало рабочей вахты.
Дальше началась «каторга». Вечером, после работы хватало сил только на то, чтобы разжечь буржуйку, повесить одежду на просушку, и доползти до раскладушки.
К концу второй недели дождь стал лить просто непрестанно. Работа превратилась в сущий кошмар. Да что там работа – невозможно было добраться до полей. Настолько раскисла грунтовка.
Накануне последнего уборочного дня, в барак заехал бригадир.
— Ну как настроение, мужики?
— Замечательно, сагиб! – шмыгнув носом, сыронизировал Вася.
Бригадир пропустил шутку мимо ушей, и даже не улыбнулся.
— Понимаю, тяжело с непривычки. Завтра можете на работу не выходить. Прогноз дает усиление осадков, так что толку от такой работы не будет – только вас угробим. Так что грейте завтра воду, стирайтесь, сушитесь, а послезавтра повезем вас по домам.
Парни одобрительно забурчали:
— Отлично! Вот это начальник – о людях думает. А то любят все руками водить, — продолжал острить Вася.
Бригадир открыл дверь, обернулся:
— И спасибо за работу.
ㅤ
Впервые за две недели Гена выспался. Свежий воздух, физический труд и стук капель дождя по стеклам влияют на сон крайне благоприятно. Проснулся Геннадий от грохота в дверь. Он подождал, пока кто-нибудь откроет, но никто так и не пошевелился. Пришлось встать.
В дверь барабанил бухгалтер.
— Мужики, деньги развожу. Завтра у меня выходной – получайте сегодня.
Сон как рукой сняло. Получили деньги, расписались в ведомости. Пожелали бухгалтеру удачных выходных, и как по команде повернулись в сторону Васи. Тот все понял без слов:
— Понимаю, есть повод для праздника. Скидываемся – и я заправлю вас горючим по самые гланды.
И действительно, через час Вася притащил самогонки, и даже пакет с огурцами и луком.
Пир в честь окончания полевых работ был немедленно открыт.
Вспоминали трудные две недели работы, потом смешные истории из жизни своей или «одного знакомого». Перерывы между проглатыванием вонючей, обжигающей жидкости становились все короче, а речь все бессвязней. Спустя три часа энергичного застолья, парни заметно «утомились».
Вася уснул первым, остальные готовы были вот-вот последовать его примеру. Только Геннадий спать не собирался – алкоголь всегда побуждал его к каким-либо действиям. И в данный момент ему хотелось еще выпить. Из всех бутылок удалось выжать чуть больше четверти стакана. Так как все уже мирно спали, Гена хмыкнул, и влил остатки самогона в глотку.
Немного обождав, Генка понял, что уснуть, как все, он не сможет. К тому же прокуренная, душная атмосфера в помещении невольно подталкивала к мыслям о прогулке. «Надо бы еще самогоночки достать,» — смекнул Геннадий.
Попытки узнать у Васи координаты его поставщика алкоголя ни к чему ни привели. Василий промычал что-то нечленораздельное, и, не открывая глаз, отвернулся к стене.
«А-а, ладно – сам найду. Язык до Киева доведет,» — не стал расстраиваться Гена. Быстро сунув ноги в сапоги, надев куртку, он, сильно пошатываясь, вышел под серое, струящееся холодным дождем, небо.
ㅤ
Вдыхая холодный, сырой воздух на краю раскисшего проселка, Гена клял себя за то, что ни разу не поинтересовался — в какую же сторону всегда уходил Васька. Решив положиться на удачу, он повернулся и зашагал налево.
Прогулка подействовала освежающе. Правда не сильно, так как оказалась недолгой – сразу за полем и полосой кустарника, показались покосившиеся домишки соседней деревни.
У околицы Гена заметил бесформенную женскую фигурку в сапогах, синем халате и одетой поверх всего этого телогрейке. Голова была повязана серой косынкой. Издали сложно было определить ее возраст, но форма одежды заставляла думать о преклонных годах обладательницы. Рядом с остановившейся передохнуть женщиной лежал угловатый тюк спрессованного сена.
«Похоже бабка сено стырила!» — усмехнулся про себя Генка: «Плевать! Главное, есть кого спросить про самогонку». Довольно быстро он нагнал старушку.
— Давай помогу, бабуль!
Женщина вздрогнула, отпустила тюк, и медленно повернулась.
— Ч-черт! Из-зняюсь, — промямлил от удивления Генка. Женщина оказалась не старухой, а средних лет, привлекательной особой. Не сказать – красивой, но с очень притягательной внешностью. Конечно, и принятый Генкой ранее алкоголь, придавал ей дополнительный шарм.
— Прошу прощения, издали не рассмотрел, красавица! – рассыпался в комплиментах Геннадий. Он поднял неожиданно тяжелый брикет сена. — Так куда тащить?
— Я покажу, — улыбнувшись, тихо сказала она и пошла вперед.
У Генки в основании шеи забегали мурашки: «Да это будет поинтересней бухла!»
Стараясь не упасть на склизкой глине деревенского проселка, он тащил отсыревшее сено. При этом он не забывал оглаживать взглядом волнующие изгибы идущей впереди женщины, тщетно пытавшиеся скрыться под нескладной рабочей одеждой.
— Пришли, помощник, — она отворила перед ним калитку, и махнула рукой в сторону покосившегося сарая. Гена дотащил сено, неспешно повернулся к хозяйке и увидел в глубине ее глаз возбуждающее сияние заинтересованности.
— Я бы погрелся чаем, перед тем как обратно идти, — топтался у сарая Генка. Хозяйка, глядя на него, озорно улыбнулась.
— Да и я бы погрелась. А то холодновато тут одной-то чай пить. Ну, заходи, — и взяв Генку за руку, пошла в дом. А у того внутри все похолодело и замерло от предвкушения.
Как сомнамбула, прошел он в комнату и сел на диван, а хозяйка вышла на кухню. За стенкой послышалось глухое побрякивание стеклянной посуды.
Пока Гена осматривал нехитрое убранство комнаты, женщина сновала между кухней и комнатой, расставляя тарелки с закуской и одновременно беседуя с гостем. Оказалось, у нее было довольно редкое имя – Диана. Остальное, из сказанного ею, являлось обычным женским лепетом, который пролетал через Генкину голову насквозь без задержки. Наконец, она вынесла небольшой графин, с прозрачной жидкостью, и села на стул напротив Гены.
Выпили из аккуратных стопочек за знакомство. Поболтали о том, о сем. Гена почувствовал себя, наконец, более раскрепощенным. Сумасшедший огонек в глазах Дианы был для него подобен огню свечи для мотылька. И тут он возьми, да и спроси:
— А ты здесь всегда одна жила?
— Я? Нет. Была замужем. Раньше, — она нахмурилась, потом неожиданно усмехнулась: кстати, сейчас я тебе все покажу.
После этих слов Диана вскочила со стула и выбежала из комнаты. «О, нет, блин! Только не семейные фотографии,» — шлепнул себя по коленке Геннадий: «И чего это все бабы думают, что мне интересно рассматривать фотки их бывших?».
Генка налил себе сам и выпил маленькими глотками. Посидел немного. Все его мысли были заняты Дианой: «А она ничего! Фигурка там, и все такое…».
Прошло минут пятнадцать. «Да чего она – про меня забыла, что-ли?» — нетерпеливо поерзал на стуле Генка, и пошел искать хозяйку, полностью завладевшую его мыслями.
В коридоре никого не было, но за рассохшейся коричневой дверью был слышен ритмичный хруст.
— Диан, ну долго мне ждать-то? – Генка толкнул дверь, и вошел в сумрак пристроенного к дому сарая. У дальней стены стояла старая телега без колес, на которой, вперемежку с соломой, лежала груда желтовато-белого вещества. Возле телеги Диана с увлечением махала лопатой, раскапывая эту кучу.
Гена постоял минуту, давая глазам привыкнуть к полумраку. «Неужели снег? Как такое возможно?» — удивился он, но потом рассмотрел довольно большие крупицы, и смекнул, что это соль. «Да куда ж ей столько? Целая гора!» — Гена вновь с недоумением взглянул на Диану. Мягкая ткань домашнего халата нежно облегала соблазнительные изгибы ее тела. Волосы нежной вуалью обрамляли плечи, и каскадами ниспадали на спину.
Генкино недоумение тотчас сменилось приступом вожделения. Он тихо подошел, обнял сзади хозяйку за плечи, и прижался к ней всем телом. Она вздрогнула от неожиданности, и трепетная волна ее тепла захлестнула Геннадия, окончательно вскружив ему голову. Диана повернулась и закрыла рот Гены страстным поцелуем. Он растворился в этом поцелуе окончательно, потеряв счет секундам.
Когда Диана отодвинулась, прошептав: «Подожди еще минуту, милый!» — Гена продолжал стоять с открытым ртом, ошалев от переживаний и предвкушения большего.
Очаровательная хозяйка сделала еще несколько взмахов лопатой, и сунула в руки Генке какой-то округлый, увесистый предмет.
— Держи, мой хороший. Это был последний. До тебя, — Диана ликующе улыбнулась, и вновь склонилась над разрытой кучей. Гена улыбнулся в ответ, и крепче сжал в ладонях врученный хозяйкой предмет.
Лопата с характерным хрустом откалывала свалявшиеся комки соли. Взглянув поверх плеч Дианы, Гена заметил в разрытой куче какие-то темно-серые лохмотья. Прекрасная хозяйка отставила инструмент в сторону, отдышалась и повернулась к Генке. Посмотрев ему в глаза, она улыбнулась, и, схватившись рукой за торчащие из соли лохмотья, вытащила бесформенный обрубок, облепленный крупицами соли.
Диана вытянула руку в сторону Генки, и тут он с брезгливостью, смешанной с недоумением, рассмотрел мертвую голову, качавшуюся на волосах, зажатых в нежном кулачке. Зеленоватый оттенок кожи с темными пятнами и, застывшее в момент смерти искаженной маской лицо, давали смутное представление о прижизненной внешности и возрасте человека.
— Вот — это мой первый муж! Знакомьтесь – Игорек. После приступа, я не смогла с ним расстаться, — она нежно смахнула с безобразного комка мертвой плоти налипшие крупицы соли. От этого голова неровно закачалась, и ошалевшему Генке почудилось, что мертвец корчит ему рожи.
— А у тебя – третий муж – Эдик. Иногда он меня поколачивал, но я все-равно без него жизни не представляла, — безумная хозяйка кивнула на Генку. Только теперь он вспомнил, что она что-то сунула ему в руки. Затаив дыхание, он опустил взгляд. Черт! Он крепко сжимал ладонями холодно-влажную голову трупа, с практически почерневшей лысиной.
От того, что Генка слишком сильно сдавил череп, подпревшая кожа под его ладонями съежилась гармошкой, и местами порвалась. Так бывает, когда с силой провести пальцем по поверхности сваренной в мундире картофелины – сдвигается и рвется кожура. Геннадий почувствовал противную жижу между пальцев, и резко развел руки. Голова глухо ударилась об пол. От удара хрустнула, и безобразно вывернулась челюсть трупа. Тускло желтели зубы.
Гену непроизвольно стошнило прямо под ноги. Отдышавшись и утерев рукавом рот, он попятился к двери. Диана положила голову первого мужа в соль, и отряхнула руки. В ее глазах блестел веселый огонек. Теперь Гена знал, что это огонь не страсти, а безумия.
— Милый, куда ты? Ты мне очень понравился. И я тебе – я же вижу. Я знаю – мы созданы друг для друга, — она потянулась к Геннадию.
— Ну, нет – я пошел. А тебе, дура, лечиться надо! – он развернулся на каблуках, и зашагал к выходу.
— Не уходи! Я сейчас… я с тобой. Подожди! – нервно лепетала Диана. Но Гена не остановился, и не повернулся к ней. Пальцы продолжали ощущать рыхлую, холодную кожу трупа, с вдавленными крупицами соли. Гена нервно тряхнул кистями рук, и потянулся к дверной ручке.
И-и-и-х… Генка вздрогнул от душераздирающего женского визга за спиной, и сразу же левая сторона его лица попала в эпицентр боли. Казалось, что ухо, висок и щека лопнули, рассыпаясь сотней мельчайших лоскутиков. Голова мгновенно раздулась и гудела от жуткой боли. «Лопата!» — успел подумать Генка, до того, как второй удар по другому виску не лишил его сознания.
Полный отчаяния крик отвергнутой женщины, не смог заглушить хруст позвонков, когда третий удар – штыком лопаты в основание шеи, лишил мужчину жизни.