Часть 1
— Давай, Ёрш, заводи!
Ёрш повернул ручку регулятора громкости почти до упора вправо, и пронзительный вой какой-то паверметал группы заставлял стёкла внедорожника дрожать от напряжения. Внедорожник нёсся по трассе со скоростью сто шестьдесят километров в час. На борту были четверо парней: Ёрш, который сидел за рулём, Вова — принципиальный молодой человек, врач, которого уговорами вытянули на «раскопки», Жека и Анатолий Пархомыч — Пархом, лысоватый мужик средних лет, торговец этим самым «раскопанным», которому Ёрш и Жека сплавляли антиквариат, а теперь решили организовать совместную экспедицию. Всё как обычно: лёгкая нажива — в гугле-картах нашёл деревеньки в глуши — и туда. Если там никто не живёт, то роешь, роешь, роешь… А если живёт — «Добрый день, мы из госшмхмфмнадзора, у вас тут радиация, надо бы проверить… Ай-я-яй! Как самовар-то фонит, коллега, смотрите на приборы!.. Увы, бабуська, надо забирать, ваше здоровье для государства дороже! В Москву, на экспертизу!»
— Вот сюда, да, да. Ну и дорожка… Да сделай ты потише эту хрень! Пилит, пилит… — крикнул Жека с заднего сиденья.
— Хорошо хоть дождя не было! Пришлось бы тут тачку бросать…
— На дорогу смотри лучше!
Машина уже полчаса как свернула с трассы и пробиралась по разбитой дороге…
— Так, тут вот развилка… Хрен поймёшь эти навигаторы… Так, стой!
Машина остановилась. Ёрш вывалился наружу.
— Красота-то какая!
— И воздух чистый, не то, что в городе!
— Ну так тебя ж, Вовка, не выманишь из города! Сидите там в своих норах — а тут такое!
— А тут такое…
Пасмурный день, осень, ещё не холодно, но уже не парит — вокруг степь с её разнотравьем, сухой, местами потрескавшейся землёй, желто-зелёными и брезентовыми на ощупь стеблями растений, ковылём, волнами качающимся под степным ветром — и каким-то особым воздухом, которым хочется дышать, который чувствуешь губами, и природа такая, как ребёнок, которого зовут домой от интересной игры, и она с влажными глазами бежит домой. В родной дом, в который он сейчас жутко не хочет, он хочет быть там, где игры, где лето, где запах солнца и фруктов… А тут степь, и пасмурно и ветер. На границе октября.
— Туда нам, вон вдалеке лес, он, точно он! А дорогу различить ещё можно — хоть и заросла. Да поехали, залазь…
Машина сворачивает на старую дорогу, очертания которой едва различимы, и в основном по колеям, оставленным телегами много лет назад. Минут через пятнадцать уже совсем близко виднеется лес, — тёмный, смешанный лес, иссиня-бурый. Чем ближе, тем всё более различимы детали — толстенные стволы дубов, ещё не пожелтевших, и оттого мрачноватых, но вселяющих чувство какой-то монументальности, чувства чего-то древнего, скорее, даже вечного. Машина остановилась у неприметного входа в лес. Стало слышно, как ветер гуляет в верхушках, хотя лес кажется неподвижным, воздух тяжёлым, как кисель, сосны скрипят, как мачты, понимаешь, что перед тобой лес — не просто ёлки да кусты, а нечто древнее, гораздо старше тебя, оно было до, оно будет после. Ты можешь создать дерево? А лес? Он растёт сам, он живёт, как отдельный организм, или орган, чего-то такого большого, то, что ты не можешь осознать, но прекрасно это чувствуешь…
— Едем, а то что-то тут жутко, — голос Ёрша звучал как-то неуверенно, совсем не похоже на него.
— А мне нравится, — тихо сказал Вова, — как-то… как-то… не знаю как описать, но такое чувство, что в голове становится ясно…
— Едем, ребята! — перебил жирный и уверенный голос Пархома.
Машина пробиралась по лесной дороге как-то нервно. Добравшись до большой лужи, которая преграждала дорогу, остановились. Ёрш выпрыгнул наружу, за ним вылезли Жека и Вовка.
— Вот чёрт! Как же… Надо померить, что там в луже! А то тут машину не хочется оставлять, а объехать не получится. Жека, тащи ветку!
Жека огляделся по сторонам, но подходящих веток не нашёл.
— Что за такой вот я тупой — радуйтесь люди — лес есть, веток нет!
— Говно, а не лес! Ну иди поищи! — Ёрш закурил и пошел к багажнику.
Вова облокотился о капот и рассматривал деревья, которые нависали сводом, из-за чего в этот пасмурный день в лесу казалось, что воздух состоит из какой-то тёмной материи, что её можно потрогать руками — не тьма, не мгла, а такая… такая…
— Ааа, бл…! — К машине с палкой в руках и ужасом на лице примчался Жека.
Вовка отпрыгнул от машины, из задней двери которой показалась физиономия Пархома, а Ёрш стоял с вертикалкой в руках около багажника.
— Ты чего? — растерянно спросил Ёрш…
— Да я… я не знаю… что-то просто… не знаю, как-то не по себе стало… Я хотел у куста ветку выломать — только пригнул, хрустнула — замечаю краем глаза, будто стоит кто невдалеке… Ну, я оттуда и ломанулся… — Жека махал рукой в сторону куста метрах в двадцати…
— Ага, ну да, стоит и ушами шевелит! — Пархом заржал из машины. — Да вы зелёные ещё, ребята. Тоже мне, копатели! Вам бы в стройбате копать…
— Да ладно тебе, Пархом! Мало ли чего не привидится — мы ж нечасто в таких лесах бываем. А если не привидится, то двенадцатый калибр — и враз перехочется там стоять, на краю глаза, ха-ха! — и с этими словами Ёрш вскинул ружьё и дал дуплетом в сторону куста.
— Ёлки, ну вы даёте! Ну что дети малые! Может, и вправду вас в стройбат нужно? — Вовка со странным выражением стоял рядом. — Вам абы палить! Идиоты! У нас тоже такой был в Чечне: чуть шорох — всё, там враги, один раз так и шмальнул — а там ребёнок был, за деревом. Слава богу, что за деревом. А тот идиот и стрелять не умел, только палить, слава богу. А он потом на гранате подорвался — ломанулся так же, за врагом своим мерещущимся, и всё — без ног, и ещё троих я оперировал — осколками… Так этот идиот жив остался — я думаю, это ещё худшее для него наказание, чем смерть была бы…
— Так, Вова… Давай-ка ты это как-то потом, а? Ты задолбал уже козырять — я там был, я там был, а у нас в Чечне, а у нас… Ну был и был! Да, я знаю, меня папа отмазал, да, много денег, да, новый русский, да, я знаю, но не надо мне этим тыкать!
— Да ты чё, Ёрш! Успокойся, я же совсем не об этом!
— Так, поехали, молодёжь! — Пархому перечить не стали.
Проверили глубину — оказалась небольшая, рискнули так проехать, без подкладки, — выбрались, чуть побуксовали и выбрались.
— Долго нам ещё?
— Ну, вроде бы ещё километров семь по карте, — Жека был кем-то вроде штурмана.
— Хорошо бы до темноты успеть — лагерь разбить, пожрать чего-то.
— А если в деревне всё же живёт кто-то? — Жека выглядел каким-то нервным…
— Ага, тот, с большими ушааами! — загробным голосом пробасил сзади Пархом.
— Да никто там не живёт, даже дорога нехоженая. Как там жить в такой глуши вообще можно? До ближайшего супермаркета сотня километров. Они что там — ёлки ели бы?
— Ну ведь ели же что-то раньше?
— Хм… хотя и вправду же, ели. Хотя хрен их знает, что они там ели — мне один в архиве говорил, что там поселение то ли старообрядцев каких-то было, то ли староверов — хрен поймёшь, может они там святым духом питались, — Ёрш заржал.
— Нам главное, чтобы там до нас никто не побывал. Всё остальное — ерунда. Там церковь должна быть. Если её товарищи комиссары не разграбили — хабар должен быть отличный!
— Вот то-то же! — пробасил Пархом.
— А как это всё в компьютере видно?
— Да как видно — вот так видно! — Жека порылся в бумажках и протянул Вове какую-то цветную распечатку.
— Большое строение — наверное церковь? Раз, два… пять… одиннадцать — дома наверное… сохранилось ведь.
— Да, наверное церковь, а дома — со спутника… может это и не дома — может там груда сгнивших брёвен уже — это надо на месте смотреть.
— Бл…!
Водитель резко ударил по тормозам, так что Жека, пересевший вперёд и не пристегнувшийся, больно ударился головой о лобовое стекло, но, к счастью, ничего не разбил.
— Вот говно! Выскочило что-то в фары — здоровое такое, с человека ростом — и в кусты… — Ёрш говорил резко, с придыхом, как автоматная очередь. — Как мелькнуло… Хоть волков-то тут нет?
— Олень может, олени должны водиться!
— Да хрен его знает! Чёрное какое-то вроде было — я не разобрал толком. Прошмыгнуло быстро… здоровое, чёрное! Да что ж за…
— Успокойся, успокойся, Ёрш, — голос Пархома звучал мягко, уверенно. — Вы уж меня извините, но вы и вправду поменьше впечатлялись бы, а? Темноты хоть не боитесь? Здоровые же лбы уже, не дети! Ну выскочило, ну заскочило обратно… На охоте, что ли, ни разу не были? А тут устали уже, лес незнакомый, тёмный, в фарах не рассмотрел, что оно за птица.
— Ну, может и так… Волков-то хоть нету?
— Да нету, нету, едем.
— Волки все в городе остались, — вставил не к месту Вовка, и машина продолжила двигаться дальше.
Через десять минут вдали начало развидняться — опушка. Выехали на широкую вырубку и сразу увидели метрах в трёхстах церковь. Деревянная мрачная церковь. Однобанная, зелёно-чёрная. И сразу стало как-то невыносимо тоскливо на фоне вечернего свинцового неба.
— А это что? — тихо спросил Ёрш. Машина остановилась.
У въезда в деревню стоял сломанный деревянный крест. Низ был вкопан в землю, а верхушка перевёрнутая стояла рядом.
— Что это?
— Крест, что-что!
— Я знаю, что это… — Вовин голос был каким-то холодным и мрачным, каким-то усталым и безнадёжным. — Мне дед рассказывал, что в деревнях при входе стоял крест — не знаю к чему — какие-то религиозные штуки, его украшали, может как оберег был, не знаю. Он говорил, что в войну к деревне приближались фашисты, и кто-то сказал, что крест — это оберег, или символ жизни, но если его сломать, то фашисты подумают, что в этой деревне никто не живёт, или она проклятая — что-то в этом духе, ну короче, что жизни тут нет… И не будут в неё заходить. Так можно не только свои жизни, но и имущество спасти. Хотя священник был категорически против, но жители всё же крест сломали и поставили так. И точно, фашисты даже не дошли до деревни. Правда, буквально через день там началась какая-то то ли холера, то ли ещё что — жители начали болеть и умирать, причём повально, а кое-кто начал вешаться, люди пропадали… Подумали сразу, что дело в кресте. Вроде новый вкопали — а всё продолжается. Ну, кто выжил, собрали пожитки и уехали — живы остались.
— А не зря ли мы тебя взяли, а, Вова? Что бы ты нам тут всякую жуть рассказывал! Ты же врач, ты же военный врач — как ты в такую ерунду верить можешь? Сама по себе болезнь взялась, да неизвестная! Ой-ой… — Ёрш изобразил мучительную гримасу.
— В том то и дело, что я врач. В том то и дело, что военный врач, — как-то в никуда сказал Вовка. Слушайте, а нафига оно нам надо? Может, всё же обратно? Есть же какие-то менее жуткие места, а? Давайте обратно, ребята!
— Ну, ну, без паники только, тоже мне военный… — все как-то неожиданно услышали Пархома. — У нас ведь оружие есть, а мало ли кто чего говорит — энело, йети… Сказки сказками — а хабара, чуется, наберём.
— Не в хабаре же дело, это же… да как вы не понимаете? Может, вы ещё могилы копать начнёте?! — Вова был на грани ярости и какого-то страха. Стало видно, что он и хочет туда, и боится…
— Ну, могилы… сказал тоже. Кому они нужны тут, могилы? Это они у тебя тут в голове — могилы! Вера, религия… А тут — это просто яма, а в ней кости, а в ней скарб какой — украшения, то да сё. Загробная жизнь, где она? Там где-то, неизвестно где. А денежки — вот они, лопату бери да греби! А кому не нравится — может выйти и обратно через лес со своими страхами пилить. Ну, кто выходит? Кто не с нами? — казалось, что именно так должна звучать интонация агитатора в тридцать седьмом году. Пархом вопросительно уставился на Вовку.
— Да ладно, с вами я. Может и вправду, на войне был — людей не боялся, а тут чёрти чего… от усталости может. Да и вправду, скарб…
— Ну вот и чудно. Трогай, Ёрш. И давайте больше без болтовни, мужчины!
Часть 2
Вчера решил зайти в гости к своему однокашнику. Пару месяцев уж его не видел, а тут новогодние праздники выдались — дай, думаю, заскoчу. Открыл он двери, заходи — говорит, соскучился. Ну мы на кухню, холодильник открывает — жена, говорит, наготовила — закуски есть, так что посидим. Налили, выпили, закусили, повторили… Ну, говорю, рассказывай, как оно? А он прищурился, потом глаза опустил, рюмку в руке теребит…
— Знаешь, — говорит, — Коля, мы же с тобой с детства друзья… Мне такая жуть на работе досталась! Как клубок начали раскручивать… я думал, мне до дурдома недалеко. Ты ж знаешь, я работаю не первый год, до этого Афган — я там насмотрелся, ты ж знаешь… А тут такое, что я такого животного страха ни разу не испытывал. Это я сейчас уж отошёл немного, а лейтенант у нас, что со мной был — так тот вообще в запое. Ты ж знаешь, у нас что за работа, но такого…
— Володя, — говорю, — давай, выкладывай. Только, если можно, без ваших протокольных подробностей про рост и вес трупа.
В ответ тяжелый взгляд:
— Наливай, — говорит, — только поверь, что всё, что я расскажу, всё, что я видел, это правда. Заключение-то мы другое, конечно, дали… А то на этом бы моя служба быстро закончилась.
— Да что ты, я ж тебя с детства знаю! Да давай уж!
Вот его рассказ:
— Так вот, в октябре, в самых первых числах, так, мол, и так — пропали люди: три парня по двадцать семь лет примерно каждый. Написали родственники заявления, что, мол, уехали в лес, какая-то археология, мол. Обещали, что будут в субботу, а их нет, мобильные молчат, ну во вторник-то и спохватились… Ну и пошло-поехало, и выяснили, что ребята, скорее всего, чёрной археологией занимались — ну, металлоискателем всякое барахло по лесам искали, грубо говоря. Случай, думаю, понятный — нашли, думаю, тротила пару килограмм. Нередко кто подрывается на подарках войны. Трупы надо бы найти, а куда уехали — никто не знает. Хотя, может, и просто где запили, или ещё что, но уж третий день нету — не шутки. Брат одного из парней младший говорит, что в компьютере карты есть — туда и гляньте. Ну, у меня помощник помоложе — что-то там соображает, высмотрел, по датам чего-то нашёл. Вот, говорит, сюда… Ну, мы районным, они — нам, суд да дело, говорят — едьте, есть ваши, трое, только вас нужно, без шуток говорят. Короче, ни хрена не понять… Мы группой туда.
Оказалось далековато ехать, глушь, лес там такой мрачный, по карте водила замучился выбираться, и проехать проблема — подвес не очень для тех мест. А с нами местный их был лейтенант. Как сел в машину, — здрасьте, мол, а бледный какой-то, молчаливый… Я говорю:
— Да брось ты, неуж то мы прям из Москвы такие страшные?
А он:
— Вы на месте ещё не были!.. Мы там не трогали ничего… Товарищ майор, вы глянете, а там и поговорим.
Ну, я думаю: эка ты зелен ещё, братец. Ну, проехали тот лес к середине дня, выезжаем на поляну, вид, конечно, открывается — мрачное место: крест поломанный у дороги стоит, вдали церквушка виднеется — там деревня заброшенная была, по справкам так и не установили, когда там последние жители были. Приехали — избы обветшалые, крыши сгнили в основном, церковь деревянная только неплохо выглядит. Внедорожник стоит зелёный.
— Так что, — говорю, — где тут твоя жуть деревенская? А лейтенант, его Саша звали, мне в ответ:
— Пожалуйста за мной, товарищ майор…
Ну, мы за ним. Подходим к церкви, а она вблизи совсем мрачная — как нависает прямо… Ты ж знаешь, я в эти дела не особо верю, но когда в городе — совсем другое чувство, а там как-то… как-то глубже это всё, значимее. Так вот, входим. Лежит один, лицом вниз, ногами к дверям. Ну, эксперт наш то да сё — фотографии… А как перевернули — тут что я, что он побелели, а лейтенант на улицу выбежал — блевать. Выражение лица — я такого на войне не видел, это не то, что страх, ужас… я даже не знаю, как описать. Ну, думаю, мало ли чего я не видел. Давай выяснять картину. Осматриваемся: церковь — пустота внутри, окна только да тьма наверху, под куполом. Ничего больше нет — голые стены и пол каменный. Что, говорю, Никитич, что по трупу? А он трясётся… Я опять:
— Да что такое?
Он говорит:
— У него кости дроблены…
Я говорю:
— Чего?!
— Кости, — повторяет, — дроблены — я у него ни одной целой кости не могу найти… Даже череп по кускам — но в коже, и крови не видно нигде.
И трясется.
— Я, — говорит, — покурить выйду…
— Да тут кури, — останавливаю его. — Как оно так возможно?
— Не знаю, — говорит, — невозможно оно никак.
— Что дальше? — говорю. — Давай дальше!
В левом кулаке нашли зажатый нательный крест, в кармане джинс — бумажник и карточки на имя Вадима Е. Это оказался сын заявившего о пропаже; больше никаких телесных повреждений, — только на подушках пальцев запёкшаяся кровь, как позже установлена — этого погибшего. Рядом были обнаружены куски здоровой чуть ли не балки, дубовой. Как позже выяснили — засова. Такое чувство, что погибший пытался укрыться от кого-то в церкви, закрыл двери на засов. А этот кто-то… Ты знаешь, Коля, ты меня извини, буду говорить прямо так, как думаю, — а это что-то сломало засов… На внутренней стороне дверей крест выцарапан — свежий, это его тот парень царапал — под ногтями грязь и древесина гнилая… Я тогда ещё подумал: что же это с той стороны дверей должно быть, чтобы своими ногтями по дубовой двери крест царапать? Как именно был умерщвлён погибший — ни я, ни эксперт, ни в лаборатории однозначно установить не смогли, позже переделали во «взрывную волну», хотя какая там волна?.. Налей, Коля. Ага, давай, за здоровье.
Так вот: вышли мы из той церкви, курим да друг на друга смотрим.
— Что, Саня, — ну, к лейтенанту местному обращаюсь, — что думаешь-то?
— А что думать, — отвечает, — крест видели при въезде сломанный? Знаете же, что означает.
— Нет, — говорю, — откуда мне знать?
— Совсем, — говорит, — вы в Москве там от жизни оторвались! У нас каждый ребёнок знает, что это оберег, и если он сломан…
— Да погоди ты, Саня, — говорю, — обереги оберегами, а трупы — трупами. И мы с тобой не в лаборатории аномальных явлений работаем, а в органах. Тут убийство есть, и наша работа какая? Правильно, вот и давай займёмся работой.
Вокруг крыльца церкви всё обшарили — следов нет, да и какие там следы — трава да листья. Слева — могилы, кресты перекошены на некоторых, все заросли бурьяном и травой, надгробных камней почти не видно.
— Товарищ майор, — это уже мой лейтенант говорит, — с другой стороны церкви — там могилы разрытые.
Мы туда. Ну и зрелище: две разрытых могилы, в них кости, досок сгнивших обломки — гроб. Лопата рядом валяется, и следы ботинок — два человека были. Ничего особенного вроде. И тут смотрю — а надписей на надгробиях нету. Кресты высечены, а надписей — нету. Отошел к церкви, глянул на другие — есть надписи, имя-отчество. Вернулся и говорю:
— Тут же надписей нету!
А Сашка мне:
— Да ведь они за оградой похоронены.
— И что? — говорю.
— Как что? — отвечает лейтенант. — Как думаете, товарищ майор, почему их не со всеми хоронили, а за оградой?
— Ну и почему?
— Самоубийцы это, или ещё чего… В общем, не при боге были.
— Все при боге, — говорю, — и давай вообще со своими этими штучками завязывай, хорошо, лейтенант?
— Володя, — меня Никитич окликнул, — смотри, что нашлось.
Подхожу. Он в руках палку полусгнившую держит заточенную.
— Это отсюда, — говорит, — кол это, Вова.
Тут мне холодеть начало:
— Какой кол? Сажали на который?
— Нет, говорит, — слишком короткий, чтобы сажать на него.
А лейтенант крестится рядом стоит:
— Товарищ майор, может, поедем отсюда? Товарищ майор, плохое это место!
Я рассердился:
— Замолчи, ты же на службе! Отставить панику!.. Они хоть люди, Никитич?
Тот смотрит на меня:
— Ну вы даёте! А кто ж они?
И я думаю: ну, чушь спорол. А Никитич всё ж взял череп, повертел в руках.
— Кости какие-то, — говорит. — Люди, кто ж ещё-то? Мужчина, примерно тридцать лет. Второй…
— Ладно, ты давай тут смотри, а мы дальше пока… Куда идём? — спрашиваю Сашку.
— Ко второму идём, товарищ майор.
— С машиной что?
— Машину смотрели-смотрели — ничего особенного.
Говорю своему лейтенанту:
— Иди машину глянь да давай-ка мне версию.
А сам думаю потихоньку, что тут и почему так. Вернул его к машине, а мы с Сашкой дальше пошли… К избе подходим. Крыша почти целая, стены крепкими выглядят, только замшелые все. Следов никаких не видно. Крыльцо резное, но полусгнившее уже. Я туда. Дверь толкаю — не идёт. Лейтенант говорит:
— В окно гляньте!
Подошел, смотрю — висит. Тьфу ты, опять ерунда какая-то…
— Двери почему не открываются? — спрашиваю.
— Засов… — поперхнулся лейтенант, — не сломали, видимо.
— В окно пролезешь, откроешь?
— Пролезу, — говорит. Влез, открыл.
Зашли.
— За Никитичем пошли, — говорю. А по дороге думаю: если туда лейтенант влез, так чего ж оно туда не влезло? Или от кого он запирался-то?
— Когда их тела забирать будут?
— Завтра.
— Ясно… Никитич, там ещё сюрприз!
А Никитича-то и нет! Обошёл церковь кругом, смотрю во все глаза и не вижу Никитича.
— Никитич, — зову, — ты где?
Тишина.
— Алексей Никитич! — кричу уже громче. — Никитич!! — Ору уже просто.
Мобильный достал — связи нет. Прибегает мой лейтенант. Спрашиваю:
— Никитича не видел?
— Нет, — говорит, — я у машины был.
Ну, думаю, куда старый чёрт попёрся… Следов нет.
— Никитич! — кричу. А сам думаю: ну что ж делать то? И стою растерянный, как ребёнок… ну представь, что делать-то? Мобильный не ловит — как к нему?
— Никитич! — кричим уже вместе. Вид глупый абсолютно: взрослые дядьки, а начинаем паниковать и теряться. Ну и думаю — надо же что-то делать! Стрелять — потом за патроны отчитывайся. Ну, пошли по деревне искать — да там той деревни пара десятков домов… Походили, покричали — тишина в ответ. Лейтенант говорит:
— Там ружье в машине есть, можем из него стрелять.
Мы туда. Два выстрела вверх дали — в ответ ничего. Я совсем разволновался:
— Коля, ну пойми — не знаю, что делать! Ну как так — пропал человек? Был только что тут — взрослый, трезвый… Пропал — и даже по мобильному не позвонить! А кругом лес и эта чертовщина…
Даже и думать не знаем что! Отошёл бы куда, так выстрелы бы услышал — обязательно вернулся, а тут где-то был бы — тоже выстрелы бы услышал. Что делать?! И тут слышу лейтенанта:
— Да вот он!
Оборачиваюсь — вдалеке, метрах в триста стоит Никитич. Ну, думаю, напугал же. И где только лазил?.. А он разворачивается — и обратно в чащу… У меня крик на полуслове оборвался — только выдал «Ники…», и всё… Стою, не могу понять ничего. Думаю, может, он нашёл чего там? Ну мы туда, за ним — бежим, запыхались. Кричу:
— Никитич! — А в ответ тишина. Сашка крест нательный вытащил, — поверх формы висит, — и стоит бубнит молитву какую-то. Я опять кричу:
— Никитич, твою мать, брось шутки, старый чёрт! — А в ответ опять тишина… И тут, Коля, знаешь, такое чувство за горло взяло — безысходности, Коля. Что ничего я не могу поделать, ничего… Стою, а руки как скованы. «Никитич», — кричу… но уже как-то сдавленно, чуть не сквозь слёзы. Достал ПМ, передёрнул, и в чащу. А меня за рукав Сашка схватил и кричит:
— Не ходите туда, товарищ майор, не ходите, это нечистый, товарищ майор!
Думаю — да что за… В руки себя брать надо! Но не стал спорить почему-то на этот раз.
— Возвращаемся, — говорю, — к машинам.
Вернулись. Думаю: что ж делать?! Мобильный не ловит — нас сюда искать никто не поедет, а уже сумерки через пару часов. Ну, надеемся, что это у Никитича шутки такие. И если через два часа его не будет…
— Сашка, берёшь машину и гонишь за подмогой — будем искать, прочёсывать, только за чертовщину ни слова — а то мало ли что подумают… А пока давай третьего глянем и подумаем над версиями произошедшего…
— Давайте, глянем, — как-то по-дурацки хихикнул лейтенант. «Господи, а с тем что же», — думаю. А с тем — ну, его точно не нашли, но я думаю, что знаю, где он. Пошли мы с лейтенантом за церковь, пробрались кустами. Там, ага, холмик земли, следы — натоптано.
— Чьи следы? — спрашиваю.
— Тех двоих, что мы уже видели.
— Ну что, копаем? — говорю. — Тащи лопату… А лучше стой, давай вдвоём туда пойдём — вместе надо держаться.
Сходили за лопатой, ну и начали копать осторожно… Чуть сняли грунта — палка торчит. Обкопали — дальше тело. Ну, я аккуратно разгребаю — да, труп. Труп парня, третьего того. На животу лежит… Коля, а знаешь, что у него из спины торчит? Кол. Кол, самый настоящий кол, кровь запёкшаяся на одежде. У меня аж в глазах помутнело… Бросил лопату, пошли на крыльцо церкви. Сел на ступеньки, закурил. Смотрю на лейтенанта моего — белый весь, лицо мокрое.
— Ну что, — говорю, — какие есть версии?
— Убили… — мямлит. — Убили его, что бы не делить найденное, а труп решили закопать…
Я говорю:
— Что ты мелешь? Его закопали, а сами — один повесился, а другой…
Тут я вспомнил про мешок с костями и осёкся. Но потом продолжил:
— Имеем два трупа со следами насильственной смерти и одно самоубийство. Так, следов было двоих человек — значит, первым погиб тот, что с колом. А почему он вниз лицом? А почему они его вообще закапывали? Ты себе представляешь — вбить кол в человека и его закапывать? Лучше бы уезжали отсюда побыстрее!.. Ты машину проверял ихнюю — бензин есть, заводится?
— Да, всё работает, — говорит лейтенант.
«Да что ж в голове ничего не клеится», — думаю…
И тут слышу шёпот Сашки:
— Этот… ваш… Никитич…
Вскакиваю, смотрю — точно, Никитич на опушке, но уже с другой стороны. Стоит, в нашу сторону смотрит. У меня мурашки по коже. Как будто не так что-то с ним… И не знаю — кричать не кричать. Смотрю — приближаться начал. Я стою в растерянности — ну, думаю, всё же надо в его сторону идти. А Сашка крестик снял, зажал в левой руке, в правой ПМ сжимает. Ну, мы к Никитичу. Идём медленно, а он, вроде как, шаг прибавил. Мы остановились, а он прям бежит к нам. Метрах в десяти остановился — стоит, дышит тяжело. Мы стоим — у троих ПМы, уже чуть ли не на Никитича направлены.
Я говорю:
— Никитич, ты, что ль?
А он смотрит и молчит.
У меня начинают нервы сдавать. Кричу:
— Никитич, твою мать, это ты?
Он хриплым голосом:
— Я это, Володя, я.
И тут он опускается на одно колено и тяжело падает. Мы стоим — боимся пошевельнуться… Лейтенант молитву читает, а я чувствую, что крыша уже дёргаться начинает… И такое чувство, ну знаешь, Коля, как в книгах пишут — «будто это сон всё, будто не со мной», — вот так и кажется — ну что за ерунда, как-то всё несуразно… Лейтенант мой к нему подошел, пульс пощупал:
— Живой — говорит, — но пульс слабый.
Ну тут и я подбежал, перевернули его. Он глаза открыл…
— Володя, ты? — говорит.
— Я, кто ж ещё-то?
В общем, он просто в обморок упал, — подняли, доковыляли до церкви, дали попить. Он уже, вроде, в чувство пришел. Спрашиваю:
— Где ты был-то?!
Он вот что рассказал:
— Осматривал я те могилы, как смотрю — ты, Володя, на опушке, у края леса, и рукой машешь. Думаю, ну чего там? Вроде, в другую сторону ушел. Ну, я к тебе. А ты всё машешь и отходишь вглубь леса. Я за тобой — а ты опять дальше, шагов на пятьдесят отошёл. Я к тебе, а ты за дерево — и исчез. Мне похолодело — развернулся, обратно бежать — а не вижу обратной дороги. Бежал так минут пять — должен был уже выбежать обратно — нет. Только смотрю — под ногами сыро становится… Да ведь болото это! Вправо глянул — камень стоит огромный, чёрный. Чем-то на стол похож — квадратный такой, будто его кто сделал специально. Солнца нет — не знаю, как ориентироваться… Ну, я обратно побежал — бегу-задыхаюсь, а через пять минут прибегаю опять к тому же камню, но с другой стороны! Как так? — думаю. Что за чертовщина!.. И уже паника начинается! А тут из-за камня ты выходишь… и ко мне медленно приближаешься… Я смотрю — а лицо у тебя такое мертвенно-бледное, ну не твоё… Я оттуда побежал — не пойму куда. Бегу и всё — ужас. Слышу — два выстрела. Я на них. Прибежал опять к тому болоту с камнем… Я уж и кричал, да вы не слышали, видимо… Бежал — и опять: камень этот проклятый и болото. У меня аж слёзы на глазах… Завыл… Стал молитвы вспоминать, а не помню ни одной — некрещёный же я. А смотрю краем глаза — ты, то есть оно — опять ко мне приближается. Закричал, бегу и прошу господа, как могу, чтобы избавил от наваждения… И тут выбежал на опушку — только не пойму куда… А смотрю — вдалеке ты и лейтенант. Думаю, а пропади оно всё!.. И к вам. А дальше вы знаете… И что ты, Коля, будешь делать? Массовый психоз? Галлюцинации? Может, какие отравляющие вещества в войну тут применили…
Я говорю:
— Давайте-ка отсюда собираться, хватит с нас этой ерунды! Завтра надо брать солдат, что-ли… Прочёсывать район, документы какие-то по истории этой деревни поднять… Да и, может, это вообще не наше дело, а другого министерства.
Желания оставаться там, естественно, ни у кого… Быстро в машину — и оттуда. Как в город приехали — меня жена испугалась… Говорит, Володя, что с тобой?! А я в зеркало глянул — даже волосы седые есть. Уснуть не мог… И чуть рассвело — я к начальству, так, мол и так… Он наорал. Говорит, понапивались там, что ли? Иди, говорит, пиши, и жди… А потом приехали двое из… оттуда, Коля, куда раньше нежелательно было даже раз попасть. Попросили описать всё в деталях, подписал о неразглашении… и больше, слава богу… даже вспоминать не хочу об этом деле. Версии у меня нет — есть только один вопрос: те двое сказали, что повешенного никакого не было обнаружено, а был обнаружен труп, со следами удушения и… отсутствием внутренних органов. Живот был разорван… и печень, сердце — этого не было. А ещё Никитич говорит, что следов там от четверых человек было, Коля… остался там кто-то, или поселился… Упокой, господи, его душу.
ㅤ
Автор: EvaS
Источник: 4stor.ru
История была подвергнута незначительной корректировке