Эта история написана в рамках осеннего турнира Мракотеки (октябрь 2025 года)
— Пап, ну когда уже приедем?
Леша изнемогал от тоски на заднем сиденье. Неудивительно, мобильного интернета здесь почти что и нет и непоседливому ребенку быстро наскучило рассматривать однообразные пейзажи за окном.
— Еще час и на месте, совсем немного осталось, потерпи.
Свой голос казался глухим и отстраненным. Мысленно Василий обругал себя, не нужно показывать ребенку что что-то не так. Он все прекрасно чувствует и без этого. Салон автомобиля заполнила телефонная трель, дисплей отобразил входящий вызов. Мама. Говорил же, во сколько приедем, зачем трезвонить! Излишне резко Василий сбросил звонок. Дорога из города в родную деревню сильно изматывала и немного раздражала. Хотя было не совсем понятно на кого в конечном итоге он сердится: на родителей, которые вырастили его в 10-ти часах езды от крупного города или на самого себя, который в этот самый город сбежал. Быстро взглянув в зеркало заднего вида, Василий увидел Лешу, прижавшегося к оконному стеклу. Показалось, что на маленьких глазках снова блестят слезы и где-то внутри защемило. Она всегда ладила с ним гораздо лучше. Будь она здесь вместо него, то точно бы нашла правильные слова.
— Что ты там притих? Смотри какие вокруг пейзажи, в городе такое только на заставке рабочего стола и увидишь.
— Угу
От раздражения на самого себя Василий вцепился в руль так, что костяшки на пальцах побелели. Подобраться к собственному сыну никак не получалось. Все их разговоры после гибели матери были какими-то натянутыми, общими. Когда все только произошло, в тот день, когда отстраненный голос по телефону сообщил о произошедшем, когда их связала общая скорбь, он впервые почувствовал с сыном что-то общее. Но дальше дело не продвинулось. Как бы ни пытался Василий держаться, цепляться за то, что еще осталось в жизни, сил совершенно не осталось. Они клялись, что будут вместе вечность, и видимо со своим последним вздохом она забрала с собой и его душу. Характером сын пошел в отца, поэтому, когда замкнулся и он, Василий не удивился. Но решать что-то нужно и возможно им обоим поможет этот небольшой таймаут в захолустной деревне, вдали от суеты города и квартиры, где каждый сантиметр напоминает о ней.
Первые дома появились внезапно, неожиданно выплыв из окружающего дорогу леса. Маленькие, темные домики, обрамленные огородами и грядками, сначала редкие, потом появляющиеся все чаще и чаще. Чем ближе к центру, тем более презентабельнее становились дома построенные дачниками, лесная грунтовка начала напоминать хоть сколько-то сносную дорогу. То тут то там начали появляться люди, занимающиеся своими делами. Все вокруг казалось таким знакомым и чуждым одновременно. Чтобы не пропустить поворот пришлось немного напрячь память, но руки сделали все сами, привычно вырулив к знакомой калитке. Мама уже открывала ворота, видимо смотрела в окно.
* * *
— Кушай, кушай, какой худой смотри. Вась, ты его там не кормишь вообще? – Мама гладила Лешу по голове, пока он уплетал домашние щи. Откуда только у него резко взялась эта любовь к чему-то кроме бургеров?
— Мам, кормлю конечно, что за вопросы? – Мобильный интернет наконец-то худо-бедно начал работать, и Василий увлеченно скролил рабочие чаты.
— Ну ты можешь с матерью пообщаться без своих этих гаджетов? И ребенку вон уже свою привычку передал! Убери немедленно за столом есть нужно, а не ерундой заниматься!
— Какой ерундой, я пытаюсь хоть немного работать!
— Так хватит! Еще спорит с набитым ртом! Работяга какой, сиди ешь, всех денег не заработаешь все равно. Помру я потом будешь вспоминать как родную мать на работу променял.
— Мама!
— Бабушка! – Тонкий детский голосок был полон такого возмущения и боли, что на просторной кухне повисла тишина, нарушаемая только тиканьем настенных часов.
— Золотце мое, ты что, шучу я так юмор стариковский, не переживай
Леша, прекратив есть уткнулся в живот бабушки. Она рассеяно гладила его по голове. Василий, глядя на нее раздраженно провел по лицу рукой, она отмахнулась.
— Бедная моя кровинушка, так рано через все это проходить. – Она немного отстранила Лешу и кряхтя наклонилась к нему, чтобы лицо было на уровне его глаз. — Знаешь, как говорят, мы здесь все в гостях, а мама твоя уже дома, смотрит на тебя оттуда и улыбается.
— Бабушка. – Леша говорил очень тихо, но четко. — А ты точно знаешь?
— Точно, дитятко мое, точно. И не только мама смотрит а и дед твой и все остальные. Поэтому ты их тоже не расстраивай и не плачь. Иди в огороде собери ягодок, сварим компот, любишь же.
Лицо Леши посветлело, и он сорвался в огород. На секунду Василий вспомнил себя в его возрасте, когда огород был действительно чем-то интересным и скрывал в себе все тайны мироздания. Толстые зеленые гусеницы, красивые колорадские жуки, банки с солидолом и еще живой отец, загорелый и веселый. Но воспоминания ушли так же быстро, как и пришли.
— Мама, что за чушь ты ему вкладываешь в голову! С детства ребенка приучаешь к своим сказкам, ей это бы тоже не понравилось!
— Больно много ты понимаешь! Отца на тебя нет, выпороть некому, с матерью как говоришь! Дурь твою городскую оставляй в городе, сюда нечего это все тащить. Прабабка твоя еще меня маленькую учила как мир устроен. Если ты оболтус решил, что самый умный, то хоть внука мне не порть. И вообще язык за зубами держи, не трепайся тут сильно, еще услышит кто.
— И телефон лучше, наверное, не доставать, подумают еще что колдун и придут с факелами?
— Ну дурак! Как ты вышел то у нас такой? Ты слушай и внимай, что тебе мать говорит. Я всяко больше тебя видела и знаю, ерничество твое мне не нужно показывать. Самому же тяжело, мучать себя мыслями, тут никаких нервов не хватит. – Вздохнув мама села напротив. – Отец твой, когда ушел я тоже места себе не находила. Хоть на стены лезь, одна же тут была, вы все поразъезжались.
— Ма..
— А ну цыц! Не перебивай! Ты сам знаешь какое время было когда мы росли, с верой только в партию, порицалось это все. И мной и дедом твоим, пережитки прошлого, люди необразованные сказки придумывают. Тогда мы и открестились от всего, но только когда дед ушел и на третий день совсем дурно стало, так подруга мне посоветовала к знающему человек обратится, сходила, поговорили, сказал мне что сделать нужно якобы вернуть мертвеца можно. Пришла домой, голова тяжелая, спать легла, ночью слышу, как в окно стучит кто-то. Выглянула стоит как живой твой отец, улыбается. Говорил со мной ласково, что дома он, со своими. Наказал не плакать, не горевать и ничего противоестественного не делать, нет от этого добра только горе. А теперь я тебе говорю, чтобы ты глупостей не наделал. Да, нам тут сложно без них, горестно, но они-то там есть где-то! И любят, и ждут нас, поверь матери, я с ума вроде не сошла еще. Так что переставай сам себя истязать и в городе своем не вздумай к кому-то ходить и умерших тревожить!
— Мама, умерших если кто и может потревожить, так это черви. Нет ни ее ни отца, и то, что снился он тебе ничего не значит. Не пойду я ни к кому не верю во все это.
— Вася! Я тебя знаю и что веришь на самом деле тоже знаю. Мать родную не обманешь!
— Мам, давай лучше к чему-то реальному вернемся. Мы вообще тоже не совсем просто так приехали. – Василий рассеяно посмотрел в окно, на пасмурное осеннее небо. Неужели и правда где-то там она еще есть? – Не думала в город перебраться? Что тебе тут сидеть в своем медвежьем углу? С Лешкой вон пообщаешься, последишь за ним пока я работаю, не справляюсь я сам.
— Ну нет, Вась. С больной головы на здоровую не перекладывай. Это твой сын и ему нужен сейчас отец в первую очередь. Помочь могу, в гости ко мне приезжайте или я к вам. Но жить не поеду, даже не проси. И вообще иди к ребенку, что расселся!
* * *
Дни в деревне пролетали незаметно. Вдали от городской суеты, размеренный сельский быт положительно влиял на психику. Василий наконец-то стал действительно спать по ночам, свежий воздух и бытовые заботы не давали возможности забить голову тревожными мыслями перед сном. Даже Леша прибодрился и целыми днями пропадал на улице, практически не притрагиваясь к телефону.
День, как всегда, начался рано, едва встало солнце. На удивление к такому режиму жизни быстро привыкаешь. Пение птиц, горячие оладьи и остатки семьи за небольшим, но дружным столом. Что может быть лучше?
— Папа, а ты обещал, что мы сходим за гербарием. – В перерывах между словами Леша дул на горячий оладий. – Для школы.
— Ну раф обефал знафит сфодим. – Василий уже успел обжечь язык и небо, говорить получалось с трудом.
— Ну вот что нельзя было подождать! Зачем в рот сразу тащить, сфодит он. В лесу то хоть не потеряешься? Помнишь то тропки?
— Помню, помню
— На, молока выпей, холодненькое полегче будет. Далеко только не заходите, по подлеску пройдитесь там гербария на целую школу хватит.
Наскоро позавтракав и пообещав вернуться как можно быстрее, они с Лешей направились в сторону тропинки, уходящей в лес. Улица встретила их приятной осенней прохладой, обрамленной привычными деревенскими звуками. Откуда-то издалека доносилась музыка, ветер шевелил ветви деревьев, срывая золотые листья, которые кружась приземлялись на землю. Леша забегал вперед, рассматривал деревья и ворохи листьев, изредка вытаскивая какой-то один, но все равно бракуя большинство найденных экземпляров. Вставшее солнце уже немного прогрело окружающий воздух, роса, мочившая кроссовки постепенно испарялась. На душе становилось хорошо и спокойно так умиротворенно выглядел окружающий мир, транслируя это спокойствие и безопасность в самую душу. Бродя с сыном по тихой лесной тропинке, Василий думал о том, как здесь не хватает погибшей жены и как много времени было потеряно понапрасну. Почему втроем они так редко гуляли, предпочитая проводить время больше наедине, спрятавшись по углам своей квартирки. И что самое ужасное, это уже никак не исправить. От нее остались только воспоминания, несколько волос на подушке и аромат духов, который уже, наверное, и выветрился. Ну и этот маленький человечек с серьезными глазами, бегающий вокруг.
Сейчас, глядя на сына Василий испытывал смешанные чувства. Никогда раньше ему не приходилось задумываться, любит ли он его на самом деле. До ее ухода все воспринималось как должное, шло по проторенным рельсам бытия. Он никогда не стремился завести детей, но и упорно не отказывался. Он радовался его рождению, потому что должен был радоваться, он заботился о ней и о нем, потому что должен был заботиться. В суете жизни у него не было времени остановится и подумать, нужен ли ему вообще ребенок. Теперь, когда она оставила их наедине, когда все проблемы стали мелкими и незначительными, когда единственное живое что осталось от нее это их сын, Василий все чаще задает себе вопросы, которые любящий и нормальный родитель задавать не должен. Настоящий, маленький человек, со своими эмоциями, планами и желаниями. Один из самых близких людей, но любит ли Василий его так же безусловно, безоговорочно и навечно как любил ее? Если бы это не было ее продолжением, напоминанием ее смеющихся глаз, стал бы он вообще что-либо пытаться сделать или вышиб бы себе мозги сразу? Ясности не вносил и образовавшийся между ними барьер, который хоть и начал постепенно таять в деревне, но все еще был весьма ощутим. Сын постепенно открывался с новой, неизвестной стороны и Василий с ужасом понимал, что на самом деле ничего о нем не знает.
Погруженный в свои размышления, Василий на секунду потерял Лешу из вида. Его красная курточка, мелькающая то тут то там неожиданно исчезла, и с ужасом для себя Василий понял, что не может понять, когда именно перестал ее замечать. Оглянувшись по сторонам, он выругался. Местность вокруг была совершенно незнакомая. Хотя что он ожидал, последний раз в этом лесу он был еще подростком, природа не стоит на месте и год за годом вносила изменения в знакомый пейзаж.
— Леша! – Он поднес руки ко рту и сложил лодочками чтобы усилить крик. Никто не отзывался. – ЛЕША!
— Папа, я здесь! Смотри какой гриб я нашел.
Мальчишеский голос раздавшийся неподалеку сбросил с плеч внезапно навалившийся груз. С колотящимся сердцем и дрожащими руками Василий пошел на звук и через десяток метров увидел сына, увлеченно рассматривающего большой гриб. Подойдя к сыну, он крепко обнял его, впервые за долгое время.
— Никогда больше так не делай.
— Пап, ты чего… — Леша неловко отстранился. – Смотри лучше, что это? Как думаешь он съедобный? Может соберем?
— Ну, не уверен.
При ближайшем рассмотрении, гриб выглядел странно. Беловато-желтая шляпка больше напоминала гнойный нарыв. Вокруг гриба летало облачко поблескивающих в лучах солнца спор. Он был размером с кулак взрослого человека, мясистый, на толстой ножке и в целом совершенно безобидный, гриб как гриб. Но что-то в глубине Василия, в отголосках его памяти начинало бить тревогу. Конечно, он слабо помнит что-то о местных грибах, но подсознание упрямо транслировало мысль, что таких грибов он не видел никогда.
— Поганка какая-то, наверное, лучше не трогай ее, отравимся еще. Лучше скажи, с какой стороны мы пришли, я что-то совсем потерялся.
— Оттуда! – Леша уверенно показал направление. – Смотри там еще гриб, тоже огромный.
— Точно?
— Конечно!
Леша уверенно пошел вперед. Отчего-то Василий не стал спорить, хотя сомневался в направлении. Уверенность, пусть даже детская, заразительна. Грибы с каждой сотней метров попадались все чаще, похожие друг на друга почти как две капли воды. Казалось, что они куда-то ведут их, что какой-то неведомый великан выложил из них дорожку, как Гензель из сказки. Связь, как на зло, толком не ловила, о GPS не могло быть и речи. Василий только изредка поглядывал на свой смартфон, вмиг ставший бесполезным булыжником. Когда в душе уже начинала разливаться паника, готовая выплеснуться наружу, хвойный лес внезапно закончился, выведя их в рощу каких-то деревьев, напоминающих смесь дуба и клена. Роща утопала в солнечном свете и золотых опадающих листьях необычной формы. Деревья были большими, величественными и росли почти ровными рядами. Казалось, что даже листья под ногами практически не потеряли своей изначальной формы, не были жухлыми или потемневшими, настолько все вокруг выглядело искусственно созданным. Для Леши все это казалось какой-то игрой, и он с увлечением начал рассовывать самые красивые по карманам. Василий тоже испытал облегчение. Пусть эту рощу он и не помнил, но по окружающей обстановке был почти уверен, что создание рощи дело рук скорее человеческих и вряд ли они сейчас находятся где-то в центре леса. Неуверенно он снова зашагал за Лешей, который увлеченно копался в листве заходя все дальше.
— Я так полагаю вы не местные.
Голос, раздавшийся, казалось бы, из ниоткуда заставил вздрогнуть. Обернувшись, Василий увидел деда в типичном костюме грибника. Резиновые сапоги, благородная седина, выглядывающая из-под тряпки, намотанной на голову, очки в круглой оправе, аккуратная бородка и пронзительный взгляд серых глаз. Человек производил впечатление академика на пенсии, вырвавшего тут участок еще в советские времена. Таких, наверное, много бродит по местным лесам.
— Уже можно сказать, что и не местные. Здравствуйте! – Василий, вспомнив про этикет протянул руку. — Василий, мой сын Леша. Леша, иди поздоровайся!
— Степан Николаевич, очень, очень приятно, Василий! – Степан Николаевич с энтузиазмом пожал руку, с интересом рассматривая их. – Ух какой богатырь ты Алексей! Не страшно так далеко от папки то отбегать? Так и потеряться можно.
— Я недалеко, я так просто. – Леша явно замялся, подбежав сразу прижался к ноге Василия. На секунду в груди отца вспыхнуло теплое чувство.
— Мы, Степан Николаевич, если честно уже похоже потерялись. Я вырос здесь в свое время, но совсем не помню этого места, подскажи, деревня в какой стороне?
— А какая деревня? – Степан Николаевич поправил очки и как-то по птичьи наклонил голову. – Просто в округе их несколько, как Вам, наверняка известно.
— Как несколько, нам Божовка нужна, от нее до ближайшей несколько часов езды ведь.
— Ох и занесло вас, ребята. – Степан Николаевич рассмеялся. – Какими же вы тропами ходили, что аж к Старокамью зашли и не заметили.
— По грибным. – Леша, немного осмелев, вступил в диалог.
— По грибныыым? – Степан Николаевич нарочито карикатурно изобразил удивление, растягивая звуки. Но под его притворной мимикой на секунду промелькнуло что-то еще. Недоумение? – Где же вы грибы-то нашли, я вот с утра и с пустой корзинкой.
— Там их много, целая дорожка была, большие такие. Вон там! – Леша показал своей маленькой ручкой в направлении откуда они пришли. Степан Николаевич озадаченно обернулся и прищурил глаза.
— Гнилостники значит, шалуны…
— Простите, что вы сказали? – Василий не совсем уловил смысл произнесенных слов.
— Ничего, ничего такого важного, не обращайте внимания на старческий бред. А что это у тебя такое в кармашках, богатырь Алексей?
— Это мне для гербария в школу, листики. Смотрите, какие они тут красивые.
— Да, удивительная сила — красота в глазах человеческих. – Степан Николаевич задумчиво отвел взгляд. – Что же делать то с вами, голубчики? В лес отпустить не могу, с концами заблудитесь. – На несколько мгновений он замолчал, словно обдумывая варианты. – А пойдемте ко мне, чаем вас угощу, а потом телега прибудет и поедете в свою Божовку!
— Телега? Настоящая? – Глаза Леши сразу засветились энтузиазмом. – Можно пап? На телеге!
— Не знал, что ездят здесь еще телеги. Извините, но давайте без гостей, мы устали, нам бы домой. Мама моя волнуется, наверное. Вы покажите куда идти, а мы уже сами как-то разберемся.
— Ходят, дорогой, ходят! Чего тут только не бывает, в богами забытом месте. А что до гостей, так вам ждать еще долго, дождь собирается, зачем мокнуть? – Словно в подтверждение его слов где-то вдали послышался громовой раскат. — А до моей скромной обители тут всего пару шагов. И гербарий ваш сразу в книги положим, чтобы листья не испортить. Правильно ведь говорю, Алексей? – Степан Николаевич посмотрел на Лешу улыбнувшись и снова на доли секунды в его лице промелькнуло что-то хищное, птичье.
— Да! Папа, пойдем, пожалуйста!
— Если только телегу подождать…
Василий заколебался и этого хватило, чтобы Степан Николаевич, оживившись и подхватив его под руку сразу повел их в какую-то сторону. До сознания долетали обрывки диалога, обещания показать Леше лошадей и подарить настоящий нож для сбора грибов. Но голова была занята другим. Что-то внутри толкало Василия в направлении, совершенно противоположному тому, куда уводил их Степан Николаевич.
* * *
Дождь и вправду разыгрался не на шутку. Чистое небо внезапно заволокли тучи, в лесу сгустились сумерки и хлынул настоящий ливень. Повезло, что дом действительно оказался недалеко, хотя промокли они изрядно. Степан Николаевич напоил их чаем, после которого Леша от избытка впечатлений уснул прямо на кухонном диване. Укрыв его курткой, мужчины, переглянувшись отправились в большую комнату, где уже ждал пылающий жаром камин. За окном был полумрак, изредка освещаемый вспышками молний, слышались завывания ветра в печной трубе. Василий с хозяином дома сидели в мягких креслах вытянув ноги к камину.
— Удивительная вещь, погода. Видите какой циклон налетел всего за несколько секунд?
— Да уж, хорошо, что мы вас встретили, не знаю, чтобы и делали в лесу одни.
— Не скромничайте, Василий, все вы знаете. – Степан Николаевич отвел взгляд от огня и посмотрел прямо в глаза. – Сдохли бы под какой-то елью, да и все.
— Что вы сказали?
— Говорю спрятались да обсохли бы под елью какой-то. Неужели в лесу никогда от дождя не прятались?
— Да только в детстве, когда еще жил здесь. – Не смотря на жар от камина, Василий никак не мог согреться. Было как-то зябко.
— Удивительно пора: детство. Когда все кажется таким большим, непонятным, практически волшебным! Невероятно несправедливо, когда в эту чудесную пору приходится хоронить родителей, не находите?
— Извините?
— Вы ведь расслышали меня, Василий. – Степан Николаевич снова наклонил голову и улыбнулся. Очень гаденько улыбнулся.
— А с чего вы…?
— Василий, не смущайте меня такими вопросами. Я просто предположил и предположил верно. Сбор гербария обычно занятие все-таки семейное. А как вы говорите к нам пришли? Знаете, всю жизнь почти по лесам хожу, но, чтобы из Божовки случайно пришли впервые вижу.
— Это я виноват, задумался. Сын гриб нашел, потом еще один и пошел по ним, уверенно как-то, я даже и не подумал, что неправильно.
В гостиной повисло молчание. В тишине, Василий заметил, что к уже привычному треску поленьев в камине, барабанной дроби дождевых капель и завываниям ветра добавились новые звуки. Какой-то деревянный шелест, раздавался из глубин дома, как будто бы кто-то тер бревном об пол. Это было где-то на грани слышимости, но все же он был отчетливым, явным. И он перемещался.
— Степан Николаевич, вы один дома?
— Один, один я Вася. Давно уже один. Знаете, такая удивительная вещь эти грибы. Наши предки придавали им слишком большое значение. Говорили, что растут они там, где духи на землю наступают. Как хорошо, что мы с вами современные люди, свободные от этих древних предрассудков, правда?
— Да, конечно. А вы слышите звук?
— Слышу, Вася, слышу. Но вы вот представьте, какая задача, а вдруг действительно все так было как крестьяне нафантазировали? Вот могли бы мы сейчас с вами выйти в лесок, найти грибы и прямо к духам на огонек заглянуть. Каково а? Вот это была бы шутка.
— Да, да, конечно. А что за звук это? Как будто перемещается, вы слышите? – Василий привстал на кресле и вглядывался в темноту прихожей.
— Ясное дело, он же идет. Василий, ну взрослый же вы человек, а такие вопросы странные у вас! Как-то ко мне приходила одна прекрасная женщина и тоже задавала много странных вопросов. Забыл, правда, как звали ее, вылетело из головы как будто вороны выклевали. А вдруг родственница ваша?
— Вы же сказали, что вы один, кто он? – Деревянный шорох, перемежающийся со скрипом, стал еще более отчетливым, источник звука явно приближался.
— То ли Марина, то ли Мальвина, то ли Мария…
Степан Николаевич не обращал внимания на вопросы. На секунду отведя взгляд от темного дверного проема Василий увидел, что он трет лоб пальцами рук бормоча женские имена. Скрип становился все громче, все ближе. Внутри разливался противный липкий страх. Все затихло так же внезапно, как и началось. Василий до рези в глазах вглядывающийся во тьму, заметил, что в одном месте она была какой-то более глубокой, более живой, сплетающийся в покачивающийся силуэт человека.
— Вспомнил! Вася, вспомнил! Это была твоя мать!
С диким скрипом, врезающимся в барабанные перепонки, нелепо перебирая конечностями из тени проема выбежало нечто. Сплетенный из веток, облепленных грязью для скрепления, силуэт, отдаленно напоминающий человеческий. Вместо глаз торчали две грибные шляпки, рот был широко открыт, вместо зубов в нем торчали обломанные ветки, подобие рук болталось во все стороны. С него текла какая-то белесая слизь, создавая на полу лужи. Существо опрокинуло кресло вместе с Василием, прижав его к полу. Неорганизованные телодвижения, продиктованные больше паникой, не могли сдвинуть тяжелое кресло. Было ощущение, что на него сверху положили плиту. Подобие головы создания нависало прямо над ним, слизь стекала на лицо тягучими, тонкими нитями. Глаза грибы, казалось, что по-настоящему смотрели прямо на Василия.
— Ч…Что это такое?
— Не что! Как не вежливо! Не что, а кто! Вот так будет правильнее. – С кряхтением Степан Николаевич поднялся со стула. – Твой отец, Вася. Не суди строго, пусть времени у меня было и много тело вот собрали, тростиночка к тростиночке, но вот душу…Твоя мамашка паскуда не принесла, того, что положено. Уже какой год жду, надеюсь, выглядываю. Прячется как змея под камнем, не вижу ее. Даже крупинки землицы мертвой не налипло на ноги ее поганые. Ничего не унесла теперь не найти. Хорошо, как хорошо, что баба твоя померла. Грибочки то не все видят, а токмо кому надо!
Кресло давило на шею, не давало дышать. Кружилась голова. Ходящий по комнате Степан Николаевич мелькал на краю зрения. Казалось, что на руках и лице его появляются маленькие черные перышки. Что щелкает хищный клюв и капает на пол вязкая слюна.
— Кто себе душу по подохликам своим рвет тот и видит. Будем считать, что карга старая долг вернула. Ребеночек, такой сладенький, маленький, умненький, за такое и твою бабу отдам. Что скажешь, Васька? Каково? Придешь домой и с папкой, и с милой своей, детей еще нарожаете. Дом с папкой построишь как мечтал, меня все благодарить будете. А я ребеночка непутевого возьму, ему тут лучше, все равно не нужен он тебе.
— Ты… Сука… Не тронь
— Вася, я по-хорошему хочу. – Степан Николаевич, или скорее то, чем он стал склонилось над Василием. Нос и рот превратился в хищный, кривой птичий клюв. Лицо тонуло в черных, лоснящихся перьях и только человеческие глаза да круглые очки на них выдавали старый, человеческий облик. – Я тебя пожру, но ребятеночек же сам потом прибежит. Он то не ты, дети чистые они любых родителей любят. Как ты там подумывал? Слово такое красивое: безусловно! А ты себя люби, ее люби, спаси кого можешь. А малого оставь! Понял? Для тебя лучше делаю.
— Сука…Пошел ты…Тварь.
— Сомневаешься! Слышу, сомневаешься же. Что ты девица на выданье тебя уговаривать? Соглашайся, никто и не узнает. Ты если за свое посмертие беспокоишься так нет ваших этих райских кущей. А хочешь как помрешь я тебя встречу, чаю выпьем?
— Я не сомневаюсь.
Василий врал и тварь это чувствовала. Хотелось винить в этом стресс, душащее его креслом создание из палок, кислородное голодание или что-то еще, но внутри Василий понимал, что предложение существа звучит очень заманчиво. Они ведь приехали в деревню решать как раз эту проблему. А теперь ее можно не просто решить, можно начать все заново, быть с ней, вернуть отца. И взамен потерять сына, который совсем недавно прижимался к его ноге от испуга.
— Отпусти папу!
Леша, внезапно оказавшийся в гостиной, влетел в чудовище из веток и сшиб его на пол. Кресло сразу стало легче, и немного приподняв его Василий смог выбраться. Степан Николаевич, зашипев, исчез где-то под потолком. Быстро осмотревшись, Василий увидел барахтающуюся в ветках красную куртку Леши. Схватив за нее, дернул со всех сил. На острых концах веток, переплетающих сына, остались куски плоти и ткани. Леша пронзительно закричал. Взяв его на руки, Василий побежал к выходу.
— Прости, сынок, прости
Он бормотал слова извинений несясь сквозь плотные струи дождя. Ноги скользили по влажной земле, в темноте он несколько раз налетал на деревья. Леша от таких ударов тихо стонал. Сзади слышался скрип веток и птичий смех Степана Николаевича, почти заглушаемый воем ветра в ушах. Василий бежал вперед, не разбирая дороги, сердце бешено колотилось, Леша тихо плакал на его руках. Постепенно, вокруг становилось светлее, звуки погони стихли вдали. Дождь прекращался и появились первые лучи солнца. С размаху, споткнувшись о самодельный забор Василий с сыном вывалились на чей-то огород.
* * *
Мама Василия встретила их охами и ахами, мгновенно занявшись ранами сына. Его лицо и руки покрывали глубокие царапины, одежда пропиталась кровью. Не слушая мать, Василий как сомнамбула прошел на кухню оставив сына ей. Сердце все еще колотилось как бешенное, безумно хотелось пить. Говорить что-то сейчас не представлялось возможным. Вспомнились ее глаза и птичья морда Степана Николаевича. Здесь, на залитой солнцем знакомой кухне страха уже не было. Казалось, что после диких приключений в лесу, внутри уже совсем ничего не осталось. Полная и абсолютная тишина, не нарушаемая даже мыслями.
— Не плачь, солнышко, совсем чуть-чуть пощиплет. Ох, а какие у тебя листочки красивые! Где вы нашли, никогда таких не видела.
Смысл слов доходил до Василия вяло, нехотя. Первые капли дождя ударили по оконному стеклу с такой же неохотой. Тучи постепенно закрывали солнце, за окном темнело, а на границе зрения появился аляповатый, несуразно двигающийся силуэт. Глубоко вздохнув, Василий вспомнил всю свою жизнь, затем молча вернулся в прихожую и вытащил из карманов Леши красивые золотистые листья.
— Сынок, ты куда собрался? Ты что?
— Я вас очень сильно люблю. – Сказал он не оборачиваясь, прежде чем выйти в наступающую темноту.