Белый потолок больничной палаты, покрытый трещинами. Чужой, равнодушный голос, принадлежащий... Кому? А, мужчина в форме полицейского. Стандартные вопросы, взгляд, как у байкальского омуля — пустой и серый, как, впрочем, и все остальное в палате. Инга с трудом сфокусировалась на полицейском, неловко повернувшись на казённой койке.
— Хотите узнать, что случилось? — собственный голос звучит глухо, слова с неохотой покидали сухое горло. — Я... Расскажу.
Она закрывает глаза и мысленно переносится на пару дней назад, когда ещё ее миропонимание не дало трещину глубиной с Марианскую впадину.
* * *
Нет, идея провести Новый год вдвоем, в маленьком охотничьем домике изначально казалась ей интересной. Так романтично — только она и Филипп, отгороженные от всего мира снегопадом и живописным леском неподалеку от деревни. Всего-то километра три до цивилизации. По пути, правда, все равно пришлось сначала заехать в деревню — дальше машина не шла. Дальше предстоял путь на лыжах, но поскольку оба они были активными молодыми людьми, для парочки это была всего лишь очередная прогулка. Ну разве что с рюкзаком за плечами.
Они приехали днём, и решили только чуть передохнуть с дороги, прежде чем отправиться в путь. Энергичная, крепкая хозяйка дома, впустившая к себе гостей, курила трубку, с необычайной ловкостью для своего возраста набивая ее табаком. Она же и выдала им лыжи, объяснив, мол, от мужа-охотника достались.
— В моем возрасте уже поздно думать о здоровье, — хрипло смеялась бабка, сноровисто метая на стол нехитрую снедь. Правда, она изрядно удивилась их желанию провести Новый год в лесу, но Филипп только посмеивался над страхами хозяйки, попивая душистый сладкий чай. Домик достался ему задёшево, при том, что выглядело жилье достойно, судя по фотографиям на сайте. Планам парня порадовать свою невесту ничего не должно было мешать.
— Смотри на это с другой стороны, — выдохнул он, когда они двинулись в путь, легко скользя лыжами по заснеженной дороге. — Природа, благодать кругом. Домик наикрутейший, тебе точно понравится, любимая.
Домик и правда оказался шикарным. Маленький, но крепкий, сложенный из темного бруса, украшенный свежим снегом, он будто только и ждал своих гостей. Внутри тоже было уютно — сени, маленькая комната с одной широкой кроватью и русской печкой, погребок для солений. Нашлось даже ружье, и коробка патронов к нему. Стену украшала голова оленя, кажется, пристально следившего за вошедшими людьми. «Это все бабкины сказки и оптический эффект», повторяла себе Инга, но распроклятый олень ей не нравился категорически, так что ей удалось уговорить Филиппа снять это со стены и временно убрать в погреб. Инга вообще не понимала, как в двадцать первом веке до сих пор можно такое варварство вешать на стены.
Новогодняя ночь обещала быть идеальной. Они нарвали еловых лап, нещадно колющих руки, и дающихся с боем. Достали ноутбук с предварительно скачанными фильмами, шампанское, вкусную еду. Расстелили постель. Потрескивание печки, сухое тепло, исходящее от нее внушало чувство домашнего уюта, и не было дела двоим до разбушевавшейся метели за окном. Сердитые хлопья снега бились в окно, словно кто-то недовольный бросал снежинки горстями. Глупости, конечно...
Чудеса начались в одиннадцать вечера, когда вдруг мигнула лампочка под потолком, и погасла. Новой молодые люди не нашли, но Филипп отметил, что так даже приятнее, тем более, что заряда от ноутбука хватит ещё на пару часов, а там им будет чем заняться.
— Правда, милая?
— Да, дорогой.
И хоть Филипп уверял, что в полумраке, освещаемом горящими поленьями в печке, и синеватым светом ноутбука, только интереснее и интимнее, Инге было не по себе. Она была городским жителем до мозга костей, да и на поездку согласилась только потому, что не хотелось расстраивать жениха — ведь он сиял, как начищенный самовар, рассказывая о празднике для двоих в самом сердце леса.
Она все же смогла отвлечься, пока шла старая новогодняя комедия, затем настал черед угощений. Все, как обычно, только не в городе, и звуки, незнакомые девушке, выводили ее из душевного равновесия. То дерево скрипнет ветвями за окном, будто царапаясь в стекло. То вьюга взвоет совсем уж отчаянно, заставляя вздрагивать от неожиданности. То послышатся чьи-то шаги — наверное, какой-то зверь из леса пришел, заинтересовавшись запахом еды..
Инга видела, что и Филиппу это действует на нервы, хоть он и пытался храбриться. Но когда он вдруг решил не выходить в туалет на улице, предложив воспользоваться ведром в сенях, девушка поняла, что и парню страшновато покидать уютный полумрак их домика, где по крайней мере, они были скрыты от холода и ветра. И черт знает чего ещё.
— Солнце, ну прости дурака, — он виновато улыбнулся, взъерошив ее волосы. — Глупая была затея, здесь даже мобильник не ловит, блин. Подождем утра, а там на лыжах быстро до деревни и айда в город!
Девушка согласно кивнула, прижавшись теснее к Филиппу, и, чтобы как-то отвлечься, шутливо пробормотала:
— Не деревенские мы с тобой совсем. Нам бы Деда Мороза в халате, и подарок за стишок, а не лесная романтика.
Парень усмехнулся, привлекая ее к себе.
— Ты ещё позвать предложи.
— А почему нет? — шампанское изрядно ударило в голову Инге, и она, дурачась, произнесла. — Дед Мороз! Дед Мороз! Дедушка Мороз!
И в тот же миг окна треснули, разлетаясь на сотни холодных осколков, осыпая молодых людей стеклом и колючим морозом, сковывающим движения. Инга ещё не успела ничего понять, только закричала от неожиданности, когда дверь избушки распахнулась и на пороге возник огромный черный силуэт с заплечным мешком.
Филипп что-то кричал, рванулся мимо Инги за ружьём, когда это нечто, вытянув нечеловечески длинную руку, схватило его, как котенка, и засунуло в мешок. Оцепеневшая от страха, девушка ощутила, как тонкая струйка мочи стекает по ноге, противно холодя ногу.
— Топ-топ. Дед Мороз идёт, — проскрежетало нечто, хватая Ингу, сноровисто впихнув ее в мешок.
С этого момента воспоминания дробились и множились, как кусочки безумной мозаики. Инга видела зимний лес, факелы, освещающие его, странных, диких людей, похожих на животных. Они стенали, кусали друг друга, отрывая куски плоти, не замечая ран.
— Расскажи стишок, расскажи стишок, расскажи стишок, — ветром влетало в уши, заставляя зажимать их руками.
Она и сама ощущала вкус крови, странное состояние, похожее на наркотический приход, боль от холода и укусов (порезов?) на своём теле, животное возбуждение и страх одновременно. Мелькали перед лицом вмороженные в лёд части человеческих тел, голова оленя, скалящего окровавленную пасть, край чьей-то красной шубы и лицо Филиппа, искажённое звериными чертами и болью. Вакханалия, царившая вокруг, сводила с ума, и Инга кричала, долго-долго, пока не охрипла и пока олень не выколол ей глаза под чьи-то крики и смех.
Жёсткая рука вцепилась ей в волосы, заставляя вновь орать от боли и отбиваться вслепую. Ее били по щекам и долго волокли куда-то, так, что на спине не осталось живого места, а потом, наконец, наступила долгожданная тьма.
* * *
— Я не умерла. Хозяйка лыж подобрала меня на рассвете. Она сказала, что едва забрезжил рассвет, собралась в дорогу, проведать нас. Она смогла увезти меня на санях, но Филипп... Филипп замёрз до смерти в том домике с выбитыми стёклами. Она говорила о Хозяине Зимы, и что зря мы не послушались её. — Инга не могла продолжать, ее душили слезы, она уже не видела вытянувшегося от удивления лица полицейского.
Она не могла заставить себя рассказать то, что поведала ей старуха. О том, что нельзя славить опасную тварь, питающуюся людскими эмоциями и подчиняющую себе разум живых. Тварь, тысячелетиями сменяющую облик — рогатый Дионис, что был рождён, погиб и снова родился, обладая связью с миром мертвых, Крампус, с копытами вместо ног и козлиной головой... Дед Мороз. В канун Нового года он становится настолько силен, что выходит из сумеречного мира, с пока ещё пустым мешком, собирая души веселящихся людей и не знающих, кого они зовут в дом...