Эта история написана в рамках зимнего турнира Мракотеки (декабрь 2023 — январь 2024 года)
Первое января.
Прошедшей ночью был мороз. Лучи солнца, проникающие сквозь окно, греют плитку над кухонной раковиной. На рождественской ёлке поблескивают огоньки. Мама готовит нам завтрак – оладьи. Их аромат разнесся по всему дому, такой теплый и уютный, как свободное утро на каникулах. Я тянусь рукой к тарелке, но мама, будто прочитав мои мысли, оборачивается и шутливо грозит лопаткой:
— Сначала все проснутся, а потом уже будем завтракать. И в кого ты такой невоспитанный? Вон, Илюшка, небось, себя так не ведет и не хватает грязными руками еду со стола.
Ох уж этот Илья. На год младше, учится в шестом классе. Наши родители давно дружат. Его постоянно ставят мне в пример: Илья примерно себя ведёт, Илья хорошо учится, Илья слушает маму с папой и всё в таком духе. Я мог бы назвать его лучшим другом, но сказать по правде – эти сравнения меня порядком достали. На нашей улице он единственный мальчишка, не считая меня, плюс-минус моего возраста. Поэтому мы добираемся вместе в школу и всячески проводим время на улице и в гостях друг у друга.
Я смотрю на ёлку – мой конверт с желанием так никто и не забрал. Надеваю куртку, обуваюсь и выскакиваю на улицу.
— Долго не гуляй, скоро завтрак, — кричит мама мне в след.
Через дорогу я вижу Илюху. Он старательно откалывает от крыльца куски льда, очевидно тоже, в попытках скоротать время до завтрака. Я окликаю его. Илья бросает лом возле ступенек своего дома и присоединяется ко мне. Вдвоем мы идём до самого конца улицы и сворачиваем на засыпанную снегом просеку. Если пройти через рощу, можно выйти к озеру — там на льду кто-то раскатал длинную дорожку, по которой мы часто катаемся до самой темноты, до тех пор, пока из-за деревьев не послышатся голоса наших мам, зовущих ужинать. Но в этот раз мы сворачиваем в другую сторону. Наше внимание привлекло что-то в дали, с другой стороны рощи.
Машина. Куда она приехала? Что делает здесь? Не знаю, что удивительного мы рассчитывали там увидеть, но не сговариваясь, рванули к ней. Серая «волга». Старая, ободранная, вся в ржавчине. Она выглядела так, будто была брошенной здесь уже много лет. Номера были измазаны какой-то грязью, и разглядеть их не представлялось возможным. Вдвоём мы пытаемся увидеть хоть что-нибудь сквозь мутные стекла. Протерев грязь перчаткой, мы по очереди заглядываем вовнутрь, через образовавшийся небольшой просвет. Машина пуста, ни водителя, ни вещей. Илья замечает дорожку свежих следов, которая ведет по тропинке в глубину зарослей. Но там, позади этих деревьев, ничего нет. Ни домов, ни дороги. Только поля и болота. Переглянувшись, мы решаем выяснить, что там. Осторожно, как два следопыта, мы идём, наступая след в след с таинственным водителем брошенной машины.
Дойдя до края поля, мы замечаем что-то завернутое в пакет. Илья осторожно разворачивает его и обнаруживает стопку тетрадей, исписанных красивым почерком. Когда мы выходим дальше в поле, в лицо нам резко ударяет ветер, ледяной, порывистый, норовящий сбить нас с ног. Илья заслоняется от него рукой и указывает на что-то впереди, шагах в двадцати от нас. Уклоняясь от порывов, мы приближаемся к находке. Одежда. Куртка с воротником из искусственного меха. Точно такая же, как у мамы Ильи. Свитер с новогодними оленями. Илья смотрит на меня и хмурит брови. Кто оставил здесь тетради, свитер и куртку в такой мороз?
Дорожка одиноких следов ведёт нас дальше, к деревьям. Не сговариваясь, мы идём по тропинке. Я поднимаю глаза и вижу впереди девушку. Её тёмные волосы раскидались по снегу вокруг головы. Это красиво и очень страшно. Она лежит скрючившись, на боку, и глаза её закрыты. Пальцами закостенелых рук она сжимает своё алое горло. В ней мы узнаем нашу молодую учительницу…
— Она спит – с остекленевшим взглядом шепчет Илья. — Она просто спит.
Вдруг, мы слышим хруст снега где-то рядом в деревьях. К нам вышел крупный мужчина в камуфляжной куртке, будто бы тоже здесь случайно оказавшийся. Лицо его всё в морщинах и в каких-то гнойных болячках.
— Помогите, это наша учительница, — незамедлительно просит Илья о помощи.
Но тут я замечаю в руках у мужика веревку с петлей. И, отдергивая Илью на полуслове, тяну его назад. Мы драпанули оттуда, что есть мочи. Я старше, выше, поэтому вырываюсь вперёд. Бегу, сметая старые следы, прорубая дорогу и обдирая горло ледяным воздухом. Я слышу, как позади мой друг издает вопль. Пробежав еще немного, я оборачиваюсь и не вижу рядом с собой Ильи. Тот мужчина в камуфляже нагнал моего друга и крепко вцепился в его горло.
— Отпусти его! – кричу я, задыхаясь.
— Подойди, и я его отпущу! — кричит мужик.
Илья плачет, пытается вырваться, просит отпустить его, обещает, что никому ничего не расскажет, что мы ничего не запомнили, да и нам никто не поверит. Умоляет его, но этот урод не преклонен.
— Иди сюда, или будет хуже!
Я весь дрожу, мне страшно. Мне не хватает смелости вернуться к ним…
«А что бы сделал Илья на моём месте?»
И я начинаю бежать. Но не в сторону друга, а в обратную. Бегу так быстро, как только могу. Крики Ильи становятся всё тише и тише. Слезы текут по щекам, а я думаю лишь об одном – успеть добежать до нашей улицы и найти кого-нибудь из взрослых. Я выбираюсь, пробегаю машину. Боюсь даже обернуться, просто бегу вперёд. Наконец поворот, и вот наша с Ильей улица. Сил нет кричать, я залетаю на свое крыльцо и впервые с того жуткого момента решаю обернуться. Никого нет. Никто не бежит следом. Ни Илья, ни владелец «волги». Я заскакиваю домой и начинаю рыдать. Обливаясь слезами, начинаю рассказывать, что произошло: сначала родителям, потом полицейским. Спустя где-то час, мы провожаем полицейских к месту, где я видел Илью в последний раз. Но автомобиля и моего друга там уже не было. Нашли только вещи и тело учительницы, что пропала тридцатого декабря в соседнем поселке.
В тот день я простыл и заработал бронхит, поэтому по прошествии каникул я продолжал оставаться дома. А с приходом весны мама увозит меня лечиться в санаторий на море. Но даже там, я каждую ночь вспоминаю то утро, странного мужчину и своего друга в поле, звавших меня. Каждую ночь я рыдаю и виню во всём произошедшем себя: в том, что не смог вернуться к ним и помочь Илье; в том, что не мог бежать быстрее и кричать громче; и, особенно в том, что загадал в новогоднюю ночь в письме Деду Морозу – «Хочу, чтобы в году было побольше каникул, чтобы мы поехали на море, и чтобы маме некем было меня попрекать».