Сап, анон! Вспомнился один напугавший меня до усрачки случай, произошедший со мной в нулевые. Тогда мне было пятнадцать лет и у меня умер дед (по отцовской линии). Жил он в глухой деревне под Минусинском, и ездили мы к нему редко, поэтому я его особо не знал. Дед умер в пожаре, когда сгорел его дом. Так и осталось неизвестным, поджог это был или просто несчастный случай. Но речь здесь будет не о деде.
Вообщем, я, мать и отец поехали в ту деревню на похороны. Деревня нормальная, стоит на берегу красивой речки, а вокруг километры сибирского леса. Так как дом сгорел, то пришлось ночевать в избушке у соседки деда – сморщенной такой бабки, которую звали Катерина Никифоровна. Она нам и сообщила по телефону о трагедии, но сам я понятия не имел кто это такая.
Избушка была просторная, но грязная донельзя и очень тёмная, без электричества совсем, хотя в деревне оно есть. По виду избушке было лет сто – не меньше. Как мне потом сказала мама, Катерина Никифоровна – старообрядец очень строгого толка, посему электричество не любит. При этом ни крестов, ни икон я у неё не видел – она потом пояснила, что кресты и иконы от дьявола. В остальном, бабка оказалась доброй на вид, и предложила нам после похорон остаться ещё на несколько дней, мол, «отдохнёте тут от города, по грибы сходите, сынок-то у вас весь тощий какой – это от нехватки лесного воздуха и здоровой еды».
Не знаю уж, бесплатно она нас кормила или ей мои родаки за проживание платили, но жить у неё мне понравилось. С детства я был замкнутым ребёнком, и, в отличие от нормальных детей, не интересовался компьютером, а любил читать книжки и гулять. Поэтому ни я, ни уж тем более мои родители, не возражали остаться в деревне ещё какое-то время, пускай и у сектантки.
Поначалу единственное, что меня раздражало, так это правило Катерины Никифоровны молиться перед едой. При этом её молитва, которую полагалось произносить всем за столом, вообще не была похожа на привычную молитву: «летит змея, во рту глину несёт, из той глины осподь хлеб нам даёт, богу слава и держава, во веки веков, аминь». После нескольких трапез у Катерины Никифоровны я эту молитву автоматически запомнил, да так, что до сих пор помню и каждый раз вспоминаю, когда вижу что-либо из деревенского рациона.
Странности начались в первый же вечер после похорон. Родители сказали, что пора спать, и чтоб я сходил по воду зубы почистить. У меня всегда были плохие зубы, поэтому родители заставляли меня чистить зубы три раза в день. В деревне приходилось это делать у речки. Однако я на наставления родителей забивал, и решил просто пройти к речке и любоваться закатом. Не тут-то было: не успел я присесть у берега, чтоб выловить из речки какую-то корягу, то тут же был атакован тучей комаров. Все дни до этого было пасмурно и комары не доставали, но теперь я просто был шокирован их количеством, тем более в такой открытой местности, как у речки.
Быстро оттуда убежал обратно к избушке, и тут вижу, что в стене избушки внутрь открывается небольшая дырка, откуда из темноты выглядывает сморщенное, как изюм, лицо Катерины Никифоровны и что-то начинает бормотать. Я подумал, что она бормочет мне, и подошёл поближе. Спросил чтоб сказала погромче. Она продолжила бормотать что-то несвязное. Причём явно, что она меня заметила, но бормочет и на меня даже не смотрит. В бормотании я смог разобрать разве что упоминания Господа, и что он «насылает тьму ночную и страшных зверей» (и нет, это был нихрена не 103-й псалом).
Спрашиваю, всё ли в порядке, а она в ответ скрывается в темноте закрывает дырку. Как я заметил, дырка закрывалась изнутри не дверцей, а деревянной пробкой. Я сперва чуть не рассмеялся – мало ли, что там у этих старообрядцев. Потом мне стало неуютно от этого странного события, тем более, что уже смеркалось. Я зашёл в дом и увидел на кухне родителей, пьющих чай за столом при свете свечей (напомню, электричество и алкоголь бабка презирала). Уже подумал сказать родителям о ненормальном поведении бабки, но тут сама бабка выходит из своей спальни и говорит:
- Ух, не напугала я тебя, внучёк? Ты это не думай, что я страшная, это меня так старшие научили. Молиться, понимаешь, положено не только за едой, но и перед сном.
Оказалось, в старообрядческом ответвлении, к которому принадлежала Катерина Никифоровна, не принято молиться в доме: нужно либо выходить на улицу, либо открывать специальный молебный люк в стене. Через обычное окно не катит. Немного подохреневший, я не знал, что и сказать, но тут раздался смех родителей, которые до этого непонимающе слушали рассказ бабки, но теперь поняли что же всё-таки случилось. Посмотря на спокойные лица родителей, решил не относиться серьёзно к прибабахам старухи и просто пойти спать.
Сам тогда не понял, почему родители решили остаться ещё на несколько дней в таком странном месте. Они у меня вообще довольно продвинутые во всех этих делах: мать – лектор в универе по религиоведенью и этнографии, а отец – бывший хиппарь, в былые годы много изучавший эзотерику. Но одно дело изучать всякий бред, а другое дело жить у верящих в него.
На следующий день я с отцом ходил рыбачить, а мать помогала Катерине Никифоровне по хозяйству. Возвращаясь с рыбалки, мы проходили мимо дома Бабы Нюры (соседки Катерины Никифоровны), и из её огорода прямо на меня через забор кинулся чёрный петух. Я подумал, что мне хана, но он меня даже не поцарапал и не клюнул, а отец его живо отогнал. Баба Нюра выбежала и стала извиняться. Я же от испуга весь вспотел, а вода в бутылке как назло у нас кончилась.
Прийдя с рыбалки, я от жажды взял первый попавшийся стакан, стоявший на полке у входа, и налил в него воды из чайника. Выпил из стакана, и тут Катерина Никифоровна вынимает его у меня из рук и кидает на пол. Стакан вдребезги. Тут же бабка принялась извиняться, убирать осколки, попутно поясняя, что из стоящих у входа стаканов пить могут только её братья по вере, а осквернённый стакан положено разбивать. ИЧСХ, эта херня тоже не насторожила моих родаков.
На следующий день я простыл, и родители, оставив меня с бабкой, пошли в лес собирать грибы. Бабка решила сначала меня лечить нормальными методами: сделала мне суп с чесноком и чай с мёдом. Оставшись с ней на едине, я первый раз мог наблюдать как она готовит. Ничего примечательного не было: разожгла дровами печку-буржуйку и на ней готовила. Но при этом напевала песенку, которая мне очень не понравилась.
Представьте, в углу плохо освещённой небольшим окошком кухни стоит в потёмках баба у буржуйки и крипово напевает старческим скрипучим голосом что-то вроде: «воин за правду мою, чёрная борода, за спиной топор, мертвеца повезёт на синей сосне, всё никак не довезёт». Причём улыбается, будто поёт детскую песенку.
Наконец, поставила мне еды со словами: «Вот, милый, покушаешь, я тебе ещё один способ покажу как простуду-то выгонять». И, когда я откушал (а готовить она умела хорошо и вкусно), берёт эта бабка нож и поясняет, что бояться не надо, мол, не убьёт. Берёт и этот нож начинает прикладывать мне ко лбу под разными углами. Я не стерпел и говорю: «бабушка, мне это немного неприятно». Бабка оказалась вежливой, без лишних слов прекратила и, вздохнув «ну что ж с тобой делать, миленький», отстала.
К обеду родители вернулись. Я им ничего не рассказал, тем более, что и вправду совсем стал здоров. Поблагодарил Катерину Никифоровну и пошёл на Кривую Горку собирать ягоды. Так назывался холм в лесу в двух часах от деревни. За прошедшие дни я с отцом хорошо изучил тропинки к холму и решил в тот раз сходить туда один. Сама же Катерина Никифоровна собиралась в гости к старым подругам на другом конце села, поэтому родители особо не возражали остаться в избушке наедине наслаждаться сельской идиллией.
Короче, взбухав на себя шляпу с сеткой от комаров, я отправился в путь и собрал на Кривой Горке пол ведра голубики (другие лесные ягоды я тогда терпеть не мог, а голубики на Кривой Горке было навалом). В лесу со мной ничего не случилось – красивый спокойный лес, медведей и волков там уже давно не видели. Не смотря на обилие ёлок, в лесу было светло, словно в сосновом бору. Когда я вернулся к деревне, уже смеркалось. Я шёл с другой стороны, специально чтоб лучше посмотреть саму деревню. Алкашей и шпаны в деревне не было, поэтому я не боялся, что голубику у меня отнимут.
Проходя по краю чьего-то огорода, вышел к задней стороне небольшого деревянного дома, вроде как дачи. Нечаянно посмотрел в окно и увидел там сидящих за столом сухих старух. Видно было только их спины, но одной из старух была точно Катерина Никифоровна. На столе мерцал жёлтый свет, бросая вверх искры, словно на столе горел небольшой костёр. Я, как начитанный школьник, догадался, что вместо свечей старухи использовали лучину. Очевидно, это были единоверцы Катерины Никифоровны. Внезапно я увидел за спинами, что по столу ходит чёрный петух. Почуял неладное: старые сектантки наверняка устроили шабаш и колдуют. Решил за ними понаблюдать, хотя уже было холодно и темно. Родители, должно быть, волновались, не заблудился ли я. С другой стороны, в темноте меня не видно, что мне на руку – не каждый день в жизни удаётся увидеть шабаш ведьм.
Одна из старух встала и куда-то ушла. Я немного напрягся, слушая, не вышла ли она на улицу. Было тихо. Зато теперь без её спины стало видно часть стола. Там и вправду горело несколько лучин и туда-сюда ходил чёрный петух, прям как у Бабы Нюры, клюя со стола какие-то зёрна. Когда он склёвывал зёрнышки в одном месте, туда тянулась узловатая рука какой-нибудь из старух и клала бумажку с символами. На одной из бумажек мне удалось разглядеть чёрный треугольник.
Потом я пригляделся к петуху и понял, что там и не петух вовсе, а какая-то другая птица, похожая на петуха. Вместо гребня у неё был красный нарост, больше похожий на опухоль. Ветер отклонился, и начал дуть прямо в мою сторону из-за угла дома, и сдул мою шляпу с сеткой от комаров. Возможно, почуяв движение моих теней за окном, птица замерла, твёрдо упёршись взглядом то ли на стол, но ли на окно. Внезапно она подняла голову и издала громкий писклявый звук, после чего ускакала со стола прочь. Бабки поднялись, одна из них негодующе подняла вверх свои смешные кулаки, и в комнате началась суета. Я поднял шляпу с грязной почвы и, стараясь не шуметь сапогами, быстро свалил к родителям по тёмным пустым улочкам деревни. Родаки и вправду думали, что я заблудился, и отец уж хотел дать мне подзатыльника, но пол ведра голубики его разубедили и он даже меня похвалил. Я же чувствовал страх и боялся и шагу ступить обратно на улицу. Но родители послали меня опять к реке чистить зубы. Я, сперва с этим делом потянув, всё же решился выйти. До реки я не пошёл – стоял у избы, вслушиваясь в каждый шорох. Слышу: топает Катерина Никифоровна, домой возвращается.
Не знаю уж как она меня увидела в темноте, но раздался её голос: «А, это ты, внучёк! Ну, много ягод набрал хоть?». Я трясущимся от волнения голосом отвечаю, что пол ведра голубики насобирал. Катерина Никифоровна отвечает: «Ух ты какой шустрый! А к нам наш старый знакомый заходил, Тришка Данилыч. Дак ты его, наверное, у Нюрки видал. Вот он скакал, всё скакал у нас, мол, скоро тут потоп будет, дождь такой, какого уж лет 50 тут не видывали. Так что вы давайте уезжайте скорее в город обратно, а то потом дороги размоет и не выберетесь».
Пока я не знал что и ответить, она вошла в дом, и то же самое сообщила моим родителям. Мама, человек наивный, спросила, а Тришка Данилыч часом ли не метеоролог. Катерина Никифоровна, явно не поняв вопроса, закивала: «Нитиролух, нитиролух, самый лучший в области, своего дела мастер!». Родители согласились уехать завтра же утром. Я, само собой, не возражал, ибо больше чертовщины от Катерины Никифоровны я бы не вынес психически.
Несмотря на то, что старая ведьма меня не сожрала и даже не обратила в крысу, я всю ночь не мог спать. Всё думал о чёрном петухе бабы Нюры – не уж то это и есть тот самый Тришка Данилыч? Вслушивался в каждый шорох и скрип – а не знает ли Катерина Никифоровна о том, что я видел их ритуал, и – если да, то не удумает ли меня, спящего, проучить. На следующий день мы, распрощавшись с Катериной Никифоровной, уехали. А потом узнали, что и вправду, в тех местах случилось наводнение, унёсшее несколько десятков жизней. К счастью, Катерина Никифоровна оказалась не такой уж и страшной.