Эта история написана в рамках осеннего турнира Мракотеки (октябрь — ноябрь 2023 года)
Промозглая осень — время, когда хочется спрятаться в домашнем уюте, невольно поглядывая в окно, за которым умирающая природа напоминает атмосферу постапокалипсиса. Лабильная погода, вырывающая наружу грусть и хандру, лишь изредка вызывающая улыбку из-за своей непредсказуемости. Я никогда не любил октябрь, не хотел покидать квартиру в этот период, а потому ежегодно брал две недели отпуска в этом месяце, каждый раз надеясь, что самые мерзкие дни выпадут на мой домашний отдых.
«В этом году угадал» — подумал я, смотря в окно, за которым ещё бежали слабые ручейки после утреннего дождя, на течение которых теперь спешно падал гонимый порывами ветра снег. Такая картина вызвала воспоминания, и я почувствовал холод и пронизывающей ветер, швыряющий снег мне в лицо, заставляя его покрываться румянцем. Моё тело бесконтрольно вздрогнуло. Гнетущие мысли напали на голову. Тяжкое бремя, которое изъедает человека изнутри. Продолжая разглядывать пустынную улицу, я увидел одиноко сидящего во дворе человека. Он сидел за столом на лавочке, подложив газету. Человек был одет в длинное, тёплое пальто, даже слишком тёплое для осени. Он неспешно достал из-под него бутылку и поставил на стол. Тут же я признал в нём Виктора, местного латрыгу, ежедневного гостя нашего двора. Кстати, я не видел его пару дней, что странно. Парню было не сильно за тридцать, но он часто пил во дворе с мужиками — прожжёнными годами алкоголиками. Меня всегда удивляло, что побуждает его постоянно пить, да ещё и водиться с теми, кого все нормальные люди, обходят стороной за километр. Один вид Виктора вызвал желание выпить, а гнетущая, противная мне осенняя погода лишь укоренила этот импульс. Отойдя от кухонного окна, я открыл дверцу холодильника, где меня ожидали две литровые бутылки разливного пенного и немного сырных бочонков, что оставались в магазине.
Горячее масло зашипело, когда я перевернул чёрный хлеб на сковороде. Бочонки кончились, а закуска ко второму литру требовалась уже сейчас. Выйдя покурить на балкон, пока хлеб жарится, я с удивлением увидел, что Виктор всё ещё сидит, и сидит в одиночестве. Лёгкое опьянение протолкнуло мысль, что сейчас отличная возможность выйти и узнать, почему он пьёт один. Эта идея не казалось странной, наоборот, воспринималась как необходимая норма. Одевшись потеплей, прихватив пиво и ещё горячие гренки, я поспешил на улицу. Погода — лживая сука, встретила мой выход моросящим дождём. Накинув капюшон, я направился к Виктору.
— Угощайся, пока горячие, — проговорил я, поставив контейнер с гренками прямо на нарисованную шахматную доску на столе.
— Спасибо, — безрадостно ответил Виктор, открывая крышку обветренными руками.
— Дмитрий, — я протянул руку.
Пожав мне руку и подняв на меня уставший взгляд, он ответил:
— Знаю. Я Виктор.
— Знаю — ответил я с той же интонацией, нелепо попытавшись сравниться с собеседником. — Мерзкая погодка.
— Погода как погода. Всё зависит от нашего к ней отношения — он прильнул к бутылке текилы.
Только сейчас я осознал, что у него не было ни стакана, ни закуски, ни запивки. От этого зрелища меня немного скрутило и даже горло, словно обожглось крепким спиртным напитком, который я даже не пил.
— Я… Я вот спросить хотел — голос звучал неуверенно.
— Валяй, Дима, не стесняйся.
Отсутствие заинтересованности удивляло. Сделав глоток, я всё же решился спросить:
— Ты вроде приличный парень, но постоянно пьёшь, да ещё и с контингентом таким себе порой. Я всё никак в толк не возьму, что тебя побуждает?
Дмитрий рассмеялся. В его глазах загорелся лёгкий огонёк. Он принялся разглядывать меня, будто оценивая.
— Жизнь, Дима, жизнь. Дело не в том, что ты куда моложе и говна ещё не похавал. Со своими я не пью, потому что тех, кто остался в живых, достал своим нытьём, своими ежедневными предложениями налупиться. Потому с алкашами и синячу, им лишь бы выпить и мне лишь бы выпить.
— Но почему? Чем жизнь настолько плоха? Рутина так довела?
— Я человек не скрытный. Рассказать могу, что хочешь. Оттого что ещё и ты сочтёшь меня поехавшим, мне не станет ни жарко, ни холодно. Всё равно я ни о чём другом думать не могу, не могу выгнать эти мысли из головы. Тут вопрос в другом, нужно ли тебе слушать то, что ты сочтёшь за бред?
— Мне интересно.
— Всем интересно поначалу. Потом лишь смеются, кто пошлёт, а кто и в морду дать возжелает.
— За что?
— А за то, Дима, что люди думают, что добились от тебя твоих тайн, что докопались до чего-то, что вы стали близки в этот момент, а в ответ получают то, что считают враньём, их это задевает и каждый реагирует по-своему.
Виктор замолчал с паузой, будто собирался сказать что-то ещё, но вместо слов, сделал жадный глоток текилы и закурил. Я тоже присосался к пиву, закусив остывающей гренкой и полез в карман за сигаретами.
— Так ты расскажешь, что в итоге приключилось? — Спросил я, чиркая зажигалкой, что никак не загоралась.
— Ты веришь в сверхъестественное?
— Даже не знаю. Никогда не встречал.
— А вот я столкнулся. Всё ещё хочешь услышать мою историю?
— Было бы неплохо.
Виктор посмотрел в мои глаза, я был настроен решительно. Мне нравилась подобная тематика, но верил ли я что подобное реально?! Не думаю. То ли выпитый алкоголь раскочегарил моё любопытство, то ли я действительно хотел верить в будущую историю, я не знал. Мой взгляд давал понять собеседнику о готовности слушать.
— Ну что ж — он допил текилу, угостившись гренкой. Достал из-под пальто вторую бутылку и продолжил, выдохнув табачный дым. — Всё началось ровно год назад. В этот же самый чёртов день. Ненавистное седьмое октября. Мы с пацанами возвращались после гулянки по поводу дня рождения одного из нас. Менеджер «Тиавая», ресторана, что мы сняли, отказался продлевать рабочие часы. Всех девчонок усадили в такси, а сами, так как алкоголь у нас ещё оставался, решили топать домой пешком. Если срезать по прямой, то идти не больше часа, к тому же имелась пара колонок, что мы синхронизировали и шли довольно шумной толпой, распевая песни. Шли мы через «лесоболотье», да знаешь наверно, местность в той стороне — он указал направление рукой.
Конечно же, я знал о тех местах. Вечная грязь, вызванная стоячей водой. Редкие новости, а может быть слухи о найденных там жмурах. Сам, будучи подростком, часто там ошивался, как и большинство местных. Летом там довольно тихо, а частые деревья постоянно снабжали хворостом и дровами, что было удобно, чтобы посидеть с гитарой у костра. Я молча кивнул головой в ответ Виктору. Он одобрительно принял мой жест и продолжил свой рассказ:
— Сезон дождей тогда задержался, потому было достаточно сухо, чтобы ходить там. Однако, запах перегноя стоял такой, будто опавшие листья сырели уже месяц, хоть это нас и мало волновало. Нас было семеро, все довольно выпившие и потому, когда Серёга перекрикивая музыку сообщил об увиденном им костре среди деревьев, нам пришла гениальная мысль заскочить к тем отдыхающим. Бухла у нас было с лихвой, угостить могли в лёгкую. Когда выпивший, так и тянет познакомиться с кем-нибудь, кажется, что любой встречный будет рад общению с тобой. Ну да думаю, ты понимаешь, собственно, наверняка так ко мне и подошёл — после этих слов он поднял бутылку с текилой, словно чокаясь, и отпил большой глоток.
— Честно говоря, да. Пью не часто, вот с литра унесло, и решил навязаться.
— Ничего страшного, я даже рад — ответил Виктор. — Ты пей, пей. Пей да слушай.
Я будто подчиняясь его словам, отпил пива. Он окинул меня одобрительным взглядом. После чего мы вновь закурили и Виктор продолжил:
— Так вот. Поставив музло на паузу мы двинулись к костру. Мол, чтоб не пугать отдыхающих, тип шумная толпа пьяных идёт, ща побьют и всякое такое, как будто нас не слышно было, блин.
Голос Виктора изменился. Язык стал заплетаться, хоть слова и были разборчивы. Я подумал о том, как же этот человек пьёт, что после нольпятой текилы, у него только-только начал заплетаться язык. Я бы с такой бутылки напился дважды, а то и трижды.
— Подойдя ближе, мы увидели компанию подростков, четырёх пацанов. Они возились у костра, будто, правда, не слышали, как мы орали до этого. Мы всей оравой, не сговариваясь, решили подкрасться, чтобы разглядеть чё же они там такое делают. А у тех стоит пьедестал какой-то, тканью красивой накрытый, поверх тыква лежит. На тыкве улыбка вырезана, кривоватая такая, и один из пацанов шепчет что-то, а рядом у них дворовая собака связанная лежит. Тут Саньчелло и не выдержал, он вечно по синей грусти прошлое своё боновское вспоминает. Вскакивает, бежит на них и кричит: «Ах, вы сатанисты, сраные! Собаку мучать вздумали, сволочи?». Те крик услышав, оторопели от неожиданности, Саня двоих за шиворот хватает и лбами их сталкивает. Другие двое наутёк. Один прям на нас, я его и поймал, а другой вправо дал, там его Вовчик поймал, хрен пойми, как там оказался, правда. Заломали в общем всех четверых, мордой в пол положили. Саньчелло люто разошёлся, благо его Сенька удержал, а то избил бы пацанов, до полусмерти. В общем, собаку освободили, та сразу стрекоча дала, а мы стали их допрашивать. Кто такие, кто их родители, угрожали, что в ментовку сдадим, одно-другое. Трое в слёзы, молят о пощаде. Узнали мы, короче, что они начитались какой-то херни и пришли вызывать рофлана. Мы угарали с них конечно тогда, чушь полную они несли. А тот, которого я держал, серьёзный такой, не боится будто, молчит, всё вырваться пытается. Даром, что убежать хотел. Ну, я его рожей в землю ткнул для профилактики, «Чё молчишь» — говорю: — «Самый смелый что ли?». Он брыкается как бык, пыхтит со злобой, будь чуть покрупнее точно бы вырвался. Перевернул я его, а у него в глазах жуткий страх, губы дрожат. Так не боятся, что побьют, это страх чего куда более страшного. Мне от этого взгляда не по себе стало. Я мысли в кучу собрал, спрашиваю: — «Чё здесь делали?». И тут он, наконец, ответил мне: — «Зря вы собаку отпустили. Нам всем теперь конец». Я про собаку вспомнил, злость взяла, леща ему отвесил, он в ответ расплакался. «Все подохнем теперь. Зря вы вмешались, зря». И лицо у него, ну видно, что свято верит в то, что говорит. Да так уверенно, что все пацаны успокоились и мои и его и на нас повернулись. Вот верь не верь, а у меня, у бухого в хлам почти, на адреналине, аж сердце ёкнуло от испуга. Я серьёзный стал как адвокат или депутат, мол, о чём ты спрашиваю. У пацана слёзы ручьём. «Это конец» — говорит. Говорю: — «Да ответь ты уже по-человечески». Тут пацан видимо и понял, что то, что произошло, может вместе и получится решить. Я позволил ему встать, он взгляд потупил. «Говори говорю». Мы вот вдесятером смотрим на него, и как дети ответа ждём, а он никак не решится. У меня прям чувства какие-то отцовские пробудились, вижу, что поддержать надо пацана, ну натворил херни, надо ошибки исправлять, говорю ему: — «Да не бойся ты. Рассказывай, что случилось, поможем мы тебе». Пацан лицо поднял, оно всё мокрое, точь в точь из лужи достали, он сквозь слёзы вздохнул и говорит: — «Не рофлан никакой это был. Это я им так сказал, чтоб не дрейфили. Мне люди были нужны. Дед мой, колдуном был, с детства мне рассказывал про Смеющегося Человека. Говорил, что придёт время и он возродится. Он всю жизнь этого ждал, так и помер не дождавшись. Всё лето ко мне во снах приходил, говорил, что я должен его воскресить. Что именно мне предстоит это сделать, а если не сделаю, то род наш проклят будет и вымрет. Сон и сон, я игнорировал, пока бабушка не умерла. Дед во снах говорил, что это из-за меня и говорил, кто следующий умрёт. Через неделю дядя Боря помер, не пойми от чего, ещё через два дня тётя Вера, дед мне про них и говорил. Я верить отказывался, но сомнения были. Потом он сказал, что двоюродный брат Яша умрёт, труп по лестнице катиться будет, на спину упадёт, а на лице улыбка зиять будет. Яша — монтажник-высотник, в новой районе высотки строит. Он в лифте ехал рабочем, там трос оборвался, лифт пролетел пять этажей, накренился, ударился об балку, Яша из лифта вылетел на лестницу и скатился с неё. Нашли его окровавленного на спине, а на лице улыбка жуткая. Тогда я точно понял, что сны настоящие. Дед сказал, что следующая мать на очереди. Я ответил, что всё сделаю, но что надо. Он начал мне инструкции давать, пока я их выполнял, ничего не случалось. Вчера ночью последнее указание дал – ритуал. Сказал, аккуратным быть, собаку не потерять, если она убежит, всем кто у костра был конец придёт, что Смеющийся Человек не прощает ошибок, и найдёт себе других жертв. Сказал, что в таком случае начнётся жатва». Когда он закончил, мы с пацанами рассмеялись. Сашка ржал больше всех, сквозь слёзы он выкрикнул: «Я — Смеющийся Человек» и в этот момент взорвалась, чёртова тыква на пьедестале, затянув всё вонью. Я клянусь тебе, парень, осколки тыквы после взрыва замерли на секунду в воздухе. То был не пьяный угар или затуп, они реально зависли в воздухе. Это заметил не только я и конский ржач тут же прекратился.
Лицо Виктора во время рассказа изменилось, оно стало жутким, невероятно серьёзным, с нотками страха. Он вцепился в бутылку, сделал не меньше четырёх глотков залпом. Нервно закурил очередную сигарету.
— А дальше что? — Спросил я дрожащим голосом, пропитавшись атмосферой истории.
— А дальше, Дмитрий, всё и началось.
Виктор стал говорить отчётливо, словно полностью протрезвел. Голос его стал более низким, ровным, как штробас опытного диктора, я бы даже сказал неким таким мистическим, будто вырывающаяся тьма говорит.
— Пацаны умирали один за другим. Сначала горе-колдун, затем остальные малые, потом пошли мои парни и все с улыбкой на лице. И улыбка с каждым разом была чуть менее жуткая. Я облазил весь интернет, потратил все свои сбережения на походы в разные библиотеки, на поиски оккультных книг. Я искал всё, где есть хоть какое-то упоминание о неком Смеющемся Человеке и ничего. Парни продолжали умирать, а я не знал, каким в очереди буду я. Я сходил с ума от этой мысли. Начал штудировать литературу на наличие любых упоминаний об улыбающихся мразях, о демонах смеха и всего остального, что могло бы приблизить меня хоть насколько бы к разгадке. Всё что я нашёл, это упоминание о Пазре. Пазр — это некая сущность, что бродит от человека к человеку путём вселения в тело, пытаясь выработать человеческую улыбку. Он вроде как не собирается убивать человека, просто пытается натренировать навык улыбаться. Вот только люди, не выдерживают его пребывания в них и умирают довольно быстро. Но, к сожалению это всё, что мне удалось узнать. Ни как избавиться от него, ни как защититься, ничего. Единственный кто мог что-нибудь знать, был высмеян и умер первым. Я даже проник в его квартиру в надежде найти что-нибудь в его комнате. А этот мелкий олух, даже блокнота не завёл, видимо всё, что ему говорил дед, осталось в его тупой башке, что была погребена под двумя метрами земли.
— Но ведь ты жив.
— Жив ли я, Дима? Я десять месяцев, лишь придя с работы, бухаю. Каждый день говорю себе, что это не помогает, что это и не поможет, что напившись, я только глубже ухожу в эти мысли. Я не могу думать ни о чём другом. Все, все кто был там — мертвы. И только я сижу здесь перед тобой и не знаю почему. Не имею понятия, проживу ли ещё один день. Найдут ли меня завтра улыбающегося в собственной ванне или замёрзшего насмерть с улыбкой под этим столом. Никто мне не верит, никто. Меня дважды избивали за эту историю. И знаешь, что я делал месяц назад, когда меня избили во второй раз? Я улыбался, Дима. Улыбался с кровью на лице. И видимо улыбался настолько жутко, что те уроды, что напали на меня наложили в штаны и убежали. Что это, как не звоночек? Скажи мне. Ответь! — Последнее слово Виктор яростно прокричал.
Я отрянул от стола, где сидел мой собеседник. Его внезапная агрессия, напугала меня. Он был гораздо крупнее, да и я не дрался ни разу в жизни. В схватке с ним я бы точно не выстоял. Виктор встал со скамьи. От страха я оцепенел, был готов бежать в любой момент, но оцепенел. Он стоял на месте, сверля меня взглядом.
— Не веришь? Не верь!
Виктор сплюнул на землю, на опавшие листья. Резкий порыв ветра перевернул эти листья. В нос ударил запах перегноя. Он бросил на меня взгляд в последний раз, развернулся и побрёл, покачиваясь в противоположную сторону.
— Димка! Димка! — Женский крик раздался со спины, я повернулся. — Дим, привет! Мамка дома? — Я узнал в женщине тётю Надю, нашу соседку по подъезду, старую приятельницу матери.
— Здравствуйте! Нет, они с отцом на дачу уехали. Вернутся только в конце недели.
— Ах, ну ладно. А ты чего тут под дождём один стоишь? — Она косо глянула на бутылку пива в моей руке.
— Я? А, да. Да вот вышел поздороваться с… — я повернулся обратно, чтобы указать рукой на уходящего Виктора, но того и след простыл. Тётя Надя странно посмотрела на меня. Наверное, подумала, что я что-то принял. Теперь ждать расспросов от родителей. — Да, в общем, не важно. Уже домой бегу. Завтра с утра полно дел по дому, нужно сделать до приезда родителей, порадовать их так сказать.
— Вот это правильно. Пошли, пока не простыл.
Сон никак не шёл. Глаза были уставшими, сами закрывались, но уснуть не получалось. Голова полностью была заполнена размышлениями об истории Виктора. О её странности, о несовпадениях. Почему он не рассказал детали? Почему не сказал, кто как умер, какие были промежутки между смертями. Почему за этот год я не слышал ни одной новости о смерти на нашем районе. Они ведь наверняка все жили здесь, как и Виктор. Да к тому же целая череда смертей. Почему-то я верил в его историю, верил в Смеющегося Человека, но доказательств подтверждающих его слова не было. И почему Виктор жив? Колдун же сказал, что умрут все, кто там был. Рой мыслей кружил в мозгу, угрожая вызвать мигрень. Я встал с кровати. Раз не могу уснуть, нужно прогуглить всё, что я узнал. Проверить, убедиться. Поиск в интернете новостей моего района годовалой давности не дал результатов. Никаких происшествий не было, никаких упоминаний о странных смертях, да и смертях вообще. Отчаявшись, я удалил временные рамки из запроса. И каково было моё удивление, когда я обнаружил ссылку на заголовок местной газеты трёхдневной давности «Посмертная улыбка». На чёрно-белом фото было лицо улыбающегося Виктора. Не успел я ужаснуться, как тут же рассмеялся. Это был лёгкий, истерический смех. Я отказывался верить своим глазам. Четвёртого октября тело Виктора было найдено в нашем «лесоболотье». Порыв ветра распахнул окно. Я тут же подскочил, чтобы закрыть его. Гнилая вонь проникла в квартиру вместе с ветром. Запах осеннего перегноя. Вернувшись к компьютеру я обнаружил синий экран. Повисев несколько секунд компьютер выключился. Попытки включить его оказались безуспешными. «Я слишком устал, нужно поспать». Я залез в кровать, укрывшись одеялом. В зеркале шкафа-купе стоящего напротив, я увидел своё отражение. Оно улыбалось мне, а я нет.