Эта история написана в рамках весеннего турнира Мракотеки (апрель — май 2024 года)
Я уже не помню, кто первым предложил играть в «секретики». Школа к тому моменту уже закончилась и в окна вовсю билась яростная, в этом году пришедшая совсем рано, весна. Юные листья, сквозь которые светился зелёный солнечный свет, дрожали на теплеющем день ото дня ветру, а луга за окраиной нашего посёлка покрыла плотная трава, в которой поблёскивали жёлтые, белые, голубые весенние цветы, словно отражавшие небо, в один миг ставшее бездонным. Будто какой-то добряк раздёрнул шторы, впустив свежего воздуха и убрал тяжёлую свинцовую крышку, которая зимой нам заменяла небо. Сидеть по домам в такую погоду было решительно невозможно и мы, как обычно, играли то среди домов, то убегали в луга. Игр было множество и каждую весну и лето разные. В прошлом году, кажется, мы едва всю траву не вытоптали, играя в табун лошадей, вдохновившись тем мультфильмом о прериях и свободе, и я почти чувствовала, как при прыжках в гриве путается ветер и отзывается земля на удары подошвами стоптанных кед.
В этом году были «секретики». Многие наши игры вырастали из какой-то ерунды, вот и сейчас то ли Павлик, то ли Арина, вряд ли Вилли и уж точно не я, раздули обычную возню в земле до каких-то вселенских масштабов. «Секретики» сделать просто. Нужна ценность: это красивый камушек, жук, перо. Эту вещицу нужно уложить в специально подготовленную земляную колыбель — где-то с пару фаланг пальца длиной, выстланную лепестками, листьями, кусочком блестящего фатина, — и накрыть её стеклом. Потом закопать, потом раскопать, и любоваться, как твоя ценность лежит в маленьком ложе, как в аквариуме или музее. Занятие очень красивое, и что главное, творческое. Я как раз закончила с очередным «секретиком» (завитки мишуры, белая и с розовым отливом пуговица от пальто, осколок синеватого бутылочного стекла) и оттирала с него землю пальцем, чтобы взглянуть на результат, когда ко мне подвалили друзья.
— А мне бабушка говорила, — сказал кто-то, закончив с осмотром «секретика», — что они раньше закапывали в поле дары для Луговки. Яйца варёные, кусочки мяса, хлебные мякиши, вымоченные в молоке. Кормили луг. Вот по весне как раз.
Нет, наверное это всё-таки Вилли был. Равиль, но он почему-то стеснялся своей натуры и чёрных, как лужицы нефти, глаз, поэтому назывался Вилли. Его семья уходила глубоко корнями в здешние земли, леса, луга и едва видные на горизонте зубки гор, поэтому хаотичные сведения о старых обычаях чаще всего приносил тоже он.
— Чтобы всё лето затем трава росла высоко, пчёлы водились медовые... и всё такое, — неуклюже завершил он короткую справку и вновь уставился в «секретик», одним пальцем полируя стекло, вторым увлеченно заковырявшись в носу.
Мы переглянулись. Долгая дружба приносит неочевидные плюсы — например способность понимать друг друга без слов.
— Я буду Луговкой, — торопливо сообщила Арина. Её маленькие зубы, похожие на рисинки, заблестели: она уже явно воображала, как будет бродить по лугу, собирая спрятанные для неё подарки, в цветочном венке и в белом платье. Я только поморщилась, потому что Луговка из меня вышла бы ничуть не хуже, но и переспорить Арину было невозможно. Откажется играть, да и всё.
Наши игры были бесцельны и ничем не заканчивались — лишь приятный процесс, бесконечно растянувшийся в жужжащем от пчёл воздухе. Одна перетекала в другую и завершалась с наступлением холодов и школьных будней. Вот и сейчас мы не стали определяться с условиями и концом игры, мы просто начали. В идее о том, как должна выглядеть Луговка, расхождений не было, и Арина водрузила на голову венок из одуванчиков, из которого торчали длинные узкие листья вплетённого пырея. Кончики пальцев у Арины пожелтели от пыльцы, а по юбке летнего белого платья поползла какая-то букашка. Солнце ударилось о головки одуванчиков в венке, они ослепительно засияли — корона на простых русых волосах, и я вздохнула, признавая право Арины играть за Луговку.
— И как искать? — Арина стряхнула жука и почесалась ногой об ногу, вмиг разрушив мимолётно возникшее очарование.
— Будем рисовать карту, — предложил Павлик.
Настоящая Луговка безусловно могла обходиться и без карты, ведь земля её тело, волосы — трава и вспархивающие птицы — глаза её. Но и игра — условность.
Я зарыла шоколадную конфету у приметного валуна, непонятно как оказавшегося на лугу. Павлик ковырялся чуть поодаль. Я не была уверена, что именно он закапывает — то ли какую-то брошку с позолотой, то ли ещё одну пуговицу. Вилли уже закончил прятать свой подарок — меховой помпон, и мы взялись за карту. На самом деле у меня уже появлялись сомнения в том, что эта игра будет достаточно захватывающей и мы проведём в ней хотя бы три дня. Закапывать предметы было интересно, искать — ещё интереснее. Ждать, пока Арина найдёт всё спрятанное — уже не очень.
«Завтра буду Луговкой», — подумала я, подперев щёку рукой и наблюдая, как подруга плывёт по полю, поминутно сверяясь с картой. Блестящую виллину брошку она нашла последней, мою конфету отыскала первой, что неудивительно, ведь огромный округлый камень на лугу был виден издалека. Когда начало темнеть и мы засобирались по домам, я увидела на валуне птицу. Та внимательным взглядом провожала наш уход и мне стало как-то не по себе. Хоть я не верю ни в Луговку, ни в кого другого — в мире блестящих дисков, бросающих радужные отсветы и компьютерных игр, отвоёвывающих своё место у дворовых, места для всякой чуди уже не было.
Позже вечером, уже к одиннадцати, затрещал домашний телефон, и после мама меня спросила, вместе ли мы уходили с прогулки, не видели ли кого подозрительного. Чем вызваны её вопросы, не сказала.
Ночью снилось странное. Будто бы я снова на лугу, но над головой — не голубое небо, а чёрная бездна, в которой неуместно сияло солнце, и контраст между ярко освещенными цветами и травами, и непроницаемым небом казался неуютным. Поодаль в путанице растений что-то белело, и я пошла посмотреть, но увидела только, как в землю, точно в зыбучие пески, уходит краешек ткани и бледная рука. Между пальцами блеснула какая-то золотинка. Я присела, чтобы раскопать, но наткнулась на толстое стекло, под которым — замерший взгляд, спутанные волосы, рот, забитый землёй. Нахлынувшие паника и ужас разбудили меня и я проснулась, трудно дыша и чувствуя, как остатки кошмара тают, отступая в ночную темноту.
На следующий день стало ещё жарче и луг нежился в неподвижном воздухе, который к лету обещал совсем загустеть. А ещё я опоздала, потому что едва смогла уговорить маму вообще выпустить меня из дома. И гулять она отпустила только после того, как я поклялась всеми мне известными способами, что буду каждый час показываться дома и от друзей не отойду.
На лугу меня встретили только Вилли и Павлик, и вид у них был сумрачный.
— Арина вчера домой не пришла, — сообщил Павлик, привалившись к валуну спиной и теребя носком кроссовка пучок одуванчиков. Позади свистнула невидимая птица, прожужжала мимо уха пчела.
— Мы же вместе уходили, — пролепетала я, повторяя то же, что рассказывала маме. Шли все вместе, и белый силуэтик Арины в венке из поникших одуванчиков свернул на короткий проулок, ведущий к её подъезду. В сумерках взметнулась тонкая рука — прощальный жест, — и мы потеряли её из виду.
Мальчики несинхронно пожали плечами и снова вперились в землю. Играть никому не хотелось, как и расходиться по домам. Мы поболтались по лугу ещё какое-то время, но ничего необычного не нашли. Остаток времени провели во дворе, на облупившейся и выцветшей под солнцами прошлых лет «паутинке», вяло перебрасываясь ничего не значащими фразами. Я объясню: наш маленький город всегда был тихим и мирным, жизнь здесь всегда текла размеренно и спокойно, и какие-то вредоносные чужаки сразу бы стали заметны. Если только не... И меня передёрнуло от этой мысли.
Если только не кто-то, кто здесь уже был.
Сразу стало как-то тревожно и по домам мы разбрелись раньше намеченного.
На третий день я гулять не пошла.
Весна набирала обороты, приближалось лето. Арину так и не нашли, как и её следов, даже обрывка белого платья. Только на лугу сияли одуванчики, будто вырвавшиеся из её венка, и вновь рассыпавшиеся. Луг в этом году особенно разросся, с каждым днём трава становилась всё выше и гуще, и в ней путались россыпи разноцветных цветов, среди которых сновали пчёлы, отяжелевшие от набранной пыльцы, а им подпевали птицы, снующие в густой траве, как в джунглях. Даже наш камень почти скрылся из виду. Мы не связывали столь буйное цветение с нашими играми и кормлением луга. По крайней мере, вслух.
Я вот почему вспомнила про всю эту историю. Мы, все трое, давно уехали из нашего городка. Он не умирал, а процветал и ширился, потихоньку заползая на территории, бывшие когда-то лугом. При стройке убрали и валун, а под ним, в жирной и сытой земле, заметили торчащий лоскут ткани. За прошедшие годы она стала совсем серой и немного истлела, но всё равно край платья в нём узнавался, сохранились даже кружавчики на подоле. В платье был облачён скелет, тонкие кости, смятые тяжестью камня и досуха высосанные лугом. В статье о находке, правда, не упоминалось, были ли при Арине помпон или позолоченная брошка, но это уже не имеет значения. Луговка свой подарок забрала сама и была щедра на ответные милости.