Эта история написана в рамках осеннего турнира Мракотеки (октябрь — ноябрь 2023 года)
Хлюп-хлюп-хлюп. Грязные лапы пробежались по луже мимо сканеров и скрылись за углом. Слышно, как они замерли там, в переулке. Послышался жалобный скулёж, тут же перекрытый пронзительным женским визгом, похожим на царапание стекла острым гвоздём. Под этот звук из переулка проливается яркий сиреневый свет, в котором пару секунд видна тень бродячего пса, но после она растворяется. И свет, и звук тут же угасают. В осеннем влажном воздухе разносится запах жирной плодородной земли. Туда, за угол, лучше не ходить. Это знали все, кроме несчастной дворняги.
Одна радость – впервые за долгое время у нас есть свежие данные. В последние месяцы их очень не хватает. Даже случайные птицы практически перестали залетать в тот закуток. Засылать туда животных нарочно нам запрещено: комитет по этике ясно дал понять, что обречь их на это значит перейти всякие границы нормального. Мы их понимаем, хотя нормального тут в целом мало.
Мы посылаем туда дрона, проверить обстановку. Как и ожидалось, к вязкой бесформенной куче прибавилась новая голова, собачья. Глаза её пока что закрыты, но через пару дней откроются, как у остальных, и загорятся этим манящим сиреневым цветом.
Я стараюсь как можно скорее увести оттуда дрона, чтобы взгляд не соскользнул на глаза моей матери. Она этого не заслужила, пожалуй. А я не заслужил это наблюдать. Наверное. Ветер пронизывает палатку, и мои руки трясутся от холода.
Мне вообще лучше не думать. Пусть сухие рапорты беспристрастно отразят события – я приму их так же легко, как эти данные спектрограммы. Периодически мне на глаза попадаются доклады нашего профессора Сонина. «Сдвиговая добыча энергии». «Основные задачи сдвиговой физики». «Шифт-эффекты органических соединений». Заскучав здесь, и не такое читать начнёшь. Только не думать.
С его трудами я познакомился три с половиной года назад. Он сообщал о первой удачной серии экспериментов, посвящённых созданию макроскопических пересечений между двумя ближними версиями вселенной. Так тогда ещё называли сдвиги, предпочтя точность простоте. Исследование подняло шумиху, все светлые головы радостно воскликнули – возможности новой науки обещали миру избавление от энергетического и продовольственного кризиса. Четырнадцать лет человечество вело счёт своим последним дням, едва оттягивая неизбежное скупыми инженерными и сельскохозяйственными достижениями, но что толку? Слишком холодно зимовать. Слишком рано темнеет. Слишком бедный рацион питания. Теперь этому будет положен конец.
Так считала и моя мама, передовой исследователь биологических композитов и модификаций. Именно она предложила Сонину план по реализации новой продовольственной программы. Комитеты по обеспечению и этике поддержали инновацию, и проект был запущен. Два года кропотливой работы принесли первые плоды – в самом буквальном смысле. Команде учёных удалось не просто заполучить несколько живых культурных растений с той стороны, но и добиться от них плодоношения. Это был наш первый урожай незаражённой еды. «Первая жатва» – кичливо гласил заголовок новой статьи профессора. Но нам правда было чем гордиться.
Вскоре стало ясно, что одними только достижениями людей не прокормишь. Несмотря на все успехи, мы продолжали хоронить знакомых и близких одного за другим, особенно тех, кто не смог попасть на военное довольствие. Научный финт надлежало масштабировать, превратить в индустрию. И здесь уже возникли первые трудности. Будучи младшим научным сотрудником под руководством своей матери, я лично наблюдал, какое влияние на органическую материю оказывало ускорение сдвигового процесса и расширение окна. Когда объекты с той стороны начали расслаиваться за считанные часы, это казалось поправимым – фазовая помеха. Когда некоторые из них стали обращаться в неорганизованную биомассу после перемещения, это поставило всех в тупик. Было решено вернуться на время к протоколам первого этапа проекта. Они отработали, но уже не так безупречно, как прежде. Растения заболевали, едва попав на нашу сторону, а животные становились агрессивными. Сонин предположил, что с той стороны пересечение могло быть замечено и даже отработано воздействием каких-то неизвестных нам полей. Мама же выдвинула гипотезу о том, что стерильность сдвиговой камеры была нарушена и наша среда успела заразить объекты по ту сторону.
По итогам трёхдневной дискуссии приняли решение организовать новую камеру, освободив гермопомещение медицинского блока, и на этот раз сфокусировать пересечение на других координатах. Это был второй важный успех программы. Сдвиги получались стабильными, широкими, они позволяли выполнять даже некоторые аграрные процедуры на той стороне, используя все преимущества здоровой среды. В течение полугода мы получали качественные продукты. Мы смогли организовать поставку даже в другие спецокруга. Все снова вздохнули с облегчением.
На очередной своей смене я, как обычно, отслеживал спектр излучения пересечённого объёма. Мама в этот раз лично явилась на площадку, чтобы ознакомиться с новыми культурами – мы третий день находились на немного смещённых от прежнего места координатах. Вместе с фермерами они находились в сдвиговой камере, когда я вдруг обнаружил в спектре незнакомый резонанс. Из любопытства повернувшись к мониторам, я увидел, что в пересечении появился какой-то сиреневый объект. Мне следовало прервать сдвиг в тот же момент, но я, как и мама, был очарован его мягким свечением. Это было нечто вроде хорька, имеющего три пары конечностей и вытянутую морду. Создание ласково мурчало, осторожно подбираясь к руке моей мамы, которую она так же аккуратно протянула вперёд для знакомства. Затем я увидел, как зверёк коснулся её пальцев и вскрикнул, а в следующий миг сигнал с камер наблюдения пропал. Я выбежал из рубки и метнулся в сторону гермопомещения, но за пять метров до него передо мной буквально перед носом вдруг возникла граница сдвига, за которой виднелись силуэты фермеров, моей мамы и того существа, и все они как бы расплывались подобно разводам марганца в стакане воды. А через секунду пересечение исчезло, оставив за собой лишь разрушенную сдвиговую камеру и разлом в стене, заполненный чуть фиолетовой материей.
Я решил, что все, кто попал в сдвиг, могли оказаться по ту сторону стены, в проулке за медблоком, и рванул туда. Достигнув очередного поворота, я будто в замедленной съёмке увидел, как постовые мчатся за угол и один за другим исчезают там, встреченные вспышками сиреневого цвета. И всё же я и сам бежал туда, уверенный, что там моя мама. Я нёсся, пока чьё-то грузное тело не влетело в меня сбоку и не ударило о стену, отправив в забытьё. На следующий день мне рассказали, что теперь находится в том проулке. Из уважения даже предложили посмотреть видеозапись. Но я отказался. Струсил. Я отвернулся от своей матери.
Прошло четыре месяца. Год катится к своему закату, и, возможно, это последняя осень человечества. Его истинный венец, его крах. Абсолютная безнадёжность. Это я не закрыл тогда сдвиг. Не предупредил её об опасности контакта. Не добежал до камеры. Не увидел её в последний раз. Вот почему я стараюсь не думать. Вот почему мои руки сейчас так трясутся. Погода дерьмо, но дело не в холоде. Это невозможно удержать в себе, это нужно с кем-то разделить.
Случайная вшивая дворняга встретилась с ней раньше меня. «Шифт-эффекты органических соединений». Идите к дьяволу, профессор. Это не эффект, это моя мама.
Я увижусь с ней.
Ещё разок, мам.
Я иду.