Эта история написана в рамках осеннего турнира Мракотеки (октябрь — ноябрь 2023 года)
Пришла осень, и на улице стало слишком рано темнеть. Нет, серьезно, – слишком рано. День убывал не по дням, а по часам. В новостях говорили то о погодной, то о темпоральной аномалии. Власти ввели комендантский час – в городе начали пропадать люди. А бабки на лавочках охали: жечь свет приходится весь день-деньской, а тарифы ломовые, тратим деньги гробовые.
Было всё это очень странно и даже ненормально, но со временем люди привыкли. Света меньше, но он всё-таки бывает. Чай, не полярная ночь.
Скоро световой день урезался до нескольких часов. Ни солнца, ни луны на небе давно не видели, — всё заволокла мутная пелена облаков. В городе начались перебои с электричеством, водой и интернетом: многочасовые отключения стали новой нормой. Люди роптали, но крепчали. С магазинных полок сметали свечи и керосиновые лампы. Круп, сахара и туалетной бумаги тоже как не бывало. Привет, ковидные флэшбеки. Жить стало совсем тяжко и непонятно. Развлечений поубавилось, и люди начали ускоренно сходить с ума. Психов прямо много стало.
Тогда и появились они. По улицам ходили хмурые типы в темных балахонах и твердили всем встречным:
– Света на всех не хватит!
В народе их так и назвали: беспросветники. Много этих мутных персон прописалось в травмпункте. Ну а чего: люди с работы по темноте чешут, а тут апокалиптические придурки лезут. Хрустя сломанными челюстями и выплевывая зубы, хмыри молча принимали медицинскую помощь и растворялись в темноте. В органы побитые беспросветники не обращались и с улиц не исчезали, продолжая настырно допекать прохожих. Некоторых типы всё же уводили за собою в темные подворотни, и больше тех бедолаг никто не видел. Полиция ловила отдельных хмырей, но уличить в чём-то серьёзном их не удавалось. Максимум задерживали за нарушение общественного порядка. А люди продолжали исчезать.
Вот такая волшебная осень настала в нашем городе. Я, как обычно, возвращался домой после работы, когда посреди тёмной замусоренной улицы встретил внушительную толпу беспросветников. Они лениво брели по дороге, как зомби какие-то. Но, увидев меня, тут же устремились навстречу.
– Света на всех не хватит! – завизжал, тряся подбородками, жирный культист с пятнами горчицы на балахоне. На лицо хмырь напялил угловатую конструкцию; кажется, это был прибор ночного видения.
— Конечно, не хватит света, — ответил я толстяку. — Ты весь сожрал.
Хмырь очень обиделся. Сбоку подплыл его тощий брат по разуму. Тычась в меня крючковатым бледным носом, гнусаво затянул:
– Прими-и-и тьму-у-у!
Ты-то уже хорошо принял, подумал я.
– Не употребляю! – весело сказал я и, ускорив шаг, ускользнул от полоумных. Толпа замогильно выла и шевелилась, но гнаться за мной не стала.
Честно говоря, тогда дурачки в чёрных колпаках волновали меня меньше всего. День умирает, свет дают с перебоями, воды нет нигде, – вот что страшно! А ещё с самого утра меня стал преследовать он. Аромат перегноя. Мерзкий душок атаковал мой нюх на улице и в помещении. И даже нарастал. Эта вонь предвещала только плохое. Так пахнет только смерть. И смерть, похоже, выбрала очередную жертву. Я старался не продолжать эту мысль, потому что, по логике, этой жертвой оказывался я. Но я не думал дальше, поэтому нормально. Жить можно.
Я перешёл на соседнюю улицу, подальше от полоумных. Карнавалы – это не моё. Я простой домашний человек. Но дорога привела меня к новой встрече, и она оказалась ещё неприятней.
Прямо на проезжей части у жилого дома копошились дети. Совсем крохи ещё, дошколята. С десяток их было, не меньше. Они, собравшись в круг, сидели на грязном асфальте и чего-то деловито раскладывали.
И как они что-то видят, подумал я. Темно же. Я, например, ни черта не мог разглядеть, чем карапузы заняты.
Я подошёл поближе, и тут один пацан обернулся на меня. Как будто почуял. Во мраке блеснули его глаза. И зубы. Распознать в том оскале улыбку было невозможно. Я тогда ещё подумал, что у пацана многовато зубов.
– Привет, молодёжь! – как можно дружелюбнее сказал я пацану. — Пиковую даму вызываете?
Он не ответил и всё так же скалился на меня.
– А где ваш воспитатель?
Пацан оскалился ещё шире. Рот аж до ушей сделался. Он развёл руки в стороны и совершенно не по-детски прокаркал:
– Везде.
– Ну, раз везде, то он за вами присматривает, – сделал я вывод и вновь ощутил аромат перегноя. Пацан немного поскалился на меня, потом отвернулся и продолжил копошиться вместе с остальными.
«Ну на фиг, – решил я. – Вертел я такие утренники». И пошёл дальше. И уже через пару шагов я понял, что детский праздник пошёл не так. По крайней мере, для воспитателя. Его ноги торчали из мусорного контейнера неподалёку.
Это зрелище прямо взбудоражило меня. Почему я понял, что это воспитатель в контейнере? Да потому, что я, дурак, решил вернуться к карапузам и проверить, что с ними. А у тех всё шло по плану. Они кончили ковыряться и зажигали расставленные по кругу свечи. В слабом свете огарков я увидел, что лица и руки детишек вымазаны кровью. На асфальте была выложена пентаграмма. Причем гирляндой из человеческих кишок. Элегантная работа, я даже оценил. Ну, я люблю порядок просто. Когда вещи лежат на местах.
Я не детектив, но сразу понял, почему воспитатель везде. А когда увидел, что детишки читают какие-то заклинания, а в ручонках держат ножи, я дал оттуда деру. Такие мелкие, а уже чернокнижники, твою мать.
Я подбежал к чёрной скале своей пятиэтажки. Света не было уже три дня, и жильцы, чтобы не расшибаться впотьмах, расставили в подъезде свечи. Это было даже романтично. Но сейчас было не до того. Как ошпаренный, я заскочил в свой подъезд и взлетел по лестнице на свой этаж.
Тут я вспомнил, что в руках у меня пакет с продуктами для старенькой Матвеевны, соседки моей. Небогатую снедь я с боем добыл в магазине, где даже гречка стала дефицитом.
Слаба уж стала Матвеевна, самой закупаться невмоготу. Жаль бабульку, как родная она мне: кровные старики давно на том свете. Да и у неё семьи нету.
Я постучал в дверь тридцать шестой квартиры.
— Кто там?
— Сто грамм. Открывай, Матвеевна!
Бабуля открыла дверь и, скрипя суставами, взяла пакет.
— Спасибо, внучок.
— Как ты, бабушка?
— Ох-ох, — пожаловалась она . — Живу-поживаю. В темноте сижу. Ни телевизера, ни отопления. Всё в шали кутаюсь да одеяла. Один ты мой помощник, гостинцев принёс. Спасибо тебе, Андрюша. А ты как?
Я не стал отпираться и рассказал обо всём, что видел на улице.
— Ой, страсти какие. Уже и до детишек добралось…
— Что добралось, бабуля? — не понял я.
— Помрачение. Темень эта, — пояснила Матвеевна. — Человек к свету тянется. А когда света нет, в него тьма заползает и поселяется там. А поперёд всего в тех, кто духом слаб и сомнений полон. И в детишек, ибо любопытны они и всему открыты… А тьма-то хитрая. Ты в ней не видишь ничего, а и тебя не видно. И можно творить, что хошь. Вот и творят… В горькую годину придётся помирать, — вздохнула она.
— Да ладно тебе, бабуль, — успокоил я соседку. — Твой гроб ещё шумит в лесу.
А про себя подумал: «Складно чешет!».
— Чаво?
— Рано тебе, говорю, на небеса лезть. Ты ещё побуксуешь на этом свете.
На глаза Матвеевны набежали слёзы. Она промокнула лицо платочком.
— Спасибо тебе, Андрюша. Береги себя, родной.
— Хорошо, бабуль. Ну, до встречи. Ужинать пойду.
Старушка перекрестила меня и закрыла дверь. Я пошёл к себе.
У двери в мою квартиру я увидел странное. Прямо на коврике лежала тыква. Большая такая, бугристая, как голова мутанта. В неверном свете свечей мне показалось, что тыква пульсирует. Я понял, что это знак. И это как-то связано со всем, что творилось сегодня. Но чей знак и что он значит, я понять не мог. Подумал только, что эта тыква должна взорваться. Так и стучало в голове: «Щас рванёт. Щас рванёт». И откуда такая дурь в голове? Я осторожно, не касаясь тыквы, отпер дверь и проскользнул в квартиру. В дверях обернулся. Тыква так и не взорвалась.
— Тише будь, — показал я ей язык и закрыл дверь.
В прихожей я разулся и нашарил на комоде свечку. Зажёг, и уютный огонёк пустил по стенам ползучие тени. Я потянул носом. Опять этот перегной. Смердит, хоть топор вешай. И тут стало всё понятно.
Это были мои носки. Заскорузлые такие, двухнедельные. Казалось, они уже присохли к ноге и будут отдираться только вместе с мясом. Если такой носок всё же снять, его можно метать, как бумеранг.
Ну а чего? Воды же нет нигде. Не в компоте же их стирать. Или в чайном грибе.
Кстати, о грибах. События этого дня заставили меня забыть про голод, но теперь он вернулся и громко заявил о себе рокотом в животе. Я стал шарить по полкам с консервами, прикидывая, чего бы съесть. Но тут в дверь громко постучали.
Странно, подумал я. Ведь я никого не ждал. Может, соседи?
Я взял блюдце со свечкой и подошёл к двери. С той стороны прилетел энергичный удар. Это точно не Матвеевна, понял я. Посмотрел в глазок — и обмер. Всё моё тело обдало мурашками.
За дверью стояло пугало. Прямо пугало вообще. Не знаю, как, но стояло. И оно было настоящее, соломенное или из чего их там делают. Пуговичные глаза нехорошо блестели на тряпичном лице. Рот-шов изогнулся в безжизненной ухмылке. Это было нечто паранормальное и необъяснимое. Стало страшно, но я смотрел дальше.
Вряд ли у пугала был стилист. Оно было в драной тёмной куртке, остроконечной шляпе и штанах. Из прорех торчали колоски. Я присмотрелся и похолодел. В одной руке у пугала был серп. В другой тоже был серп. На шляпе на его была вышита перевернутая звезда.
«Как это трогательно, – подумал я. – Детсадовцы таки смогли хоть кого-то призвать».
Пугало подняло тонкую руку и поскребло дверь серпом. Этот тихий звук отдался мне в самое сердце и был отвратительнее скрежета ножа по стеклу. Потому что этот звук был по мою душу. Намерения страшилы не вызывали сомнений. Раскроить меня тёпленьким — вот чего эта сволочь хотела.
Во мне взыграло упрямство. Наши с пугалом планы не совпадали. Я понял, что нужно действовать. Держа оплывшую свечу в руке, я прошёл на кухню. Там я достал литровую банку с ацетоном. Содрал с ноги термоядерный носок и хорошенько вымочил его в банке. Высунул кончик за край и осторожно подпалил. Носок моментально вспыхнул красивым зелёным пламенем. Я выскочил в прихожую. Перекрестился, крутанул замок на двери и распахнул её. Пугало было там, в темноте. Оно сделало шаг вперёд и заняло почти весь проём. Я не мог промахнуться.
Я отступил на пару шагов и со всей силы метнул банку в высокую фигуру. Пугало тут же объяло зелёное пламя. Страшила оглушительно завыл. Противным таким соломенным голосом. Оно, очевидно, очень расстроилось. Руки-ветки взметнулись в воздух, рассыпая снопы искр. Это обрадовало меня. Я ощутил душевный подъём во всём теле. И небольшой холодок, потому что сквозняк из подъезда лизал мою голую пятку. Но радости было больше.
– Ты, наверное, не думало, что сгоришь сегодня, – ехидно сказал я. – Сюрприз!
А пугало горело и, воя, содрогалось всем телом. И нижней конечностью — ногой я просто не могу это назвать, хоть и в штанах оно, — чудище наступило прямо на тыкву. И, блин, она всё-таки взорвалась. Лопнула мощно, раскидав свои потроха по всей площадке. И даже на меня попало немного. А пугало прямо стояло своими корягами в этой тыкве и корчилось. В конце концов оно поскользнулось на требухе и полетело кубарем с лестницы, как огромное огненное перекати-поле. Я проводил его взглядом. Это было красиво.
Пугало выронило серпы. Я их забрал — в хозяйстве сгодятся. Золу веником смёл. Потом зашёл к Матвеевне. Она уже спала и ничего не слышала. Я не стал пугать бабулю, а просто посидел с нею, сославшись на бессонницу. Мы выпили по чашке брусничного морса — Матвеевна ягоды сама собирала — да закусили сухарями. На душе потеплело. Мы распрощались, как родные, и я ушёл к себе. Дома я вмиг уснул.
Вот так, ценой носка, я победил пришедшее за мною зло. И тыква действительно была знаком. Запах перегноя от носок тоже. Но не знаком смерти, а ключом к спасению. Больше я то пугало не видел. И детей тех тоже. Я уверен, что это они вызвали страшилу и натравили на меня. Не знаю, явится ли пугало снова. Пусть приходит. Носки у меня ещё есть. Да и ацетон тоже.
День пока ни убывает, ни прибавляется. Застыло всё. Беспросветники всё так же шарятся по городу, хотя их стало заметно меньше. Пропавших людей так и не нашли.
Но город не унывает. Здесь ещё иногда бывает светло, бывает весело. А значит, будем привыкать. И ни полоумные, ни ожившие чучела, ни зловещие дошколята не помешают нам запасаться крупами и туалетной бумагой.
Приспособимся и выживем. Всегда так было. Света хватит на всех.
Частушки по мотивам рассказа от Аделины Краевой.
Гречки в магазинах нет,
Целый день включённый свет,
А тарифы ломовые
Тратят деньги гробовые!
* * *
Я на тыкву зря грешил,
Что она взрывается,
Оказалось, что на ней
Демон спотыкается.
* * *
В детском сумрачном саду
Дети вызвали бурду,
Воспитатель был не рад —
Ноги в мусорке торчат.
* * *
К нам под дверь пришел страшила,
Долго скребся под порог,
Но проблему разрешило
Поджигание носок.