1
Люся и Паша Волковы поженились на втором курсе. Оба деревенские, боевые здоровые и весёлые. Дети войны, искренне верящие в светлое будущее, приехали в Москву учиться. Люся изучала фольклористику, Паша – математику. Познакомились в библиотеке и уже на следующий день решили жениться. Конечно, не дотерпели до диплома. Люся была инициатором и свадьбы, и этой их поездки на Русалочий пруд. Она решила писать диплом по одной местной легенде, уходящей корнями в греческую мифологию, а оттуда – в ещё более глубокую древность. Даже если Паше это и показалось бы неинтересным, ему всё равно пришлось бы ехать с женой. Друзья шутили, что Люська в их семье – мужик. Но Пашу заинтересовало, что совсем рядом, в Подмосковье, рассказывают такую невидаль, о какой он никогда не слышал.
У Люськи была фотография древнего манускрипта, описывающего зловещий кровавый ритуал, Паша тащил на себе запасы еды и белья, так как его жена намеревалась жить прямо в заброшенной усадьбе. Автобус довёз их до деревни, а дальше путь лежал через поле и запущенный сад по жаре к заброшенному почти 100 лет назад дому. Когда спросили дорогу у одной старушки, та вдруг начала креститься и причитать: «Зачем же вы на Ивана Купала в Русалочий пруд идёте? Утащат вас, как Петрушу, в ад заберут!» Люся звонко рассмеялась на это предостережение. Она любила изучать байки, но никогда в них не верила.
Они прошли уже больше половины пути, когда начала собираться гроза. Паша благоразумно предложил было вернуться, но Люся только шикнула на него: «Прорвёмся!»
Им казалось, что почернело не только небо, но и сам воздух. Усадьба казалась огромной и зловещей в свете молний. Дождь хлестал как плетьми, но ребята со школы знали, что прятаться в грозу под деревьями нельзя. Придётся прятаться в зловещем доме. Люся дернула парадную дверь – заперто! Не заколочено, как в заброшенных домах, а именно заперто изнутри. Окна были закрыты тяжёлыми ставнями. Всё говорило о том, что в усадьбе кто-то живёт. Люся и Паша, не сговариваясь, начали колотить в дверь. И им открыли. Маленькая сухонькая бледная старушка с невидящими белыми глазами впустила их во тьму усадьбы. Из-за её спины показалась девчонка лет шестнадцати со свечёй в руке. Невероятная красота её поразила Люсю. Чёрные волосы, голубые глаза, яркие губы, фарфоровая кожа. Было в ней что-то напоминающее о немом кино. Старуха, не говоря ни слова, удалилась вглубь дома.
— Это Оксана, — сказала девчонка, — а я Лида. Вы проходите.
Она провела их в просторную гостиную, где начала зажигать другие свечи.
— Мы не знали, что здесь кто-то живёт, — сказала, извиняясь, Люся, — Как только гроза уляжется, мы уйдём.
— Гроза будет всю ночь, — впервые подала голос старуха, — Ложитесь здесь. Не ходите на второй этаж, там пол провалился. И на улицу не ходите, сегодня Петруша гуляет.
— У нас есть пирог, — улыбнулась Лида.
Они устроились на просторной кухне с ягодным пирогом и травяным чаем. Бабка молчала, Лида, одетая не то в ночную рубашку, не то в старинное исподнее, беззастенчиво флиртовала с Пашей, и Люся гордилась тем, что муж на это не реагирует. Во главе стола, как хозяин дома, устроился огромный чёрный кот. В доме было уютно и чисто, только развалившаяся мебель и провалы на втором этаже и в крыше говорили о том, что здесь очень много лет никто не жил.
— А кто такой Петруша? — спросила Люся, чтобы отвлечь малолетнюю шлюшку от мужа.
— Наш друг, — ответила Лида, — Ты собираешь сказки? Он все местные байки знает. Хочешь, познакомлю?
Люся закивала.
— А ты не против? – внезапно подала голос бабка Оксана, обращаясь к Паше, — Отпускаешь жену к Петруше?
— Я её не запираю. Она свободный человек. Идёт, куда хочет, — пожал плечами Паша.
— Хорошо, — коротко сказала бабка и в оставшуюся часть вечера больше не произнесла ни слова.
Они засиделись почти до полуночи. Лида расспрашивала о Москве с таким интересом, будто никогда там не была. Она не знала ничего ни об электричестве, ни о телефоне, ни о радио, что показалось Люсе странным, но она отмахнулась от тревожных мыслей.
Они устроили постель на полу в гостиной, как им и было велено. Паша почти сразу уснул, а Люся ворочалась, пытаясь выбросить из головы малолетнюю шлюшку и загадочного Петрушу.
— Он скоро придёт, — услышала она шёпот прямо возле уха, — Пойдём пока искупаемся.
Люся послушно встала и пошла за девчонкой. Какая же она всё-таки красивая. Даже шлюховатость её казалась изящной.
Вопреки прогнозу бабки, гроза закончилась, и заброшенный сад освещала луна. Но в этой спокойной картине на краткий миг показалось что-то неуловимо зловещее. Первой мыслью Люси было растолкать Пашу прямо сейчас и бежать отсюда без оглядки. Но и от этой тревожной мысли она отмахнулась. Ночь была прекрасна. Звуки и запахи уносили в довоенное раннее детство, когда не нужно было ни о чём беспокоиться. Они шли через сказочный лес заросшей тропинкой к русалочьему пруду.
— Ты внучка Оксаны? – спросила Люся.
Девчонка рассмеялась так же звонко, как сама Люся:
— Ну, нет! Какая я ей внучка? Я гораздо старше её. И это я её опекаю, а не наоборот. Она, хоть и бессмертная, но немощная, хрупкая, как вы все.
Обескураженная Люся остановилась.
Лида уселась на край причала и принялась плескаться ногами в воде. Вдруг она задала вопрос, от которого Люся чуть не потеряла равновесие.
— А почему ты замуж вышла? Родители погнали?
— Нет… Сама решила…
— Вздор! Тебе же девочки нравятся.
Никто не знал и не должен был узнать о люсином увлечении актрисами старого кино и одноклассницей с не по годам развитыми формами. Никто и не знал, даже Паша. Особенно Паша. Кто сказал этой пигалице?
Лида словно прочла её мысли и снова засмеялась:
— Я не осуждаю, ты что! Обзываться-то зачем? Я, что ли, виновата, что тебе совсем молоденькие девки нравятся.
Лида встала.
— Наша магия устроена так, что смотрящий на нас видит свой идеал красоты. А иначе вас на болота не заманить. Наша настоящая внешность, видите ли, для вас отвратительна. Ну что, пошли купаться?
Лида стянула с себя ночную рубашку и предстала в лунном свете во всём своём великолепии статуи античной богини. Люся пыталась заставить себя отвернуться. Не смогла. Подумала о Паше. Забыла о Паше. Сбросила одежду и вошла в воду вслед за русалкой. Они плавали наперегонки через пруд и хохотали. Только в этот миг, в этом месте и с этим существом Люся ощущала себя счастливой. Она захотела остаться тут навсегда. Русалка снова прочитала её мысли.
— Хорошо. Сейчас я назову тебе моё настоящее имя. Вам тяжело воспринимать наш язык, даже Оксана его не понимает. Так что учти, будет больно.
Люся кивнула. Она не услышала ничего. Только внезапно всё вокруг неуловимо изменилось. Чистый пруд обернулся вонючей болотной жижей, а вокруг в одночасье вырос густой лес. Глядя на существо перед собой, она подумала об акулах. И вот, на неё уже взирают безразличные и бесчувственные глаза хищной рыбы. Нежный ротик открылся пастью с острыми мелкими зубами в несколько рядов. Жутким поцелуем впился ей в шею, высасывая кровь. Насытившись, существо выбросило бездыханную Люсю на берег мощным ударом рыбьего хвоста.
2
Паша проснулся среди ночи и, не увидев Люсю рядом, ощутил смутную тревогу. Он прошёл со свечой по первому этажу. Тишина. Куда делись все обитатели усадьбы? Даже кота нет. Он чуть не упал, столкнувшись с бабкой Оксаной возле кухни. Она просто стояла, смотрела в никуда и не реагировала ни на что.
— Бабушка, а вы что не спите-то? – удивился Паша.
— А я никогда не сплю! – бабка уставилась на него белыми глазами, и Паша мог поклясться, что она прекрасно видит ими, причём видит гораздо больше простых смертных.
— Вы не видели Людмилу? – спросил Паша, — Не могу её найти.
— Какой сейчас год? – бабка ответила совершенно неожиданным вопросом на вопрос.
— 1952, какой и вчера был, — Пашу уже начала раздражать нереальность происходящего.
— Нет, вчера был другой, — бабка внезапно сошла с места и суетливо заходила по кухне, — Так много лет прошло, так много лет, а вы всё такие же неаккуратные в своих желаниях, — вновь замерла, уставившись на него немигающими белыми глазами, — Ты сам свою наречённую в жертву отдал, помнишь? Сейчас она на болоте с русалкой свадебку играет.
— Что?! – уже заорал Паша и, решив не дожидаться очередного бредового ответа, помчался на улицу.
Он мчался, не разбирая дороги, сам не зная, куда, словно неведомая сила вела его. Он быстро нашёл её. Люся лежала на берегу пруда, бледная, бескровная, смотрела на него белыми глазами дохлой рыбы, как бабка Оксана. Остатки крови вытекали из чудовищной раны на шее и кружились узорами на глади проклятого пруда. Она была мертва. Взяв Люсю на руки, он направился было назад, но вдруг осознал, что не понимает, куда идти.
Паша аккуратно положил тело жены на землю и огляделся. Он действительно находился в незнакомом месте и не помнил, откуда прибежал. Грозы как ни бывало, но почва под ногами пружинила и чавкала. «А в деревне сказали, что болот здесь лет 200 как нет». А ещё в окрестностях усадьбы вчера не было леса. А сейчас он был. Луна освещала поляну, где находился Паша, а дальше – непроглядная тьма. И тишина. Не бывает в лесу такой тишины, даже в безветренные ночи. А ещё было ощущение, будто из тьмы на него кто-то смотрит. Продолжив оглядываться, Паша вдруг вскрикнул, упал на землю и намочил штаны, как совсем маленький ребёнок. Из-за кустов на освещённую поляну выступило существо. Больше всего оно походило на голое тело человека без головы. Никаких половых признаков у тела не было, зато была огромная зубастая пасть, заменяющая существу живот. Многочисленные зубы в несколько рядов бесконечно вращались в этой пасти, как детали чудовищной мясорубки. Вслед за существом из мрака выступил чёрный кот бабки Оксаны. Он трижды перевернулся через себя и стал походить на предмет, который Паша не мог ни с чем перепутать даже во мраке. Человеческая голова. Но в тот же миг голова снова перекатилась трижды и обернулась чёрным вороном, который сел на плечо существу и начал каркать. В этом карканье Паша отчётливо различал слова: «Наше! Отдай нам! Больше не твоё! Наша жертва!» Он послушно начал отползать от тела Люси. Ворон замолчал, и существо направилось к своей жертве. Оно опустилось на колени, и его жуткий рот начал постепенно втягивать Люсю внутрь. Паша кричал, не переставая, глядя на эту картину и слыша хруст костей своей жены в адской мясорубке. Он сорвал голос, но продолжал хрипеть, пока к нему не подошёл чёрный медведь и не ударил по голове так, что он отключился.
Судя по положению солнца, было часов десять утра. Паша обнаружил себя не в лесной чаще, а в саду возле усадьбы. Неужели приснилось? «Людмила!» эта яркая вспышка в мозгу затмила все остальные мысли. Он вбежал в дом. Дверь открыта, окна побиты. Внутри – вековая пыль и птичий помёт. Ни следа уюта, что был тут вчера. Из-за сорванного голоса он не мог звать жену, поэтому обошёл весь дом от подвала до чердака, не обнаружив никаких признаком жизни, кроме насекомых, мышей и птичьих гнёзд. Паша обошёл всю округу, пытаясь найти место, где видел жену в последний раз. Не нашёл. Он слишком поздно заметил то единственное, что осталось от жуткой ночи – следы крови на его одежде. Вернее заметил даже не он, а милиция, которую он вызвал, как только добрался до деревни. За долгие годы в психиатрической больнице он и сам сумел поверить в то, что действительно убил жену, уличив её в порочной связи с деревенской девчонкой, а адских тварей создал его мозг, отказавшись принимать такую реальность. Только одну деталь так и не смог вспомнить девяностолетний Паша: куда он спрятал тело.
3
Сегодня два года, как пропал Петруша. Николай Петрович Горелов сидит у печки в бывшем доме управляющего. Он уже попрощался с усадьбой. Все его жалкие пожитки, оставшиеся после уплаты всех петиных долгов, собраны, экипаж готов. Осталось закрыть всё, уехать в Москву и официально стать бедным. Николай Петрович беззвучно плачет, склонив голову. Он уверен в том, что его непутёвый сын мёртв. И винит в этом, конечно, себя. Надо было хоть иногда прислушиваться к сыну, а не только ругать и пороть. Надо было бить в набат, а не махнуть рукой, когда Петруша, после смерти матери, увлёкся какой-то сатанинской ересью некромантией. Николай Петрович не знал своего сына, поэтому не мог помочь, но мог бы попросить помощи у других. Не стал. Решил, что перебесится. Да что уж там, он сам был непутёвым. Неудачно вложился и остался без крестьян ещё до великой реформы. А что Петруша? Купил за целое состояние некий древний манускрипт, открывающий врата в мир мёртвых. Текст был на древнегреческом, и Николай Петрович сумел понять, что плата за это – жизнь того, кто откроет врата. Прочитав текст, он уверился в том, что его сын мёртв. Петруша провёл ритуал прямо здесь, в усадьбе. Это место и раньше пользовалось дурной славой. Русалочий пруд – название пережило века христианства и говорило о том, что место это обходили стороной ещё язычники. Заговорит русалка, соблазнит красотой неземной, да и утащит в болото! Не верил в это Николай Петрович. Суеверия всё. Да и болот здесь давно нет. А вот то, что его дед, построивший усадьбу, был сверх всякой меры жесток с крестьянами, за что они его и убили – правда. Говорили, что не просто убили они его, а отрезали голову, выпотрошили и бросили в пруд в качестве жертвы русалкам, которые помогли в организации убийства. А ещё говорили, что его сын ровно в полночь на Ивана Купала отрезал себе голову самодельной гильотиной и стал двумя адскими тварями: туловищем с огромной зубастой пастью вместо живота и живой головой, которая может превращаться в любое животное. Тот, кого это животное выберет своим хозяином, будет жить вечно. Так было написано в греческом манускрипте, но откуда это знали неграмотные крестьяне, Николай Петрович не мог предположить. Говорили, что голова в виде чёрного кота поселилась у местной слепой ведьмы и рассказала ей эту историю. А ведьма, в свою очередь, рассказывает её всем желающим купить усадьбу. Так что Николай Петрович даже за копейку не мог её продать. Да что уж греха таить, ходил Николай Петрович к той ведьме, брал того кота, долго плакал в чёрную шерсть, надеясь, что сын услышит и простит его. А возвращаясь домой, снова внушал себе что не верит ни во что такое. Но сегодня снова ночь на Ивана Купала, и, как и год назад, Николай Петрович вздрагивает от каждого шороха в кустах, крестится от страха, но подходит к окну и видит вдали на тропинке к усадьбе в неверном свете луны силуэт человека без головы. С криком «Петруша!» он бросается к усадьбе, но на тропинке уже никого нет. И не было, говорит себе Николай Петрович. Суеверия это. Но есть в этом деле не только суеверия, но и факты. А они таковы: Петр Николаевич Горелов отрубил себе голову в главном зале усадьбы при помощи самодельной гильотины. Гильотина та была найдена на месте суицида, а вот тело найдено не было. Следы крови говорили о том, что тело какое-то время лежало на полу. А потом как будто встало и медленно поковыляло, падая, словно училось ходить, по направлению к тому самому русалочьему пруду. У пруда кровавые следы обрывались. А что же голова? Она откатилась к открытому окну, на котором оставила следы кошка, видимо, вымазавшись в крови. Этот след полиция оставила без внимания. Было решено, что тот, кто утащил тело, забрал и голову. Но, так как следов волочения тела нигде не было, и в пруду тела не обнаружили, следствием была выдвинута вторая версия: Пётр инсценировал суицид, чтобы скрыться от кредиторов. Были опрошены крестьяне, которые не смогли сообщить никаких фактов, только несли ересь о кровавом ритуале. За два года следствие выяснило только то, что никого, кроме Петра, в усадьбе в ту ночь не было, и после приходил только его отец, которого допрашивали на предмет, куда он дел тело, но отпустили за отсутствием доказательств вины. Манускрипт Николай Петрович на всякий случай спрятал. Таким образом, следствие склонилось ко второй версии и объявило Петра пропавшим без вести. Отцу пришлось согласиться с этим вердиктом, хоть он и был уверен, что его сын мёртв.
«Зачем ты сделал это, Петруша?» — Мысленно вопрошал Николай Петрович тень, которая только что исчезла с тропинки, — «Что ты хотел этим доказать?» Ему никто не ответил.