Конь убивает слабость. Тень огня несет меня к озеру и целует в щёки. Летняя ночь шепчет тишиной и звуками насекомых на поляне перед лесом. За спиной шуршит тропинка, огибая крайние домики. Вчера умерла Наташа, и теперь ее тело нужно отнести к воде. Она оставила мне нескольких коров и курицу. Утром я выпустил их из загонов и они отправились гулять. Оставил себе только коня. Привязал Наташино тело к седлу и вечером вышел из дома. Где-то соседская собака радовалась наступлению темноты и громко лаяла на забор. Я закурил и свистнул. Лес что-то ответил мне на позднем птичьем, я не понял ничего из его речи и решил, что так он одобряет мое путешествие. Озеро находится за лесом, к нему ведут три тропинки.
По первой ушла бабушка лет двадцать назад и никогда больше не появлялась на пороге нашего дома. Она взяла с собой рюкзак и сказала, что идет к озеру, чтобы искупаться и постирать одежду. Мама не поверила ей, но все равно отпустила, потому что человек должен сам решать, когда ему стоит умереть. Бабушка была старая и много болела, мама часто возила ее в городскую больницу, но доктора ничего не могли сказать, потому что «старость» — диагноз довольно простой, но говорить о нем сложно, поэтому врачи обычно молчат или, в худшем случае, говорят, что человек скоро поправится. Тогда родственники берут на себя груз надежды и несут его по жизни дальше, все больше склоняясь к земле и быстро зарабатывают тот же диагноз. Бабушка была рациональным человеком. Она собрала в рюкзак все вещи, которые могли напомнить о ней, останься они дома, покормила животных, поцеловала маму в щеку и ушла к озеру, чтобы там умереть. Так раньше делали старые львы, которые больше не могли обременять своих сородичей болью и лишениями. Бабушка ушла, и остались мы с мамой и Наташей.
Несколько раз мы ездили в город, чтобы купить кастрюли и коврик под дверь. Еще мы купили несколько свечей и зажигали их дома, когда ночь длилась особенно долго. В такие месяцы приходилось убивать несколько куриц, чтобы можно было поесть, и мне было особенно грустно смотреть в окно на оставшихся птичек. Под конец ночи мама тушила свечи и завязывала нам с Наташей глаза зеленой и красной тряпками. За забором раздавались крики и с рассветом слушать их было уже совсем невозможно, поэтому мы спускались в погреб и плакали там до тех пор, пока нас не находила мама и не начинала успокаивать, рассказывая о большом городе, где люди ездят на машинах в большие здания, чтобы подниматься на самые верхние этажи и зарабатывать там деньги для своих семей. Мама говорила, что дети в большом городе каждый день ходят на собрания, где общаются с другими детьми и играют с ними в развивающие игры, бегая по стадиону и перекидываясь мячиками разных размеров. В большом городе солнце поднималось каждый день и люди ловили этот момент, чтобы сфотографировать и поделиться с другими людьми своей радостью от того, что день наступил в очередной раз и не случилось ничего плохого. Мама рассказывала эти истории до тех пор, пока на улице не становилось тихо. Тогда мы все вместе выбирались из погреба и ели малину, которую соседи оставляли на нашем пороге. В саду начинали наливаться соком яблоки и мы шли их собирать, чтобы отблагодарить соседей за подарок. В те дни их собака не лаяла и позволяла гладить себя, играть и валяться с ней в траве.
Мама ушла по второй тропинке. Дни, которые прошли с момента, когда мама собрала свои вещи и ушла через лес к озеру, казались мне самыми страшными в жизни. Больше никто не мог защитить нас. Наташа была старше меня и пыталась следить за хозяйством, но все вокруг менялось слишком быстро и она не успевала справляться со всеми опасностями, которые неожиданно окружили наш дом. Когда уходила мама, Наташа пыталась бежать за ней, но споткнулась и сломала ногу. С того дня мы не ездили в город. Ей пришлось самостоятельно избавиться от ноги, которая начала темнеть и неприятно пахнуть. Сейчас я думаю, что будь у Наташи две ноги, она, наверное, удобнее держалась бы в седле и мне не приходилось бы каждые пол часа проверять, не упала ли она на траву. Конь не особо следил за ее положением на нем и продолжал идти, даже если Наташино тело соскальзывало и падало вниз.
Запах ночного леса мне нравится и нравился всегда. Я любил моменты, когда мы выходили с Наташей из дому и шли гулять в другой лес, не тот, что ведет к озеру. Иногда мы сидели под деревом до темноты и по памяти пытались пересказывать друг другу те самые истории про большой город, что так любила наша мама. Если мы сидели слишком долго, нам становилось холодно и мы укутывались в плед и обнимались, касаясь ресницами и иногда губами. Наташа плакала, когда я выходил гулять и оставлял ее одну. Она просила маму помочь ей, когда думала, что я ее не вижу. Спрашивала, зачем мы здесь и почему должны жить до того момента, пока озеро нас не заберет. Мама ей не отвечала, потому что умерла.
Этот лес мне не очень нравился. Иногда я слышал, как из деревьев начинал вырываться крик, но пропадал и гас, как огонь от свечи, которую я попробовал зажечь при входе в лес. На некоторых ветках висели веревки, на некоторых веревках висели люди. Пройдя пол пути к озеру по третьей тропинке я вдруг задумался над тем, что из этого леса никто не возвращался обратно. Я не знаю, расстроила ли меня эта мысль. Мне было жалко Наташу и коня. Они выглядели очень уставшими, а Наташа еще и побледнела.
Я никогда раньше не чувствовал такой ответственности перед местом, в котором живу. На нас не любили смотреть люди, которые приезжали из города, поэтому чаще всего они нас не видели. Они приезжали в те месяцы, когда ночи длились дольше обычного и в основном кричали за забором. Потом их мясо делили между жителями всей деревни и обычно нам хватало до следующего Темного Месяца. Потом число соседей стало резко сокращаться и как-то так получилось, что мы с Наташей, конем, курицами и коровами остались одни. Мы обычно не разговаривали между собой, становились взрослее и тише, передвигались все медленнее и плавнее, пока не стали похожи на большие волны, которые ветер гонит над полями. Наташа больше не могла ходить и стала лежать до тех пор, пока не повисла. Теперь я везу ее к озеру, где мы станем настоящими волнами и доплывем до нового дома, чтобы начать год заново.
Она снова упала, но прежде чем заметить это, я разглядел между деревьями красную воду, что стояла от травы и до неба. Мне показалось, что мир меня любит и я понес тело сестры на руках туда, где солнце прощалось с последним островом, оставляя на его щеке след от своей помады.