Настоятельно рекомендуется к ознакомлению перед чтением:
Первая часть
I.
Как Дух Божий творит Себе гармонические формы, так же и существует обоюдное притяжение диавольских сил и болезненной плоти. Нередко нечистый избирает своим сосудом носителей увечий, они же в свою очередь опираются на силы зла в попытках восполнения природных изъянов. (Bram M. Tagebuch des Dämonologen. S. 23)
Крыши во Дворе Чудес будто стремились соединиться над улицей, захлопнув в ловушке его обитателей: бродяг, шутов, шулеров, цыган, кулачных бойцов-забияк.
Узнай они, кто идёт по кварталу, надев неприметный серый плащ с капюшоном, многие бы захотели снять с путника голову. Трудно представить капитана парижской полиции гостем городского дна. По крайней мере, мирно бредущего, а не гоняющего коренных обитателей.
Полицейский Луи Робер верно служил в ведомстве Габриэля Николя де ла Рейни. Он был не самым приметным сотрудником, предпочитая блеску сабли и мушкета умственный труд. Сегодня Робер провернул на городском дне выгодную сделку, которая могла помочь текущему расследованию.
Странствующий негоциант, с которым имел дело Луи, казалось, жаждал поскорее избавиться от товара. У продавца был вид бродячего монаха и немецкий говор. Даже если он продавал краденое, Робера это не смущало.
Тевтонское племя при всей своей грубости неплохо разбиралось в щепетильном деле поиска колдунов: один «Hexenhammer» чего стоит. Книга, которую приобрёл капитан, пользовалась значительно меньшей славой. Как он понял, труд находился под анафемой: возможно, за излишний радикализм.
Странник в свою очередь сказал Роберу, что в книге есть «богословские отклонения». Не потому ли, что был протестантом, автор же – добрым католиком? Зато неприязнь продавца к товару позволила Луи потратить лишь десять ливров. Смешная цена для такой диковинки! К тому же, «Дневник демонолога», судя по беглому осмотру, содержал не кабинетные измышления теоретика, а воспоминания человека, что лично столкнулся с неведомым.
Полицейские Парижа во главе с де ла Рейни бились над заговором отравителей. Стражей порядка мало занимала мистическая сторона вопроса, и капитан Робер решил восполнить пробел. От дела определённо попахивало диавольской серой. Служа на границе с Дворами Чудес, Луи замечал, как расправила чёрные крылья ещё одна прослойка городского низа. Хуже бродяг, забияк, шулеров...
Покупатели детей.
Нерадивые и несчастные (нередко то и другое) мамаши несли им своих визжащих младенцев. Тощих, больных, прижитых от соседа или во время «трудов» падшей женщины. В лучшем случае карапузов растили воришками или слугами, в худшем... таких, кто делал худшее, Луи Робер, как любой порядочный парижанин (и человек) четвертовал бы на месте. Такова была жизнь в уголках, куда не падают лучи Короля-Солнце.
На Сивиллу Бланш, тридцатидвухлетнюю торговку цветами, недавно пали обвинения в продаже трёхлетнего сына. Горемычная мать плакала и божилась, что малыша забрали незаконно, введя её в «гипнотический сон». Возможно, то был обман или умопомешательство... Однако муж мадам Бланш, скромный, но уважаемый помощник судьи, не рубил сплеча, а пытался затянуть дело. По любви и доверию к супруге, или старался избежать позора? В любом случае, для Луи промедление в деле было полезным.
Существовала ещё одна причина приобретения ребёнка: нечестивые ритуалы. Если «гипноз» – не враньё или бред, то в деле замешаны ворожеи. Книга тевтонского богослова помогла бы Луи вычислить их среди остальной человеческой накипи Двора Чудес.
Городская чернь к вечеру входила в раж. Справа от полицейского нёсся душок дешёвой сивухи игроков в кости, слева – гарь от шутихи уличного артиста. Двор Чудес гудел разноголосицей падшего народа всех мастей.
В этой суматохе кто-то отчётливо окрикнул Робера:
– Эй, ты, чужак сверху!
Он не успел обернуться, как по бокам возникли два мордоворота, один – обладатель эфиопской примеси, другой – с выжженным глазом и торчащими клоками рыжих волос. Перед лицом же Луи встал вожак – ниже своих телохранителей ростом, но всё равно довольно жуткий тип. Было в его прищуре что-то от грабителей-гуннов, несмотря на соломенный цвет волос. Шрам пересекал красивое и волевое от природы, но рано постаревшее лицо.
– Что богатенький парнишка сверху забыл во Дворе Чудес? – спросил главарь, цинично щерясь.
– С чего ты взял, что я богат, уважаемый? – невозмутимо спросил Робер.
Перед вылазкой Луи оделся максимально неброско. Что его выдало? Слишком аккуратные волосы? Чистые зубы? Он ведь не сбрасывал капюшон и не открывал рта... Возможно, у воров имелась особая «чуйка» на определения чужаков.
Холодное железо (видимо, окованной палицы) треснуло Луи по затылку, он упал, лоб резанул острый камень – брусчатку в этой дыре никто не ровнял.
– Тот, кто живёт здесь постоянно, всегда обращается ко мне по имени! – крикнул ему сверху разбойник, – каждая обосранная собака в этой дыре знает Анри Два Ножа! Парни, обыскать его!
– Кожа белая, как у молочного поросёнка, – приговаривал один из верзил, исполняя приказ, – только тощий какой-то. Ну и где твои деньжата?..
Вообще-то, Робер не был неженкой: как-никак капитан полиции. Однако вылазку совершал без оружия: случись что, начальство затребует ответа. Покупка книги должна была временно остаться тайной. Деньги он потратил, а драгоценности не носил, чему был рад.
Только один важный предмет прятался под плащом. Ценнее любых монет и побрякушек.
– Слышь, старшой, это чë такое? – спросил обыскавший Луи бандит.
– Ну-ка, дай сюда, – потребовал Анри, – а парнишка-то – голова, книжки чита-ает! Чего-о тут? Тагебу... демон... Тьху, мракобесие, ещё и на наречии собачьем! Поль, Эктор, знаете тевтонский?
Движение голов разбойников Луи не видел, но догадался, что ответ отрицательный.
– Только кулаками махать горазды, – усмехнулся вожак, – впрочем, для того и держу. Да и не сильно хотелось читать... Бред умалишённого. Максимилиан Брам, тыща пятьсот девяносто восьмой... Автора уж черви жрут. А душу черти в аду знатно жарят. Книжка-то древняя, дорогая, поди. Ну что, парни, свидетель нам нужен?
– Никак нет, señor! – выдавая себя акцентом, отчеканил «мавр», – прямо здесь кончаем или за углом?
– Господа, постойте. Я тут случайно подслушал ваш разговор.
Судя по голосу, в разговор вклинился человек преклонных лет.
– Максимилиан из Германии? Шестнадцатый век? Сколько вы хотите за эту книгу?
– Слушай, дедушка, я старших уважаю, ещё папаша так учил. Но волочил бы ты отсюда свою дряхлую костлявую жопу, а?
– Ты уверен? – вопрос «дедушки» к Анри прозвучал как-то отстранённо и жутковато.
Дальнейшее Луи по понятной причине мог только слышать. «Мавр», получив приказ «наподдать старому хрычу», зашагал по брусчатке, а через несколько мгновений завизжал – истошно, первобытно.
Робер перекатился на бок, и рядом с ним упала массивная туша. Один глаз Эктора застыл в ужасе, смешанном с детским удивлением: «ну как так?». Другой стал частью коричнево-розовой кашицы, в которую превратилась половина смуглого лица. Изо рта разбойник пускал слюну, смешанную с кровью и зубами.
Улучив момент, Луи вскочил, пересиливая тошноту и головную боль, схватил кинжал «мавра», повернулся лицом к противникам, оставляя за спиной «дедушку».
Анри Два Ножа и второй телохранитель с ужасом пялились... нет, не на него, капитана полиции, а на человека за его спиной. Цыгане, шуты, калеки (подлинные и фальшивые) также застыли в оцепенении от увиденного.
Двое разбойников практически молча ретировались, оставив смуглого товарища бредить в агонии. Луи понял, что боится посмотреть за спину. Кто там стоял?
Старик действительно был не слишком приятен. Горбатый, крючконосый, с куцей бородкой и сальными волосами. С своей чёрной сутане он был похож на монаха-расстригу или просто нерадивого служителя культа.
– Что делал в пристанище этого сброда культурный сеньор с книгой, несомненно древней и ценной?
Говоря это, старик будто за мгновение оказался рядом с Луи. Капитан невольно вздрогнул, сторонясь горбуна, будто его дыхание могло отравить или обжечь. Грязные попрошайки и прочие жители Двора затихли ещё сильнее, чем при появлении бандитов. Стало ясно, ктó пугает их больше.
– Я... Меня зовут Реми. Реми из… Дижона. Книга – семейная реликвия... Дядюшка привёз её мне от почившего прадеда, он имел тевтонские корни...
Старик едва заметно кивал головой. Понять его эмоции по лицу, подобному восковой грязно-жëлтой маске, было трудно. Но капитану полиции не впервые приходилось тактически хитрить.
– Я не особо понимаю, чтó там написано, уважаемый господин. И хотел бы найти знатока. Вроде тут написано, что книга про демонов. Мне бы научиться тайным искусствам, поражать врагов без оружия, как вы...
– Гибур. Меня зовут аббат Гибур.
– Мне обращаться к вам «святой отец»?
– Если тебе угодно... Реми. Я не претендую. Наша церковь немного не та, в которую ты ходишь на мессу. Пойдём от лишних ушей.
Они покинули Двор Чудес, и никто не смел тронуть горбуна с новым учеником.
II.
Употребление богослужебных предметов на собраниях нечестивых ворожеев имеет в основании своём вторичность их ритуалов по отношению к Таинствам Церкви, подобно искажённой мессе еретиков, однако в более запущенной степени. Утварь здесь становится инструментом, как и в настоящем храме, однако источником «благодати» ведьмы и ведьмаки мнят себя самих в двойственном дьяволочеловеческом сочетании с нечистым. Так, в глумлении над Евхаристией могут использоваться собственные плоть и кровь заклинателя. (S. 68)
Астарот!
Луи Робер сидел в крипте церкви Сен-Марселя, ощущая привычную сырость и плесень. Храм «аббата» Гибура соответствовал его внешности: покосившийся, старый, уродливый и мрачный.
Несколько встреч подряд колдун объяснял Луи «азы общения с сокрытыми силами, что невежды зовут бесами». Например, «Реми» узнал, что лицо смуглого разбойника изувечено при помощи восковой куклы и «магии сопряжения». Жёлто-коричневые малыши, похожие на хлебных человечков, и сейчас пялились на Луи с полок. Как объяснял Гибур, «тайные силы» пронизывают всё естество Земли, давая возможность влиять на одни вещи через другие.
Помимо этого, крипта была уставлена колбами, ретортами, скелетами мелких зверей и птиц (Робер находил это несколько опереточным), а также старинными фолиантами. «Дневник демонолога» Гибур убрал себе в стол: видимо, ему не очень нравилась книга о борьбе с колдунами, но какую-то пользу получить аббат рассчитывал. Капитан оказался заложником щепетильной ситуации, когда мог читать собственное приобретение лишь тайно, находясь в кругу врагов.
Несколько раз он видел, как Гибур листал «Дневник» – довольно бегло и без словаря. Вообще, полицейский отметил неплохую эрудицию чернокнижника. Тому явно пришлось пробиваться с низов вопреки увечью и уродству, что вызывало определённое уважение даже к такой мрачной фигуре. Гибура считали бастардом аристократа, и сам он это не отрицал. Возможно, распутный папаша избавился от нежеланного отпрыска, увидев его внешность?
Асмодей!
Луи-Реми «прилежно» изучал теорию волхвования, радуясь, что не участвует в ритуалах. Хоть он и не был ревнителем веры, но это задело бы совесть. Полицейский успокаивал себя тем, что всерьёз не почитает демонов, а лишь внедряется в общество их слуг.
Но, поскольку на обряды его не пускали, то и с доказательствами было негусто. «Ученик» шагал полтора часа по скользким от дождя улицам, а потом так же, накинув капюшон, возвращался домой. Обязательно через Двор Чудес, дабы затеряться в людской гуще, и лишь потом «вынырнуть». Коллегам пока не стоило знать о его новой миссии.
К слову, теперь Луи не боялся бандитов: достаточно было откинуть клобук, и местная шваль понимала, с чьим подручным имеет дело.
Князь согласия!
Сегодня Гибур пришёл с рынка, держа в руках свëрток размером с арбуз. Тот не издавал звуков до поры до времени, но Луи быстро догадался о содержимом тряпья.
– Сейчас к нам придёт гостья, – тихо сказал аббат, – она предпочла остаться инкогнито. К тому же, практика ритуала требует закрытого круга. Раз уж ты здесь, оставайся в крипте.
– Магистр, я готовлю мессу! – донеслось тем временем с верхнего этажа.
Луи стиснул зубы. Конечно, речь шла не о богослужении честных христиан.
Вскоре из-за двери высунулся Лесаж – в отличие от Гибура, статный мужчина возрастом под сорок, с небольшой бородкой и гладко зализанными каштановыми волосами, к затылку встопорщенными на манер рогов. Эта деталь придавала соратнику аббата инфернального лоска с ноткой комизма.
Лесаж занимался созданием магических отваров и, вероятно, был любовником ведьмы (а то и нескольких). Но пока и его вина была расплывчата: стоило доказать конкретные преступления, а не подверженность вере в «тайные силы» или смешивание в колбе всякой пакости вроде мышиного помёта и лапок жука.
Золочëный потир в руке Лесажа мог стать хорошей уликой: он явно был взят из другой церкви. Это уже святотатство. А намечалось что-то ещё более гнусное…
Даруйте этой особе благорасположение короля!
Примерно через полминуты сверху донёсся женский голос:
– Господа, я жду вас.
Судя по тембру, даме было чуть за тридцать. Лица её Луи видеть не мог.
Оба чернокнижника проследовали за гостьей в главный зал храма. Свёрток в руках Гибура издал «аууу, аууу!»
Поначалу Луи не слышал почти ничего, кроме, кажется, позвякивания металлических предметов (та самая чаша и ещё что-то?). Затем низкий голос стал читать малопонятный набор букв. Бормотание сменилось более отчётливой речью, в которой полицейский расслышал страшную пародию на молитвы вперемешку с площадной бранью.
Одновременно с чтением нарастал женский стон. Луи не был уверен, что это соитие, однако гостья определённо делала нечто страстное.
Примите этого младенца в знак твёрдости нашей воли!
Короткий крик «вээээ» вспыхнул и тут же оборвался.
Луи почувствовал бессилие. Над его головой нечестивцы расправились с невинным ребёнком. Он всё знал – и ничего не сделал.
У Робера не получалось даже молиться. Казалось, летающие в темноте крипты Асмодей и Астарот наблюдают за ним. Через чёрные глаза-бусины куколок Гибура, например. Или через сушёную голову летучей мыши в колбе Лесажа.
Сейчас они скажут своим хозяевам наверху: «он думал о Господе, он – шпион». И аббат превратит лицо Луи Робера в месиво, как мавру Эктору, или всё тело, раздавив восковую фигурку каблуком.
Так тянулась минута за минутой.
Астарот. Асмодей. Князь. Младенец.
Гибур и Лесаж вошли в крипту. У первого в руке была погасшая толстая свеча, второй держал тот самый потир и кощунственно хлебал из него.
Гостья на тот момент, вероятно, ушла.
– Хочешь крови с желчью нетопыря? – обнажив зубы, похожие на клыки, спросил Лесаж, весь красный и потный, будто пахал полдня, – шучу, малец, там просто вино. Но если учитель не разрешает и его, я смирюсь, смирюсь!
Луи испытал желание выдавить мерзавцу глаза, выбить зубы, а также сломать пальцы, держащие святой предмет.
Нельзя. Пока – нельзя. Не только из-за страха. Ведь нужно узнать, кто ходил на чёрную мессу. Кто хотел соблазнить самого Короля-Солнце?..
III.
Подобно тому, как образ Младенца является одним из ключевых в церковном величании, к новорождённой жизни обращены и взоры заклинателей. Справедливо распознавая в детской невинности источник силы, служители сатаны обращаются к ней потребительски, подобно хищным волкам. Чем младше дитя, тем меньше на нём скверны, не считая, разумеется, первородного греха. Признавая этот принцип, колдуны считают наиболее желанным – использование зародыша, ещё не покинувшего лоно. (S. 102)
«Верните моего сына! Верните моего мужа!»
Болезненный крик раз за разом всплывал в памяти Луи Робера. Он пил вино, но настроение не улучшалось. Напиток, которым угощали колдуны, был крепковат и отдавал чем-то вонючим: капитан даже задался вопросом, не добавляет ли Лесаж свои пакости и в обычные яства?
Неприятная встреча случилась позапрошлым утром во Дворе Чудес, по пути к храму колдунов. Капитан Робер не сразу узнал Сивиллу Бланш в смердящей людской каше. Под красными глазами её чернели круги от многодневного недосыпа, золотистые волосы торчали клоками – видимо, женщина их рвала. Губа горе-мамаши была рассечена – ударом разгневанного мужа или местных «затейников»? В целом мадам Бланш постарела лет на десять.
– Месье! Месье! Постойте! – кричала она.
Луи заспешил, не желая быть раскрытым в толпе отребья.
– Постой же! – женщина отбросила вежливость и сорвалась на крик.
Сивилла оказалась быстрее, чем он думал. Отощавшие пальцы схватили Робера за плащ, а затем и плечо, причиняя заметную боль неухоженными ногтями.
– Колдуны забрали моего мужа! Пьер пошёл искать их и пропал! Ведьмы убили его, убили! Защити нас, больше некому!
Вопли торговки (возможно, уже бывшей) перешли в хрип и карканье. Луи небрежно оттолкнул бредящую женщину.
Сектанты из церкви Сан-Марселя были отъявленными мерзавцами, но эта мещанка могла если не продать, то потерять сына по нерадению. Что до помощника судьи: не сама ли жена его отравила? Согласно докладам де ла Рейни, подсыпание яда мужьям в суп приняло в Париже характер поветрия.
Но это не его дело. Луи Робер спешил в крипту, читать «Дневник» и разоблачать чернокнижников.
– Выглядишь угрюмым, Реми, – поприветствовал его Гибур, – ободрись, сегодня ты станешь участником мессы.
В сознании капитана вспыхнул яркий факел. Наконец-то двойная жизнь прекратится. Коллеги-полицейские в последние недели заметили его подавленность. К счастью, Луи был довольно мелкой сошкой, чтобы каждый его шаг отслеживали. Начальству не стоило знать о тайном плане, но когда он расскажет де ла Рейни, то будет награждён! Возможно, скоро придётся выпить настойку на пауках, вороньей печени и прочей мерзости, или произнести кощунство, или вступить в блуд... Но это же ради дела, и не принесёт фатальных последствий!
За полтора часа до полуночи в заброшенный храм пришла заказчица. Бархатистый капюшон упал на плечи, и под ним обнаружилась копна медных вьющихся волос. В ушах дамы блестели серьги с изумрудами. Кожа её почти источала свет: такая белизна безошибочно выдаёт дам из высшего света.
Например, любовниц короля. Вот ради кого резали младенцев.
В осквернённом храме зазвучали нечестивые псалмы и привычное бормотание (со временем Луи понял, что это молитвы, прочитанные наоборот). Одетый в чëрно-жёлтую робу капитан исполнял обязанности служки: зажигал дурно пахнущие свечи. Как-то Лесаж обмолвился, что ещё один соратник делает их из воска и человеческого жира. Неужто младенцев губили и ради этого? Или колдуны «всего лишь» раскапывали свежие могилы?
Лесаж вошёл в зал, щеголяя тёмно-синим камзолом с начищенными пуговицами. Такие часто носили мелкие чиновники, но почему бы статному злодею-сердцееду не прикупить подобное?
Маркиза скинула пышное платье, а затем и бельё, оголив дородное тело, без тени загара, как и лицо. Взгляд дамы выражал крайнее нетерпение.
В ходе мессы Лесаж делал пассы над гостьей, выкрикивая воззвания к нечистому. Гибур же положил на «алтарь» кукол с нацарапанными на лбу инициалами. Зал пропитался вонючим дымом свечей, а Лесаж к тому времени скинул камзол, вычерчивая пальцами и языком неведомые узоры на теле заказчицы.
– Посланцы тайных сил! – кричал аббат, – призываю вас губить души врагов Королевы мессы! Да войдёт жало в их плоть чрез мою волю и вашу власть!
Лесаж уже добрался до грудей маркизы, Гибур каркал свои воззвания. «Реми» предстояло вложить в уста «королевы мессы» богохульное подобие просфоры, возлежащее на алтаре. Чернокнижники запекали с тестом кровь младенцев, навоз, части тел животных...
– Дарую тебе имя в духе несвятом: Луиза! – простирая ладонь над куклой, приказывал аббат.
Луи стало мутить на пути к «алтарю», где подёргивала руками и ногами «королева». В дыме зловонных испарений будто проявлялись силуэты призраков – подрагивающие, почти бесформенные фигуры.
– Дарую и тебе имя в духе несвя...
– Ублюдки!!!
«Ублюдки? Что? Этого не было в тёмном последовании!»
Увлёкшись действом, никто из участников не заметил, как ранее скрипнула внешняя дверь храма. И теперь на участников мессы неслась женщина с диким взглядом и растрёпанными лохмами, вооружённая ножницами для подрезания растений.
– За моего сына и мужа! Сдохните, твари нечестивые!!!
Золото из волос мадам Бланш почти ушло: казалось, она поседела за несколько дней. Или это лунный свет создавал иллюзию?
Женщина перевела взгляд вниз – туда, где лежал скинутый Лесажем модный камзол, а после в остервенении ринулась к мастеру зелий, будто что-то в момент заставило её ненавидеть его больше других. Этот рывок дал возможность аббату-горбуну уйти с линии преследования. Голая маркиза смотрела на происходящее с немым недоумением.
Луи Робер оказался на пути Сивиллы. Они столкнулись и посмотрели друг другу в глаза. Капитан пытался шепнуть «не надо», но понимал, что слова здесь бессильны.
– Но ты... ты же...
До того, как безумная вдова раскрыла его личность, Луи ловко вырвал её оружие и вонзил оба лезвия в шею. Это было гораздо неприятнее, чем аккуратно пронзать врага тонкой рапирой (впрочем, раньше он не убивал и врага, так что сравнение было теоретическим). Но если бы легенду Робера раскрыли – расследование пошло бы прахом...
Луи начало трясти, и он уронил тело мадам Бланш.
Маркиза закричала. Определённо не от страха – ведь на её глазах раньше резали младенцев. Это были вопли и слëзы обиды за прерванный ритуал. Лесаж накрыл заказчицу мессы камзолом (будто происшествие пробудило в нём крупицы Богом данной стыдливости), Гибур же смотрел на неё, как смотрят на уличную девку после оплаты услуг.
Аббата куда сильнее занимала другая женщина – с разорванным горлом.
– Зачем было убивать? – злобно бросил Лесаж, всё ещё потный и красный от страсти, – мы могли устранить её нашими чарами, или медленно выпытать, кто её подослал... Ты что, не веришь в тайные силы, подмастерье?
Луи не успел ответить, как Гибур утешающе похлопал его по плечу:
– Ничего. Её смерть принесёт нам пользу. Возьми кинжал, Реми.
Чернокнижник протянул «ученику» волнистое лезвие, которым, вероятно, резал младенца на прошлых мессах.
– Для чего, магистр?
– Мадам пришла сюда не одна.
– Замарашка навела на нас полицейских?! – вскричала маркиза.
Лесаж и Луи также встрепенулись.
Гибур состроил гримасу, значившую что-то вроде «какие вокруг меня идиоты». С недюжинной для его роста силой колдун поднял труп Сивиллы и, кажется, испытал больше возбуждения, чем ранее – от голого тела аристократки.
– Чем моложе плоть, тем животворнее, – сказал аббат, переводя взгляд на вздутый живот мёртвой женщины, – если успеешь, вынешь его ещё дышащим.
«Защити нас... Нас».
– Из-за этой стервы я так переволновалась! – маркиза нервно захихикала, – ох, нужно взыскать с неё за седину и новые морщины. Отдадим зародыша Монвуазен, пусть сделает мазь для омоложения!
О Катрин Монвуазен, бывшей акушерке, ходили самые мрачные слухи. На ней висело немало подозрений в ведовстве (теперь их подтвердила своими устами аристократка). Стоило ли удивляться её связи с Гибуром и Лесажем?
– Маркиза Монтеспан, не беспокойтесь, вам тоже достанется, – процедил аббат, – но есть и более великое дело, которому поможет плод. Дело тайной науки. Пора приступать.
Сегодня капитан получил ценнейшие улики. Однако какой толк от сокровища, когда ты сам попал в капкан?
Ритуальный кинжал резал лучше, чем садовые ножницы. Капитан полиции Луи Робер ощутил, как за спиной хохочут Асмодей, Астарот и весь нечестивый легион.
IV.
Думы о погибшем товарище, без которого я не встал бы на путь демонолога, пробуждают размышления о практике духовного делания. Человек, обладая высоким призванием хозяина природы, способен управлять и силами метафизическими, не отдаваясь в их владение. Если азиатскому типу души знакомо лишь подчинение, то высота и собранность Северного рассудка пригодны для хладнокровного заклятия бестелесных существ. В конце концов, Сам Спаситель, по некоторым сведениям, был из германского племени, и успешно заклинал Нечистого. (S. 187)
Путник с лицом, замотанным на манер прокажённого, оглядывался по сторонам. То ли цепко, как охотничий пёс, то ли с осторожностью загнанной в угол крысы. Двор Чудес за прошедшее время существенно ужался в размерах. Николя де ла Рейни поставил целью изничтожить «омут преступности и разврата». В последние месяцы и шулеры улыбались не так довольно, и забияки дрались как-то без рвения, даже цыгане, казалось, стали законопослушнее.
Не унимались лишь служители тайных сил. Спрос на яды и привороты в верхах Парижа всё рос. Нужно было больше младенцев, но рынок их редел. Какое-то время мессы в Сен-Марселе стали проводить прилюдно, и на них являлись (в карнавальных масках, а иногда и без) члены высшего света. Казалось, верхи Парижа стали гниющей клоакой святотатства. Но мог ли судить их тот, кто оказался в ловушке зла, и не без собственной вины?
Он хотел написать или передать анонимный донос – но кто предпочтёт показания неизвестного – словам аристократов? Раскрыться было невозможно: колдуны утянули бы его с собой как злостного коллегу-детоубийцу, а то и спихнули всю вину. Мысль об этом была вдвойне больнее: полиция Парижа получит клеймо на века. Бывший капитан не мог вернуться к своим. Зато он знал маршруты патрулей и многое другое, что облегчало работу колдунам.
Маркиза Монтеспан, насколько знал Реми Безликий (прозвище, данное странному и опасному человеку обитателями дна), снова сошлась с королём, а потому оставила мессы. Стало их воссоединение плодом магии или чего-то иного, бывший полицейский не знал.
Аббат Гибур же стал ещё усерднее. Запираясь в крипте и огороженной апсиде алтаря, он изучал «Дневник демонолога» и проводил собственные опыты. Иногда из лаборатории слышалось чавканье или звуки, напоминающие мычание умалишённого.
Гибур не особенно скрывал от Реми книгу. Как-то Безликий зашёл в крипту и открыл страницу, заложенную вороньим пером. Аббат к тому времени осилил бóльшую часть труда, и ближе к концу писания Макса Брама были весьма далеки от церковных канонов. Впрочем, чтó в этом мире сейчас им подчинялось?
Реми обратил внимание на путника в сером плаще с капюшоном. Почти как у него самого, когда-то в прошлой жизни. Тот сидел у едва тлеющего костра и курил трубку. Плечи незнакомца покрывала грубая овчина, вполне уместная холодной и мокрой весной.
– Эй, бродяга! – окликнул его Реми, – не видел здесь кого с малышней?
Странник поднял голову, и по спине покупателя детей пробежал холод. Где-то он видел это бритое и округлое (но не толстое) лицо. Путник в свою очередь сказал, что помнит его голос. Руки и ноги Реми напряглись как пружины: бить или бежать? Но когда человек у костра скинул клобук, ученик колдуна просто застыл.
– Я гофорил, страшник, что фолиант Брама опасен. Не бойся, я не расскашу никому.
– Дело не в книге, монах! Ты не знаешь, что со мной было!
Попрошайки и уличные артисты обратили внимание на крик покупателя детей.
– Пойдём от чуших ушей, страшник, пусть думают, что у нас стелка. Таких, как ты, боятся, и, думаю, не сря. И да, я не монах.
Они вышли с главной улицы Двора, и человек с тевтонским акцентом отвёл Реми в свой схрон под крышей заброшенной голубятни. Здесь толком ничего не было: «немонах», надо думать, не задерживался долго в одном месте. Он разжёг лучины, потом предложил гостю сыр с хлебом и чарку вина. От свежих продуктов у бывшего полицейского будто просветлел разум. Похоже, в логове колдунов вся пища была какой-то порченой.
– Меня зофут Герхард Зайдель, – начал рассказ «немонах», усевшись у лучины, – и та книга имеет для меня особое значение. Мой преток, Дитрих Зайдель, был рыцарем-разбойником, как и его верный друк – Максимиллиан Брам. Они слушили в банде Петера Нирса, чутовища в облике человека. Он делал то же... что делает твой магистр. Дитрих и Макс сбешали из шайки, но зелья их бывшего глафаря сделали страшное чудище из несчастного калеки. Друсьям удалось победить. Максимилиан занялся демонолокией, вместе с моим предком они охотились на ворошей и монстров. Однако погружение во тьму колебало разум Брама.
Реми (то есть Луи) нервно сглотнул, узнав в этих словах себя.
– Путешествуя на границе с Элладой, Дитрих и Макс вступили в нерафный бой, кажется, с османами. Мой слафный предок героически погиб, а Брам, дабы поразить фрага, воззвал к одному из демонов, которых изучал. Ему удалось отогнать османов и скрыться. Но с этого момента днефник Брама стал другим. Под видом инструкций по борьпе с нечистью там излошены тёмные секреты.
– Вот зачем Гибуру нужна была книга!
– Я направился в Париш, зная, что колдуны устроили сдесь логово. Хотел найти помощь. Но ощутил слешку за собой. Я передал книгу тепе, как страшнику, предупредив об её опасности. Что мог стелать сам германский бротяга? В чём-то и я виноват пред тобой...
– Нет, нет, Герхард! Ты не причём! Это...
Луи хотел сказать «злой случай» или «попущение Божье», но осёкся. Нет, виноват он сам, нерадивый служитель закона.
– Хорошо, что мы фстретились снова. Я не прогадал, где тепя искать.
– И как нам победить его? – спросил Робер после минут тяжёлого молчания и жевания пищи, – колдуны много рисуются и врут, но, похоже, иногда нечистый даёт им реальных сил. Я видел то, что не вписывается в обыденное течение жизни, Герхард.
– Ничего, приятель, – усмехнулся пилигрим, – мы сохранили от нашего слафного прадеда несколько секретов, не свясанных с демонами. Ты умён, и при том не худший боец. Ты знаешь ковен изнутри. И ты безликий. Боюсь только...
– Только – что? – встрепенулся Луи.
– Твой подвиг вряд ли войдёт в фека.
– Мне это и не надо, Герхард.
«Только не видеть в кошмарах Сивиллу, её младенца, и тех, других» – не договорил бывший страж порядка.
V.
Богословское осмысление проблемы демонизма даёт нам представление о неполноте инфернального естества в сравнении с Божественным. Можно, стало быть, воспринять демонические сущности как «осколки» Единой Природы, страдающие из-за своей несоёдиненности – от того, мы полагаем, и происходит самоназвание «Легион». Любопытно восприятие древних богов и героев в качестве «демонов»: одновременно они представляются как смертные, что оперировали энергиями достаточно тонкого плана, а потому получали звание «малых богов». Направляя инструментом Воли заключённую в демонической оболочке энергию, Сам Человек может стать творцом нового бытия. (S. 331)
– Неужто мы опоздали? – сокрушëнно прошептал Луи.
Они с Герхардом сидели за корнем могучего дуба, наблюдая, как мрачную церковь Сен-Марселя покидает женщина с копной медных волос.
– Всё рафно нам нушно идти, – ободрил полицейского пилигрим.
Они оделись как можно удобнее и незаметнее, прикупив на остатки средств Герхарда кое-что у местных проныр. Высокие сапоги хлюпали по грязи вперемешку со снегом.
Окна нечестивого храма горели рыжим.
Луи показал, как можно взобраться на крышу с южной стороны. Они проломали хлипкие доски на ветхой крыше, и Герхард, для начала уцепившись руками за край, прыгнул вниз. Когда Робер повторил его действие (правда, более шумно), пилигрим уже приставлял к виску Лесажа тяжёлое металлическое дуло.
– Гибур, не смей и думать о форожбе! Здесь один зарят, но он превратит голову тфоего друга в кашу!
Так как у них не было возможности приобрести оружие в краткие сроки, пришлось мастерить одноразовые приспособления из подручных средств. Герхард Зайдель, на счастье, неплохо знал механику.
Из алтарной части к гостям вышел аббат-горбун в простой серой робе и деланно вскинул брови. Храм, похоже, был готов к мессе: восточная апсида почти закрыта багровой завесой, на подставках зажжены свечи. Кое-что изменилось: по краям церкви стояли какие-то предметы в человеческий рост, накрытые тканью.
– Думаете, смерть Лесажа доставит мне душевные муки? Мне, честно говоря, нет дела до людей. Пока мещане колдовали, чтобы получить животное наслаждение или отомстить за его отсутствие, я занимался подлинной наукой. Позвольте же объясниться. Возможно, мы придём к компромиссу, неизвестный господин и господин полицейский.
Луи дрогнул, но не потерял концентрации. Гибур засмеялся и продолжил:
– Конечно, я сразу понял: легенда про парня из Дижона с семейной реликвией – полная чушь. Хотя не сразу узнал, кто ты: помогли связи Монтеспан. Было интересно наблюдать, как служитель закона увязает в трясине преступлений, да. А вы, молодой человек, судя по говору, почтенный германец. У меня тоже корни из этого сурового края. Вероятно, вы обеспокоены наследием неких раубриттеров? О, да, я их знал...
– Что он несёт... – прошептал Луи.
– Макс Брам был лицемерной рыцарской сволочью, как и все они, способные только пинать слабых. Таких, каким был я. Правда, потом он исправился и создал восхитительный дневник. Из него я узнал тайну Животворящей плоти. В конце концов, я сам в каком-то смысле был её носителем. А теперь – стал хозяином!
– Герхард, не слушай его!
– Похоже, недавно я потерял своего ученика, – деланно игнорируя реплику Робера, сказал аббат, – по законам жизни и смерти мне требуется компенсация, не так ли? Реми! Реми-и-и! Сынок, подойди сюда!
Одно из полотен в южной части церкви, неподалёку от места, где стояли Герхард и Лесаж, с тихим шуршанием упало. Отблески свечей проявляли из тьмы лицо человека, как две капли воды похожего на Луи. Только кожа была полупрозрачной, под ней отчётливо виднелись нити сосудов.
– Ты оставил немало крови и... других жидкостей на мессах, ученик. Это было довольно легко. Хочешь потягаться силой с младшим братом-близнецом?
– Это как der Golem, но ещё более мерско, – процедил сквозь зубы Герхард.
Гибур продолжал:
– Когда тебя убьют, он станет капитаном полиции Луи Робером. Похищенный колдунами и вернувшийся, как блудный сын, страж порядка! Думаешь, на кого он даст показания? На кого захотим мы.
– Умри, богохульное отродье! – крикнул пилигрим.
Щёлкнул кремень, и лицо лже-Луи превратила в кашицу разрывная пуля с начинкой из обрезков гвоздей. Внутри головы двойника не было чётко оформленных черепа и мозга, лишь некие подобия. «Голем» упал и начал растекаться, как оплавленный.
– Свой выбор ты сделал, однозарядный! – ухмыльнулся Лесаж и, достав из-под камзола короткий нож, полдесятка раз ткнул в живот Герхарда Зайделя.
– Ну вот, Реми, тебе повезло больше, чем маркизе: никаких конкурентов! – засмеялся Гибур, – ничего, здесь ешё много фигур из живого воска. Достаточно капли нашего особого причастия, и воск становится человеком. Знаешь, чей двойник есть за завесой?
Не дожидаясь ответа, аббат откинул багровую ткань. На алтаре стоял богохульный потир Лесажа, возле стен апсиды – восковые фигуры. Луи Робер не был вхож в высшие слои общества, но без труда узнал одну из них.
– Для чего, ты думаешь, я звал сюда Монтеспан? Мне плевать на её амурные дела. Маркиза должна была помириться с королём и доставить в себе его семя. Правда, она забыла нас, когда всё наладилось. Я хотел пришить похотливую суку, но дал ей ещё шанс. И угадал. Сегодня маркиза пришла в слезах, вдрызг разругалась с Людовиком. Она больше не хочет с ним спать. Только убить из мести. Мы дали ей яд – мощный и незаметный. Скоро король захворает и умрёт. Наши агенты при дворе заберут его ткани. Потом Людовик чудесно поправится, и снова будет править страной. Наш собственный ручной король. Далее и другие страны склонятся перед теми, кого раньше гнали, преследовали, жгли...
Луи Робер перестал улавливать безумную речь колдуна. Его глаза впились в нечестивый потир на алтаре. От чаши шёл едва заметный дымок. Похоже, это было сердце замысла Гибура.
Под курткой Луи нащупал жестяную обивку предмета размером с яблоко. Один бросок, который должен стать удачным, дабы спасти Францию и, возможно, мир. Даже если сам Робер потом погибнет.
Он зажёг фитиль об свечу на канделябре и кинул бомбу за полуоткрытую завесу.
Взрывом выбило стëкла в алтаре, аббат упал с осколками в спине. Из-под робы на пол высыпались восковые куколки.
– Ты дурак. Дурак и варвар... Пока я есть на этом свете, есть и секрет животворящей плоти.
Завеса зашевелилась. Из-за ткани раздались нечленораздельные звуки: клëкот, визг, шипение. Затем полдюжины рук сорвали завесу алтаря.
Внутри апсиды громоздилось существо, сплавленное из нескольких человеческих тел, чьи руки и ноги стали чем-то вроде лап паука. Через кожу просвечивали сосуды, как у двойника Луи. Скопление живых статуй было измазано содержимым потира Лесажа.
Кроты. Летучие мыши. Членистоногие. Кости, мясо, кал.
Пузырясь и булькая, восковое существо отращивало зубы, клыки, шипы, ножки, крылышки. Тёмный храм наполнился вонью навоза и нечеловечьей крови. Лапа, похожая на кротовью, только размером с грабли, схватила Гибура.
– Лесаж, помоги!
– Тебе плевать на людей, Гибур. Нам на тебя тоже. Теперь у тебя есть друг иного естества. Надеюсь, вы будете счастливы.
Мастер зелий болезненно захохотал, потом прыгнул на подоконник и, выбив ногой витраж, ретировался.
Ихор твари разливался под сапогами Луи, создавая чудовищную вонь. У бывшего полицейского мутило в глазах, мир стал красноватым. Он видел у своих ног не куколок – нерождённых младенцев размером меньше ладони, издающих пронзительный писк, катающихся по полу. Первым порывом было затоптать их. Но он вспомнил лицо Сивиллы Бланш – ещё не безумной. Её ребёнок не был чудищем. Чудищем временно стал сам Луи. Теперь пусть чудища разбираются сами.
Куколки-младенцы с отросшими зубками и когтями ползли в сторону своего создателя, прыгали ему на лицо, вгрызались в глаза и уши, пронзительно пищали. Затем мычащего от боли аббата Гибура за шею схватила членистая лапа, усеянная зелёными мушиными глазами. Змея с носом комара (длиной не меньше кинжала) проткнула ему череп, а ухо объедал какой-то ёж с крыльями, сложенными как у кощунственной пародии на ангела.
Волоча на себе истекающего кровью товарища, Луи Робер покинул осквернённый храм и долго шёл по сырой грязи. Кинув тело у врат деревенского дома в предместьях Парижа, он отдал незнакомому старику свою куртку и сапоги за просьбу о похоронах. Настоятельно потребовав хорошенько помыть их кипятком. Хотя сам предпочёл бы сжечь. Как и половину его города, что стал обителью нечестия.
Потом он долго шёл, пока не свалился в снежно-водяную кашу.
VI.
Дневник кающегося грешника. 27 сентября 1701.
…так закончилась таинственная история в заброшенной церкви на окраине Парижа. Посвящая в мрачные дела минувших дней лишь узкий круг братии, кратко изложу, что было дальше.
Не помню день, когда я вышел из горячки и забытья. Лёгкие мои, казалось, чуть не распались от кашля. В бреду я видел существ, составленных из частей тела людей, гадов и насекомых. Когда мне стало лучше, за окном уже распускались почки.
Монахи небольшой обители Святой Екатерины вы́ходили меня, но правую ногу спастись не удалось. Тем не менее, я не лежу как труп: братья постарались над деревянным протезом. Мне приходится пользоваться клюкой, но это лучше, чем ничего.
К лету восьмидесятого я узнал от монахов, что Габриэль де ла Рейни раскрыл заговор отравителей-детоубийц. Был пролит свет на злодеяния Лесажа, Гибура, ведьмы Монвуазен, маркизы Монтеспан.
Короля Людовика спас от смерти счастливый случай. Незадолго до отравления полиция схватила пьяную дамочку, болтавшую о планах проигравшей любовницы. Похоже, я знаю, кто подсуетился во Дворе Чудес, чтобы это произошло. Спи спокойно, мой друг Герхард Зайдель, добрый германский католик и борец со злом.
Кстати, шеф Габриэль всё же разогнал Дворы Чудес. Наверное, это к лучшему. Созданный им трибунал был грозно назван Огненной палатой. От этих слов веет духом Святой Инквизиции, казалось бы, ушедшей в прошлое.
Впоследствии Король оказался, на вкус многих, предельно мягок. Он простил Атенаис де Монтеспан. Хотя и поступил довольно цинично, поселив рядом с комнатой, где проводил ночи любви с другой. Позднее с самого верха пришёл указ: закончить все расследования. Де ла Рейни, наверное, был в ярости, но подчинился. Слишком многие аристократы были замешаны в тёмных искусствах.
Затем начался суд. Ведьму Монвуазен сожгли, подтвердив звание палаты «огненная». Но я чуть не слёг с падучей, узнав следующий факт. На скамье подсудимых оказался аббат Гибур. Мои собственные глаза видели, как тварь в заброшенной церкви разрывала его на куски. Тогда я понял: чернокнижник не из опереточных чувств произносил пространные злодейские речи. Горбун тянул время.
И здесь имеются два варианта. Если монстр убил реального Гибура, то судили его двойника из воска и животворной плоти. По другой гипотезе, сожрана была кукла, сам же аббат бежал – например, сделав подкоп из крипты, пока наверху творился ужас.
Эта мысль меня не отпускает. Вдруг Гибур не врал, что жил в Германии позапрошлого века? Может, колдун – сверхъестественное существо, и именно поэтому рассматривал людей, как скот и пищу? Когда мы с братьями ходим в толпе, раздавая еду беднякам или проповедуя, время от времени я вижу у незнакомцев это лицо: неровное, противное, с крючковатым носом. Господь, сохрани от страха!
Также неизвестно, куда пропал «Дневник демонолога» и что стало с порождением плоти животворящей. Возможно, это существо нежизнеспособно в принципе, и скончалось через несколько минут, но если нет... Кто знает, не встретит ли его бедняга, заглянувший в парижские стоки? Впрочем, книга гораздо опаснее. Надеюсь, она не попадёт даже в руки добрых католиков, не говоря уж о слугах зла.
Кстати, о добрых католиков. Нужно немного скрасить мрачное повествование. Пока я пишу эти строки, из экипажа в нашем дворе выходят сёстры монастыря Дочерей Иосифа. Несколько раз в год мы вместе собираем еду, одежду и лекарства для страждущих.
Скоро я увижу это лицо, постаревшее, но гораздо более приятное, чем годы назад. Я не узнаю, насколько поседели её медные волосы за прошедший год, ведь они покрыты, как полагается монахине. Но главное – изменение души. И пример пожилой сестры Франсуазы, урождённой Монтеспан, в моём представлении приближается к деяниям святой Марии Египетской.
Теперь мы оба монахи, умершие для мира. Я, брат Луи, принял постриг в этой обители четыре года назад после послушаний и трудничества по бумажной части – пахать как вол мне трудновато, но разум ещё свеж. За исключением кошмаров, что иногда возвращаются во снах.
Иногда я вижу бегущую за мной безумную женщину с мёртвым младенцем, или нынешних братьев в роли участников чёрной мессы… Но самое страшное – воспоминания той ночи в крипте. Несчастная вдова входит в осквернённый храм, берёт кинжал, сама себе вспарывает чрево и отдаёт колдунам плод. За ней входит ещё одна, и ещё… Самые разные женщины: от бродяжек с городского дна до королевских фавориток. Я просыпаюсь, понимая, насколько абсурдным было зрелище, и молюсь против бесовских наваждений.
Прошу прощения, если эти откровения покажутся слишком неприятными. Скажу в оправдание, что я не придворный хронист, и вряд ли записи станут достоянием широких масс. Но если они спасут хоть одну душу от соблазна Плоти животворящей, я буду безгранично рад. Храни вас Господь.
* * *
См.
Плоть животворящая 3— продолжение истории.