Мракотека | Острые предметы внутри детей

Эта история написана в рамках осеннего турнира Мракотеки (октябрь — ноябрь 2023 года)

Шорин торопился дойти от машины до здания школы, сделав как можно меньше вдохов. Прелый чуть сладковатый запах и так, казалось, пропитал всё вокруг, словно вытеснив воздух, отчего Шорина мутило, поэтому глотать лишнюю порцию ему не хотелось. Ветра на улицах не было третий день. Он мысленно клял городскую администрацию – всё-таки довела эта нескончаемая застройка до экологического бедствия. Того и гляди, в обиход снова вернутся маски, став теперь уже постоянным предметом гардероба. «Гадость», – заключил он про себя.

Похоже, правда, что стоявшая затхлость беспокоила далеко не всех. Дети во дворе школы, видимо, освободившиеся пораньше и бредущие в сторону автобусной остановки, вовсю резвились, бегали друг за другом и повторяли какую-то старую считалочку, позабыв обо всём на свете. Слух Шорина что-то резануло, но он предпочёл поспешить ко входу.

Быстрые шаги донесли его до тяжелых деревянных дверей школы. Оказавшись внутри, Шорин с некоторым облегчением вдохнул и глянул на часы. Макс должен освободиться через четыре минуты. Можно было пока сесть и выкатить заготовленный пост. Всё же кто-то должен сказать о проблеме загрязнения вслух. Нужна информационная кампания, нужно давление.

— Пап!

За текстом Костя не заметил ни звонка, ни сбежавшей с лестницы толпы детей, отозвавшись лишь на голос сына.

— Быстро же ты! На уроке-то был вообще?

— Бы-ы-ыл, – усмехнулся парнишка. – Это ты со своим телефоном ничё не замечаешь.

— Это правда. Надевай куртку. Готов?

— Сейчас, подожди.

Макс отбежал к девочке, неторопливо натягивающей резиновые сапоги в углу. Судя по опухшему лицу, ещё совсем недавно она горько плакала. Костя увидел, как они перекинулись парой фраз, после чего Макс неловко похлопал девчонку по плечу и пошёл назад. Уже в машине Шорин спросил:

— Твоя одноклассница?

— Не, Надя с параллели. У неё ночью кот пропал, – вздохнул мальчишка. – Весь день сегодня ревела.

— Похоже, ты постарался её успокоить? Это очень по-мужски.

— Угу.

— Ну, ничего, кот найдется… – рассеянно закончил Костя, снова уткнувшись в телефон, чтобы проверить просмотры.

— Па-а-ап? Ты можешь без своего телефона хоть пять минут побыть? – с ехидцей спросил Макс.

Шорин вздохнул, откладывая телефон и глядя на сына с улыбкой.

— Чего только не сделаешь ради детей! Поехали, надо в магазин ещё.

* * *

Лера утирала пот со лба, одновременно следя за плитой и сортируя вещи на стирку, когда во входной двери заворочался ключ.

— Мы дома!

Девушка отвлеклась от дел, выглядывая в коридор.

— Макс, ты голодный?

— Не, – мотнул тот головой, стягивая с себя ботинки.

— А я кому готовлю тут стою, я не поняла?

— Ну, а я вот проголодался! – вставил Шорин.

Лера вернулась к плите, через плечо добавив:

— Руки мыть оба!

Через десять минут Костя с женой уже сидели на кухне, уплетая пасту. Доев, Лера откинулась на стуле.

— Читала твой пост. Как-то… может хватит уже?

— Что именно? – спросил Костя с набитым ртом.

— Херню всякую писать. Про застройку. Она уж заглохла как полгода.

Шорин посерьёзнел.

— И ты считаешь, дело в чём-то другом. Ты что у нас теперь, эксперт-урбанист?

— Нет. Как и ты. Завязывал бы уже, чего позориться? Набрасываешься на всех, роешь чего-то, чего нет. Блогер домашний.

— Слушай, это для меня уже практически вторая работа.

Лера в ответ фыркнула.

— Раздувать из мухи слона? Наш дворник сегодня в листве труп вороны нашёл. Об этом тоже напишешь? «Кто охотится на городских птиц? Маньяк-зоосадист в Калийном». Работа, блин. Я каждый день провожу пары, но по вечерам прихожу и всё равно убираюсь, стираюсь и готовлю. Это у меня вторая работа.

— …за которую тоже не платят, – игриво добавил Шорин.

Глаза Леры вспыхнули искрами, и он тут же понял, что ляпнул лишнего.

— Зря я это…

— Знаешь что?! – воскликнула Лера.

В ту же секунду из детской послышалась непосредственная ремарка:

— Кто ссорится, тот дурак!

Лера стушевалась, а Шорин неловко поджал губы в полуулыбке.

— Доедай, – сухо произнесла девушка и вышла из-за стола.

* * *

Утром следующего дня перед занятиями Тамара Павловна, классная руководительница Макса, собрала детей в зале, чтобы поздравить одного из учеников с днём рождения. Все, включая младшего Шорина, были веселы и предвкушали угощение, потому что это было традицией класса – именинник приносит конфеты. Коля, которому сегодня исполнилось десять лет, смущенно выслушал поздравление учителя и некоторых одноклассников, затем вытащил из рюкзака пакет со сладостями, и дети с радостными визгами набросились на него. Тамаре Павловне оставалось лишь поддерживать хоть какой-то порядок, чтобы толпа не задавила именинника. Вскоре прозвенел звонок, и весь класс отправился на первый урок, довольно жуя конфеты. Женщина только усмехнулась, отметив про себя, что её угощение обошло стороной, и направилась в учительскую.

Спустя пару часов молнией пролетела новость – в её классе подозрение на отравление. Трое учеников были доставлены в медпункт с сильнейшими резями в животе, один потерял сознание. Ошарашенная таким известием, Тамара Павловна влетела в медпункт, с порога спросив, вызвали ли скорую. Там подтвердили, что да, бригада уже едет. Тогда она побежала к классу природоведения, где должны были быть сейчас её ученики. Ворвавшись туда, она обнаружила, что учителя на месте нет, а весь класс сидит, как пришибленный, и тихонько обсуждает, что же произошло с их товарищами.

— Коля, – обратилась она к сегодняшнему имениннику. – У тебя эти конфеты ещё остались?

Мальчик в ответ виновато кивнул.

— Дай мне их, пожалуйста. Они могут понадобиться. Себе ничего не оставляй, это опасно.

Коля протянул Тамаре Павловне практически пустой свёрток.

— Это из-за меня, да?

— Ну что ты, конечно же, нет! Всё будет хорошо. Посидите пока здесь. Занятий сегодня не будет, только не разбегайтесь никуда! Я сейчас напишу вашим родителям, мы во всём разберёмся.

По пути в учительскую, с пакетом конфет в одной руке и телефоном в другой, Тамара Павловна судорожно набирала сообщение в общий чат класса. Все инструкции по поводу таких ситуаций вылетели у неё из головы, и она лишь донесла новость о троих заболевших, попросив остальных родителей забрать на сегодня своих детей.

* * *

Спустя полтора часа Костя с Максом были в городской больнице, как и многие другие семьи из их класса. Родители привезли своих чад на обследование, сетуя на злополучные конфеты и бедного Колю.

Побледневший и немного нервный, Костя слушал разговор Макса с одноклассниками. В основном бурно обсуждалось, как один из их класса на глазах у всех свалился на пол, пока двое других корчились от боли. Родители периодически шикали на неугомонных детей, и те на минуту затихали, после чего гомон поднимался вновь. В шуме голосов до слуха Шорина долетело приглушенное «Это всё из-за считалочки». Костя напрягся. Он одёрнул Макса и тихонько его спросил:

— Что там за считалочка?

— Чего?

— Кто-то из ребят сказал, что всё из-за считалочки. О чём они?

— Пап, ну ты чё? Ляпин просто гонит, как всегда.

— Ну а всё-таки?

— Ой… Ну…

Макс начал повторять считалочку, и в голове у Шорина загудело, словно на него надели кастрюлю и что было сил треснули по ней. Под едва слышимый голос сына он окунулся в отложенные на дальнюю полку воспоминания.

Он, его друг Алёша Бесчастных и ещё несколько ребят собрались во дворе играть в салки. Алёша вспоминает старую и немного диковатую считалочку, которой решено выбирать водящего.

«Красный-красный Собиратель Солнц

Придёт за тобой, придёт за тобой.

Мёртвая дочь его долго спит.

Очнётся от сна, встретит его.

Голод потянет скорей к столу –

Отделят кусок, разинут рты.

Это твой дом до последней секунды.

Обед с семьёй, обед с семьёй».

Дети недоумённо переглядываются, не слыхав прежде подобной чуши, кто-то подхихикивает, но раздумывать некогда – водящий выбран, а значит, пора удирать от него со всех ног. И они весело носятся по двору дотемна, пока не придёт, наконец, время разойтись по домам. Наутро маленький Костя узнает, что Алёша Бесчастных умер. Совсем-совсем умер. По-настоящему.

Макс ещё не успел закончить, как с остекленевшими глазами Шорин протянул ему куртку, перебивая.

— Пойдём отсюда.

— Почему?

— Макс, пойдём. Вопросы отложим на потом.

* * *

Едва покончив с ужином, парнишка вяло побрёл к себе в комнату, стараясь не глядеть на обеспокоенных родителей, но на полпути остановился и посмотрел на обоих.

— Мам, а с Катей и Вадимом всё будет хорошо, правда ведь?

Лера заключила сына в объятиях, стараясь успокоить и приободрить.

— Всё будет в порядке. И с ними, и с тобой. Я тебе обещаю.

Мальчишка чмокнул маму в щёку и отправился в свою комнату.

Костя проводил его взглядом и вновь принялся расхаживать туда-сюда, потирая подбородок и одними только губами перебирая слова. Лера смотрела на него, и на её лице волнение и страх перемежались со скепсисом.

— И ты считаешь, что это то же самое, что было… Когда там? Двадцать лет назад?

— Двадцать один. Нам тогда тоже по десять лет было.

— Ну-у-у… Слушай, я эту историю смутно помню, но с чего бы? Тогда, видимо, просто в чём-то не разобрались.

Шорин нервно тряхнул руками.

— Никто и не пытался! Но считалочка, Лер! Это не просто так. Это… обряд какой-то или типа того.

Лера шумно выдохнула.

— Обряд. Колдовской. Кость, ты ведь слышишь себя, да?

— Я и не говорю про колдовство! Само собой, всё это объяснимо, но… Тебя не было там! Ты не видела, как они всё замяли! Такое… не провернуть просто так. Это выходило за все рамки. У них были внутренние кровотечения…

— Тише! – зашипела Лера на мужа, кивая в сторону детской. – Давай его ещё больше напугаем.

Костя сел рядом с ней, едва унимая мандраж.

— Послушай. Я расспрашивал тогда родителей, постоянно. Они ничего не смогли толком узнать. Ходили только слухи. Алёше, мол, провели вскрытие, обнаружили, что внутренние органы изрезаны. Буквально, в лохмотья. И в заключении по итогу написали что-то типа «множественные повреждения внутренних органов, предположительно нанесенные твердым острым предметом». Но внутри ничего не было. И… Ну, это невозможно. Что, какой-то псих заставил его съесть бритву так, чтобы язык не порезался? И потом умыкнул её из тела, не проводя вскрытие? Это бред, так не бывает.

— А ведь было что-то? – Лера нахмурила лоб. – Вроде говорили, что в конфеты кто-то лезвия засунул. Я помню, была истерика. И сейчас тоже вон – конфеты! Кость!..

— Нет-нет-нет. Сама посуди, как? И почему эти лезвия не нашли тогда? Это брехня.

— Н-да. Зато злое колдунство всё объясняет…

— Не нуди. Я ещё не спятил. Но говорю тебе, завтра всё будет также, как тогда. Эти трое умрут. Врачи будут мяться и разводить руками, а менты впроброс выпустят невнятное заключение, которое ничего не сможет объяснить. И все это проглотят, потому что ответов ни у кого не будет.

Девушка опустила голову на ладони.

— Боже, надеюсь это лишь твоя паранойя. Потому что иначе… А как же Макс? Он тоже это произнёс, ты сам просил! С ним что?

— Не знаю. Я успел перебить, но… Да хрен знает. Надо самим разбираться. Я попробую пошерстить.

Лера взглянула на супруга глазами, полными усталости.

— Я только что сказала сыну, что с ним и его друзьями всё будет хорошо. И очень надеюсь, что ты всё же спятил.

* * *

Проведя бессонную ночь за компьютером в поисках свидетельств дела более чем двадцатилетней давности, а также в попытках отыскать хоть какую-то информацию о злосчастной считалочке, к утру Костя совсем выбился из сил. Всё было тщетно. Он собирался было уже пойти поспать, но по пути заглянул в детскую. Макса сегодня решено было не будить, Лера отпросилась на удалёнку, чтобы остаться с ним, так что сын ещё мирно лежал в своей постели. Шорин осторожно подобрался к нему, чтобы убедиться, что тот дышит. На вид всё было в порядке, и казалось, что пока можно расслабиться. Но от вида беззащитного спящего ребёнка Костя только разозлился на себя и свою усталость, переоделся и отправился на улицу. Ему нужно было сделать хоть что-то.

Судя по городским пабликам, всё действительно обернулось так, как и предсказывал Шорин. Трое школьников скончались уже к ночи, несмотря на все вмешательства. Одному из них даже провели диагностическую операцию, которая породила лишь больше вопросов. Попытки ушить поврежденную часть кишечника успехом не увенчались – осложнения добили беднягу раньше, чем врачи успели что-то предпринять. И пока они боролись за его жизнь, двое других пациентов скончались в палате, не приходя в сознание. Никаких должных ответов. Отписки от врачей. Отписки от полиции. Никакого пресс-релиза.

Шорин сидел за рулём авто напротив школы. Он доехал сюда практически на автомате, не совсем представляя, что собирается делать. Но вот на подходе появилась группка детей, одноклассников Макса. Они буднично о чём-то болтали, не заметив, как Костя приблизился к ним.

— Привет, малышня! Я отец Максима Шорина.

— Э… здрасьте, – нестройно ответили ему.

Костя присел перед ними и заговорщически спросил:

— Ребят, а кто-нибудь из вас знает что-то про ту считалочку?

Дети потупились, невнятно бурча «Да нет, ничего» и исподволь двинулись дальше к школе. Все, кроме одного, того самого Коли. Он задумчиво разглядывал асфальт под ногами, тыкал в него носком ботинка и продолжал молчать, но не уходил.

— Ну, а ты? Мне… просто интересно, кажется, это какая-то любопытная история. И к тому же старая. Разве нет? У нас в детстве тоже страшилки были.

— Это не страшилка, – глухо отозвался мальчуган.

— Наверное. А что это тогда?

Шорин приложил всё своё терпение, чтобы не передавить «свидетеля».

— Считалочка, – как-то совсем уж бестолково ответил он.

— Ну да… Верно. А откуда она? Странная ведь считалочка, тебе не кажется? Про какого-то собирателя солнц.

— Красный-красный Собиратель…

— Погоди! – чуть не растерялся Костя. – Не надо. Я её помню, спасибо. Просто хочу узнать, кто вас ей научил.

Мальчик вдруг шмыгнул в ответ, на его глаза навернулись слезы, и Шорин утомлённо вздохнул – этого ещё не хватало.

— Это не мы. Нам дядька один рассказал. Но я его не зна-а-аю… – на последнем слове Коля окончательно сорвался на плач.

Шорин сидел перед ним, не понимая, что ему дальше делать и что сказать парню. Вдруг со стороны школы раздалось:

— Коля! Коля, идем внутрь! Не задерживайся!

Это была Тамара Павловна. Завидев её, Шорин выпрямился и как можно добродушнее сделал ручкой, что едва ли смягчало картину с ним и плачущим ребёнком. Коля медленно поплёлся на её голос, но сделав несколько шагов, обернулся и через ком в горле добавил:

— Он коричневый был, весь коричневый. Как медведь.

После Коля припустил в сторону учительницы под её неодобрительный взгляд, а Шорин лишь буркнул себе под нос: «Спасибо, пацан». Он постоял так ещё минуту, ничего не видя перед собой, пока не почувствовал подступающую тошноту от разлитого в воздухе прелого запаха навоза и печёных яблок. Костя поспешил вернуться в машину, чтобы хоть немного укрыться от всепоглощающей вони.

Посидев какое-то время в раздумьях, Шорин решил, что нужно подъехать к заднему двору школы, где располагалась спортивная площадка. Когда ещё было потеплее, он частенько забирал Макса оттуда, давая ему с друзьями поиграть там после уроков полчаса-час. Пожалуй, это было единственное место, где собиралась большая часть класса вне школьных стен. Хотя было непросто представить, чтобы в таком людном месте ошивался подозрительный мужик, ищущий контакта с ребятнёй, зацепок лучше у Кости не было, так что он всё же двинул на ту сторону квартала.

* * *

«Что нибудь узнал сыщик?», – пришло во втором часу сообщение от Леры.

«Пока негусто», – ответил Костя.

«Макс узнал о том что случилось. Кое как успокоила его, сейчас спит».

Шорин не нашёлся, что ответить, и, тяжело вздохнув, закрыл переписку. Он собирался уже отложить телефон, как вдруг вспомнил, что есть у него ещё один источник информации – подписчики. Руки привычно открыли блог, и через минуту очередной записью в его ленте висел опрос: «Кто-нибудь из вас встречал такую считалку?». Далее шел всё тот же странный текст. Костя выдохнул, поскольку теперь он, пожалуй, действительно сделал всё возможное. Ответов сейчас ждать не придётся, средний возраст его аудитории 25-35 лет, все на работе в этот час. Но вечером обязательно нужно будет проверить комментарии.

От скуки Шорин воткнул наушники и включил радио, чтобы хоть чем-то себя занять, но почти на всех волнах подобно реальному шипению прибоя звучал белый шум. Костя вздохнул, спрятал наушники в карман, принялся барабанить пальцами по ноге в такт какой-то своей мелодии. Один час наблюдения сменялся другим, и ничего особенного не происходило. Периодически на площадке появлялся то тот, то другой класс в сопровождении физрука, где они проводили разминку, затем пробежку, после чего мальчики отправлялись на брусья или турники, а девочки на растяжку и приседания. Всё одно и то же. На пятом часу наблюдения Шорину показалось, что физрук школы недобро глянул в его сторону, выводя очередную группу детей. Сам Костя уже отругал себя за идиотскую идею просидеть напротив школы весь день, потому что было ясно – таинственный «коричневый дядька» в течение учебного дня вряд ли появится. Ему ведь нужно, чтобы дети были свободны от надзора взрослых, иначе подходить к ним опасно. Ловить его следовало бы под конец дня, ну или хотя бы часов с трёх. Желудок Кости, урча, подтвердил неразумность избранной тактики, поскольку Шорин с вечера так ничего и не ел. Однако, несмотря на голод, сильнее всего он ощущал усталость. Глаза его раз за разом слипались на секунду-другую – ну, может на минуточку – после чего Костя вздрагивал и вновь устремлял взор на улицу вдоль территории школы. Он разглядывал, как учащиеся бегут очередной круг по треку, как они технично отмахивают руками, и как эти руки закручивают облака противно пахнущих испарений, бугристыми щупальцами влезающих в их носы и рты. Наблюдал, как с еще пышного пожелтевшего дерева спрыгивает кошка и растворяется, не долетая до земли, и как из листвы под этим деревом встаёт вдруг её скелет, тщательно обглоданный жучками и опарышами. Как радостный Коля задувает свечи на торте, а затем уминает одну конфету за другой, пока его переполненный живот не разрывается, являя под кожей груду стеклянных осколков. Следил, как над всем этим реет тёмно-красный силуэт, который едва успел оторвать руку от Коли, но уже выискивал новую жертву. И как он вдруг подталкивает к забору огромного бурого медведя, от которого, оказывается, и исходил тот смрад, что окутал сейчас добрую половину человечества и вообще всё… И этот зверь… Он гудит… Протяжно и громко…

Гу-у-у-у-у-у!

Костя подпрыгнул на месте, отрывая лоб от руля и пытаясь понять, где находится. Спустя пару секунд он осознал, что разбудил себя сам, надавив на кнопку клаксона. Некоторые прохожие заглядывали в машину, пытаясь разглядеть, что не так с её владельцем. Шорин утёр слюни со щеки, посмотрел на время. Половина шестого. Похоже, на сегодня его засада полностью провалилась. И хорошо бы, чтобы тот, кого он выслеживал, вовсе сегодня не появлялся, иначе Костя мог его попросту спугнуть и даже не узнать об этом. Сейчас рядом со школьным забором не было видно никого, хотя бы отдалённо напоминающего «коричневого». Со стороны школы уходили последние ученики, а низкое октябрьское солнце уже грозило зайти за горизонт, чуть только зазевайся.

Коря себя за опрометчивое поведение, Шорин посидел в наблюдении ещё пятнадцать минут, и, не заметив ничего подозрительного, отправился домой.

* * *

На подходе к дому внимание Кости привлекло странное шевеление в собранной на газоне груде опавших листьев. Он чуть нахмурился и подошёл ближе. Во влажных объятиях листвы и травы лежал окровавленный щенок, едва подёргивая лапой на последнем издыхании. Вокруг него немного неровно были выложены яблоки, отчего заурядная сметённая куча образовывала жуткий алтарь. Собачонок слепо взирал на Шорина подернутым пеленой глазом, не в силах издать никакого звука. Раны его прятались под шерстью, и всё же было очевидно, что бедолаге осталось маяться от силы час. Шорин содрогнулся от этой картины, поморщился и направился к подъезду. «Маньяк-зоосадист, говоришь…», – пронеслось в его голове.

Дома на самом пороге его встретила Лера. Она казалась на удивление спокойной и собранной.

— Как прошёл день? – начала она.

Костя несколько растерянно глянул на неё и принялся разуваться.

— Не особо. Похвастаться нечем.

— Что, и доведённый до слёз ребёнок не считается? – саркастичная ухмылка скользнула по её губам.

— Да твою мать… Лер…

— Ладно. Проходи давай, сейчас еду разогрею.

Шорин окончательно опешил.

— Что, никаких… скандалов? Обвинений?

Супруга отвечала ему уже из кухни:

— Ну, я надеюсь, что такой тупости ты больше не допустишь. Надо было кого-то расспросить, это понятно, только давай больше к детям не лезть. Пална мне сегодня минут двадцать мозг выносила. И была права!

В ответ на это Шорин многозначительно повёл бровью, но допытываться больше не стал, ловя момент хотя бы относительного расположения Леры в такой, прямо сказать, скользкой ситуации. Она будто почувствовала его молчание, и добавила:

— Это ведь всё ради Макса. Я понимаю.

Через час разморённый едой, усталостью и бессонной прошедшей ночью, Шорин лежал на диване гостиной с ноутбуком на груди. Он рассеянно перебирал открытые с ночи вкладки, пытаясь разглядеть в них то, чего не обнаружил прежде. Старый репортаж о трагедии в семье Бесчастных. Большой сборник детского фольклора в переиздании. Мистические практики неоязычников. И прочая, и прочая. И всё было мимо, если только сонный взгляд Кости не упускал из виду что-то важное и на этот раз.

Из детской доносился голос Макса, по-видимому, обсуждающего с одноклассниками по телефону произошедшую трагедию. Костя мысленно грустно улыбнулся ему, но на деле лишь сильнее насупился, предчувствуя неотвратимость беды, так близко подобравшейся к дому.

К Шорину аккуратно подсела Лера, прихлёбывая из кружки и задумчиво глядя на мужа. Она словно прикидывала, стоит ли заводить разговор, и всё же решилась:

— Я сегодня созвонилась с Левиным, филологом нашим. Сделала вид, что наткнулась на незнакомую считалку, а им ведь только дай о таком поговорить. У него уж и глаза вспыхнули – «Надеюсь, старинную?».

— Так… – Костя закрыл ноутбук и приподнялся на локте.

— Ну, пересказала ему. Он минуту подумал и говорит: нет, новояз. Даже на девятнадцатый век не тянет. Образность не та, размер, традиции нет, рифмовки привычной. Говорит, может и фольклор, но не тот.

— Вот как. Чьё-то изобретение, значит? Или, может, он не прям специалист?

— Я, конечно, понимаю, что это филолог из Калийного, но у него вполне приличное образование. Похоже, это всё-таки привет из прошлого века. А там-то какие обряды?

— Да знаешь, – горько усмехнулся Шорин, – тогда те ещё выдумщики жили. И в суеверии им не откажешь.

Поговорив с Лерой, Костя вспомнил, что собирался проверить комментарии в своём блоге под последней записью. Открыв пост, он с удивлением обнаружил, что под ним было оставлено всего-навсего с десяток ответов. Несколько из них содержали ожидаемое «Что это за чушь?», один выражал глубокую едкую озабоченность психическим здоровьем автора, а два других комментария были удалены. Шорин заинтересовался тем, что же там было, в этих ответах, но оказалось, что оба профиля заблокированы администрацией сети. Костя невольно хмыкнул: «Что это было? Запрещённая реклама? Тролли? Или всё же кто-то потёр действительно полезные записи, подав вслед за этим жалобы на комментаторов?..» Вопросы было задать некому.

Засыпал Костя один на диване, так и не отложив ноутбук в сторону. Сон его был беспокойным, наполненным тревожными образами и мистикой, и всё же хоть немного, но целебным для пошатнувшегося за последние дни рассудка.

* * *

Идти в наблюдение на следующий день решено было более обстоятельно, с подготовкой. После вчерашнего Шорину было ясно, что ввязываться в такое дело утомлённым и голодным – дохлый номер. Отбросить же эту затею вовсе он уже не мог. Его разом терзали страх за своего ребёнка, болезненное любопытство и вновь открывшаяся рана от давней потери друга. Каким бы он был сейчас? Поддерживали бы они связь? Касаясь этих вопросов лишь на мгновение, Костя тут же отбрасывал их, потому что существенно было другое – почему погиб Алёша Бесчастных? За какие такие грехи? Кем это было начертано?

Макс с Лерой по общему решению всё так же оставались дома, а сам Шорин настоял в телефонном разговоре на недельном отпуске за свой счёт, поэтому первую половину дня они провели совместно. Макс второй день был напрочь раздавлен известиями. Костя искал для него хоть какие-нибудь слова утешения, но слишком хорошо понимал его, чтобы произнести это вслух, а потому пару часов он просто просидел с сыном в обнимку. После обеда, прихватив с собой записную книжку, термос и контейнер с бутербродами, Шорин покинул квартиру, твёрдо намереваясь добыть сегодня хотя бы каких-то новых сведений. Сыну, конечно, говорить толком ничего не стали, хотя он и требовал объяснений. Ни к чему это пока.

Вновь оказавшись у заднего двора школы, Костя почувствовал, как его охватывает сомнение и неуверенность. Всё-таки на улице уже вовсю царила осень – мелкий дождь настойчиво спадал на асфальт, дома и прохожих, куцее солнце стыдливо пряталось за густыми облаками, а деревья продолжали оголять свои витиеватые скелеты. Разве что ветра в городе так и не было, что сейчас казалось за благо. И всё же гадкая погода для прогулок. Станут ли в такую нынешние дети задерживаться на улице, когда дома их ждут тепло, комфорт и все мыслимые развлечения? И явится ли тогда незнакомец в коричневом, ищущий контакта с ними, чтобы передать им своё мрачное послание?

Был ли он вообще?.. Шорину вдруг подумалось, что тот мальчик, Коля, мог всего-навсего ошибиться. Или соврать. Но даже если этот тайный суфлёр был, с чего бы ему полагать, что и в другой день он объявится в той же одежде, что и раньше? Вероятно, воображение сыграло с ним злую шутку, машинально встроив в это описание бездомного, круглый год бродящего в одном наряде по понятным причинам. Или городского сумасшедшего, не знающего приличий и норм гигиены. А что если тот мужчина действует не один? И, конечно, не только у школы…

За этими размышлениями Шорин хоть и подрастерял свой пыл и хищнический азарт, но оттого лишь пристальнее стал вглядываться в прохожих, ведь при таком раскладе любой из них мог быть замешан в произошедшем. Абсолютно любой из всех этих людей. Может быть даже, все они? «Тормози», – унял он себя. – «Не хватало сейчас ещё в паранойю скатиться».

Минуты сменялись тягуче, добавляя нервозности. Шорин решил немного отвлечься, одним глазком заглянув в сети – узнать, что там творится вообще, пока он притормозил с публикациями. Пролистав пару бесполезных сообщений, он наткнулся на запись о том, что вчера в городе скончались ещё четверо детишек в разных районах города. Всё те же обстоятельства – загадочные внутренние кровотечения, повреждения органов и молчание официальных лиц. Костю перекосило: «Отвлёкся, блядь…». Его тревожность подскочила сильнее, но вместе с тем необъяснимым образом придала уверенности, что дело необходимо довести до конца, потому что иначе под ударом окажется и его сын. Хотя и шансов теперь, что таинственный незнакомец вновь окажется здесь (или что он вообще здесь был), всё меньше.

Сидя, как на иголках, Костя методично отсеивал наблюдаемых из своего авто. Не тот. Не этот. Не она. Все прохожие выглядели буднично и обывательски. Немного смутила лишь группка бродяг, считающая мелочь на крыльце аптеки, пока один из них держался за голову. «Не, ребят, ничего вам там не светит», – ненароком подумалось Шорину. – «Как, наверное, и мне сегодня». Внутренне он уже действительно смирился с очередным поражением, когда без пятнадцати пять в отдалении возникла хромая фигура. Широкоплечий рослый старик со вздыбленными рыжими волосами в коричневом потасканном полушубке (в середине октября!) и таких же видавших виды коричневых брюках ковылял с того конца улицы. Даже издалека было заметно, что движется он не как прочие пожилые. Что он идёт целенаправленно, упрямо подволакивая левую ногу и глядя прямо перед собой. Будто он вышел на промысел. В сознании Шорина мелькнуло: «Действительно, как медведь».

Старик приблизился к территории школы, и Косте едва хватило сил осадить себя, заставить наблюдать дальше. «Ничто ещё ничего не значит. Надо дать ему сделать то, зачем он сюда пришёл. Даже если…». Этого Шорин договаривать себе не хотел, но знал, что надо сидеть и наблюдать, даже если кто-то из детей снова окажется в опасности. Одних подозрений здесь уже недостаточно, ему нужна нить. И он продолжил выжидать и присматриваться. Вот Суфлёр – Косте понравилось придуманное тому прозвище – прильнул к решётке забора, осклабился, наблюдая за учениками, покидающими школу после занятий. Вот он сунул руку за пазуху и выудил оттуда шляпу, которую затем бросил за забор так, чтобы она оказалась не слишком далеко, но была недосягаема. И вот он припал к забору на колени, просовывая руку между прутьев в попытках достать шляпу. Наживка заброшена.

Спустя минуту, может две, на старика обратили внимание. Одинокая девочка, заметившая его тщетные попытки достать шляпу, подошла к ней, подняла и отдала её незнакомцу. Издалека можно было заметить, как мило он заговорил со школьницей и в какой благодарности рассыпался. Старик даже погладил её по голове в знак признательности за помощь. Сама она, видимо, не имеющая компании, не особенно торопилась уходить и с улыбкой слушала этого человека.

Всё нутро Кости переворачивалось. Он не мог спокойно на это смотреть, как не мог и отвести взгляд, боясь упустить что-то важное. Впрочем, через несколько минут всё прекратилось – девочка и старик вежливо помахали друг другу, прощаясь, после чего Суфлёр отвернул от школы в обратном направлении, откуда и пришёл. Было очевидно, что он добился, чего хотел, что всё это какой-то жуткий план, подробности которого известны лишь ему самому. Шорин в смятении провожал его взглядом и хмурился: «Чего ещё я ожидал увидеть? Что он начертит ей оккультную схему или передаст свёрток? Конечно, это был разговор. Мерзкий, злокозненный, и всё же с виду вполне невинный. А значит, всё ещё слишком рано бросаться на старика. Нужно проследить за ним». Костя поразмыслил, следует ли ему двинуться за Суфлёром на колёсах или пешком, и остановился на втором варианте. Возможно, автомобиль этот ублюдок заметил, а вот водителя он не разглядел наверняка. Однако стоило Шорину покинуть авто, кутая нос в воротник свитера, и перейти через дорогу на сторону, где находилась школа, как кто-то окликнул его:

— Эй!

Костя обернулся и увидел физрука в компании нескольких людей, выходящих из-за угла школьного забора.

— А ну стой, козлина! – прокричал один из группы. – Ты какого здесь трёшься?!

Все они приближались к Шорину по тротуару, пока он стоял к ним боком и взвешивал, не следует ли бегом рвануть к машине, чтобы продолжить своё преследование. Всё же он решил не ставить себя под подозрение ещё сильнее, и повернулся к кричащему.

— Что случилось? – спокойно начал он.

Компания подошла к нему, и среди прочих он узнал лица некоторых людей – это были родители одноклассников его сына.

— Чё тут трёшься? – как заведённый повторил самый крупный из них.

— Слушайте, это как бы гражданский патруль…

В ту же секунду что-то произошло – раз, два, – и Шорин оказался на земле с гудящей головой. Из его носа шла кровь. Такой же алый отпечаток красовался на здоровом кулаке крикливого бугая. Кто-то из его спутников пробурчал «Может не надо уж так?».

— Ты, с-с-сука, не затирай мне! Чё ты возле школы трёшься? Детишки интересуют, а, сука?!

Мельком в очередной раз отметив про себя скудость лексикона этого лба, Костя утёр нос и отрицательно помотал головой, в которой, казалось, бьются сотни церковных колоколов. Здоровяк наклонился к нему, схватил за грудки, и Шорин невольно зажмурил один глаз.

— Не надо…

— Я тя ещё раз здесь увижу, я тя в кашу развалю, ты понял меня?! И, сука, чтобы к сыну моему больше не совался! Слышь?!

— Д-да…

— С-сука! – мужик разжал кулаки, хлестко харкнул в сторону и развернулся.

Остальные также стали расходиться, лишь один физрук замешкался, растерянно глядя на разбитое лицо Шорина.

— Я не то чтобы этого хотел, – осторожно произнес учитель. – Но Вы тоже поймите, это выглядело очень подозрительно. Я видел Вас здесь и вчера, и сегодня. Незачем тут торчать целыми днями, глядя на учеников. Последнее время и так чёрт-те что творится.

Костя поднялся, отряхиваясь.

— Не на того вы набросились, – прогундосил он. – Говорю же, это патруль был, я как раз выслеживал одного подозрительного типа.

— Да? И кого же? – физрук обеспокоенно вскинул брови.

— Старик в коричневом полушубке. Его-то вы тоже видели?

Тот потёр подбородок.

— Нет, не припомню.

— Ясно. Толку с вас…

Шорин направился к машине, услышав напоследок «Приложите холодное!», мысленно ругнулся на физрука и посмотрелся в боковое зеркало автомобиля. Свёрнутый набок нос, разбитая переносица и кровавые разводы над губой превращали его физию в персонажа из криминальных сводок. Он сел в салон, завёл двигатель и медленно тронулся в ту же сторону, куда удалился старик в коричневом.

Обернувшись на мгновение, Костя мог бы увидеть, как учитель что-то строчит в своём телефоне с сосредоточенной миной. Но он не обернулся.

* * *

Костино авто мчало по той же дороге в паре кварталов от школы. Потасовка длилась недолго, и Шорин ещё надеялся настигнуть старика, чтобы выследить его до места проживания, а там уже допросить с пристрастием. Злоба от спонтанной драки до сих пор кипела в жилах, подогревая его.

Проехав очередной квартал, Шорин заметил Суфлёра, сворачивающего за угол на другую улицу. Машина Кости сбавила ход и осторожно свернула за ним. Вести себя надлежало тихо и незаметно. «Коричневый» прошел мимо четырёх домов, обернулся через плечо, будто догадываясь о хвосте, и вильнул во двор пятого. Костя чуть отпустил его, а затем повернул следом, как вдруг в зеркалах заднего вида блеснули красно-синие огни, и раздался требовательный сигнал. Шорин устало выдохнул и остановился сразу за поворотом.

К водительской двери подошёл инспектор патрульной службы с помятой одноразовой медицинской маской на лице. Он сделал жест, и Костя нехотя опустил стекло.

— Вас тоже эта вонь достала, а?

— Старший сержант Нестроев, ваши документы, – бесстрастно ответил инспектор.

Шорин протянул ему водительское, ПТС и страховку. Сержант пустыми глазами пробежался по бумагам, глянул на Костю, затем на удостоверение.

— Паспорт.

Шорин поморщился, поняв, что сейчас из него за просто так будут тянуть на лапу.

— С каких это пор? Вот же у Вас права. Что случилось-то?

— Паспорта нет? Поедете с нами для установления личности.

— Какое установление? У Вас документы в руках, вот они!

— Выходите из машины. На вас ориентировка пришла, съездим к нам, проверим, составим протокол и отпустим, – всё тем же деревянным голосом пробубнил сержант и сделал шаг от машины.

Костя начал заводиться от такого произвола.

— Документы отдай!

Инспектор в ответ сунул документы за пазуху, достал из кобуры ПМ и направил дуло на Шорина, заставив того непроизвольно вскинуть руки.

— Я сказал, из машины, живо. Руки на крышу.

Нервно сглотнув, Костя недолго побуравил его взглядом, затем аккуратно открыл дверь, вышел и развернулся к автомобилю, положив ладони на крышу.

— Это чё за произвол, сержант?!

Нестроев подошел к нему, бряцая наручниками, накинул браслет на одну руку, заломил её за спину, после, заведя вторую, застегнул браслет и на ней.

— Вы задержаны по подозрению в хулиганстве, нарушении неприкосновенности и домогательстве к несовершеннолетним, – бубнил инспектор через маску, охлопывая тело Шорина со всех сторон. – Ну, и неповиновение законным требованиям предъявим. Пошёл!

Спустя минуту поникший Костя болтался на заднем сиденье полицейского «бобика», вслед за которым гнали его автомобиль.

* * *

Глухой стук ладоней по скамье отдавался эхом в голых стенах приёмника. Тусклый свет одинокой лампы едва разгонял сгустки мрака в углах, а вездесущий сладковато-гнилостный запах, казалось, лишь усилился здесь, среди немытых тел. С Шориным в камере были трое. Судя по виду – все бездомные. Двое из них спали, свернувшись на бетонном полу спиной друг к другу, а третий сидел в двух метрах от него, лупил руками по скамье, стонал и периодически вскрикивал. Камлание это уже порядком надоело Косте за три часа пребывания в камере, и всё же он тихо внимал безумному ритуалу, не нарушая его ни звуком, ни шевелением.

В двери коридора тяжело прогремели ключи, скрипнул засов, и в проходе появилась фигура дежурного мента, на лбу которого тугой морщиной залегли усталость и раздражение.

— Чё шумим?

Бродяга замолк и стал совсем легонько пошлёпывать ладонями рядом с собой. Это уже был другой ритуал. Третий раз полицейский зашёл к ним, чтобы третий раз как бы ни к кому не обращаясь задать этот вопрос, призывающий не к ответу, но к подчинению. Босяк вдруг скрипнул, будто через силу выдавливая слова:

— Мне бы аспиринчика, начальник. Голова болит который день. Не могу.

— Аспирина нет, – коротко отрезал мент.

— А-а-ы-а-а… – простонал в ответ бездомный, принявшись с прежней силой бить по доске.

Закатив глаза, дежурный шумно втянул воздух и вышел, заперев за собой дверь. Костя опустил голову, приготовившись отмерять следующий час до очередного визита мента.

К его удивлению по прибытии ему разрешили сделать звонок жене, чтобы Шорин мог хотя бы сообщить, что с ним и где он находится, после чего у него отобрали телефон и прочие карманные вещи. Конечно, он ждал чего-то, но не знал, чего именно. Что предпримет Лера? Знает ли она вообще, что делать в подобных ситуациях? Сам Костя, например, не знал. Сказать по правде, он вообще, скорее всего, растерялся бы и отправился спрашивать совета у подписчиков. Теперь же ему оставалось только ждать и надеяться на то, что жена окажется более подкованной, чем он.

Допрашивать его никто не стал, предъявлять обвинение тоже, и Костя предположил, что так выглядит первая фаза давления, если не считать сам факт задержания. Происходящее походило на эпизод типичного отечественного сериала про не совсем честных блюстителей порядка и не совсем отбитых преступников, где так или иначе побеждают первые, потому что так положено. Разницей было лишь то, что сейчас он не наблюдал эту сцену со стороны, а оказался внутри неё. И этот опыт Шорин мог бы назвать разочаровывающим, если не гнетущим. Он приблизительно представлял себе, как строятся подобные дела в стране, особенно с таким началом, как в его случае. Представлял он себе и статистику по судебным решениям в части уголовных преступлений. И с каждой минутой этих размышлений в глазах его становилось всё темнее.

Задвижка на двери неожиданно скрипнула вновь. Пройдя внутрь, дежурный отпер дверь камеры, безэмоционально брякнул:

— Шорин, на выход.

Костя осторожно поднялся со скамьи.

— Допрашивать поведёте?

— За Вас внесли залог. Поживее наружу.

В приёмном помещении его ждала Лера. Глаза её немного слезились, но она просияла, как только увидела мужа. Костя приблизился и нежно обнял её, шепнув на ухо:

— Откуда деньги?

— Мама одолжила. Макса я к ней отвезла, пока мы тут всё не уладим. Ты как?

— С Вас подписка о невыезде. И вещи заберите свои, – прервал их мент.

— Дома всё обсудим, – закончил Шорин, отходя к окну за своими пожитками.

* * *

— М-да… Скучать, значит, не приходилось, – Лера одновременно подытоживала рассказ Кости о пребывании в камере и допивала второй бокал красного. – Всё-таки пока можно считать, что малой кровью отделался.

Шорин кивнул:

— Так оно. Хотя неясно, почему они сразу отрабатывать меня не начали. Время дали на реакцию, тебя как будто дожидались.

— Может, хотели только припугнуть? Чтобы сел и не высовывался. Ну не гоняются они по таким делам по всему городу. Приехали бы сюда и здесь дождались, очевидно же.

Костя отставил свой ополовиненный бокал и взглянул в её глаза, улыбаясь.

— Я иногда забываю, что женился на умной женщине. Извини.

Лера в ответ фыркнула:

— Чего сделал? Это я за тебя вышла, оболтуса!

Оба неловко рассмеялись. Лера приблизилась к нему и положила голову на плечо.

— День дурацкий, конечно, а всё равно давно уже так спокойно не было, как сейчас.

— Да… Ты правда извини, я же последнее время…

Лера перебила мужа, настойчиво и отрицательно промычав, мол, лучше заткнись на эту тему, и тут же прильнула к нему губами. Когда она оторвалась, Костя улыбнулся и подмигнул ей. Это был их личный жест ещё с первой недели знакомства, нечто вроде знака доверия. И Лера ответила тем же, потому что действительно им сейчас было хорошо так, как давно уже не бывало.

В этот вечер впервые за долгое время они уснули вместе, в одной постели. Костя лежал на мягком матрасе, объятый её рукой и темнотой, будто ласковым коконом, в котором он зреет и растёт, пока кокон этот не иссохнет и не истончится окончательно, подав знак, что пора на свободу. И тогда он выберется из него в своём новом мохнатом обличье, тряхнёт коричневыми крылышками и полетит над спящим городом в поисках ответа. Он найдёт с этой высоты, что их город похож на рыболовную сеть, как всякий промышленный новострой, и что, конечно, в нём нет и не может быть никакой старины, а значит и никакого наследия, а значит и никаких несвобод. И ещё он обнаружит, что город нуждается в молодой крови, что ему нужны свежие силы, чтобы расти. И он найдёт их в таких же мотыльках, но их уже будет больше, и они очнутся скорее, и тоже полетят. А рыбацкая сеть пусть так и лежит раскинутой, потому что мотылькам она не страшна, потому что в ней лежит его собственное, города, тело, и ему хорошо. И мотылькам хорошо. Лишь бы только манящие ночные огоньки его глаз продолжали гореть и призывали явить свои пыльные тельца. Потому что иначе они что-то вспомнят.

* * *

Костя проснулся от того, что Лера подвинула его голову и поднялась на подушке. Он разлепил ссохшиеся за ночь губы, приоткрыл глаза, ища взглядом глаза жены. Смотря снизу вверх, он не сразу сообразил, что в руке у неё телефон, и что она пытается до кого-то дозвониться.

— Ч-чёрт, – Лера отняла телефон от уха и обеспокоенно вздохнула.

Шорин поднялся на локте, всё ещё ловя её взгляд.

— Чего такое?

— Мама не берёт трубку. Макс тоже.

— Утренний туалет, – заключил Костя, потирая глаза и выбираясь из постели.

— Одиннадцать часов уже. Она же рано встаёт, так что и Макса бы уже подняла. Кость, что-то не так.

Тот задумчиво цокнул.

— Ладно, попробуй ещё набрать пару раз. Я сейчас умоюсь и приду.

Но ни через два, ни через десять звонков ничего не изменилось. Лера уже была не на шутку взволнована, как и сам Шорин, по обыкновению мельтешивший по комнате.

— Так, – начала девушка, – я поеду к маме. Ты дуй в школу. Фиг его знает, может, у неё дела какие-то срочные нашлись, решила отвезти сегодня. Машину возьму я, ты на такси давай.

Костя слушал жену, продолжая наворачивать круги.

— Алё, гараж! Кость, соберись, пожалуйста.

В ответ Шорин молча кивнул, и они оба собрались на выход.

Костя влетел в здание школы спустя сорок минут. Потратив на короткую перепалку с охранником по поводу «Кто такой» ещё немного времени, он добежал до расписания и увидел, что в этот момент у Тамары Павловны должно было быть занятие как раз с пятым «А» классом, где учился Макс. Вскоре, немного запыхавшись, он открыл дверь нужного класса. Павловна встретила его неодобрительно:

— Послушайте, у нас урок вообще-то, нельзя так!..

— Макса нет сегодня? – просунув голову, Шорин осматривал класс в поисках сына.

— Вы в своём уме? Вы что, дома не ночуете? – училка подбоченилась и поджала губы.

— Он у тёщи. Она с Вами не связывалась, ничего не сообщала?

— Нет, Константин, и вообще…

Шорин уже закрыл за собой дверь, поскольку было ясно, что Павловна ни черта не знает, а продолжать разговор означало только впустую терять время. Костя глянул на часы. Лере оставалось ехать ещё около двадцати минут, и за рулём он не хотел бы её дополнительно тревожить, но они условились отписываться по ходу поисков, поэтому Шорин принялся набирать сообщение.

«В школе ничего не знают. У тебя как?».

Отправлено.

Доставлено.

Прочитано.

«Не берут. Здесь затор какой то. Еду», – коротко и болезненно ответила супруга.

К этому моменту уже точно было ясно, что произошло нечто дурное. Костя жалел, что не поехал вместе с Лерой, хотя и соглашался мысленно с тем, что нужно было проверить не только дом её матери. «Да и что бы я там делал сейчас? Успокаивал её? Интересно знать, как…».

Он открыл страничку своего блога в надежде поискать ответа там, да или хотя бы просто сообщить читателям о возможном происшествии в его семье. К тому же там, возможно, всё-таки появился хоть какой-нибудь стоящий комментарий по поводу считалочки. Когда страница загрузилась, Костю встретила одинокая бледная плашка: «Ваш профиль заблокирован в ответ на жалобы пользователей». Шорин беззвучно выругался. Он чувствовал, как сердце его колотится всё быстрее, как водоворот самых ужасных мыслей проносится в голове, захватывая и поглощая его, и как всё отчетливее это становится похожим на панику. А Костя знал всего одно средство от подступающей паники – действие.

Плюнув на заказ такси, он рванул к районной больнице на своих двоих. Если бы в ПГТ, где жила тёща, что-то произошло, и потребовалась скорая, их привезли бы именно туда. Ждать машину Костя был просто не в состоянии, ему казалось, что его вот-вот разорвёт от бурлящей внутри крови, что этому тремору надо дать выйти физически, и при этом очень желательно не заорав при всех, как того требовала пульсирующая психика. Поэтому он нёсся и почти уже не обращал внимания на этот противный кисловато-сладкий спёртый воздух, который будто бы стал заметным глазу чадом, стелящимся по улицам. Он не видел, как дворники рутинно сбрасывают в мусорный мешок охапку жёлто-коричневых листьев, в падающем ворохе которых угадываются очертания яблок и небольшого животного. Он не слышал, как попадающиеся по пути бродяги всех мастей вопят от боли и молят о скорой смерти, схватившись за голову. Он лишь бежал и бежал, пока ему не показалось, что в груди что-то горит, а ноги не начали спотыкаться на ровном месте. Остановившись на передышку, Шорин согнулся пополам, откашлялся, затем осмотрелся и понял, что пробежал мимо больницы минуту назад. На едва гнущихся ногах он развернулся и направился к ней.

Снулая красноносая девушка в окне регистратуры сходу спросила, записан ли он.

— Нет. Нет, мне нужно узнать, не поступал ли к вам…

— Это стационар, Вам в приёмный покой.

— …мальчик десяти лет, Максим Шорин, он в такой синей…

— Мужчина, Вам в приёмный покой надо!

Костя тяжело дохнул, едва не взрываясь от внезапно накатившего бешенства.

— Где это?

— Справа обойдите, чё, первый раз что ли?..

— СЛУШАЙ ТЫ, БЛЯДЬ!..

Шорин вдруг обнаружил, что его рука зачем-то просунута в окно регистратуры, девушка по ту сторону в ужасе отпрянула от него, а в фойе больницы повисла очень нездоровая тишина. Уронив взгляд на пол и вынув из окна руку, он буркнул: «Простите. Простите» и спешно ретировался на крыльцо. Завернув за угол, Шорин нашёл второй вход, у которого стояла только прибывшая карета скорой помощи. Из неё на каталке вывозили кого-то невысокого, и Костя тут же бросился вперёд, рассмотреть пациента.

— Макс!

Он уже подскочил к каталке, когда увидел длинные девичьи волосы, свисающие из-под простыни. Где-то на краю поля зрения мелькнули две плачущие фигуры. Обернувшийся к нему фельдшер уверенно рявкнул на него, чтобы тот отошёл, и Шорин сделал несколько шагов назад.

Слегка удивлённо он обнаружил, что тело девочки чуть успокоило его. Это был не его сын. Чей-то другой ребёнок. Чужой. С Максом ещё может быть всё хорошо. Ведь им бы позвонили, если бы что-то случилось, это же так очевидно.

Вдохнув и выдохнув несколько раз полной грудью, Костя немного пришёл в себя, после чего отправился внутрь. Там, поймав под локоток проходящую сестру, он спросил у неё, поступал ли сегодня к ним мальчик, подходящий под описание его сына. Сестра высвободила руку, полистала сегодняшний журнал и сообщила, что никого с похожими приметами сегодня не было. Костя на всякий случай спросил и о поступивших за вчерашний день, но получил тот же самый ответ. Он покинул больницу и решил тут же набрать жене. Как только трубку взяли, он тут же протараторил:

— Лер, я ещё в больницу сгонял, короче, он не поступал сюда ни вчера, ни сегодня, так что вот… Слышишь?

В трубке в ответ слышались всхлипы и не больше того.

— Лер?

— Костя, их нету обоих, я не знаю, что делать, – едва закончила она, прежде чем разрыдаться в голос.

Шорин встал, как вкопанный. Он всегда терялся в те редкие моменты, когда Лера плачет. Едва подобрав слова, он произнес:

— Мы их найдём, обязательно. Ты им на месте звонила?

Кое-как поборов плач, девушка ответила:

— Телефоны здесь, оба. Они прям рядышком лежат, это херня какая-то!

— Лер! Лер, послушай. Я… пф-ф-ф… я сейчас в полицию поеду, хорошо? Я подам заявление о пропаже. Мы обязательно со всем разберёмся. Ты давай там поищи у мамы валерьянки, выпей и посиди немного. Сразу за руль не садись, хорошо?

Неровное дыхание на той стороне.

— Лер, хорошо?

— Да… Ладно. Я позвоню потом.

— Давай.

Костя отключился и почувствовал, как за время разговора всё внутри у него похолодело.

* * *

Доехав на такси, он стрелой ворвался в отделение полиции, где его ждал входной турникет. Он едва разглядел за темным стеклом силуэт постового.

— Мне нужно в дежурную часть, я хочу подать заявление!

Постовой наклонился к окну, приглядываясь к посетителю, пробубнил «Да ну нахер» и вышел из своей кабинки.

— Знакомые лица. Чё, соскучился?

Костя совсем не помнил нахала. Впрочем, удивительно ли? Временами ему казалось, что у ментов на всех одно лицо.

— Мне надо заявление подать о пропаже двух людей.

— Чё, прям пропали?

Шорин почувствовал, как снова закипает, но дал себе слово, что будет держаться рамок.

— Пропали. Пропустите.

— Паспорт.

— Пасп..? Да, ч-чёрт. Водительское подойдёт?

Мент лениво смерил Костю взглядом.

— Ну, подойдёт.

— Давайте, скорее, – протянул Шорин своё удостоверение.

Постовой, взяв его и почти уже уходя в кабинку, притормозил, обернулся.

— Чё, торопимся куда-то?

Их взгляды столкнулись, и Шорин ощутил вдруг такое бессилие, какого не бывало, пожалуй, за всю его жизнь. За непроницаемым отмороженным взглядом этого хама, как ему показалось, нет ни йоты человеческого. Это было даже хуже, чем на вчерашнем задержании. Это был бой, который надо сдавать, и Костя сдал, опустив взгляд, после чего мент чавкнул и зашёл в кабину. Через минуту на турникете загорелась зелёная стрелка, Костя провернул его, проходя, и чуть было не ушёл дальше, но опомнился.

— Удостоверение верните.

Постовой лениво протянул Шорину документ, сверля всё тем же пустым взглядом. Костя торопливо забрал права и шагнул в следующую дверь.

За окном на месте дежурного сотрудника сегодня находился другой полицейский, это Костя отметил. Он мысленно по-собачьи отряхнулся и подошёл к окну.

— Я хочу подать заявление о пропаже двух людей.

— Давно пропали? – сухопарый дежурный внимательно посмотрел на Шорина.

— Около суток прошло.

Тот вздохнул.

— Ну, что вы всё… Погуляют, придут, никуда никто не денется…

— Это мой сын и тёща. Их мобильники остались дома, на связь не выходили со вчерашнего дня! Сами бы они так не сделали, это похищение!

— Ну, всё-всё. Ладно. Документы дайте ваши.

Шорин сунул под стекло всё то же удостоверение, дежурный взял его, рассмотрел, сверил с Костей.

— Давно дрались-то?

До Шорина только сейчас дошло, как он выглядел сегодня весь день в любом месте, где появлялся. Вчера ему крепко досталось от того взбешённого папашки, так что полрожи заплыло, а нос так и смотрел в сторону.

— Да это просто получилось так. Хулиганы.

Дежурный в ответ задумчиво угукнул и начал вбивать на компьютере данные водительского. Костя явно видел, как задумчивость на его лице сменилась брезгливостью и предрассудком, когда вся необходимая информация была введена в систему.

— Хулиганы… Почти тянет на признание, гражданин Шорин! – мент задиристо взглянул на Костю. – Что ж вы сразу не сказали, что под подпиской?

— Какое это имеет отношение? У меня сын пропал!

— М-гм. И тёща.

— Да, и тёща. И я хочу подать заявление.

— И где пропали примерно?

Шорин почувствовал, как земля понемногу начинает уходить из-под ног.

— Жена сына вчера к ней увезла в Бестево. Должны были там быть. Сегодня их нет.

— Откуда знаете? Вы же под подпиской.

— Жена съездила, она и сейчас там.

— В Бестево… И чего ж вы к нам пожаловали? В Бестево и подавайте.

— Да бл.. Не могу я! И куда там подавать, там часть-то есть вообще?

— Участковый точно есть…

— …и вообще сын здесь прописан! А вы сами можете информацию передать куда нужно, если не ваш район!

— Потише! Прописан он! А если за границей потеряется, тоже здесь будете заявление подавать?

Мент уже откровенно издевался над Костей, и тому стоило неимоверных усилий, чтобы не психануть окончательно.

— Вы должны принять заявление, – скрипнул он зубами.

— Вот пройдёт трое суток…

— Да нет такого закона, вы сразу должны!

— Тихо, я сказал! Значит, слушайте меня, гражданин Шорин! У вас есть желание провести оставшиеся пару дней здесь? Или может быть у вас есть ещё деньги под залог? Не слышу! Потому что заявление я у вас сейчас не приму. Вы у нас по делу проходите, вы неблагонадёжный гражданин! Вот придёт ваша жена, тогда и посмотрим. И на заявление ваше посмотрим, и на неё заодно, – закончил он, отвернувшись куда-то вглубь, откуда ответили коротким смешком.

Едва что-то различая перед собой, Шорин обернулся, заметил стул у столика с бланками, подхватил его и с разворота швырнул в окно дежурного. Приняв на себя летящий стул, оргстекло в окне налегло на решетку, затем с бульком выгнулось и отправило снаряд обратно от себя, Косте под ноги. Он увидел лишь, как чьи-то ноги исчезают в дежурке, а через пару секунд двое в погонах и с дубинками вылетели на него из-за ведущей внутрь двери, и с остервенением принялись колотить по всем доступным местам. Шорин слишком поздно вспомнил, что значит «сгруппироваться», а потому успел получить по носу, подбородку и животу, прежде чем свернулся клубком на полу приёмной. Постаравшись сжаться в точку, он почувствовал, как ещё несколько раз ему прилетело по пояснице, шее и ногам, но вскоре удары прекратились. Лицо его кровило, зубы стучали, а руки он всё так же держал перед собой, боясь, что менты просто ждут, когда он откроется.

Костя слышал, как двое над ним пыхтят, переводя дух. Вдруг один из них, вроде дежурный, спросил второго:

— Ты, блядь, камеру не вырубил что ли?!

Второй отошел куда-то в угол, видимо, посмотреть.

— Еблан, и так же видно, что она горит! Нам опять Ховрину проставлять, чтобы удалил! Твою..!

Дежурный сделал несколько шагов туда-сюда, шаркая перед Костей, затем наклонился, отрывая руки Шорина от лица.

— Дай! Да не ссы ты, блядь. Короче, Шорин. Идёшь домой и забываешь нахуй, что вообще здесь был сегодня. Ты понял меня? И не появляешься тут, пока повестка не придёт или сами тебя не привезём. Ты усёк?

Шорин отплевался кровью на пол.

— Кто тут ссыт-то ещё!..

И в ответ на это ему тут же прилетело по зубам.

— ТЫ ВООБЩЕ НИХЕРА НЕ СЕЧЕШЬ, ЧЁ ТУТ ПРОИСХОДИТ, А?! Я ТЕБЯ СЕЙЧАС ЗАХУЯРЮ ТУТ И МНЕ НИХУЯ НЕ БУДЕТ, ТЫ ПОНЯЛ МЕНЯ?! ТОЛЬКО Я ДОБРЫЙ, БЛЯДЬ, ОЧЕНЬ, ТАК ЧТО УЁБЫВАЙ, ЧТОБЫ Я ТЕБЯ НЕ ВИДЕЛ ТУТ БОЛЬШЕ.

После он поднялся и проорал в сторону входной двери:

— КОНОВАЛОВ, ВЫБРОСЬ ЭТОГО ПРИПЕЗДНЯ ОТСЮДА!

В приёмной возникла знакомая фигура постового, который схватил Шорина за шкирку и поднял на ноги. Их взгляды снова встретились, и Костя готов был снова с ним помериться, но тот медленно и едва заметно мотнул головой из стороны в сторону.

— На выход!

Уже только на улице, шатаясь и дрожа, проверяя на ощупь состояние лица, рёбер, шеи и спины, Шорин вспомнил, что его водительское так и осталось в дежурке. Здраво прикинув, что в следующий раз вернуться оттуда живым шансы невелики, он плюнул на это, и достал телефон, чтобы вызвать такси до дома. Телефон оказался разбит. Понурив голову и всё так же пошатываясь, он отправился домой пешком.

* * *

Измождённый прошедшим днём Костя оказался на пороге своего дома около пяти вечера. Он прошёл в комнату, нарочно игнорируя любые зеркала, чтобы не поддевать себя лишний раз – внутри теперь остались лишь обида и страх. Обида за свою гордость. Страх за сына. Он добрался до компьютера, потому что пора уже было выйти на связь с Лерой, которая наверняка звонит и не может дозвониться до него. Открыл чат – четыре пропущенных звонка, несколько сообщений.

«Ну что как там продвигается?»

«Костя»

«Связь барахлит походу»

«Ты доехал нет?»

«Всё в порядке?»

«…»

«Я просто не могу уже. Позвони мне как сможешь я посплю пока»

Последнее было отправлено более получаса назад. Шорин подумал о том, что лучше дать ей немного всё-таки поспать, прежде чем звонить. Вместо этого он набрал ответное сообщение:

«Телефон сломался, извини. Заявление у меня не приняли, попробуй местным подать. Только не ночуй там».

Отправлено.

Доставлено.

Не прочитано.

— Спит, – устало буркнул Костя себе под нос.

Он прошёлся по квартире в поисках оставшейся со вчерашнего вечера непочатой бутылки вина, обнаружил её под кухонным столом, прихватил с собой штопор и кружку и отправился в гостиную. Постояв здесь в недолгих раздумьях, решил свернуть в детскую. Настроение располагало пить именно там.

Всё так же держа собранное на кухне в руках, Шорин неловко сел на низкую детскую кровать, горько вздохнул и бесцельно уставился на пол под собой. Где теперь Макс? Что с ним происходит? Кто за всем этим стоит? И как к ним подобраться, когда ни одна живая душа вокруг не пытается помочь с поисками? Глаза подернулись пеленой, а взгляд невольно скользнул на фотографию Макса с его школьными друзьями, стоящую на комоде. Двоих с этой фотографии уже нет в живых. Сын находится чёрт знает где. И что-то в голове Кости безудержно еле уловимо шепчет «Из-за тебя. Из-за тебя». Из-за него. Очень даже может быть. Ведь это именно он… А впрочем нет. Макс пропал по вине тех, кто считает это нормальным, кто легко примиряется с такими методами и жертвами ради… «Мать твою, знать бы только, ради чего!»

Глаза Шорина скользнули немного в сторону, на фото позади. Снимок с выпускного из начальной школы. Весь класс и учительский состав в полном сборе и в одном кадре. Здесь и Галина Евгеньевна, его ещё, Костина, классная руководительница. И учительница изо, молодая практикантка местного педагогического, каковыми бывают почти все они, пока не удастся уехать. И Борис Андреевич, учитель пения. Хотя нет, Борису Андреевичу сейчас ведь уже лет под семьдесят должно быть. Больно хорошо уж сохранился. Поди сын его… Но как же? Ведь Костя помнил, вроде…

Шорин взял фотографию, присмотрелся к мужчине, затем развернул её оборотной стороной. На матовой фотобумаге красивым женским почерком было выведено: «Заболоцкая Галина Евгеньевна, Вострикова Кира Ильинична, Поморов Борис Андреевич и четвертый «Б» класс. С теплом и лучшими пожеланиями. Не торопитесь расти, ведь детство неуловимо».

Бутылка скользнула из рук Шорина на ковёр под ногами. Он снова развернул фото, чтобы приглядеться к изображению мужчины. Вне всяких сомнений это был он, Борис Андреевич, тот, каким Костя запомнил его в своем детстве. Ни одной новой морщинки, ни одного нового седого волоса. Костя одёрнул себя, указывая на то, что это всего лишь общий снимок, а не персональный портрет со свойственной ему детальностью. И всё же поганое чувство поселилось в груди и не покидало его – это буквально тот же самый человек, что проводил занятия по музыке в его начальной школе. Неизменный, как из криокамеры. Возможно ли это?

С фотографией в подёргивающихся пальцах Костя вернулся к компьютеру, чтобы разузнать о биографии этого человека. Ведь как ни крути, это мог быть его сын, так достоверно похожий на своего отца. С отчествами истории бывают самые разные, это Шорин знал наверняка. И, тем не менее, примерно часовые поиски подтверждения этой догадке ни к чему не привели. У Шорина пересохло во рту, а лицо застыло в гримасе недоумения, подкрепляемого колючими разношёрстными соображениями о природе происходящего, которые он до поры успешно отметал. Отставив ноутбук, будто в трансе, он вернулся в прихожую, натянул на ноги ботинки, набросил куртку и вышел из дому, забыв даже запереть за собой.

* * *

Всё же интернет это великое изобретение. Угрожающее для тех, кто слишком легкомысленно к нему относится, разрушительное для всех, кто не соблюдает гигиену, но такое незаменимо полезное для готовых и умеющих искать. Шорин сейчас злорадно относил себя к последним, смакуя своё увлечение журналистикой и добычей информации, ведь благодаря маломальским навыкам ему удалось узнать о Борисе Андреевиче намного больше, чем он рассчитывал сперва. Пусть этот мужчина и не обнаружил никаких сведений о своей семье, но он явно общался и испытывал интерес к математичке из той же школы. Та в свою очередь обожает ходить по гостям, фотографироваться на придомовых участках и выкладывать всё это в ленту с эмоциональными и довольно информативными подписями. «Сегодня у Бори». Как много в этих трёх словах под фотографией приметного дома в частном секторе. Как много в них для математички. Как много для Шорина.

Ухоженный одноэтажный дом коричневого бруса с белыми резными наличниками красовался на дальнем конце улицы Пятилеток среди аляпистых соседских участков, отмеченных то пустым голубым остовом москвича на пустом пятачке, то раскидистым красным рябинником, то однородным черным квадратом перекопанной к холодам земли. Костя глядел на дом и чувствовал, как в груди его поднимается трепет от предвкушения скорой развязки и получения столь долгожданных ответов. Он шумно выдохнул и перемахнул через невысокий забор. Одно из окон дома горело зеленоватым цветом, выдавая собой включённый телевизор, спрятанный во чреве жилища, и Шорин рассудил, что учитель находится именно в этой комнате. Он собирался было подойти к парадному входу, но шальная мысль отвернула его шаги ко двору, где должна была быть вторая дверь. Она нашлась в том же месте, где была запечатлена и на фото. Шорин беззастенчиво повернул на ней ручку, дверь поддалась. Из глубины дома донёсся голос футбольного комментатора, заглушив появление незваного гостя. Костя коротко осмотрелся и увидел по левую руку полку с инструментами, с которой, не раздумывая, снял молоток и бельевую веревку. Несколько шагов внутрь на звуки телевизора, и вот перед ним заветное кресло. Сидящий в нём мужчина жуёт сигарету, пуская тугие струи дыма вверх и тихонько стучит кулачком в подлокотник вслед разочарованным возгласам комментатора. Он ничего не видит, кресло повёрнуто спинкой к Шорину, поэтому ему удаётся подкрасться, развернуть в руке молоток и ударить сидящего по голове плашмя, боковой стороной, чтобы не проломить череп раньше положенного. Мужчина вдруг вскрикивает, пытается вскочить, но Костя быстро находится и наносит второй удар, отправляя хозяина дома в беспамятство.

Кресло сменилось стулом, а одежды незадачливого Бориса Андреевича стянула крепкая веревка, сойдясь узлами на руках и ногах, уподобляя того одновременно новогодней ёлке в мишуре и развалившейся прожорливой гусенице. По виску учителя тонкой струйкой стекала кровь, уже почти заставив Шорина беспокоиться о силе второго удара, но тело перед ним промычало, повело глазами, с трудом разнимая веки, и обратило лицо к пришельцу.

— А-а?..

— Свои, Борис Андреевич. Свои.

Прищурившись, пленённый учитель наконец сфокусировал свой взгляд на Костином лице, но продолжил разыгрывать невинность.

— Кто вы? Что нужно? Денег у меня…

Хлесткий удар тыльной стороной ладони прервал его. Учитель помолчал, опустив голову, но затем вновь поднял взгляд.

— Ты Шорин.

— Во-от, я же и говорю – свои! – Костя мстительно впивался глазами в зрачки противника. – Хорошо выглядите, Борис Андреевич. Возраст вас совсем не берёт!

— Что надо?

Костя звучно отвесил ему ещё, сменяя тон.

— Ты, мразота, знаешь, что мне надо! Мне нужен мой сын!

Борис Андреевич шумно втянул в себя содержимое носоглотки, отплюнул в бок.

— Сражайся за него.

И Шорин словно бы только этих слов и ждал. Он моментально врезал учителю в губу прямо под носом, заставив того покачнуться на стуле. Вопреки ожиданиям, сидящий перед ним мужчина не издал и звука, кроме короткого «Уг-х!» в момент удара. По верхней губе пополз слабый ручеёк темной крови. Шорину этого показалось мало, и он ударил ещё, и затем ещё раз, лишь тогда услышав болезненный вскрик.

— Пора говорить, – сквозь зубы процедил Костя, дрожа от гнева и нетерпения.

— Ты не спрашиваешь.

Вновь что-то сломалось внутри Шорина. Он взревел и наотмашь дважды ударил учителя по лицу, опрокидывая того вместе со стулом, а опрокинув, засадил сверху пяткой ему в живот. Борис Андреевич негромко булькнул, растеряв воздух. Костя же вернулся к отложенному прежде молотку, заляпанному красными брызгами, и взял его покрепче. Подойдя к валяющемуся пленнику, он перевернул того вместе со стулом и занес молоток.

— Где мой сын? – глухо спросил Шорин, и тут же саданул по пальцу правой руки.

Борис Андреевич взвыл раненным животным и через силу ответил:

— У на-а-ас!

— Кто вы такие?

И ещё один удар с размаху, на этот раз наверняка сломавший два пальца. Учитель заголосил сильнее прежнего, слегка подогревая интерес Шорина к допросу:

— Учителя! Заговор Учителей!

Несильный удар по запястью, для профилактики. Крик.

— Где вас найти? – едва не рыча произнёс Костя, в тот же момент нанося следующий удар, потяжелее.

— Я отведу! Хватит! – взмолился Борис Андреевич, уже не сдерживаясь ни в крике, ни в рыданиях.

Шорин для верности ещё пару раз пнул связанного под бок, затем отбросил молоток в сторону и поднял учителя вместе со стулом снова на ноги. Раскрасневшееся Костино лицо вплотную приблизилось к роже учителя, искаженной маской страдания.

— Отведёшь, ведь иначе я вспорю твоё жалкое брюхо и распущу кишки на уличные гирлянды. Понимаешь меня?

— Да…

— Веришь мне?!

— ДА! – проорал мужчина, заходясь безудержными слезами.

Костя хотел было впечатать кулак в его омерзительную физиономию последний раз, но усилием воли удержал себя от такого соблазна.

* * *

Двое брели покачиваясь по тёмным улицам, едва освещаемые порой дорожными фонарями и вывесками. Они шли вплотную, рука одного была наброшена на плечо другого, и любой встречный прохожий угадывал в этих фигурах собутыльников, шушукающихся о всяких бреднях – заговоры, домашние любимцы, мёртвые богини и потусторонние отцы. Чёрт знает что несла эта парочка. Предположения очевидцев лишь подтверждались размалёванными харями этих неприятных типов, очевидно, только сегодня устроивших пьяный дебош.

Кривые их силуэты проплыли по городской окраине, ненадолго свернули в сторону центра, после чего скрылись за площадью Семнадцатого года, в тумане нестриженного кустарника, окружившего Дом культуры. Тяжёлая его дверь дважды скрипнула, не вызвав ничьих подозрений, поскольку площадь в этот час уже была брошена даже захудалыми горожанами.

Оказавшись внутри, в непроглядной темени, Костя покрепче взялся за путы, стянутые на теле провожатого, и достал из его кармана телефон. Под камерой зажглась яркая лампа, едва не ослепив обоих, и Шорин сунул телефон под веревку на груди Бориса Андреевича, превратив его в ходячий фонарик. Пятно света выхватило из потёмок истёртый деревянный пол, треснувшую и отвалившуюся то тут, то там побелку стен и поблёкшие ободранные красные знамена с желтой бахромой по краям. Разглядев дорогу, учитель без понуждения шагнул дальше вглубь, направляясь к спуску в подвал. Подойдя к лестнице, ведущей вниз, Костя прошипел на ухо учителю:

— Молись, чтобы твоих там действительно не было, иначе ты эту ночь точно не переживёшь. Твой нож неплохо наточен.

Произнеся это, Костя недвусмысленно поправил рукоять ножа за спиной, заткнутого за ремень брюк. Косясь на Шорина подбитым глазом, Борис Андреевич коротко кивнул в знак понимания, и ступил на лестницу. Они спускались медленно, стараясь не издавать лишних шорохов. Костя даже решил сменить подсветку фонарика на более тусклый свет от экрана телефона, чтобы не так скоро выдать своё присутствие в случае засады. Впрочем, в подвальном коридоре никого не оказалось. Они постояли так минуту, прислушиваясь к окружению. Здание, кажется, замерло вместе с ними, не дыша. Только запах печёных яблок и прелой земли приятно щекотал нос, невольно напоминая Косте о том, что он вот уже сутки ничегошеньки не ел. Но, конечно, сейчас ему было не до того. Найти сына живым и здоровым – это всё, к чему он мог сейчас стремиться, и потому он слегка подтолкнул учителя, давая понять, что пора двигаться дальше. Борис Андреевич свернул вправо по коридору и повёл Шорина к последней двери в самом конце. По пути он кивнул в сторону странного нароста, торчавшего из бетонного пола, упираясь в стену:

— Осторожнее, не задень, – шепнул Борис Андреевич. – Это Её колено.

Наслушавшийся по дороге сюда сказок этого заговорщика, Костя полагал, что его вряд ли ещё можно застать чем-то врасплох, но в этот момент он все же растерялся, остановился возле этого образования, не в силах понять, издеваются ли над ним или доверяют тайну. Не укажи провожатый на странный валун, как бы с ничего расположившийся посреди подвального коридора, Шорин с лёгкостью мог бы решить, что это выход породы или чья-то придурочная шутка. Но теперь, когда он пригляделся, он словно бы увидел на поверхности этой бледной скалы истончившуюся кожу, испещренную порами и крохотными волосками. Неживую, но и не тленную. Костя поморщился, отводя от «колена» взгляд и взывая к остаткам своей решимости. Они прошли дальше, к указанной двери.

«Молись, учитель», – твёрдо сказал Костя про себя и шагнул в проём следом за провожатым.

Комнатка, похоже, числилась некогда складом торжественной атрибутики, пряча по углам запыленные стяги и вымпелы, транспаранты, галстуки, маршевые музыкальные инструменты и портреты почти уже забытого ныне «великого, непобедимого знамени». Шорин хотел было откинуть одно из полотен, чтобы заглянуть за него, как вдруг услышал ровный бесстрастный шёпот в дальнем углу:

— Красный-красный Собиратель Солнц придёт за тобой, придёт за тобой. Мёртвая дочь его долго спит. Очнётся от сна, встретит его…

Выражение лица Шорина моментально изменилось, будто призрак его детства явился сюда, чтобы напомнить о себе.

— Нет… Нет-нет-нет… Алёша?!

Он бросился вперёд, откинул с дороги какую-то ширму и обнаружил сидящего в ворохе старого тряпья собственного сына. Макс безучастно поднял глаза на отца и уставился в точку. Лицо его было гладким и беззаботным, практически пустым. С виду казалось, что с ним всё в порядке, кроме этой бесконечной отрешённости от мира.

— Макс, родной, – Костя прильнул к сыну и стиснул в объятиях. – Мы уходим, слышишь? Я пришёл за тобой.

Медленно моргая, Макс скользнул глазами по глазам Шорина, после чего продолжил с того же места:

— Голод потянет скорей к столу – отделят кусок, разинут…

Не дожидаясь окончания, Костя заткнул ему рот ладонью, заглушив последнее слово в строке.

— Нет, не нужно, сынок, прошу тебя. Перестань, – Шорин обернулся к учителю, продолжая держать рот сына закрытым. – Что вы сделали с ним? Чем-то накачали?!

Борис Андреевич как-то неловко отряхнул колени спутанными руками и вздохнул.

— Мы просто открыли ему Замысел и его персональное место в нём. Он принял мир и себя.

Ноздри Шорина гневно заиграли, расширились, глаза вспыхнули, ища, чем бы приструнить этого маразматика, но тут Макс с нечеловеческой силой укусил его за ладонь, врезавшись зубами глубоко под кожу. Костя вскрикнул, отдёрнул руку, отпрянул от сына, испуганно и непонимающе глядя на него. Окровавленные губы Макса вновь ожили:

— Это твой дом до последней секунды.

— Прекрати! – крикнул Шорин, безрезультатно стараясь урезонить его.

— Обед с семьёй, обед с семьёй, – завершил мантру мальчишка.

С первого этажа раздался скрип открывающейся двери, послышались шаги и чьи-то стоны. Короткий шорох донёсся со стороны учителя. Костя обернулся к нему и увидел, как тот стоит уже почти в двери, через которую они и вошли. Он бросился к Борису Андреевичу одним слитным движением, как змея, схватил того за грудки, прижал к стене:

— Стой, гнида! Не терпится сдохнуть?

Учитель смог только прошипеть, придавленный крепкой хваткой:

— Это не засада. Он порой приходит сюда. В разное время.

— Кто?

— Первый жрец.

Костя посильнее надавил локтем на горло Бориса Андреевича.

— Это он промыл Максу мозги? Загипнотизировал его, да? Говори!

— О-о-он, – едва выдавил из себя учитель.

Шорин задышал тяжелее, раздумывая, как быть дальше, затем решил, что оставлять провожатому шанс закричать нельзя, и навалился на его сухой кадык с большей силой. Учитель забился в попытках ослабить давление, а Костя почувствовал, как хрящ постепенно продавливается внутрь гортани, заставляя Бориса Андреевича лишь негромко клокотать и надолго лишая его возможности позвать на помощь. Резким движением Шорин окончательно провалил кадык внутрь, после чего отбросил учителя и вернулся к сыну. Макс смотрел на них двоих всё так же безучастно. Он снова было начал проклятую считалку, но Шорин ободрал со своей рубахи рукав и обвязал им голову сына так, чтобы ткань легла между зубов и он не мог больше начитывать это поганое заклинание. Костя сгрёб мальчишку в руки, к радости своей обнаружив, что тот хотя бы не пытается вырваться, и, перешагнув через бьющегося в судорогах учителя, направился в сторону лестницы наверх.

* * *

У подножия лестницы Костя заметил, что шаги уже практически затихли, переместившись, судя по всему, в какой-то из залов дома культуры. С сыном на руках он не спеша поднялся на первый этаж, осторожно отворил дверь в вестибюль. В глубине здания под одной из дверей пробивалась яркая полоска света, явно указывая на место, где скрылся недавно явившийся незнакомец. Шорин на секунду задумался, потом поставил Макса на ноги, достал из кармана свои наушники и поплотнее заткнул ими уши. Он надеялся избежать губительного гипноза или хотя бы приглушить его эффект, если этот Жрец попытается провернуть свой фокус и на нём. После Костя достал из-за спины нож, прихваченный в милом доме частного сектора с резными наличниками, и покрепче взял сына за руку. Уверенной походкой, подтягивая за собой парнишку, Костя двинулся к подсвеченной двери. Отпустив Макса лишь на секунду, он распахнул вход в небольшой актовый зал и шагнул с сыном внутрь. На крошечной невысокой сцене сидели два человека, оба они глядели на вошедших, словно ожидали визита. Шорин негромко ахнул, хотя удивляться особо было нечему. Рослый широкоплечий старик в коричневом полушубке, тот самый Суфлёр, сидел бок о бок с Лерой, укутанной в какие-то обноски и пустыми глазами взирающей на супруга и сына. Костя тут же узнал этот безжизненный взгляд. Макс встретил его таким же.

Какое-то время все они, замерев, разглядывали друг друга. Спустя минуту Суфлёр едва заметно ухмыльнулся, сделал Косте жест, постучав по своим ушам, а затем показав палец вверх.

«Это хороший ход!» – раздался посторонний голос в голове Шорина.

От неожиданности Костя встрепенулся, озираясь по сторонам, но после уставился на Суфлёра.

«О, да!.. И с прозвищем ты, конечно, попал в самую суть. Хотя живое слово всё равно стократ сильнее».

Костины глаза округлились от происходящего в его сознании хаоса. Ничего подобного он никогда прежде не ощущал. Его будто бы заперли в просторном тёмном гроте с гулким эхом, где прятался таинственный баюн, пролезающий своим голосом слушателю прямо в нутро.

«Ты красноречив, парень. Мне нравится».

Шорину наконец удалось подобрать и выдавить из себя слова:

— Это ты убил тех несчастных.

Суфлёр в ответ разочарованно повёл бровью.

«Ну и как же, позволь узнать? Я проникаю в головы, но не в животы. Иначе всё было бы намного-намного проще».

Как заворожённый, Костя медленно двинулся к нему, ведя за собой Макса.

— Ты похитил сына. Зачем?

«Нам всем нужны дети», – старик словно даже вздохнул. – «И Ему тоже нужен его ребёнок. Здоровый. Счастливый. Напоённый жизнью. Ты ведь спрашивал Бориса о Собирателе Солнц?»

— Горячечный бред похлеще многого, что я читал, – с этими словами Шорин сделал ещё несколько шагов навстречу. – Библия для отбросов.

Собеседник качнул головой.

«Н-да… Ты похоронил друга детства, и отворачиваешься от правды. Ты был так разгорячен своими поисками после недавних жертв, но отказываешься видеть. Ты ходишь по Её могиле. Ты узрел Её колено. И ты не веришь. Ваши глаза так и застят все эти светские напыщенные истины. Эти так называемые ценности. Обычное быдло, дёшево купленное мнимой свободой мысли и воли. Разве они позволили тебе стать кем-то, равным хотя бы мне?»

— Меня не интересуют проповеди психопатов. Освободи мою семью, и я решу, достоин ли ты пощады.

Шорин оказался уже в каких-то пяти шагах от старика, но подходить ближе опасался, так как рука Суфлёра угрожающе лежала на плече у Леры. Бросаться на него было небезопасно.

«ТЫ будешь решать, щадить ли меня?» – в голове прозвучало нечто вроде сухого хохота. – «Я больше не принадлежу этой бренности. Хотя, признаюсь, твоя решимость очаровывает. Быть может, я даже предложил бы…»

Костя почувствовал, что ему удалось кое-что утаить от старика в своём сознании. Он бросил короткий взгляд на Леру, которая не сводила с Шорина глаз, подмигнул ей, и та неожиданно ловко впилась зубами в ухо старика. Суфлёр взревел, а Шорин уже был слишком близко, когда тому удалось вырваться из цепкой хватки. Мгновение, и острый клинок вонзился старику под ключицу, насквозь пройдя его плоть. Противник завопил, стараясь оттолкнуть Костю прочь, но тот успел ухватиться за полушубок, и они вместе кубарем повалились к подножию сцены. Костя повалил старика на лопатки, взялся за рукоять ножа сильнее, немного надавил на неё, стараясь провернуть, отчего старик взревел ещё громче. Помрачение как будто бы спало на эти секунды с Макса и Леры, и оба они уже собирались бежать, сделав несколько шагов, когда Суфлёр уверенно, пусть и хрипя, скомандовал:

— СТОЯТЬ!

В тот же миг девушка и парнишка обрушились на пол, точно лишившись ног. Увидев это, Шорин выдернул нож и принялся раз за разом всаживать его в тело старика, куда придётся, лишь бы только утолить этот всепоглощающий гнев. Лера взвизгнула и, закрыв сыну глаза, отвернулась от устроенной мужем бойни. Теряя силы, но все же оставаясь в сознании, старик повернулся к Косте, дотянулся до шнурка наушников и дёрнул за него. Затычки вывалились из ушей Шорина, и Суфлёр тут же продиктовал на последнем издыхании:

— ОТБРОСЬ НОЖ!

Однако Шорин ничего уже не слышал и не видел перед собой. Он не замечал, как вопят и рыдают посреди зала его близкие. Не ощущал тревоги, не сгибался под тяжестью бессмысленности происходящего. Не испытывал стыда или страха. Выбившись из сил, он был теперь медлительным и менее точным, и всё-таки он продолжал наносить один удар за другим, окончательно превращая грудь старика в дуршлаг. Заметив, что она ещё продолжает набирать воздух, Костя вскликнул, словно обезумевший викинг, и что было сил всадил нож прямо в глазницу Суфлёра. Тот прекратил дёргаться, застыл в агонической позе, утратив последнюю искру, что питала его. Костя вынул нож из его головы, кое-как поднялся над поверженным и только теперь услышал надрывный плач двух родных людей, укрывшихся неподалёку за рядом откидных сидений. Шорин глядел в их сторону, измазанный красными разводами, пыхтя и пытаясь перевести дух, прежде чем отправляться с ними домой. Его руки мелко дрожали, а с ножа одна за другой падали капли густой темной крови. Внезапно тело старика дрогнуло, голова слегка повернулась, грудь набрала воздуха. Костя попятился, наблюдая непостижимую картину. Прямо на его глазах изрезанный вдоль и поперёк, старик с характерным кряхтением поднялся на ноги, выпрямился во весь свой немалый рост и хрустнул шеей, поведя головой из стороны в сторону.

— Ты и впрямь неплох в своей дерзости.

Костя вперился в него, пытаясь сложить увиденное в цельный пазл, но тщетно. «Этого просто не может быть».

— Не моргай, парень!

Мгновение – и старик вновь стоял перед ним в своём прежнем обличье. Никаких ран, ни единой царапины. Лишь порезы и кровавые пятна на полушубке свидетельствовали о недавних беспощадных ударах.

— Узри Её волю. Всё здесь в Её власти. Ей в этом городке принадлежит каждый закоулок и каждая душа! Тебе не победить, а Красный Отец уже идёт за твоим отпрыском, ведь он отчитал заклятие. Но ты ещё можешь кое-что сделать. Нам нужны такие светлые и горячие головы. Твоя яростная воля несгибаема… Даже под моим натиском. Это полезная черта. Присоединись к нашим рядам. Стань Её частью, и обрети покой для своей семьи. Тебе достаточно лишь преклонить колено.

Шорин продолжал разглядывать Суфлёра, не мигая.

— Невозможно… – пробормотал он.

— Ты думаешь не о том, парень! Ради чего ты пришёл сюда? Что тебя вело? Что для тебя светоч?

— Ты сказал, Макса не спасти. Каким из твоих слов я должен поверить?

Старик приблизился вплотную, по-отечески взял Костю за плечо, слегка потрепал.

— Молодняк! Она оберегает своих слуг. Она – Поражённое Дитя. Она примет твою боль, если ты примешь Её.

Уголки глаз на лице Кости вдруг дёрнулись, он нервно сглотнул образовавшийся в горле ком.

— Ты… это ведь ложь? Вы заберёте его у меня? Признайся, скотина!

Едва слышно шикая на него, Суфлёр приобнял Шорина, прижав к себе, и утешительно похлопал по спине. Костя несколько секунд стоял столбом, но после обмяк, выронив нож из руки, расплакался и уткнулся лбом старику в плечо.

— Я не хочу его потерять, – протянул Шорин через всхлипы. – Я… Я не могу.

— Тише сынок, тише. Всё хорошо. Посмотри. Вон они сидят. Целы и невредимы. И так будет.

Костя оторвался от замызганного коричневого полушубка, глянул через плечо старика, увидев, как из глубины зала из-за кресел на него с ужасом в глазах смотрит жена. Как она прижимает к себе сына, пряча его взгляд, как гладит его по голове. В глазах её стояли слёзы, подпитываемые злобой, отчаянием и… надеждой? Шорину показалось, что и она понемногу свыкается с этой мыслью. Он навсегда сможет уберечь их. Быть может, он даже сможет дать им больше, чем когда-либо, имея такие связи и расположение старших товарищей. Такая малость в обмен на спокойное будущее для своей семьи – принять Её, Чьё колено он видел внизу. Странную мёртвую богиню. По сути, девчонку, чей отец утратил своё дитя и свихнулся от горя. Разве это не его история? Разве это так уж далеко от его понимания?

Понурив голову, шатаясь, Костя сделал пару шагов назад от Суфлёра, утёр слёзы со щёк, а затем медленно опустился на одно колено.

— Что мне… Что сказать?

В голове вдруг снова зашумело, будто на морской берег накатывала волна. «Служу Тебе, как Твой отец. Склоняюсь, как любящий сын. Жду Тебя, подобно верному мужу». Шорин шмыгнул, прогоняя остатки нерешительности, выдохнул и повторил за стариком:

— Служу Тебе, как Твой отец. Склоняюсь, как любящий сын. Жду Тебя, подобно верному мужу.

И едва слышно добавил от себя:

— Спаси моего сына, и я твой навек.

Старик, глазами пастора взирающий на новообретённого соратника, просиял.

— Встань, брат мой. Встань и приветствуй Красного Отца!

Хотя в зале не было окон, Костя внезапно услышал гудящий свист, разлившийся снаружи здания. За стенами дома культуры поднялся ветер такой силы, что казалось, будто он вот-вот ворвётся в зал во плоти, с лихвой восполняя безветрие минувших дней. Впрочем, это оказалось не таким уж преувеличением. Свет в зале стал ярче, стараясь съесть каждую крошку тени, до которой был способен дотянуться, и в этом слепящем потоке из воздуха секунда за секундой начал ткаться гигантский образ. Он словно бы собирался из крошечных капель крови, отнятых у самого мироздания, чтобы дымчатым маревом сложить чью-то голову и могучий торс, чьи-то длинные крепкие руки и стройные ноги. Силуэт, казалось, обернулся на Шорина и восхищённо глядящего старика, затем обратил свой взор на окончательно спятившую Леру, всё так же сжимавшую сына в объятиях, и как бы нырнул в них, пропадая с глаз.

Болезненный истошный крик девушки и ребёнка пронзил копьём сознание Шорина и старое заброшенное здание на никому не нужной площади никому не нужного города.

* * *

Перебирая губами слова старой считалочки, Константин Аркадьевич завершил своё утреннее бритьё и взглянул на себя в зеркало с укоризной за пропущенные вечером пару стопочек. Мог бы и воздержаться. А впрочем! Никто вокруг так не выглядит в свои пятьдесят два года. Иной раз можно гульнуть. Она милостива, и простит своего последователя. Шорин похлопал по щекам бальзамом и отправился одеваться.

На первую мессу очередного цикла, что начался этой осенью, Шорин явился раньше всех. Дом культуры, выбранный когда-то первыми тремя преподавателями местных школ для проведения таинств, был приветлив в своём естественном распаде. Шорин с теплотой в сердце глядел на этот зал, на его крошечную сценку, на потёртую обивку откидных сидений. И, оглядываясь, он усмехнулся самому себе молодому, бьющемуся здесь в конвульсиях от ужаса потери. Он был ещё слишком мал тогда, чтобы осознать и принять Замысел. Чтобы просто довериться Ей без остатка. Но колено было преклонено, а значит, впереди был только путь познания.

Мог бы он сейчас объяснить себе тогдашнему весь смысл его служения? Вряд ли. Нужно иметь холодный рассудок и крепкие нервы, чтобы постичь желания Дочери и Отца. Ведь всё вернется на круги своя. Как только в Неё будет влита последняя капля, как только Ей будет отдана последняя необходимая жизнь, Она воспрянет. Явится пред очи Учителей и спросит, чего бы они хотели.

И все они попросят вернуть им своих детей.

И Она будет милостива к ним.

И всех вернёт.