– Что скажешь?
На просторном письменном столе, заваленном самой разной канцелярией и бумагами, был расчищен пятачок, на который была возложена разделочная доска, чтобы на ней теперь красовалась тыква. Неумелая рука косо, но успешно сделала в ней прорези под глаза и улыбающийся рот. Края у него вышли неровные, с неудачными зазубринами на местах, где нож вело в сторону. Внутренности из мякоти и целой кучи тыквенных семечек честно доставались на пластмассовую, легко отмываемую поверхность, но это не помешало заляпать и все окружающее пространство вокруг, а что-то умудрилось упасть на пол. Но да, работа увенчалась успехом. Теперь на двух мальчишек смотрела тыквенная рожица, не хватало только зажженной свечки, поставленной внутрь.
– Тебе надо будет выкинуть эту хрень до того, как родители вернутся, – отозвался старший из детей.
В отличие от брата, учащегося в младшей школе, он был вправе зваться подростком, а, значит, мог снисходительно воспринимать подобные попытки в празднование американского праздника. Жаль, пусть они и живут в частном доме, но на улице был русский посёлок, где земля поделена дорогами и высокими заборами. Здесь не подойти так просто к чужой двери с требованием сладостей в обмен на то, что попрошайка не устроит гадость. Яйцо при всём желании не докинуть даже до порога в таких условиях. И никаких тебе красивых украшений в тематику Хэллоуина. Тут и на Новый год не все дома украсятся гирляндами на фасадах, что уж говорить о дне, где приветствуется пугающая тематика.
– Паш! – воскликнул обиженно мелкий.
– Лёш! – передразнил его тоненько старший, нарочно противно пища. – Убери сейчас это всё, – парень ткнул пальцем в сторону тыквенных потрохов. – Засохнет – сам пожалеешь, что оставил. Я помогать не буду.
И подросток отвернулся от поделки брата, покинув комнату и оставив того обиженно пыхтеть. Младшему только и оставалось, что пару раз пнуть стул и в мыслях поспорить, отстоять себя. А чего он ждал? Будто кто-то вообще может в полной мере оценить его творение. Теперь Алёше и самому казалось, что он зря потратил время, только обрек себя на лишнюю уборку. Руки теперь, вдобавок, долго и упорно отмывать от тыквенного запаха, чтобы потом вонять хозяйственным мылом.
На его удачу, на столе ничего особо не пострадало, ручки и карандаши очищались легко, а тетради и блокноты он додумался отодвинуть как можно ближе к краю столешницы, что уберегло их от рыжих отпечатков творческих порывов. Никаких следов преступления, мать не должна ничего найти, а тыкву мальчик выкинул, потеряв желание ставить в неё свечку, чтобы в её компании посмотреть пару ужастиков. Порезанный овощ был выдворен за пределы участка, Алёша даже не поленился дойти до общей мусорки посёлка – всё, чтобы родители не узнали о переводе продукта впустую. Пусть тыква была куплена на карманные деньги, а отчитают так, как если бы она была единственным продуктом на месяц.
Бак оказался пустой, на дне только пара бумажных обрывком да какие-то мокрые липкие следы, воняющие на всю кругу. В таком антураже несостоявшийся светильник Джека смотрелся даже зловеще, не то, что на рабочем столе в детской комнате на фоне голубых обоев в едва-заметную белую точку. Из-за падающей тени от стены и в целом серости пасмурного дня глазницы овоща зловеще чернели теперь. Мальчик зябко повёл плечами, разозлившись на самого себя за трусливость от собственных же воображений, будто в глубине опустошенной тыквы что-то мелькнуло.
Дома Алёша быстро забыл про это. Настало время разогреть в микроволновке попкорн – единственную стоящую покупку на карманные в честь дня Мёртвых. А после можно будет усесться за просмотр страшных фильмов. Мальчик даже заранее составил список, постаравшись уложиться по времени так, чтобы родители не вернулись посреди самой интересной сцены.
Смотря на то, как медленно крутится пакет на стеклянной тарелке под тусклым рыжеватым светом, Алёша слушал, как мерно гудит техника, ожидая заветного сигнала — разогрев окончен. Настаёт заветный момент. Упаковка с попкорном вздувается, через щели тянется заветный запах разогретой вредной пищи. Только вот поперек лопаток в один момент будто кто провел рукой, а обостренного слуха коснулся смешок. Мальчик мигом выпрямился и обернулся, ожидая увидеть насмешливое лицо брата, решившего его шугануть для острастки. Но кухня была пуста. Когда звякнула микроволновка, Алёша натурально подпрыгнул от испуга, уставившись на ту так, словно она материализовалась из воздуха только что, а не стояла здесь ни первый год. «Какие тебе фильмы, уже все волоски дыбом»,— укорил сам себя ребёнок, раздосадовано дернув на себя ручку дверцы техники, чуть не увлекши её на пол. Благо успел вовремя остановить падение на пол.
– А ты у нас экстремал, – рассмеялся Паша, возникший в арке, соединяющей кухню с коридором. – Решил попугать себя не киношкой, а сразу разгневанными лицами родителей из-за разбитой микроволновки? – и смеётся от всей души, так что его издевательское «ха-ха» разносится по всему дому.
– Чего тебе надо здесь? – насупившись, спросил Алёша, проигнорировав всё до этого и просто достав тарелку. – Попкорном не поделюсь.
– Больно надо, эта дешёвка пресная настолько, что проще уж сразу туалетную бумагу есть, — закатив глаза, парень уже развернулся, чтобы уйти, как опомнился и оглянулся через плечо, раздраженно бросив: — Ты когда выносил мусор, просыпал часть на крыльцо, иди и убери, — вот теперь Паша скрылся в темноте коридора.
Рассеяно посмотрев на вздувшийся пакет с перекусом, Алёша непонимающе почесал локоть. Что можно было потерять, вынося тыкву? Только если то, что было «крышкой», начинка лежала в мусорке под умывальником, её он не стал выносить. Смысла гадать не было, мальчик покорно поплелся на крыльцо, собираясь разобраться с этим быстро, а то итак потратил слишком много времени на стороннюю чепуху, которая совершенно не подходит для поднятия праздничного настроения. «Может быть, стоило просто посмотреть ужастики не в честь чего-то, а потому что хочется».
Из-за раскрывшейся двери с улицы вырывается промозглый ветер, входящий в дом, как полноправный гость. Мальчуган тянется машинально рукой к куртке, висящей на крючке, но замирает, исступленно глядя на крыльцо. На фоне потемневших досок, шелушащихся многолетними слоями лака, белели тыквенные семечки. Целая кучка, еще и не отмытых и высушенных, как из пакетика, а с небольшими кусочками рыжей мякоти и налипшими светлыми прожилками, связывающими семена в один ком.
Раздраженно хлопнув дверью, пацан выскочил в кухню, сунувшись под раковину, проверяя содержимое мусорного пакета. Все было на месте. «Тогда откуда?» — судорожная мысль без разумного ответа, нужно поставить этот вопрос тому, кто устроил этот розыгрыш. Алёша набирает в лёгкие воздух, собираясь прокричать имя брата на весь дом, как тот застревает в горле, стоило случайно упавшему взгляду заметить цепочку из злосчастных плоских семечек, уходящую в щель приоткрытой двери, ведущей на веранду. Решив, что зачинщика квеста нет в доме, мальчик решает сыграть по правилам того и пройти по выстроенному следу, чтобы «попасться», а там и к ответу призвать. «Удивительно, как он попкорн не стащил, воспользовавшись моим отходом».
Даже не стал ничего надевать сверху, он быстро, не успеет промерзнуть. Но ветер грядущей зимы больно покусал мальчонку за голую кожу рук, быстро пробираясь под лёгкую ткань футболки поближе к телу. Ничего, задний двор небольшой, буквально пара теплиц, да дорожка между ними, выводящая к двери в заборе из профилированного зеленного листа. Дверь, которая, как правило, всегда закрыта на опускающийся засов и используется для выхода на дорогу, ведущую к продуктовому ларьку. Небольшое сокращение пути для пробежки за хлебом или молоком.
И сейчас она была открыта.
След из злосчастных семечек уходил вплоть до границы между коротко подстриженным побуревшим газоном и высокой буйной дикой травой, теряясь среди черных стеблей. А дверь была раскрыта нараспашку, открывая взгляду обзор на небольшую дорогу в одну сторону, засыпанную щебнем, и стоящий за ним лесок.
Алёша неуверенно замер на веранде, держась за деревянную балку, не решая спуститься по двум ступеням и продолжить путь, устроенный братом. Может между ними и была разница в пять лет, но младший не был таким наивным, чтобы идти туда, где его ждёт, возможно, быстрое выскакивание из-за двери и громкий звук, чтобы напугать. Или еще что-то в том же духе. «Ну тебя с твоими розыгрышами»,— только и подумал Алёшка, чуть топчась на месте, повернуть назад в дом не давало неприятное чувство, что нельзя оставлять открытым проход между чужим пространством улицы и своей землей двора. Вдруг кто забредет? В сторону магазина часто тащатся какие-нибудь выпивохи. Но если брат там сидит в западне, то опущенный засов не даст ему вернуться назад на участок. «А вот так ему и надо!»
Мальчик уверенно пересек несколько метров дорожки, чуть не запнувшись о выбившуюся декоративную плитку, взялся за выемку для засова поближе к месту стыка двери с забором и остановился. Локоть до больного свело неприятной судорогой, стоило взгляду уцепиться за что-то рыжее среди стволов деревьев через дорогу. «Самое время Пашке выпрыгнуть»,— отстраненно подумал Алёша, а глаза таращились, пытаясь понять, что же увидели. Никто ребенка не стал пугать. Если не считать, что прямо напротив входа на дачный участок на поваленном подгнившем дереве стояла тыква. С вырезанными глазами и ртом, зияющими темнотой.
Влетал в дом пацанёнок с истошным воплем, оглушительно хлопнув дверью и невольно врезавшись в пару стульев, с грохотом те уронив. Шум прервал мальчишеский крик, но нисколько не помог в том, чтобы унять бешено колотящееся сердце. Уж лучше бы его брату было выпрыгнуть откуда угодно, но не так его пугать. «И ведь додумался!» И только Алёша разгорелся праведным гневом и жаждой отомстить или, по крайней мере, покричать на Пашку, как остолбенел, разом бледнея. Ноги безжалостно подвели, затряслись, и мальчик бы хлопнулся на пятую точку, если бы не упал спиной на холодильник.
На него смотрела другая тыква. И в этот раз её глаза и пасть горели из-за свечи, зажженной внутри вычищенной пустоты.
– Эй! Хватит орать! – паренек пришёл в себя лишь тогда, когда старший брат стал орать ему в лицо, изо всех сил трясся за плечи. Алёша и не заметил, что все это время на одной ноте выл, теперь доказательством этому был разозленный Пашка и больно саднящее горло. – Ты чокнулся или чего? Если ты так решил прикольнуться – завязывай, ясно? Тебя даже сквозь наушники и выстрелы танков было слышно!
– Я, – всё в горле скребло сухостью, точно наждачную бумагу проглотил. Рука дрожит, как у припадочного, но мальчик упорно указывает пальцем в сторону овощного монстра. – Её здесь не было. Она не моя. Она сама здесь появилась!
Он даже не обвинил брата в этом, надеясь, что тот увидит, как его напугала эта шутка, и признается в содеянном. Но Пашка не спешил начинать издевательски смеяться и тыркать мелкого носом в то, как легко его было развести. Что это было проще простого. «Какой же ты ещё ребёнок»,— ожидал услышать Алёша, но ничего подобного не было произнесено.
– Я так и подумал, – хмыкнул старший, по-простому пожав плечами. – Слишком ровно вырезана она, у тебя слишком кривые руки для такого.
– Это ты её сделал? – не выдержал Алёша, устав ожидать признания в паршивой шутке. – Хватит, я испугался, скажи, что это ты, выкинем её и я, — выпалил на одном дыхании мальчишка, даже запыхавшись от такого. – Не знаю, просто пойду и поиграю в компьютере,— после таких «приключений» смотреть ужастики перехотелось однозначно.
Но Паша продолжал держать тайну, делать вид, что это не поставленное маленькое представление для брата. Вместо этого, старший молча оглянулся на горящий светильник Джека, повернутый глазами в их сторону.
– Стал бы я подобной х… чепухой заниматься, — они оба знали, какое слово должно было быть произнесено. Но сделают вид, что этого не было. Алёша и сам хотел назвать происходящее именно матным словом, настолько оно становилось несмешным и отвратительным. – Знаю, это, наверное, сосед наш,— нашёл ответ Паша. – Пойду, схожу к этому умнику, а то охренел лезть к нам, как к себе домой.
Хотелось бы мальчику, чтобы старший брат никуда не уходил. Он даже не стал стесняться своего страха и открыто просил остаться дома. Но старший уверенно заявил, что со всем разберется, что только он имеет право шутить над ним и никто больше. Пошёл доказывать, что он самый настоящий старший брат, что защищает младшего, даже если сам не прочь над ним подшучивать. Алёшке ничего не осталось, кроме как выкинуть проклятую тыкву. Капнув водой на горящий фитиль, не став совать руку в нутро овоща, мальчик потащил причину испорченного настроенияи дня на помойку поселка. Пусть уж валяется со своим «собратом» подальше от их дома. Ему не лень, он сходит.
Пацан кинул рыжую в мусорный контейнер, но не услышал заветного глухого стука. Ему бы наплевать на это и уйти, но он заглядывает внутрь. В этот раз Алёша не кричал, но бежал очень быстро, едва удержав руки от того, чтобы не закрыть двери на все замки. Дно мусорки было чисто от предыдущей поделки, но зато щедро усеяно тыквенными семечками, так что не стало видно ни облупившейся зеленой краски, ни той дряни, что намертво въелась в железо.
Но и дома ему не нашлось покоя. В глубине неосвещенного коридора, впритык к плинтусу стояла новая тыква. Новая, потому что ей улыбка была перевернутой. Если только овощи не научились отражать эмоции и не заимели подвижную мимику. И тень, которую овощ отбрасывал из-за свечи, доставала практически до потолка. Та выглядела совсем как зверь, готовый к прыжку. И добыча у охотника была только одна здесь.
Теперь он заперт. Дверь с размаху врезалась в металлический короб, казалось, даже ручка чуть вздрогнула от такой силы удара. Теперь его место здесь: между домом и улицей. Мальчик бродит по участку, избегая заднего двора и углов, с которого тот видно. Он отчаянно не желал видеть, открыта ли дверь, ведущая к лесу. Алёшка просто хотел, чтобы брат вернулся, потому что всё переставало быть нормальным. Быть безопасным. Вот и ходил мальчуган по пяточку земли, на котором обычно стоит машина родителей, да тёр плечи, тщетно пытаясь согреться. Холод наступающего ноября не жалел, а страх отбирал и те крупицы тепла, что до этого удавалось в себе сохранять. «Это просто тыква, глупо оставаться на улице просто из-за… неё»,— взгляд в сторону крыльца, взгляд в прикрытую дверь, а ноги не идут в тепло.
Когда Паша вернулся, его младший брат уже откровенно ревел, сидя на пеньке, когда-то используемом для колки дров, но сейчас просто стоящий, потому что всем лень его выкинуть. И Алёша был словно брошенный на улице котёнок, что забрался хоть на какую-нибудь высоту, надеясь, что так его писк будет слышен лучше. Успокоить его оказалось невозможным, под крышу затащить почти на грани того. Но здесь старший поднял младшего руками, закинув на плечо, чтобы дальше занести брыкающийся «мешок картошки», не смотря на всё его сопротивление.
Злой тыквы, о которой не прекращал вещать младший, в коридоре не оказалось. Соседская семья и вовсе была в отъезде. Ломать голову над тем, кто был таким отвратительным шутником, у Паши не было никакого желания. Ему надо было привести малого в чувства. Ведь вернуться родители и за истерику мелкого спросят с него. Он закутал Алёшу в стащенный с дивана на кухне плед, заставил пить горячий чай и попутно ворчал и ругался на всё подряд, проклиная впустую потраченный день, который мог бы просидеть за компьютером, по связи болтая с друзьями.
Подросток считал вяло текущие минуты, ожидая, когда родители вернуться и снимут с него ношу старшего брата, взяв перепуганного Алёшу на свои плечи. А он отдохнет хорошенько, забыв про проклятые тыквы, сведя Хэллоуин до праздничных ивентов в играх.
Никто так и не приехал. Ни в этот день. Ни после. Потом в дом вошла разве что тётка и то, чтобы навсегда забрать братьев к себе. Детям сказали, что машина их родителей пропала, как и они сами. Никто не стал упоминать, что автомобиль нашли в поле с открытыми дверями. И что кто-то умудрился додуматься извращенным умом на водительское и соседнее сидение посадить тыквы с вырезанными глазами и ртами. Толку то мальчикам от того, какие были детали в деле о пропаже двух взрослых на пути от торгового центра на окраине города в дачный посёлок. Тем более что Алёша стал бояться тыкв, иногда видя их в кошмарных снах. Было бы жестоко усугублять его страх.