I
События последних нескольких дней пошатнули мои представления о мире и оставили меня в унынии и смятении. И все же я убежден, что я должен осознать эти события, понять все эти ужасы, чтобы мой разум смог обрести покой — я хочу разобраться в том, что со мной случилось.
Я встретился с Джоном Р. исключительно по воле случая. Дело было весной, когда ранние крокусы смело сопротивлялись последним усилиям зимы. Я вел исследование для статьи, которую собирался опубликовать в одном не самом уважаемом издании. Именно это исследование и привело меня в небольшую горную деревушку.
Мое положение было не из приятных. В тот же вечер я должен был вернуться в Глазго и начать работу над статьей. Остановка в деревушке с одной-единственной улицей и гостиницей, которую, как видно, не ремонтировали со средних веков, не укладывалась в мои представления о комфорте. Особенно после пары недель постоянных скитаний, бесконечных интервью и нескольких бессонных ночей.
Из-за оседания земли автобус не смог продолжать свой путь и доставить меня до цели. После нескольких телефонных звонков я смог найти себе новое средство передвижения, но стало ясно, что раньше утра я никуда не попаду. Моим приютом стал трактир под названием Помещик Дангорта. Казалось, она вот-вот обрушится на меня всеми своими скрипучими половицами и такими же скрипучими клиентами.
Поговорив с владельцем трактира, высоким человеком пятидесяти лет, я получил небольшую комнату на втором этаже, в которой явно давно не спали и не убирались. И все же местные жители оказались очень милыми людьми, и после простого, но приятного ужина я уселся в баре возле камина и решил убить тоску несколькими пинтами пива и бутылкой вина. Передо мной танцевали языки пламени, и когда алкоголь оказал на меня свое действие, я даже обрадовался, что оказался в сельской местности. Какой бы унылой ни казалась деревня, при холодных ветрах и чернеющем небе, трактир был не лишен обаяния.
Я точно не знаю, сколько он там просидел. Тепло камина и несколько стаканов красного вина загипнотизировали, но вскоре стало очевидно, что ко мне присоединился другой постоялец. Он сидел в кресле и, как и я, смотрел на дрожащее пламя.
В нем было что-то странное. Внешне он казался достаточно молодым — ему, наверно, было лет тридцать, но в его фигуре чувствовалась слабость, нетипичная для человека его возраста. Его лицо блестело в свете камина, и его черты выдавали плохо скрываемую тревогу. Взгляд был рассредоточен, а в руках, которые он пытался согреть у горящих углей, было невозможно не заметить легкую дрожь.
— Что-нибудь не так? — услышал я, но не разобрал эти слова, пока их не повторили.
— Извините. Что-нибудь не так? — человек обращался ко мне, и я вздрогнул, осознав, что я смотрю на него уже несколько минут.
— Нет, вовсе нет, — ответил я. — Я принял вас за одного знакомого.
Человек повернулся ко мне, и по его лицу было видно, что он не поверил в мою явную ложь, но зла на меня не держал.
— Извините за грубость, — сказал он. — Просто мне надоело, что на меня тут все пялятся. — Заканчивая предложение, он повысил голос и окинул взглядом собравшихся в баре людей. Мне показалось, что им хотелось избежать его взора.
Мы болтали примерно час. Его звали Джон Р., и он был агентом по торговле недвижимостью из Лондона. Джон утверждал, что приехал оценить землю, которую собирался продать один местный фермер, но вскоре я заметил, что он не очень охотно говорит о своей работе. Джон поскорее сменил тему разговора, мы заговорили о моей работе, жизни, семье и прочем. Он словно хотел, чтобы наш разговор помог ему отвлечься от скрытой тревоги. Каждый раз, когда я пытался задать какой-нибудь вопрос о его жизни, мой новый знакомый или давал ответ в одно-два слова, или просто не замечал моих вопросов и тут же менял тему.
Со временем наша беседа выдохлась, как это часто бывает с разговорами с только одним участником. Секунду мы просидели в относительной тишине; были слышны только голоса посетителей бара и звон стаканов.
Бар заметно потускнел, свет исходил только от нескольких ламп на потолке и от огня в камине. Я повернулся к одному из окон, но не увидел ничего, кроме темноты. Потом из моего рта сами собой вырвались несколько слов: «Джон, почему на тебя все пялятся?»
Последовала долгая пауза. Я смотрел на него в ожидании ответа, его же взгляд устремился на пол, а на лице застыла тревога. Учитывая лаконичность моего собеседника, я не ожидал от него подробного ответа и продолжил пить вино. Но тут Джон ответил мне мрачным тоном: «Они все знают, но им не хватает смелости, чтобы этом говорить». Повернувшись к другим посетителям, он крикнул: «Они все боятся!»
Реакция хозяина и посетителей была необычайно тихой. Они, как будто, не обратили внимания на обвинения Джона, и только несколько робких движений или слов дали понять, что они вообще слышали его крик. Я не ожидал такой взрывной реакции, но в этом крике были отчаяние и гнев. Потом посмотрев на меня с выражением лица, которое я могу описать лишь как смесь страха и печали, он открыл рот, чтобы снова заговорить, но потом опять заколебался. Я подумал, что в глубине души этот человек хотел сбросить с плеч какой-то груз, который угнетал его душу.
Как и всякий писатель, я был рад возможности услышать интересную историю, которая могла бы стать основой будущей статьи или рассказа. Решив, что его нужно слегка подтолкнуть к откровению, я наклонился и прошептал: «В чем дело?» Я чувствовал, что сейчас меня посвятят в нечто важное, но его дрожь и тревожное поведение внушали мне страх перед тем, чем это нечто могло оказаться.
Пролетела еще одна секунда, и показалось, что весь бар накрыла тень ощутимого молчания. Потом Джон заговорил: «Если ты выпьешь со мной вина, я с радостью все тебе расскажу».
Ему не пришлось повторять дважды. Я встал из кресла и заказал вторую бутылку и стакан, чтобы угостить моего собеседника. Хозяин почему-то замешкался перед тем, как взять с полки стакан и бутылку и поставить их передо мной. Вернувшись на свое место, я знал, что теперь за мной все следят, и в этом внимании было что-то неуютное. Устремленные к нам взгляды из темноты были пропитаны страхом.
Я налил в стакан вина, и Джон выпил его в один жадный глоток — глоток человека, пытающегося залить то, что сжигало его изнутри. Налив ему еще стакан, я поставил бутылку между нами, ожидая, что он наконец расскажет свою историю.
Немного посмотрев на свой напиток, Джон поднял голову и сосредоточенно посмотрел на меня, слушая, как трещал огонь. Потом, словно чтобы изгнать груз из своей души, он начал рассказ.
II
Поначалу Джон собирался провести в деревне только несколько дней. Даже после целого дня езды из Лондона и вечера, принесшего оскал шотландской зимы, он собирался как можно скорее начать работу. Чем быстрее он ее закончит, тем быстрее вернется домой.
Джон работал в крупной фирме по продаже недвижимости, и его работа заключалась в том, чтобы помочь богатым клиентам найти землю для застройки. Человек, которого он представлял, хотел приобрести землю с видом на деревню, на которой собирался построить огромный летний дом для своей семьи. Такое место только что выставил на продажу один фермер, чьи дела пошатнулись из-за недавнего экономического кризиса. Джон должен был оценить землю и договориться о цене, основываясь на рекомендациях группы инспекторов, которые побывали там на прошлой неделе.
Сняв комнату в Помещике Дангорта, Джон поехал на ферму, находившуюся всего в нескольких милях от деревни. Вся территория состояла из огромных, размашистых полей, на которых росли деревья и паслись животные, нескольких кусков леса, а еще небольшой речушки и ручья. Переговоры прошли относительно быстро, фермеру — пожилому человеку по имени Дейл, надо было как можно скорее получить деньги, чтобы сохранить оставшуюся часть фермы, а покупатель радовался возможной покупке и также хотел побыстрее заключить сделку.
Несмотря на это, Джон следовал своему правилу – не заключать сделку, пока сам не осмотрит землю. За многие годы он приобрел репутацию человека, предлагавшего клиенту именно то, что ему нужно, без неприятных сюрпризов вроде оседания земли и прочих неожиданных трудностей. И хотя ему не сильно нравилась эта работа, Джон всегда замечал все, что впоследствии могло бы вызвать затруднение. И все же он надеялся вернуться в город уже на следующий день, поскорее закончив это дело.
Фермер, мистер Дейл, согласился подвезти его на тракторе. Джон чувствовал слабые угрызения совести, когда слушал рассказ старика об истории этого места, о том, как привязалась к нему его семья, и о том, как важно для него сохранить ферму. Но бизнес есть бизнес, и деньги, которые Дейл мог заработать, продав эти поля, могли помочь ему пережить финансовую бурю.
Вскоре приблизилась ночь, и Джон был рад, что эта тряская и неудобная поездка не заняла много времени. Дейл остановил трактор и указал на два смежных поля, которые он собирался продать. Следующие полчаса Джон хлюпал по грязи и траве, делая снимки тех мест, где его клиент запланировал свою постройку, при этом он сравнивал записи геодезистов со своими собственными наблюдениями. Дейл отказался идти вместе с ним и одиноко стоял на краю дороги.
Наконец Джон закончил осмотр, но тут его внимание привлек холм в нескольких милях от него; тот, что возвышался над всей территорией. Он казался необитаемым, в глаза бросались только несколько полосок леса и луга. Несмотря на расстояние, казалось, что холм возвышается над горизонтом, в нем было что-то особенное, необычное. Вернувшись к трактору, Джон указал на него, но Дейл отказался говорить на эту тему, отвечая на все вопросы ледяным молчанием. В работу Джона входил поиск земли, которая могла бы заинтересовать его клиента, и этот холм казался ему достойным внимания, особенно для богатого бизнесмена, влюбленного в шотландское нагорье.
За все короткое путешествие обратно на ферму Джон не мог удержаться, чтобы постоянно не оглядываться на холм. Он был убежден, что профессиональный инстинкт требует осмотреть его поближе. Не выдержав его напор, фермер Дейл прервал свое молчание и заговорил с явной неприязнью к этому необычному ландшафту. На вопрос о том, кому принадлежит холм, может быть, самому Дейлу, фермер ответил: «Это место никому не принадлежит, и никто туда не ходит». Больше он ничего не сказал, но когда Джон уже собрался уходить в гостиницу, фермер положил ему руку на плечо и посоветовал забыть про холм, сказав, что он слишком опасен, и что он надеется, что ему больше не придется о нем говорить. И хотя Дейл явно боялся говорить о холме, Джон понял, что на старика давит сильная грусть.
Хотя Джона заинтересовали предупреждения фермера, он не в первый раз сталкивался с подобными суевериями. Конечно, он никогда к ним не прислушивался, иначе потерял бы много хороших участков земли. Истории местных жителей были весьма занимательными, особенно те, что касались самых глухих уголков Британии. Ему приходилось слышать истории о заброшенных домах, на которых осталась печать каких-нибудь кровавых злодейств, или лесов, которые нельзя рубить из страха перед его обитателями. Однако с ним ни разу не произошло ничего исключительного. Ни один миф не подтвердился, и хотя Джону нравилось слушать рассказы о привидениях и странных существах, бродивших по болотам и селам, они нисколько не влияли на его работу. Эти истории были для него развлечением и не более.
Джон вернулся в гостиницу усталый и хотел поскорее лечь спать, надеясь на следующий день закончить дело. Но перед сном он решил выпить в баре. Хозяин гостиницы казался приятным человеком, который радовался каждому постояльцу, но после упоминания о холме его поведение резко изменилось. Как и Дейл, хозяин не желал давать подробной информации об этой части ландшафта и ограничился новым предупреждением, назвав холм «плохим местом».
Как только другие посетители услышали вопросы Джона, из темных уголков бара послышались шепоты и недовольные голоса. Никто не подошел к нему, но он знал об их недовольстве. Стоило ему в шутку спросить, не водятся ли на холме привидения, в ответ последовала только тишина. От этого молчания Джону захотелось поскорее покинуть бар. Он скорее допил свою выпивку и направился к лестнице, но на пути к нему подошла молодая женщина. Она коснулась его плеча и шепнула на ухо: «Пожалуйста, не ходите на холм. Оттуда не возвращаются».
Хозяин корчмы все слышал и немедленно пожурил девушку за одно упоминание о холме, потом повернулся спиной и сказал: «Спокойной ночи, сэр. Надеюсь, завтра вы закончите свое дело и немедленно вернетесь в Лондон».
Джону это показалось скорее предупреждением, чем пожеланием спокойной ночи.
* * *
На следующий день Джон встал рано и спустился на первый этаж, где его поприветствовал хозяин. Этот прежде общительный и разговорчивый человек вел сел себя на удивление тихо. Решив, что хозяин просто не выспался, Джон позавтракал и направился обратно на ферму, чтобы завершить покупку земли Дейла.
Когда он ехал по тихим деревенским дорогам, любуясь пейзажем, прекрасным даже в ненастную погоду, в его поле зрения оказалась ферма, а вместе с ней и холм. Ему показалось, что за день холм стал больше и, как будто, наклонился в сторону деревни, но Джон тут же выбросил эти мысли из головы, решив, что на него просто подействовали суеверия деревенских жителей. И все же в этом месте было что-то необычное.
Оставалось только решить пару формальностей, и Джон надеялся закончить их к полудню и через 7 или 8 часов вернуться обратно в Лондон. Дома на столе стояла 30-летняя бутылка мальтийского виски, которое он выпивал по окончании каждого важного дела. Затем Джон обычно выкуривал одну или две сигареты — это был единственный случай, когда он позволял себе курить, не желая поддаваться вредной привычке — на следующий же день он собирался взять выходной. Это было самое приятное для него время – небольшой перерыв между завершением дела и отправкой в очередной отдаленный уголок Британских островов.
Сидя в коттедже фермера Дейла, Джон наслаждался уютом и старомодной обстановкой, которая напоминала ему бабушкин дом. Многие облицовки сохранились со старых времен, и Джон был уверен, что дом повидал бесчисленные поколения. Сам Дейл был в более приятном расположении духа, чем вчера, он даже заварил гостю чай, пока Джон готовил последние документы.
Пока старик возился с чашками и чайником, Джон посмотрел в окно и заметил, что сам дом находился в нескольких милях от безымянного холма. Недолго думая, он сказал, что постояльцы гостиницы считают холм опасным.
Подав Джону чай, Дейл сел за противоположный конец стола и задумчиво посмотрел на свою чашку. Снова последовала тишина, подобная той, что был прошлым вечером, и несмотря на комфортное окружение, Джону вновь стало неуютно. Потом это молчание стало ему надоедать. Почему он не может просто спросить у людей, почему они так боятся этого холма? Это всего лишь суеверие, и пугаться таких банальных историй в наш век просто глупо.
Немного подумав, Джон наконец-то прервал молчание: «Мистер Дейл, я не хочу показаться грубым, но с самого моего прибытия в деревню, я замечаю, что люди странно относятся к этому холму. Они относятся ко мне так, будто, спрашивая о холме, я совершаю какое-то преступление».
— Возможно, так оно и есть, - ответил фермер. — Возможно, ты зря заговорил о нем, сынок.
— При всем уважении, я лишь хотел узнать, кому принадлежит этот холм. Я думал, что это очень перспективное место.
— Перспективное место, — повторил мистер Дейл. — Единственное, что можно сделать с этим местом, это засыпать его солью.
— Это всего лишь холм.
— Всего лишь холм, — старый фермер прервался на секунду, посмотрев через окно на неприятный объект их разговора.
— Мистер Дейл, — сказал Джон, на этот раз помягче. — Я был во многих живописных местах Великобритании. Я знаю, что у некоторых мест есть свои истории, они пользуются дурной славой или просто кажутся немного страшными. Но я всякий раз убеждался, что все это не более, чем суеверия. Я даже могу это доказать.
— Что доказать? — с внезапной опаской спросил мистер Дейл.
— Перед отъездом в Лондон я собираюсь немного прогуляться. Наверно, я туда загляну.
Фермер резко встал на ноги, теперь он казался скорее взволнованным, чем рассерженным. У него задрожала верхняя губа, и он производил впечатление человека, которому не терпится излить внутреннюю тревогу.
— Не надо туда ходить, — воскликнул он.
— Простите, мистер Дейл. Я не хотел вас обидеть, — мысли Дейла вернулись к делу, а поскольку документы еще не были подписаны, он не хотел, чтобы сделка сорвалась из-за его любопытства. Что он тогда скажет своему клиенту?
Старик опустился в свое кресло, его глаза потускнели, словно он проиграл битву с ужасными воспоминаниями.
— Из-за этого места я потерял своего сына, — сказал он.
— Боже мой, мне очень жаль, мистер Дейл. Прошу вас, простите меня и давайте забудем об этом.
— Нет, вы не виноваты, — старик печально улыбнулся. — Никто не говорит о моем мальчике. Мне это запрещено. Люди думают, что одни разговоры о нем и о других принесут нашей деревне еще больше несчастий.
После короткой паузы он поник головой и сказал: «Он был хорошим мальчиком. Как тяжело потерять ребенка. Боже мой...»
Прикрыв руками лицо, он принялся неудержимо плакать. Джон не знал, что сказать. Он только произнес: «Простите. Могу я... Могу я что-нибудь для вас сделать?»
Вытирая слезы, Дейл облокотился на спинку кресла. После нескольких глубоких вздохов он собрался с духом, а потом заговорил дрожащим голосом: «Никто не знает, когда это началось, и никто не знает, почему».
— Что началось? — спросил Джон, любопытство которого преодолело сочувствие.
— Я вырос в деревне, и даже когда я был ребенком, этого никто не знал. Люди рассказывали байки о раздоре между двумя могущественными семьями, который начался несколько веков назад, — Дейл наклонился, теребя седую щетину на подбородке, и продолжил. — Но никто не знал их имена, по крайней мере, никто не хотел говорить о холме. Бумаги на эту землю, наверно, лежат в сейфе какого-нибудь адвоката, а хозяин живет где-то далеко и не знает, какую цену мы все заплатили.
— А есть какие-нибудь записи о владельцах?
— Я уверен, что они есть, но никто из наших не хочет об этом знать. Раз в несколько лет находится человек, который вопреки предупреждениям идет в это место. Обычно это делают детишки, знаете, на спор. Но никто оттуда не возвращается, — Дейл заерзал в своем кресле, и его глаза снова наполнились слезами. — Мой мальчик... Он не послушался. Как и другие, он ушел и не вернулся.
— Вы, конечно же, искали его? — спросил Джон с неверием в голосе.
— Да, искал. Я хотел подняться наверх, но моя жена и другие дети были убиты горем. Они остановили меня у подножия холма. Они знали, что он заберет и меня.
— Значит, ваш родной сын мог быть там, раненый, умирающий, и вы не пошли искать его из-за дурацкого суеверия? — Мысль о том, что мифы и ложь могли привести к гибели ребенка, разозлила Джона, и все же, как только он произнес эти слова, ему стало стыдно.
Вдруг Дейл вскочил на ноги, схватил своего теперь уже нежеланного гостя за воротник и прижал к старой печи.
— Как ты смеешь так со мной разговаривать! — закричал Дейл, и его голос потряс Джона до глубины души. Для старика, фермер был силен как бык.
На мгновение Джон подумал, что фермер ударит его, но в следующую секунду Дейл отпустил его и повернулся к нему спиной. «Если бы у вас были жена и трое детей, вы бы тоже подумали дважды, прежде чем туда идти. К тому же ребята из деревни ни за что бы меня не пустили. Не потому что они так переживают за меня, а потому что они живут в постоянном страхе перед этим местом, перед тем, что там творится. Что оно может спуститься и нанести нам визит».
Усевшись в кресло, старый фермер поставил свою подпись на оставшихся документах, а потом попросил Джона поскорее уйти, что тот и сделал, еще раз предложив извинения. У двери они попрощались, и Дейл добавил: «Есть старая поговорка: Не буди лихо, пока оно тихо. Надеюсь, вы к ней прислушаетесь».
* * *
Хотя Джон был потрясен резкой реакцией фермера на его вопросы, он хотел посетить холм. Зная, что деревенские жители попытаются его переубедить, риэлтор решил сделать это сразу после визита на ферму. По пути он подумал, что, возможно, тем самым совершает доброе дело. Он мог развеять страх перед этим местом, но в первую очередь им двигало упрямство. Джон хотел доказать свою правоту, и если заодно ему удастся доказать, что это место годится для застройки, это будет даже лучше.
Добраться туда было труднее, чем он ожидал. К подножию холма вела деревенская дорожка, но ее перекрыли жители деревни. На обоих концах дороги лежали груды бетонных плит, красных кирпичей, старых деревянных столбов и прочих материалов. Проехать на машине было невозможно, а пройти пешком — достаточно трудно.
Увидев, какие старания приложили местные жители, чтобы закрыть доступ на холм, Джон еще больше захотел достичь его вершины, а потом вернуться в деревню и доказать всем, насколько они глупы. Он вышел из машины у одного из перекрытий и осторожно, стараясь ни обо что не порезаться, перелез через кучу хлама и пошел вперед по дороге. В какой-то момент Джон подумал, что увидит на холме останки его предыдущего посетителя. От таких мыслей он даже усомнился в своих намерениях.
Дорога была достаточно широкой, чтобы по ней могла проехать машина, но её бросили на произвол сил природы, и ее поверхность покрылась ямами и отложениями грязи. Когда холм оказался в его поле зрения, Джон с удивлением обнаружил, что он был намного больше, чем ему казалось раньше. Глядя на него на расстоянии, можно было подумать, что подъем на его вершину будет короткой прогулкой. Но, подойдя поближе, Джон понял, что на это у него уйдет примерно два часа, и то если он найдет тропинку, по которой будет удобно подняться. Джон посмотрел на часы, был ранний вечер, но он был убежден, что успеет засветло подняться на гребень холма, а потом вернуться к своей машине.
Только тогда он стал замечать более причудливые черты этого странного места. Холм стоял совершенно один, как будто его намеренно изолировали от самой земли. Вблизи его склон оказался более кривым, чем на расстоянии — он асимметрично склонялся в одну сторону, и его поверхность была покрыта единичными островками деревьев и зарослями дикой травы. Скопление желтой травы охватили — или, скорее, душили зеленые побеги более успешных видов. Самые удивительным открытием оказалась искусственная тропинка, которая вела прямо к вершине. Ее почему-то пощадило нашествие длинной и жилистой травы, которая поглотила все остальное. Джон успел уже подумать, что он стал жертвой какого-то розыгрыша, поскольку тропинка неплохо сохранилась и, судя по всему, часто использовалась. Но потом ему в голову пришла более мрачная мысль: сам холм склонялся, заманивая гостей, зазывая их навстречу неизвестной участи. Джон тут же отбросил эту мысль и продолжил свой путь.
Старые ворота преградили ему путь. Они были сделаны из дерева и, очевидно, стали жертвой шотландской погоды, потому как их поверхность изъели мох и плесень. Они со скрипом открылись, и Джон переступил через порог. По его спине побежала дрожь, и он почувствовал легкую тошноту. Кто-нибудь суеверный сказал бы, что это плохое место, что сам воздух казался нечистым, но Джон не поддался этим мыслям. Скорее всего, он просто что-то не то съел, и холм был тут совершенно ни при чем.
Джон старался идти как можно быстрее. Его нисколько не обольщала мысль о том, что ему придется спускаться в полной темноте, и когда небо начало тускнеть, он ускорил шаг, надеясь, что скоро ему откроется вид с самой вершины.
Наклон холма немного увеличился, а вместе с ним и беспорядочность его поверхности. Заросли травы поглотили все, кроме тропинки, и только иногда он натыкался на единичные горстки деревьев. Джон начал понимать, почему местные жители так боялись этого места; заросли мертвой травы и плюща, окружавшие каждый пенек, указывали на что-то зловещее. Некоторые деревья упали под каким-то необычным углом, как будто их притянуло к земле пальцами травы, охватившей древесину, как настоящее чудовище. И хотя эта мысль казалась нелепой, в наклоне холма было что-то неестественное, и Джон все сильнее чувствовал, как холод ползет у него по коже. Ему приходилось бывать в походах, и его работа часто требовала покорять дикие места, но это было совсем другое дело. Казалось, что на температуру влияла не погода, а земля, и становилось все труднее не замечать угнетающую атмосферу холма.
Остановившись на секунду, Джон потер замерзшие руки и окинул взглядом проделанный им путь. Молодой человек удивился, что забрался так далеко. Он шел не больше двадцати минут, но оглядываясь назад, можно было подумать, что он прошел половину склона. Как такое возможно? Каждая новая попытка оценить размер холма разрушала прежние выводы. Холм словно менял размер. Джон засмеялся над собой, решив, что причиной всему была его впечатлительность. И все же тишина пугала его. Ни птиц, ни шороха зайцев в кустах, ни лис, ни даже насекомых — весь склон холма и впрямь казался мертвым. Нет, не мертв, подумал он, в тисках самой смерти. Это была зима, и ни к чему удивляться бесплодности природы, и все же эта тишина вызывала беспокойство.
Потом Джон заметил еще одно необычное явление. Несоответствие. Что-то противоречило его собственной памяти. Тропинка позади него изменилась. Поднимаясь вверх, Джон удивлялся, насколько заросшей была поверхность холма по сравнению с его дорогой. Это и навело его на мысль, что ее, возможно, часто использовали. Но теперь и она оказалась в объятьях природы, может быть, и не полностью, но явно в большей степени, чем раньше. Трава нахлынула на нее, указывая на гораздо большую запущенность этого места, чем он замечал раньше — и в то же время тропинка впереди него была чиста.
Мир внизу холма теперь казался далеким и даже искусственным. Цвета потеряли яркость, лужайки — оживленность, и даже с неба на землю струилось то, что Джон назвал «фальшивым светом».
Джон старался не обращать внимания на эти ощущения, но тут вернулась тошнота, которую он почувствовал, когда впервые ступил на подножие холма. Холод, охвативший его конечности, нарастал и проникал внутрь, обжигая его до кости. Джон изо всех сил старался достичь вершины, но он не был дураком. Он знал, что не обходится и месяца без новостей о каком-нибудь неопытном туристе, пропавшем без вести на отдаленной горе. И хотя холму было далеко до этих гор, Джон был готов признать свое поражение. От этого места исходила какая-то угроза, и его физическое состояние было достаточным поводом для отступления.
И хотя он так и не достиг вершины, Джон решил, что того, что он смог вернуться в деревню, побывав на склоне холма, будет достаточно, чтобы поставить под сомнение местные суеверия. Возможно, он вернется сюда летом и закончит начатое. В любом случае Джон считал свое решение отсрочкой, а не поражением, потому как у него не было ни малейшего желания признавать правоту местных жителей.
Конечно, ему были нужны доказательства своего приключения на холме. Достав из кармана телефон с камерой, при помощи которого он документировал свою работу, Джон задрожал, снова почувствовав холод. Ему вновь захотелось оказаться у камина в гостинице. Сделав несколько щелчков, он сфотографировал холм, а потом снял в шутку самого себя на фоне зарослей травы и деревьев.
Когда Джон просмотрел фотографии, его сердце ушло в пятки. На первых снимках не было ничего необычного, но на последнем он увидел, что позади него, за кустами, стояло нечто, напоминавшее здание. Джону тут же захотелось бежать, но потом его заинтересовала сама идея здания, скрытого от внешнего мира барьером из листьев, веток и легенд.
Сделав глубокий вдох, он тихо зашагал по витой траве, раздвигая ветви огромного склонившегося к земле дерева. Здесь, на склоне холма, вызывавшего у местных жителей такой страх, стояла старая церковь. В небо устремлялся небольшой шпиль; окна были разбиты или покрыты пятнами. Это построенное из серого камня здание явно видало лучшие дни.
При виде церкви сердце Джона громко забилось. Может быть, из-за нее холм окружало столько мифов и суеверий. Старая заброшенная церковь была плодотворной почвой для различных страшных историй. При этом Джон не забывал об осторожности. Пробираясь сквозь слой травы, листьев и плюща, он не мог не прислушиваться к своим нервам. По лицу струился пот, а сердце гнало кровь в неровном, тревожном ритме.
Его первой мыслью было покинуть холм, но подойдя к двери церкви, Джон понял, что жители деревни скорее примут рациональное объяснение своим страхам, если узнают, что он побывал внутри. Если они не увидят церковь изнутри, они и дальше будут сочинять о ней небылицы.
Дверь была сделана из темно-коричневого дубового дерева, украшенного полосками из металла, но, к сожалению, она оказалась заперта. Джон несколько раз толкнул ее руками, и, к его удивлению, дверь издала стон бесчисленных лет и немного приоткрылась, создав проход, через который вполне можно было пройти. Заглянув внутрь, Джон увидел, что пол церкви усыпан обвалившейся с крыши кладкой. У входа лежала огромная груда камней, запиравших своим весом старую дубовую дверь. И хотя Джону удалось немного их сдвинуть, тяжесть камней не позволила ему полностью открыть дверь.
Наружу вырвался холодный затхлый воздух. На секунду Джон задумался, как лучше поступить. Старое здание, которое гнило десятилетиями, а то и веками, могло и действительно быть опасным, но внутри него все еще горело желание доказать, что нет никаких призраков и вурдалаков, только фрагменты забытой истории.
Достав телефон, он просунул руку в щель и сделал несколько снимков. Свет вспышки озарил все помещение, показав, что оно было завалено обломками крыши, но в глубине здания находилось нечто, напоминавшее алтарь. Джону показалось, что он был сделан из камня. На стене он увидел какие-то надписи, но с такого расстояния не смог ничего разобрать. Чтобы прочитать эту надпись, надо было войти внутрь. Джон понимал, что на него свалятся новые обломки, но любопытство было сильнее и страха, и тошноты.
Оценив риски, Джон решил вести себя как можно тише, чтобы избежать возможного обвала. Сделав глубокий вдох, он протиснулся сквозь проход и вошел в темноту. В свете телефона он смог лучше осмотреть обстановку. Воздух здесь был значительно холоднее, и каждый вдох обжигал горло. Внутри церковь больше походила на склеп, чем на место поклонения.
Шагая как можно осторожнее, Джон постоянно смотрел на крышу, опасаясь, что слишком громкий звук обрушит ему на голову кусок кладки. Степень разрушения стала более заметной благодаря лучам света, проникавшим во тьму сквозь напоминавшие раны отверстия в крыше. Однако помещение оставалось удивительно тусклым. Джону это показалось странным, потому что он был уверен, что в часовне должно было стать намного светлее. Казалось, что весь свет поглотили темные углы здания, но Джон тут же отбросил эту мысль, чтобы не портить себе нервы — такие мрачные места порой затмевают даже самые рациональные умы.
Перебравшись через две крупные кучи обломков, он наконец-то оказался у задней стены церкви. Здесь стоял алтарь, вырезанный из камня и сглаженный аккуратными и заботливыми руками. Было легко представить себе, как грозно выглядел средневековый священник, когда стоял в этом темном помещении и с пеной у рта вещал о дьявольских силах, грозивших душам смертных.
Радость и восторг заполнили сердце Джона — он стоял рядом с предметом, обладавшим такой древней историей. Джон подумал, что этот алтарь мог быть найден на холме и быть рожденным процессами старее самого человечества. Но радость открытия погасила эти мысли. Он так увлекся этим предметом, что чуть не упустил из виду дверь справа от алтаря, за которой была видна лестница, ведшая в хранилище или склеп. Содрогнувшись от мысли о том, что могло быть внизу, Джон понял, что даже при для такого скептика как он, о спуске по этой лестнице не могло быть и речи. Суеверия суевериями, но спускаться в подвал потрепанного временем здания — не самая разумная мысль.
Направив свет телефона на пол церкви, он окинул взглядом ступени, на которых стоял алтарь. В них было что-то неестественное. Джона снова посетило беспокойство, когда он представил себе ярого служителя церкви, выкрикивавшего древние притчи перед запуганной и дрожащей паствой.
Поднимаясь на возвышение, чтобы изучить таинственную надпись, Джон споткнулся об обломок камня, лежавший на последней ступени. Он упал и ударился плечом об острый край каменного алтаря. Звук его падения пронесся по всему зданию от пола до крыши. На секунду ему показалось, что он услышал какой-то слабый звук. С потолка тут же упал и разбился об пол небольшой осколок кладки. Джон почувствовал облегчение. Он был рад, что обломок не был более значительного размера, а еще тому, что он свалился у порога, а не ему на голову. Тем не менее, Джон был уже не так уверен в своей безопасности.
Он стоял на возвышении держась за ушибленное плечо и нервно поглядывая на крышу. Если не считать ветер, дувший сквозь отверстия в крыше, в церкви была полная тишина. Джон решил переждать несколько минут, опасаясь, что в следующий раз на него обвалится весь потолок. Затем осторожно, еще осторожнее, чем раньше, он повернулся, чтобы рассмотреть алтарь поближе. Помимо религиозных символов на его сторонах были вырезаны неизвестные кривые знаки. Было нетрудно представить причастие, во время которого каждый из членов паствы подходил к строгому священнику, в чьих речах было больше гнева, чем любви.
Джон охотно признавал, что у него не самое богатое воображение, но в этом забытом месте он удивился яркости своих впечатлений. Он практически видел тех, кто приходил сюда помолиться — бледные лица, прятавшиеся от зимнего холода, тела, истощенные неурожаем, и страх чего-то необычного, царивший над каждой их мыслью. Да, церковь была такой ветхой, что воображению было легко поселить в ней призраков далекого прошлого. Джон, конечно, не мог знать, насколько верными окажутся его предположения.
Уклоняясь от этих причудливых мыслей и смеясь над собой, Джон наконец-то обратил взор на надписи на стене. Протянув руку, он провел пальцами по углублениям, оставленным долотом автора надписей. Было очевидно, что тот, кто оставил это послание – делал это в спешке, как будто стремился провести в церкви как можно меньше времени. Джон отошел назад и осветил надпись светом своего телефона.
«Те, кто жили в Дангорте, взяли этот холм в 1472. В 1481 мы вернули его в надежде, что те, кого мы потревожили, простят нам наши прегрешения».
Джон некоторое время простоял на месте, думая о смысле этих слов, как будто они посеяли в нем легкое беспокойство. Или этот регион был предметом борьбы различных кланов, или его древние обитатели разделяли суеверия своих нынешних потомков.
Он не сразу услышал шум. Только после того, как он повторился с невнятным ритмом, Джон сумел узнать его природу. Не отрывая взгляда от надписи, он медленно повернулся, и снова ощутил тот же холод, который посетил его на улице. Все тело задрожало от резкой перемены температуры, а дыхание стало видимым в виде пара у его лица. От звука шагов на каменном полу по спине вновь поползли мурашки. Но кто мог прийти в такой место? Это явно были не жители деревни, они слишком сильно боялись холма, чтобы решиться его посетить.
Шаги приближались, и Джон утратил прежнюю уверенность. Шум становился громче, и теперь было ясно, что надо было скорее бежать к двери. Джон медленно повернулся к тому, кто вошел в церковь. На секунду он подумал, что увидит лица прихожан из своих фантазий, но церковь была пуста. Здесь никого не было, и все же он слышал шаги, напоминавшие шуршание наждачной бумаги.
Джон застыл в ужасе, когда заметил боковым зрением чье-то движение. Он резко повернулся и увидел темную фигуру, которая с каждым шагом приближалась к нему. Страх заполнил его жилы настолько, что здравый разум уступил место чистому инстинкту. Джон бросился бежать, спрыгнув с возвышения и оставив позади и надпись, и алтарь. Шум от его прыжка потревожил неустойчивый потолок, и несколько обломков рухнули на пол. Один из них пролетел всего в нескольких дюймах от его головы.
Выход был уже близок, и в голове Джона крутились горячечные мысли. На секунду ему показалось, что он окружен напуганной паствой, трепещущей от страха перед тем, кто вошел в часовню.
Джон уже начинал карабкаться через груду хлама, отделявшую его от двери, как вдруг любопытство успокоило его нервы. Страх настаивал, чтобы он бежал прочь, но желание все узнать было неумолимым: он должен был посмотреть. Сделав глубокий вдох, Джон повернулся в сторону алтаря и медленно направил свет телефона в сторону старых ступенек. Воздух стал заметно холоднее. Темнота затмила поле зрения, но он мог ясно разобрать стоявшую в проходе высокую фигуру, походившую на карикатуру на человека. Джон обменялся взглядами с этим существом. Потом изо рта фигуры вырвался поток слов на давно забытом языке. Джон не смог разобрать смысла сказанного, но он ясно ощутил презрение существа.
Фигура в дверном проеме приближалась, и Джон закричал от ужаса, карабкаясь на кучу хлама в надежде скорее выбраться наружу. Его нисколько не заботило, что звуки его движений разносились по всей часовне, и еще несколько обломков кладки рухнули на пол. Только достигнув вершины кучи, он в последний момент посмотрел вверх, и увидел, что на него обрушился камень размером в человеческий рост. В ужасе Джон бросился на другую сторону кучи. Падая на пол, он почувствовал острую боль в правом боку. Поднимаясь на ноги, он посмотрел вниз и содрогнулся от ужаса. Огромный кусок дерева вонзился ему в правый бок. Джон инстинктивно выдернул его, и из раны потекла кровь.
Джон издал громкий крик и тут же обернулся на шум позади него. Боль в боку была невыносимой, но еще хуже оказалось то, что он увидел. Мрачная фигура ползла к нему на животе. Она двигалась с необычайной скоростью, преодолевая груды хлама и приближаясь прямо к нему. Остатки савана, которые покрывали почерневшее тело с легкостью скользили по неровной поверхности.
Джон был парализован страхом. Но потом здравый разум взял верх, дверь была совсем рядом. Хромая, он вышел в нее, протолкнув свое раненое тело сквозь проход. Дверь давила на рану в боку, причиняя сильную боль. После последнего толчка Джон закричал и упал на землю. Смотревшая ему вслед фигура в часовне ухмылялась и вытягивала руку через узкий проход.
Джон не стал задерживаться, чтобы осмотреть это существо. Он вскочил на ноги; рука которой он держался за рану, была покрыта кровью. Покидая это место, он был уверен, что слышал голоса, доносившиеся из часовни – крики и протесты давно умерших священников и паствы, крики, в которых слышались усмешка, недовольство и презрение.
В спешке Джон потерял направление. Объятый паникой, он хромал так быстро, как только мог, но сам не заметил, как оказался в лабиринте опрокинутых и разрушенных надгробий.
Его уже не волновало, где он находится, главное, что церковь и ее обитатель остались позади. Он перехватил дыхание и начал осматривать старое кладбище; некоторые из надгробий были большими и возвышались над другими, маленькими и разбитыми. Но потом, все перед глазами закружилось, и когда Джон попытался снова перевести дыхание, камни приняли зловещую и угрожающую форму. Они возвышались над ним, закрывая свет и, казалось, смотрели прямо на него. Это было уже не кладбище, а кольцо камней размером в несколько футов. Они пережили немало древних и забытых бурь еще до того, как был заложен первый камень этой разрушенной церкви.
У Джона почему-то возникло желание приблизиться к одному из них, и он протянул руку к его покрытой мхом поверхности. Сцены из тайного прошлого заполнили его разум, и он упал на землю. Глаза словно затмило облаками, а под ногами закружилась. Сколько Джон не пытался бороться с тошнотой, не прошло и секунды, как он оказался на земле, истекая кровью из своей раны. Лежа на спине, Джон смотрел в небо. Все казалось каким-то расплывчатым, словно его отрезало от внешнего мира, и он смотрел на него сквозь искаженную линзу. Свет неестественно изогнулся, и картина перед глазами стало совсем неразборчивой. Джон потерял сознание.
Джон очнулся в полной тишине. Клочья летевшей по ветру травы коснулись его щек. Небо было черным, и поблизости не было слышно ни звука. Джон не знал, как долго он пролежал без сознания, но судя по звездам на небе, прошло по меньшей мере несколько часов. Тошнота осталась, хотя и немного ослабла, а из раны в боку все так же текла кровь. Вставая на ноги, Джон понял, что его тело до сих пор оставалось под влиянием обитавшей на холме силы. Мир перед глазами по-прежнему казался расплывчатым и неразборчивым, но, закрыв на секунду глаза, он к этому привык. По крайней мере, настолько, чтобы суметь найти путь к бегству.
Удача была на его стороне — в небе светила луна, пусть только в виде полумесяца. Ему хватило света, чтобы разглядеть странный мир, который его окружал. Джон точно не знал, остался ли он в том же месте, где потерял сознание, потому как древних камней, которые он так ясно запомнил, нигде не было. Джон стоял, прикрывая рукой кровоточащую рану, когда, наконец, осознал страшную правду. Ему было трудно передать мне словами, что это было, и он просто сказал, что законы природы перевернулись с ног на голову. Все это было непонятно, секунду-другую он не знал, кто он, как он туда попал, и какая ужасная сила вызвала в нем эту болезнь. Джон попытался вызвать в памяти свои знания о холме и о церкви, но его мысли были бессвязными и нечеткими. Однако несмотря на болезнь, в голове осталась одна константа: инстинкт самосохранения умолял его немедленно покинуть это место. Но он был в таком состоянии, что не мог понять, какой путь вел вниз, а какой вверх — навстречу обитателю вершины холма.
Воздух наполнил отвратительный запах. Джон не знал, была ли это его собственная рвота или болезнь как-то сказалась на его обонянии, но в этом смраде была примесь какого-то другого запаха. Запаха сырости с примесью паленой шерсти. Запах стал таким сильным, что начал жечь глаза, еще больше усиливая дезориентацию. И хотя у него на глазах были слезы, а мир как будто сошел с ума, Джон ясно чувствовал чье-то присутствие. Сырой запах становился сильнее, и он закашлял. К нему что-то приближалось, и хотя Джон не верил в телепатию, он знал, что оно было переполнено злобой и ненавистью к непрошенному гостю.
Ужас придал ему силы, и Джон тихо заковылял мимо темных деревьев и сквозь заросли дикой травы. Он качался на ходу и пытался нащупать дорогу. Боль в боку росла, и он не мог не думать о тех, кто погиб на холме, тех, кого так и не нашли их родные. На секунду Джон подумал, что снова упадет. Мало того, что боль стала еще сильнее, теперь ее сопровождали звуки чьих-то шагов на мертвой траве. Он стал так плохо видеть, что не мог разобрать, какой путь вел вперед, а какой назад, и в редкие моменты ясности его бросало в дрожь от мысли, что он шел обратно к церкви или к камням – или надгробьям – чем бы они ни были. Джон заблудился, и теперь к нему приближался отвратительный обитатель холма.
Тише.
Его могла защитить тишина, но не темнота. Зло, столь же древнее, как и сама земля, преследовало человека, который еще недавно смеялся над мифами и суевериями. Воздух становился гуще, а слабый свет луны погас, как будто ее безвозвратно втянуло в землю. И все. Шум веток и травы прекратился, его сменила невыносимая тишина. На грани нервного срыва, Джон почувствовал, как его покидают остатки надежды на спасение. Оно было близко – в воздухе ощущалось его дыхание, мерзкое, зловонное, как будто оно принадлежало какому-то древнему существу, которое только сейчас дало волю желанию нести боль и разрушение. Потом послышался шорох. Под его шагами хрустели мертвые листья и рвались казавшиеся неприступными заросли дикой травы. В голове у Джона была только одна мысль: спрятаться. Он затаил дыхание и лег в заросли травы, стараясь не издавать ни звука.
Неизвестная сила приближалась к Джону, и ему даже показалось, что он видел бродивший в темноте призрачный силуэт. Он ходил кругами, то приближаясь, то отступая, как будто дотошно изучал территорию. Наконец звук тяжелых шагов отдалился, а затем и вовсе затих. Джон вздохнул с облегчением.
Затем к его лицу прикоснулась рука.
Сработал инстинкт самосохранения, и с криком ужаса Джон перекатился на бок. Его пронзила дикая боль – он надавил всем весом своего тела на рану. То, что стояло над ним, издало низкий стон, и, не зная, куда идти, Джон вскочил на ноги и побежал в первом попавшемся направлении, в надежде, что оно уведет его от этого безумия. От этого кошмара.
Мимо пролетали кусты и деревья. Все вокруг окутал запах рвоты и паленых волос, и Джон с трудом сдерживал тошноту. По крайней мере, теперь он знал, где он и куда бежит — в последнее место, которое он хотел увидеть. Перед ним предстала та самая церковь. Что-то зашевелилось в кустах позади Джона, еще секунда, и оно набросится на него. Зато теперь он знал, куда бежать — к тропе, по которой он поднялся на холм. Но теперь это место казалось незнакомым и неестественным. Сам его облик словно изогнулся по воле неизвестного злонамеренного ума. Джон должен был продолжать бежать, чтобы уйти от своего преследователя. Тропа должна была быть где-то здесь!
Наконец он прорвался сквозь полосу кустов и деревьев на просеку. Но увиденное им нанесло ему страшный удар. Джон снова оказался перед церковью, только теперь она выглядела иначе. Ночью здание приняло намного более зловещую и странную форму, нежели при свете дня. На секунду ему показалось, что она была построена не из камня, а из земли и деревьев, извивавшихся в сторону небес, давно отвергших это проклятое место.
Шорох листьев снова приблизился к нему, и Джон споткнулся, ловя ртом воздух. С каждым шагом боль становилась все сильнее. Миновав вход в церковь, Джон изо всех сил бежал, хромая и шатаясь на ходу, он попал в густую сеть ежевики и колючих кустарников. Одежда цеплялась за колючие ветки, бившие его по лицу. Бежать было бесполезно. Джон оглянулся через плечо; кто-то явно прорывался сквозь ветки всего в нескольких футах от него.
У Джона застыла кровь в жилах, когда он понял, что его преследователь стоит прямо над ним. Издав крик боли и страха, он увидел, что тварь остановилась на секунду, наблюдая за его тщетными усилиями. Джон собрался с силами и в надежде на спасение бросился в лежавшую перед ним чащу. Фигура позади него издала не то смех, не то вздох удовлетворения. Оно двигалось с огромной скоростью, с удивительной легкостью пробираясь сквозь паутину колючих веток.
С криком боли Джон наконец-то вырвался из объятий колючего куста, но отчаяние не покинуло его. Церковь по-прежнему стояла перед ним, словно издеваясь над самой природой. Джон старался бежать как можно скорее, но к тому времени у него почти не осталось сил. Тут распахнулись небеса, и на церковь и окружающую ее землю полились потоки дождя.
Обессиленный, Джон упал на колени. Подобно загнанному зверю, он признал поражение. И тут пришло спасение. Издалека засветил свет. Это был тот свет, чьи лучи пробиваются даже сквозь самую непроходимую чащу. Свет надежды. Свет, пришедший из-за пределов этого ужасного холма. Шаги преследователя приближались, но последний прилив энергии вырвал Джона из отчаяния. Вид света и жизни возродил почти угасшую в нем надежду, и он встал на ноги. Лил дождь, и Джон промок до костей, но теперь это не имело значения. Имел значение только свет и спасение, которое он предвещал. Хромая из последних сил, Джон шел навстречу свету, пробиваясь сквозь заросли колючек. Он не обращал внимания на царапины и удары веток — страх был сильнее боли.
И все же ему удалось продвинуться вперед, а свет стал светить ярче. Теперь стало очевидно, что Джон шел вниз по склону холма, и, хотя он постоянно спотыкался, с каждым падением его скорость только росла. Вспышки чужих воспоминаний вторглись в его разум, заполняя его мыслями, полными гнева и ненависти. Перед глазами предстали образы церкви, в которой размахивал руками священник, и склоняла голову паства.
Он снова поддался замешательству, и снова воздух заполнил запах паленых волос. Хотя шаги преследователя и казались неуклюжими, он явно увеличил скорость. Панический страх подгонял Джона вперед, из его раны без остановки текла кровь. Казалось, что свет, обещавший ему спасение, был уже близок, но тут он поскользнулся на мокрой траве и немедленно свалился на землю. Боль, усталость и отчаяние взяли верх, и он остановился отдохнуть у верхушки огромного поваленного дерева.
Звуки шагов приблизились, и Джон подумал, что и он, и дерево, на котором он лежал, стали жертвой обитавшего на холме жестокого и таинственного зла.
— Давай, сынок. Вставай! Вставай! — раздался в темноте голос, едва различимый среди топота шагов и шелеста травы.
Казалось, мир сошел с ума, но стоило Джону услышал голос, ясность вернулась, и он понял, где оказался. Он лежал не на поваленном дереве, а у деревянных ворот, отделявших это ужасное место от остального мира.
Преследователь приближался. Между Джоном и тварью в темноте было всего лишь несколько футов.
— Шевелись, он сзади! — закричал уже знакомый голос Дейла.
Одним резким движением, Джон Р. открыл ворота и упал ничком в лужу на краю дороги.
III
Я был ошеломлен рассказом Джона. Он заикался, но в его истории было что-то убедительное даже для такого скептика, как я. Этот человек всеми фибрами своей души верил в то, о чем он мне рассказал. Очевидно, вопреки желанию остальных жителей деревни Дейл пришел за ним, не желая, чтобы кто-то другой разделил участь его сына. Владелец гостиницы, старый друг фермера, в итоге сдался и пошел вместе с ним к подножию холма в надежде, что Джон увидит в темноте свет их фонарей, и станет первым, кому удастся сбежать из этого места. Как бы они ни хотели помочь, никто из них не осмелился коснуться ворот, а тем более перейти порог. Джон должен был сделать это сам, и он справился в последнюю секунду, когда его преследователь уже склонился над ним.
Я помню, как я вздохнул с облегчением, когда он сделал последний глоток вина. Секунду-другую мы молчали, и я понял, что весь бар окутала тревожная тишина. Как будто каждый хотел что-то сказать, но не осмеливался это сделать.
Наконец я заговорил, стараясь быть как можно более убедительным:
— Это интересная история, Джон, но это всего лишь история. По-моему, всему есть рациональное объяснение.
Он мрачно опустил голову и уставился в пол.
— Если это всего лишь история, почему я не могу уехать? — спросил он, глядя на меня со страхом и отчаянием на лице.
— Что значит, не можешь уехать?
— Я здесь уже три месяца! — закричал он. — Иногда я жалею, что Дейл пришел ко мне на помощь.
— Джон, — сказал я, положив ему руку на плечо. — Ты можешь уехать, когда захочешь.
Но по его взгляду я понял, что он мне не верит. Мифы и суеверия, которыми напичкали Джона местные жители, овладели его разумом. Я пришел к выводу, что у моего нового знакомого нарушилась психика. Конечно, я думал, что владелец гостиницы и прочие желают ему добра, но в то же время я был уверен, что этому человеку могло помочь только разумное объяснение.
— Завтра я поеду в Глазго, — сказал я. — Может, поедешь со мной? Автобус придет завтра в полдень, поедем вместе. То есть... Конечно, я забыл, что у тебя есть машина. Только не думай, что я напрашиваюсь, чтобы ты меня подвез.
Я засмеялся, но Джон мрачно посмотрел на меня и ответил:
— Моя машина разбилась.
— Правда? Надеюсь, ее еще можно починить. Что случилось?
— Я несколько дней поправлялся после того, что случилось на холме, — сказал Джон, — Но потом я собрал свои вещи, поблагодарил Дейла и хозяина гостиницы и выехал из деревни. Стоило мне проехать пару миль, как полил дождь. Видимость была ни к черту, но я очень хотел уехать. Я потерял управление и врезался в дерево. Я выжил, но машину пришлось списать со счетов.
— Ну, такие вещи случаются. Главное, что ты выжил. Может, еще выпьем, — сказал я, вставая. Вдруг Джон схватил меня за руку.
— Это был не несчастный случай. На дороге кто-то был, я его видел. Человек... вроде бы. По крайней мере, он был похож на человека. Я съехал с дороги, чтобы его не сбить.
— Это хорошо. Не хватало только еще убить кого-нибудь из местных, — мои шутки явно не поднимали ему настроение.
Я снова сел, и он объяснил мне свое положение. После той аварии Джон сделал все возможное, чтобы уехать из деревни. Каждый раз, когда он пытался уехать, возникали какие-то проблемы. Автобус или ломался или и вовсе не мог приехать в деревню из-за оползня. Джон даже сказал, что я потому и застрял на ночь в деревне, что он собирался сесть на завтрашний автобус.
Джон был непреклонен. Уже три месяца он жил в Помещике Дангорта, и как он ни пытался, ему так и не удалось покинуть границы деревни. Несколько раз торговец недвижимостью пытался пешком добраться до соседнего города, но каждый раз сталкивался с суровой и опасной погодой, которая появлялась без всякого предупреждения. Он даже пытался вызвать помощь по телефону, но у его мобильного телефона не было сигнала, а когда он звонил по местному телефону, в трубке раздавались только помехи. То же самое случалось и с теми, кто пытался позвонить по его просьбе.
И хотя я не мог объяснить всего, что случилось, я был уверен, что каждому происшествию можно найти разумное объяснение. Я просто не мог поверить, что такой разумный человек поверил в подобную чепуху. Тем не менее, Джон вызывал у меня искреннюю симпатию.
— По-моему, ты сам на себя все это накликал, — сказал я.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Джон.
— Я работал во многих подобных деревнях. Ты приезжаешь в глухой уголок страны, где по слухам живут привидения. По сравнению с современным Лондоном такие места кажутся другой планетой. Вот тебе и повод для паранойи. Миф о месте, которое местные жители считают проклятым. Ты им увлекся, случайно врезался в дерево и, сам того не заметив, поверил во всю эту чушь. Может быть, тебе почудилась та фигура на дороге. А, может быть, и весь этот случай.
— А как же холм? — спросил Джон, явно заинтригованный возможностью сбежать из деревни.
— Скорее всего, эффект плацебо от историй, которых ты наслушался. А может быть, у тебя было пищевое отравление, или ты подцепил какой-нибудь вирус, и у тебя начались галлюцинации. А еще возможно, что в той церкви живет какой-то псих.
Мне так и не удалось его переубедить, но я считал своим долгом забрать этого беднягу из деревни в Глазго, а оттуда он смог бы сам добраться до дома. Мне приходилось видеть вред, который приносит людям слепая вера, и такие вещи приводили меня в ужас. Я только хотел помочь.
— Завтра мы вместе сядем в автобус, а в Глазго обязательно выпьем за твое возвращение.
Он ничего не ответил, только невольно кивнул.
IV
На следующее утро я встал пораньше. Автобус должен был приехать только вечером, и у меня было время, чтобы убедить Джона самым радикальным способом: самому подняться на холм. Я знал, что если я вернусь целым и невредимым, он забудет всю ту чепуху, которой ему забили голову местные жители, и уедет со мной в Глазго. Должен признаться, меня заинтриговала история этого места, и хотя я был убежден, что в происшествии с Джоном не было ничего сверхъестественного, мне показалось, что этот случай мог бы послужить хорошим материалом для статьи или даже рассказа. Писателю редко выпадают такие возможности.
Первым делом я поговорил с Джоном и раскрыл ему свои намерения. Он умолял меня не ходить, но вскоре понял, что переубедить меня ему не удастся, и мы договорились, что если я вернусь с холма, не испытав ничего паранормального, сверхъестественного или мистического, он поедет со мной в Глазго.
Узнав направление, я отправился к предположительно проклятому месту. Должен признаться, когда я впервые увидел холм, он показался мне немного странным. Как будто он стоял не на своем месте. Но я снова списал это на подсознательный эффект рассказа Джона. Место выглядело совсем как он описывал. Дорога была перекрыта хламом и мусором, и я, как и Джон, увидел у подножия холма деревянные ворота. На них было даже пятно крови, от которого история стала казаться еще более правдивой. Мысль о скрывающемся наверху маньяки заставила меня сделать паузу, но потом я вспомнил, что, увидев Дейла и хозяина, этот человек пустился в бегство. В любом случае, если тяжело раненный Джон смог от него сбежать, смогу и я.
Когда я пересек порог, я не почувствовал ничего необычного, и хотя заросли дикой травы производили весьма невеселое впечатление, меня удивила обыденность этого места. Карабкаясь по склону холма, я заметил тропинку, которой очевидно часто пользовались в последнее время. Это снова напомнило мне рассказ Джона.
Вскоре я нашел ее. Церковь, скрытую от всего мира стеной из листьев, травы и гнилого дерева. Я был немало удивлен, так как прежде считал это здание одной из галлюцинаций Джона. Поэтому само ее существование вызвало у меня некоторое беспокойство, и я даже заколебался перед тем, как продолжить свой путь. Стыдно признаться, но если бы это место не освещал утренний свет, я бы скорее всего отступил. Но этого не случилось.
Церковь заинтересовала меня, и мне захотелось увидеть своими глазами то, что описал Джон. Заглянуть внутрь было нетрудно, хотя я и содрогнулся, вспомнив о том, что вход в церковь был частично перекрыт упавшими с потолка обломками. Но в действительности дверь оказалась широко распахнутой, и это несоответствие вновь заставило меня задуматься. И вот я стоял на пороге и смотрел внутрь. Все было так, как описал Джон – усыпанный обломками пол, возвышавшийся над всем алтарь, надпись на стене и ведущая в неизвестном направлении дверь.
Вы должны понять, что я ни на секунду не допускал, что там творилось что-то сверхъестественное, сама мысль об этом казалась мне смешной. Но это не значит, что я не беспокоился о своей безопасности. Мысли об отшельнике или сумасшедшем, который жил в этой церкви, не внушали мне особой уверенности.
— Эй! Есть тут кто-нибудь? — закричал я. Эхо от моего голоса донеслось до балок наверху церкви.
Не услышав ответа, я посмеялся над собственной паранойей и вошел внутрь. Я осторожно переступал через обломки, замечая капли крови, которая, как я предположил, принадлежала Джону. Теперь я начал подумывать о заражении крови: может быть, галлюцинации у него вызвала рана в боку? Это объясняет его дезориентацию.
Там и вправду стоял алтарь. Решив, что мне может понадобиться доказательство того, что я здесь был, я достал телефон и начал фотографировать помещение церкви. С каждой вспышкой я вспоминал рассказ Джона о фанатичном священнике и напуганной толпе, пришедшей под защиту церкви – под защиту от чего?
Когда я повернулся к двери, ведшей куда-то вниз, мое сердце забилось от одной мысли о спуске, но я был обязан спуститься, хотя и не только по альтруистическим причинам. Да, я хотел убедить Джона, что там ничего не было, и что вера, удерживавшая его в пределах деревни, была абсолютно беспочвенной, но я и сам хотел узнать, что скрывается внизу. Зачем церкви понадобился подземный этаж? Был ли там склеп? У меня аж потекли слюни, когда я подумал о статье, посвященной моему открытию, неизвестной археологической находке, содержавшей одну или две бесценные реликвии.
Подходя к двери, я почувствовал исходивший снизу холодный воздух. Пользуясь светом от телефона, я осторожно заглянул внутрь. Под землю уводила крутая и узкая лестница. Стены были серыми, и казалось, что это место было построено с меньшей заботой, чем остальная церковь. Я снова крикнул вниз и, не услышав ответа, решил, что это место совершенно заброшено. Спускаясь по лестнице, я поражался её длине. Добравшись до конца, я пришел к выводу, что оказался не меньше, чем в 50 футах под старой церковью. Зачем архитекторам и строителям церкви понадобилось так глубоко копать?
Внизу я взял себя в руки и повернулся к темному проходу в конце лестницы. Все вокруг освещал голубой свет моего телефона. То, что я увидел, сильно потревожило меня: пол огромного зала покрывали тряпки, камни и человеческие кости. Не могу сказать, сколько человек нашли здесь свою смерть, но их было очень много. Внизу было холодно, я замерз до кости не только от холодных камней, но и от того, что было у меня на душе. Я почти видел людей, которые сидели здесь в свои последние секунды под солнцем. Не знаю, почему, но я был твердо убежден, что они умерли именно здесь.
Сделав несколько снимков, я зашел в то, что я могу назвать только массовым захоронением. Я старался не потревожить кости, но к моему стыду, пара костей все же захрустела у меня под ногами. Справа находился проход, который вел в еще одну комнату, и хотя я не хотел еще больше потревожить гробницу, я должен был узнать всю историю.
За дверью сидел искусно вытесанный каменный херувим. На его детском лице сияла улыбка, выглядевшая неуместной в комнате, полной костей. Она казалась не по-детски игривой, а издевательской и полной садомазохистского наслаждения. Один ее вид вызвал у меня отвращение, и я поскорее перешел в другую комнату, чтобы избавиться от взгляда статуи.
Я оказался в огромной комнате, еще большей, чем предыдущая. Я сразу понял, что здесь находилось что-то важное для строителей церкви. Стены были покрыты красиво высеченными символами, одни из них были христианскими, другие я не смог опознать. В центре зала стоял каменный блок, длиной в три фута. На камне была следующая надпись.
«Здесь лежит отец. Любимый одними, ненавистный другим».
Рассматривая эпитафию, я заглянул внутрь. Могила была разрыта, и я обрадовался, что увидел это раньше, чем вошел в комнату, потому что она была достаточно глубокой и широкой, чтобы упасть внутрь. Застрять внизу со сломанной ногой было бы весьма нежелательно. Внутри могилы виднелись черные пятна, очевидно от угля. Рядом с отверстием была груда земли. Я предположил, что тело забрали расхитители могил или враги покойного.
Воздух подвала начал сильно давить на меня. Каждый вдох стал холодным и резким. Неудобство было таким сильным, что я решил, что увидел уже достаточно. Когда я делал несколько последних снимков, вспышка телефона осветила лежавший на полу предмет. Это была книга, покрытая землей и грязью. Я поднял книгу и положил ее на надгробье.
У книги был древний переплет, и он чуть не развалился у меня в руках. Темно-красная обложка, из неизвестного мне материала рассказывала о далеких временах и утерянных, но важных историях. В глубине души я знал, что эту книгу должны изучать специалисты, но, как писатель, я не мог удержаться, чтобы не познакомиться с ее содержимым. Открыв книгу, я пришел в изумление. Это была хроника. Рукописная история церкви, ее паствы и холма. История давно забытого народа.
Книга была написана на смеси старого шотландского языка и фраз на незнакомом мне языке, скорее всего, кельтском или гэльском. Впрочем, я смог прочитать часть текста на старом шотландском. Далее следует вольный пересказ того, что там было написано.
* * *
В 15-м веке в это место пришла группа беженцев, искавших новый дом. В то время долины, или, как их называют в Шотландии, глены, были необитаемы, как и возвышавшийся над всем пейзажем странный холм. Эти люди пришли из Дангорта, спасаясь от местного феодала, жестокого тирана, который карал всех, кто не следовал его верованиям.
Их было всего несколько сотен, и хотя старейшины хотели поселиться в долинах, один влиятельный священник заявил, что первым делом надо заселить холм — маяк святости, отбрасывающий тень на окружающую землю. И хотя его интерес к холму вызывал у многих подозрения, священник славился своей добротой, и к его мнению прислушались. Старейшины последовали его примеру и построили небольшую деревню на склоне холма. Вскоре несколько ее жителей заболели какой-то странной болезнью, вызывавшей горячечное безумие.
Священник винил в этом разбросанные по холму камни, остатки старой еретической религии. Было решено, что люди должны под его руководством построить церковь. Люди сочли, что присутствие святой земли искоренит зло, обитавшее в этом месте.
Они ошибались.
Несмотря на все усилия, болезнь продолжала свирепствовать, и многие заподозрили, что сам священник был в сговоре с нечистой силой. Некоторые старейшины восстали против него, но он приказал остальным членам паствы казнить мятежников. Многие жители, боясь за свою жизнь, бежали под покровом ночи, взяв с собой оставшихся старейшин. Большинству удалось бежать, но некоторые вернулись с воем и страхом. Они верили, что их преследовали таинственные фигуры в лесу. Чтобы спасти свою жизнь, эти люди поклялись в верности священнику и его церкви.
Священник уверял жителей, что они спасутся, если будут выполнять все его приказания. Он утверждал, что его посещали видения от самого Всевышнего. Каждую ночь они собирались в церкви, где священник выкрикивал проклятья в адрес тех, кто покинул общину. Многие поняли, что этот человек сошел с ума, но к тому времени вокруг него собралась клика верных сторонников, которые верили каждому его слову. Восстание привело бы к кровавому и неопределенному исходу.
Многие рассказывали о бесформенных снах, окутанных темнотой. Несколько семей были найдены в своих домах мертвыми – задушенными посреди ночи. Священник винил во всем сбежавших людей, ибо это они принесли тьму, губившую его народ. Гнев и ненависть распространились по всей общине. Нескольким жителям было приказано спуститься с холма и привести обратно беглых старейшин, чтобы судить и, если понадобиться, казнить их. Но никто не мог покинуть холм. Как они не старались, куда бы они не шли, перед ними вновь представала церковь. Они оказывались там же, где начинали свой путь.
Болезнь распространялась, а стражей деревни одного за другим находили задушенными. Свидетели утверждали, что видели каких-то странных существ, крадущихся в темноте. Людям не оставалось ничего другого, кроме как обращаться за спасением к религии в надежде, что церковь защитит их. Они сидели под ее крышей в смертельном ужасе перед тем, что приближалось из темноты.
В этом месте почерк изменился. Сам священник занял место сельского хроникера, чью работу он счел неудовлетворительной. На следующих страницах последовали тексты, написанные на латыни, а также на каких-то необычных и непонятных языках. Каждая страница была пронизана болью и ненавистью к тем, кто покинул деревню. На этом запись закончилась.
* * *
Даже в темноте я сумел разобрать, что последняя страница книги была вырвана. Я так и не узнал, что было на ней написано.
Прочитав эти хроники, я ощутил, как все мои жилы заледенели от настоящего страха. История болезни, поразившей изгнанников Дангорта казалась невероятно похожей на видения Джона. Я не мог не обратить внимание на это совпадение и начал подозревать, что на него и впрямь что-то подействовало. Может быть, яд? Я читал о людях, погибших от испарений метана, и вполне возможно, что малые дозы этого яда могли вызвать болезнь, галлюцинации и даже безумия. Это было самое вероятное объяснение, которое я мог придумать. Но почему яд не подействовал на меня? Может быть, как следовало из хроники, у некоторых людей был иммунитет на этот яд.
Я снова обратил внимание на могилу или на то, что от нее осталось. Я задумался, что люди сделали с телом того любимого и ненавистного священника, который, как я предположил, и был тем самым «отцом». Перезахоронили в другом месте? Возможно, его последователи боялись, что могилу осквернят. Ответ стал очевиден почти сразу: они сожгли его в могиле под церковью, которой он построил. Яма, в которой лежало его тело, была покрыта следами дыма и угля. Я содрогнулся от мысли, что священник, возможно, был еще жив, когда его бросили в эту могилу и подожгли.
Воздух стал значительно холоднее, но это было еще не самое худшее. Я наклонился, чтобы рассмотреть поближе то, что я заметил на краю могилы. Я не мог поверить своим глазам. На краю могилы осталась бездушная подпись бывшего служителя церкви. Наверно, я не заметил ее в темноте, но теперь ошибки быть не могло. На краю могилы остался почерневший и обгорелый отпечаток руки, как будто кто-то пытался выбраться наружу.
От одной мысли о том, что могло вылезти из этой ямы, у меня сдавило дыхание и бешено забилось сердце. Воздух стал холоднее, и я встал и направился к лестнице, чтобы скорее выбраться наружу, к солнечному свету. Именно тогда я это и услышал. Сперва звук был слабым и нечетким. Потом он стал ясным и сильным. Наверху что-то зашевелилось.
Люди. Их было много, они кричали и рыдали. Они молились в темноте, это были христианские молитвы вперемешку с песнопениями какой-то старинной религии. Вскоре среди этой какофонии прозвучал один голос. Он говорил о конце света, о предательстве и о грехе. Хозяин голоса истошно кричал, проклиная тех, кто не повиновался ему. Я понял, что эта гневная проповедь исходила со стороны алтаря.
Словами не выразить охвативший меня страх. Я был один в холодной темноте оскверненного склепа, и у меня не было другого выхода, кроме как через церковь, которая сейчас заново переживала забытые ужасные времена. Крики росли, а с ними раздавался и топот ног на лестнице, которая вела этих людей прямо ко мне. В их голосах было столько боли, что я в ужасе бросился бежать, понимая, что сейчас они спустятся сюда.
Недолго думая, я залез в пустую могилу, выключил подсветку телефона и съежился, потрясенный криками боли, ненависти и отчаяния, которые теперь доносились прямо из соседней комнаты. Мужчины, женщины и дети ревели, проклиная Бога, который, как они считали, покинул их. Раздавались обвинения, проклятья и звуки ударов. А потом наступила тишина. Я лежал на дне обгорелой могилы, вцепившись ногтями в землю. Теперь от моего неверия в таинственные и сверхъестественные силы не осталось и следа. Я провел еще несколько минут, дрожа от страха и холода, и только потом снова включил подсветку на телефоне.
Осмотревшись через край могилы, я осторожно вылез на пол. Комнаты были пусты, если не считать костей и черепов несчастных людей, погубленных злом, которое жило на холме. Наконец я набрался смелости и поднялся по лестнице, с ужасом думая о том, что меня могла постигнуть участь людей, которые некогда прятались в этом глубоком склепе.
Зал был пуст. Я как можно тише пересек тишину старой церкви и наконец вышел на свежий воздух. На улице я упал на колени. Стоило мне вспомнить, что я пережил внутри, как все тело пронзила дрожь. Я снова задумался о том, кто лежал в той могиле, и где он был сейчас. Потом я все понял. Как можно скорее пробираясь сквозь кусты и заросли травы, я добрался до тропинки и, не останавливаясь, побежал прочь с холма. Мои мысли были полны ужаса перед тем, кто мог меня преследовать, и в то же время у меня оставалась надежда на то, что мои инстинкты обманули меня.
Уже через несколько минут передо мной предстали деревянные ворота, и я покинул этот проклятый холм, на который я уже никогда не вернусь. Я не пойду туда ни ради денег, ни ради истории, ни за что. Я вздохнул с облегчением, но радоваться было рано. Я должен был скорее вернуться в гостиницу. Превозмогая усталость, я бежал по полям и улицам деревни, пока наконец не достиг Помещика Дангорта.
Уже у старого здания я услышал их. Крики боли и ужаса и мольбы о пощаде. Я сразу понял, откуда раздавались эти вопли, и кто кричал. На втором дыхании я ускорил свой бег и вскоре ворвался в бар. В зале царило молчание. Жители деревни сидели и смотрели на свои напитки, а хозяин гостиницы неподвижно стоял, опустив глаза. Тем временем, крики в верхней комнате ни на секунду не прекращались. Я умолял посетителей бара, чтобы они помогли мне, но никто не слушал. Я понял, что мне придется одному столкнуться с этим ужасом и побежал на лестницу. Но тут вмешался хозяин гостиницы. Он схватил меня за плечи и потащил обратно.
— Оставь его, сынок. Ему уже не поможешь! — кричал он. Еще двое посетителей подошли к нам, чтобы помочь ему удержать меня.
Я ударил хозяина локтем в живот и пробежал мимо обоих мужчин, столкнув одного из них на пол. Я мчался по лестнице навстречу ужасным крикам, доносившимся из комнаты Джона. Дверь была заперта. Я несколько раз толкнул дверь плечом, и она затрещала от моих ударов. С каждым ударом я слышал, как внутри раздавалось что-то нечеловеческое. Наконец дверь поддалась, и я вошел в комнату.
Я тут же увидел нечто, похожее на человека, по крайней мере, оно было похоже на него при жизни. Почерневшая и обгорелая тварь повернула голову и взглянула на меня — я не могу сказать, видела она меня или нет, потому что у нее не было глаз. В своих руках почерневшая фигура держала безжизненное тело Джона Р.
Потом оно развернулось и вылезло в открытое окно, оставив труп своей жертвы. Их обоих не стало.
Комната расплывалась перед моими глазами. Не знаю, была ли причиной усталость или присутствие этой нелюди, но меня начала одолевать тошнота, и, теряя сознания, я издал беспомощный крик.
V
Это случилось несколько дней назад. Похоже, падая на пол я ударился головой об пол и каким-то образом повредил ногу. Деревенский врач прописал мне антибиотики, сказав, что у меня желудочная инфекция. А чтобы облегчить волнение, посоветовал принимать успокоительное. Поскольку мне было больше нечего делать, я записал все, что помнил, на бумагу. Писатели пишут.
Вчера я впервые вошел в номер Джона. Там было тихо, и я почувствовал неведомую прежде пустоту. Я могу описать это только как безжизненность. Комната была разгромлена, вещи Джона беспорядочно валялись на полу. Я понял, что никто сюда не заходил. Наверно, хозяин был слишком напуган, но я его не виню. Я уже собирался выйти из комнаты, но вдруг заметил один странный предмет. На кровати Джона лежал мятый и грязный клочок бумаги. Даже не читая его, я понял, откуда он взялся. Это была последняя страница хроники, которую я нашел в церкви на холме. На ней был настоящий лабиринт из фраз на незнакомых мне языках, но в конце была всего одна фраза на английском. «Отсюда никто не уйдет».
Я уже не знаю, что делать. Я устал и все же продолжаю обдумывать случившееся за последние несколько дней. Меня терзают угрызения, потому что я убежден, что мое присутствие на холме заставило эту тварь прийти сюда и убить Джона. Иначе зачем бы она стала так долго ждать?
Я думаю, что мне повезло, что я пришел на холм, когда там не было этой твари, иначе я бы погиб. В любом случае, что бы ни говорили жители деревни, когда я приеду в Глазго, я сообщу в полицию об исчезновении Джона, а также поинтересуюсь, сколько людей пропало в этом месте. Думаю, полицейских сильно удивит количество исчезновений.
Кажется, что от дома меня отделяют миллионы миль, но я знаю, что скоро вернусь. Лягу в постель и окажусь вдали от этих кошмарных событий, возможно, я даже смогу найти объяснение этому безумию. Я еще никогда так сильно не скучал по дому. Надеюсь, что я вернусь уже через несколько часов, хотя автобус, который должен увезти меня из деревни, немного опаздывает.
Автор: Майкл Уайтхауз