Полноценно выпал снег, а это значит, что рядом с домом Михалыча собралась толпа. Это было уже давней традицией — собраться, поговорить, обсудить местные слухи, а потом собрать дары и уйти по домам. Деревенские люди — они ведь давно друг друга знают и доверяют — раз уж Михалыч раздаёт еду, значит, может себе это позволить. А уж каким образом — никого не волновало. Михалыч же свой, родной, душевный мужик — спроси у любого. Вот и сегодня — утро, лёгкий мороз, позволяющий собраться пораньше и вдоволь пообщаться. Михалыч, довольно улыбаясь, выглядывает в окно и ждёт. Его никто не торопит, как как эта традиция неизменна — каждый год, каждый раз одно и то же. Как ни упрашивай, как ни угрожай — даже на минуту раньше ничего не получишь.
Прямо за забором Михалыча красовался гигантский сугроб. Ровный, будто специально отточенная скульптура. При этом, он был самым обыкновенным — любой мог взять оттуда снег, прыгнуть в него и даже полностью раскидать по участку. Сути происходящего это не меняло. Когда время близилось к началу, вся толпа забывала про все свои важные темы для разговора, и плотно окружала этот сугроб. Михалыч смотрел в окно, дожидался, когда абсолютно все соберутся, ждал ещё какое-то время, удовлетворённо кивал и уходил.
Через пару минут, с чердака его дома звучал сигнал в виде хриплого крика «можно!», и вся ожидающая толпа «вгрызалась» руками в сугроб. А дальше — как повезёт. Сугроб был наполнен мясом. Под тоненьким слоем снега были скрыты килограммы, если не тонны мяса. Это могли быть целые свиные туши, а могли быть просто скомканные почти бесполезные потроха, куриные лапы... да даже коровье вымя, в конце концов. В общем, из мясного, там было всё, знакомое для местных жителей, и даже больше. Но то, что «больше», не всегда было даже собрано до конца. То ли народ боялся непонятного мяса, то ли запах был не тот. Куда лучше взять с собой пару огромных кусков говядины — прекрасной внешне и такой привычной. Была и совсем экзотика — сгусток, состоящий из глаз различных животных. Как известных местным жителям, так и нечто раньше невиданное. Этот ком почему-то всегда был один и далеко не всегда находил себе «покупателя». В общем, мясное разнообразие было на высоте. Почти всё, что можно представить, вполне могло оказаться в сугробе. Жаль, что он был не бесконечным, иначе бы к нему приезжали фуры из города.
Закончив свои собирательства, местные жители с довольными и порой окровавленными лицами тащили всё это добро по домам. В сугробе всегда что-то оставалось. Всё же, люди в деревне были дружелюбные, не могли себе позволить оставить Михалыча ни с чем. А Михалыч... Михалыч выходил,закидывал чистым снегом кровавое пятно, закуривал, улыбался от гордости за сделанное добро, и уходил. Иногда прихватывал с собой пару кусов мяса (а зачем больше, всё равно ведь под снегом не испортится).
Обычно весь оставшийся день проходил довольно тихо — все сидели дома и делали что-то со своей добычей. Лишь к вечеру жизнь возвращалось в привычное русло. Кто-то выходил чистить снег, кто-то шёл на зимнюю рыбалку... В общем, всё становилось как обычно. До следующего раза. А когда это следующий раз случится — никто не знал. В том числе и сам Михалыч. Обычно за день до события, он выходил во двор вечером, искал первого встречного, или стучал в ближайший дом, весело подмигивал и говорил «завтра кормёжка». Так он это называл. Кормёжка. Впрочем, никто и не был против.
Михалыч жил жизнью обычного деревенского старика. Крепкого, выносливого, весёлого мастера на все руки. И даже зимой, когда, казалось бы, он кормил всю деревню, он всё равно шёл на помощь любому и в любой ситуации. Свободное время он проводил у телевизора вместе со своей женой — дети давно подключили им спутниковое телевидение. Михалыч тогда твёрдо потребовал убрать автоотключение телевизора — «а вдруг вот проснусь ночью, так что ж мне, пульт по темноте искать?» Так и жили — быстро засыпали, и в их окнах каждую ночь было небольшое светопредставление.
К сугробу Михалыч давно привык — это началось далеко не вчера и даже не десять лет назад. А вот жена его постоянно видела в этом дурные силы, называла мясо проклятым или как-то ещё, но всё же ела. Никто не устоит против такой халявы, правда? На чердаке у Михалча была одна верёвочка. Длинная верёвочка, в пару метров. Она торчала из стены и, казалось бы, никак не могла быть причиной всей это фантастики. Но именно благодаря ей всё и случалось. В один прекрасный день, верёвочка становилась короче. Как будто втягивалась в стену и очень медленно продолжала туда уходить. Михалыч каждый день проверял линейкой длину верёвки, и как только она уменьшалась хоть на миллиметр, он начинал готовиться. Выбегал во двор и начинал сгребать весь снег в один большой сугроб, в одном конкретном месте. Некоторые местные спешили на помощь, понимая, что близится «пир».
Ну всё, сугроб готов, верёвка активизировалась, теперь можно просто сидеть и ждать. Но линейка всё ещё была нужна — верёвка постепенно уходила в стену, к то знает — забудь на пару дней про неё Михалыч, не скрылась ли бы она в стене окончательно. Но он всегда был внимателен, и как только верёвка уходила в стену настолько, что модно было только разок обернуть её вокруг ладони и дёрнуть — он так и делал. Верёвочка без проблем вылезала из стены и становилась привычной длины. Одновременно с этим, возле сугроба все уже были готовы. Тогда Михалыч спускался вниз, а жену посылал наверх — следить за верёвкой. Он бы и сам мог это это делать, но очень уж ему нравилось смотреть на радостно галдящую толпу рядом с его домом. Жена, в свою очередь, верёвочку побаивалась и наблюдение вела с «безопасного» расстояния. В один прекрасный момент верёвочка резко втягивалась в стену, почти полностью, сложно было даже ухватиться за кончик. Это был сигнал. Жена звала Михалыча, тот отходил от окна, поднимался на чердак, и наблюдал, как верёвка неспешно снова выдвигается из стены. Как только она останавливалась и принимала привычный размер, раздавался тот самый крик «можно!» и пир начинался.
В общем, так и продолжалась спокойная деревенская жизнь. Пока был снег, такие пиры всегда можно было ждать. Может, пару раз за зиму, а может, и каждую неделю. Как повезёт. От нежелательных глаз всё это было скрыто — любопытные дети приезжали сюда только летом, а взрослые — просто очень редко, и ни разу не попадали на «пир».
Но всё когда-то заканчивается. И везение не может быть вечным — однажды утром, как раз когда толпа собралась и ждала мясо, приехал молодой внук одной пожилой пары. Сразу заметив странное собрание, он влез в толпу и поинтересовался, что здесь происходит. Какой-то дедушка, даже не взглянув на молодого человека, ответил: «сейчас будет пир». Ну вот заметил ничего необычно. Его спросили — он ответил. Всё прошло как обычно. «Можно!», сбор мясца, довольные окровавленные лица. Всё как обычно. Кроме одного — молодой человек (которого, кстати, звали Павел), стоял с открытым ртом и даже боялся что-то сказать, о чём-то спросить.
Когда все разошлись, он первым делом нашёл тех, к кому приехал, и начал расспрашивать обо всём том ужасе, который он увидел. Ну, а бабушке с дедушкой какой смысл врать и придумывать небылицы — всё равно ведь молодой внук заметит ложь. Так и рассказали, всё как есть.
Уже на следующее утро, Павел ломился в дом Михалыча. Михалыч, как уже упоминалось, человек добрый и открытый — спокойной впустил почти буйного гостя. И так же спокойно всё рассказал. Показал ту самую верёвку, рассказал, как она работает. Поверил ли Павел? Разумеется, нет. И что он захотел сделать? Правильно, раздолбать стену, чтобы убедиться, что верёвка — это просто верёвка, застрявшая в стене. Пообещав после всего оплатить ремонт, Павел принялся за дело. Надо сказать, ничего сложного там не было — верёвка оказалась совсем не глубоко. Но вот Павел... одновременно и разочаровался и был весьма удивлён. Из стены торчало что-то вроде механизма. Несколько не очень длинных «стержней» — палочек с местом для крепления верёвки, пронумерованных от одного до пяти. Верёвка была прицеплена на стержень с номером 1. Павел потрогал стержень — он свободно «болтался», верёвка накручивалась, снималась с одно стержня и надевалась на другой. Было решено долбить стену дальше. Собственно, дальше была лишь коробочка без проводов, из которой торчали эти стержни. Всё это было извлечено и оставлено на столе. Павел упрашивал Михалыча отдать ему это конструкцию для исследования в городе, но Михалыч даже срывался на крики и угрозы, лишь бы не позволить забрать у себя это чудо.
Во время криков и ругани не сразу было замечено, что верёвочка медленно наматывается на стержень с номером два. Михалыч, забыв про Павла, схватил конструкцию, и глядя на неё безумными глазами, раз за разом спрашивал: что будет-то теперь? Что будет?«
Тем временем, верёвка почти полностью намоталась на стержень. Михалыч решил делать всё как раньше — схватил её и сильно дёрнул. Верёвка легко размоталась и снова стала привычной длины. Михалыч спустился вниз и глянул в окно. Темно, никого нет.
— Паша, быстрее, помоги мне накидать сугроб. — Михалыч не глядя кинул в сторону Павла лопату.
— Подождите, дядь Коль, — так звали Михалыча, — а давайте посмотрим, что будет без сугроба?
— Чего? — Ошалело поглядел на Павла Михалыч.
— Ну вы мне эту штуку всё равно не отдадите, так давайте хоть здесь поэкспериментируем.
— Ладно. Развлекайся. — Неохотно согласился Михалыч и кивнул в сторону прибора. — Но смотри, если сломаешь, сам будешь всю деревню кормить. Понял?
— Да понял, понял. — Улыбнулся Павел и взял прибор в руки.
Через несколько секунд стержень номер два снова пришёл в движение. Сделав пару пробных поворотов, он словно дрель полностью намотал на себя верёвку. Михалыч завороженно смотрел на верёвку. Пара минут прошла и стержень вновь начал медленно разматывать верёвку. Павел хотел сообщить об это Михалычу, но тот уже был на улице, и взволновано ходил вокруг места, где должен был быть сугроб.
Павел тем временем крутил и рассматривал прибор. Ничего интересного. Просто коробка. Просто пять торчащих стержней. Один из них в движении, но нет никаких звуков, даже если поднести прибор к уху.
— Смотри! Смотри, овощи! Фрукты! — раздались радостные крики Михалыча с улицы. Павел выбежал на улицу.
— Овощи зимой! Смотри, какое чудо! — чуть ли не прыгал от радости Михалыч.
— Да эта вся ситуация... хрень какая-то. — Павел был не так рад, но стал ещё более заинтересован.
Пока Михалыч радостно оценивал качество овощей и фруктов, а также удивлённо рассматривал экзотические плоды, Павел уже прицепил верёвку на третий стержень. Эффекта снова не пришлось долго ждать. Павел пришёл к выводу, что так как эти стержни давно или вообще ни разу не использовались, их »запасы« всегда готовы. Павел уже всё сделал сам — резко рванул, дождался, пока она »дёрнется« обратно, а потом медленно начнёт »выходить«.
— Паша, ты чего сделал? — кричит с улицы Михалыч.
А на улице гора лекарств. Абсолютно разных, от простого активированного угля, до самых дорогих и рецептурных. Павел бежит обратно, повторяет действия, но уже на четвёртом стержне.
— Пашенька, спасибо! Спасибо! — чуть не плачет Михалыч.
Деньги. Много денег. Какие-то уже унёс ветер, а какие-то были в виде золотых слитков.
Что же там, на пятом стержне? Павел трясущимися руками повторяет действия. Стержень медленно, слишком медленно распутывает финальную часть эксперимента. Что там? Бессмертие? Суперспособности? Счастье, в конце концов? Всё. Стержень остановился.
Взрыв. Громкий взрыв, начавшийся где-то рядом с Михалычем. А точнее, громкая вспышка, ведь через мгновение Павел всё ещё был в сознании. Неведомая сила выдавила воздух из лёгких. Рядом, извиваясь и открывая рот, словно рыба, умирал Михалыч. Всё вокруг было по-фантастически знакомо.
»это... это пропитание? это всё необходимое, всё, на все случаи жизни... но почему снег? а это — эвакуация?"... На этих мыслях мозг Павла тоже угас.
Деревня продолжила жить. Утром, местные, проходя мимо дома Михалыча, естественно увидели кучу разбросанных по участку овощей, лекарств, денег и золотых слитков. Как было принято, проявили вежливость и сначала постучались в его дверь. разумеется, никто не открыл. Не открыли и через 10 минут, и через час. Люди потихоньку собирали невиданные дары, но на этот раз не спокойно, а чуть ли не убивая друг друга. А потом вернулась жена, которая всё это время почему-то провела у подруги. Наверное, боялась экспериментов с этой жуткой коробкой.
Павел и Михалыч пропали. Само собой, их так и не нашли. На традиционном месте сугроба осталось небольшое отверстие. Местные дети любили кидать туда камушки и считать, как долго они летят до дна, и ударяются то о твёрдую поверхность, то плюхаются в воду. У каждого получались разные результаты. Впрочем, они же дети, могли и ошибаться.
Прибор был обнаружен на столе в доме Михалыча. Жена пыталась с ним что-то сделать, но он уже не реагировал. В итоге он был просто разбит на куски и выброшен.
Жена Михалыча после его пропажи только и могла говорить о том, что им подсунули бракованый прибор, и что она на них управу найдёт. Впрочем, даже если бы могла, всё равно не успела. Так же как и не успела на новый пир, устроенный таким же добрым дедушкой Михалычем.