Эта история написана в рамках осеннего турнира Мракотеки (октябрь — ноябрь 2023 года)
Выехав с закатом, уже на середине дороги дети в окнах машины рассматривали, как землю поглощает в спешке осенний мрак. Оставляя кучи с пятнистыми буро-желтыми листьями на газонах, уличные уборщики сворачивали деятельность, уходя с граблями наперевес. Тонкие деревья зубочистками торчали, не прикрывая серые дома, будто впитывающих в себя угрюмость дождевых туч.
Прижав предплечье к углублению автомобильного окна, как на подлокотник, Гена разглядывал, как лениво ползут две капли наперегонки урывками и наискосок по стеклу. Впереди детей ждал праздник в честь грядущего Хэллоуина, настроение портило заунывная электронная музыка радио и присутствие младшего брата. Сидя в детском кресле, тыкаясь то в планшет пальцами, то ботинками в спинку водительского сиденья, Никита ныл и спрашивал, когда они уже приедут. А мать успешно затыкала его, чтобы продолжать болтать за рулем по телефону с подругой.
До кучи в создании костюмов мать отказала. Не разрешила даже вырезать дырки для глаз в старой простыне, отложенной на выброс. «Аквагрим нарисуют на месте, хватит и этого». Слушать Гену никто не стал, отругав за скорченную недовольную рожу. Поставленный перед выбором: оставаться дома или прекратить киснуть – мальчик предпочел натянуть улыбку, которую мог спокойно снять в машине, уткнувшись носом в окно.
– Сегодня не выйдет, – говоря громко, чтобы перекрывать музыку, вместо убавления звука, мать пялилась на автостраду. – Они закончат в шесть. Да-да, на полтора часа мероприятие. Мотаться к тебе и обратно я запарюсь.
Мыкая и фыркая, мать завздыхала. Гена напрягся, предчувствуя, что может придумать родительница.
– Ладно. Ты права. Генка может и последить за Никитой без меня. Не убьются за такой короткий срок.
Боднув прохладное вспотевшее от его теплого дыхания стекло, мальчик страдальчески заканючил:
– Ну, ма-ам! – отговорить у него не было и шанса, а мать не дала и попытаться:
– Не ной. Уже большой мальчик, справишься.
Замолкнув, Гена тоскливо выглянул наружу. Мелькали смазанные огни окон домов, разливали ослепительно-яркий свет фонарные столбы, выстроившиеся рядом вдоль асфальтного полотна. Где-то замечались на витринах магазинов стекольные наклейки с тыквами и объявлениями скидок. У мальчика же настроение веселиться было вырвано с корнем. Теперь его ждала участь надсмотрщика за мелюзгой.
«Лучше сразу домой вернуться».
Машина плавно завернула на ответвление автотрассы, и вместо четырех полос с пролетающими мимо и отстающими другими автомобилями по бокам восстали еловые черные стены. И оранжевый яркий свет сменился бледно-голубым, фонарные столбы стали попадаться реже, чаще случались интервалы со сгущенной ночной тьмой, из которой сияли одни фары и приборная панель с играющим радио. И то, музыка в какой-то момент начала прерываться, оставляя один шум помех.
Стало клонить в сон, циферблат показывал квадратные числа: «17:16». Гена зевнул и сразу замотал остервенело головой, пытаясь сбросить сонливость. «Время детское!» – разозлился на разморенную голову мальчик, украдкой глянув в сторону младшего брата. Лицо того освещалось экраном планшета, к которому и были прикованы глуповато раскрытые глаза. Никита не замечал ничего вокруг себя, прекратив донимать сидящих в машине.
Незаметно для Гены и мать прекратила болтать по телефону. Побурчав и поругавшись сквозь зубы, она бросила тот в углубление за рычагом передач, где валялась всякая мелочевка.
– Ты следи, чтобы Никита не уснул. А то ныть потом будет весь праздник, – поймав его внимание, назначила задачу мать, встретившись взглядами через зеркало дальнего виденья, когда нижнюю половину ее лица осветил пронесшийся мимо фонарь.
Угукнув, Гена не стал утруждаться ничем, предпочтя вглядываться в лесной мрак, где лишь темень, чернота и что-то еще более беспросветно мглистое. Изредка попадались знаки, они возникали, будто мигая белым от упавшего света фар, и исчезали позади. Различить, что на них нарисовано, не представляло возможным. Мотор стабильно и тихо гудел, и мать не сбавляла скорости на прямой трассе.
До того момента, пока не показалось ограждение со светоотражающими полосами, предупреждающее о начале поворота. И это стало будто бы сюрпризом для родительницы.
Завизжали тормоза, и, матерясь, мать выкрутила руль. Налетев лицом на подголовник пассажирского сиденья рядом с водителем, Гена издал негодующий звук, но притих, когда на него прикрикнули:
– Только пикни! Как девчонка плаксивая, ей богу.
Надежно пристегнутый к детскому сиденью Никита лишь захихикал. Его дернуло, но он умудрился даже планшет удержать в руках. Гена обиженно потер ушибленный нос, послушно примолкнув. Мать же, продолжая ругаться, резко вышла на улицу и стала то пинать заграждение, то крутиться перед капотом, выискивая что-то в смартфоне.
Приемник зашумел громче, и будто из-под шума пытался пробиться голос непойманной радиостанции. Гена заерзал, не решаясь открыть дверь и кликнуть родительницу. Неуемное беспокойство нарастало так же, как и белый шум. Становясь громче бухающего в груди сердца.
Но мать и сама вернулась к машине. Открыв не со стороны водительского сиденья, а пассажирского, на котором сидел Никита.
– Малыш, дай маме планшет, – проворковала мать, отбирая гаджет, несмотря на сопротивление мелкого. – Да забирай, – она импульсивно бросила тот на ноги мальчика. – У тебя связь есть? – обратилась родительница к Гене.
Осторожного качания головой ей хватило, чтобы громко хлопнуть дверью и вернуться за руль. В этот момент мотор заглох, оставив одно радио и сопротивление автомобиля на попытках завести его повторно поворотом ключа зажигания. Родительница чертыхалась, костерила мир и неудачу на все лады, так что детям оставалось затихнуть и не попадаться под горячую руку.
– Ма, а когда? – маленький Никита недолго продержался в опасениях перед гневом матери, на что она моментально рявкнула:
– Замолкни! – начавшись шмыгать носом мальчик еще больше её взбесил: – Я так многого прошу? Просто заткнитесь и не лезьте, мама разбирается, – мать вновь вырвалась наружу, импульсивно громыхнув дверью.
Подняв крышку капота, родительница то скрывалась за ней, то отходила в сторону, вытягивая руку со смартфоном вверх. Никита окончательно разнылся, и Гена тоскливо потыкался в сенсорный экран, попытавшись отвлечься на скаченную игрушку. Усилившийся белый шум радио не давал погрузиться в выдуманный мир с линейными уровнями и отстреливанием врагов. А когда стал различаем шорох и хруст подсохшей ломкой осенней травы, мальчик погасил экран, покрывшись мурашками.
Шум не найденной станции продолжал перекрывать прочие звуки, и Гена решил, что ему показалось. Но наваждение не исчезало, а становилось явнее. За помехами четко различался шелестение еловой подстилки и опада. Такое мальчик вспоминал, когда представлял, как отправляется на тихую охоту по грибы с дедом.
К запаху машинной резины и пластика настойчиво влез тонкий аромат перегноя. Кисло-горький, как от промокшей под недельными дождями прели.
Свет фар сужал обзор до выхваченного куска дороги, заграждения слева и леса справа. По краю асфальта раскладывались рыже-бурые куски перемешанных листьев и травы. За ними сразу земля сваливалась в канаву, и впритык поднимались рослые елки и не опознаваемые Геной лысые деревья. Мрак беззвездной и безлунной ночи всасывал в себя растрепанные зеленые и паукообразные вершины. У высвеченных автомобилем стволов не было глаз, но ребенку четко показалось, что они смотрят на него недовольно. Их подсветили, помешали дремать. И это злило лес.
Схватившись за ручку, Гена не совладал с пальцами: они не желали сгибаться и тянуть на себя рычаг и выпускать на воздух. В мозгу прочно поселилась уверенность, что там запах осенней прели еще ярче, но ему необходимо позвать маму внутрь. Сейчас же.
Освещённое бледно-голубым лицо матери вдруг оторвало взгляд от экрана и обратилось в лесную гущу. Замешательство за долю секунды превратилось в ужас. Она рванула к автомобилю.
Всего три шага, два, если длинными скачками. Буквально обогнуть нос автомобиля, сбивая поворачиваемое боковое зеркало, и заскочить внутрь. Щелкнул дверной механизм, и стылый воздух шмыгнул вперед матери. А она сама так и не погрузилась в тепло автомобиля.
Это дерево ничем не выдавало себя. Среди осенне-нагих собратьев оно не отличалось отсутствием листвы. Что оно и летом такое нашептали истоки древней интуиции. Гена ни за что бы не объяснил, как догадался об этом. Нет почек. Нет одиночных, не оторванных ветром последних листочков. Оно похоже на корень, а у корней нет листвы. Ветви растут на две трети опущенными вниз, а дальше загнутыми вверх. Как жук-палочник, только лап в десятки раз больше. Или как мухоловка, только размером не с фалангу большого пальца, а с сосну. И вместо хитина у него морщинистая кора.
Втиснувшись между выделенных и остро-очерченных светом елок, почти не потревожив опушенные лапы, неизвестное нечто переместилось на асфальт, вытягивая сучья к людям.
В страшных снах Гене много чего снилось. Плохого с родителями в том числе. Что они становились злыми. Что бросали его. Что ругались. Что монстр нападал на дом, но был похож на что-то более животное. И точно ребенок не думал, что однажды увидит, как палки, которыми он в шутку сражался с друзьями и тыкал лягушек, могут проткнуть голову матери, выбивая глаза и разрывая нос, высовываясь изо рта вместо языка.
Стекло забрызгало темной кровью, по нему поползли какие-то глазные ошметки. А ветки нашпиговали еще и горло матери. Они лезли через него, будто напитываясь кровью и ускоряясь в росте. Когда плоть начала расходиться, раздвигаемая сучьями, Гена осознал, что давно уже Никита визжит, как резанный. Когда его же голос пропал. Потерялся, как певцы и ведущие на радиостанции, что теперь только шумела и скрыто транслировала перешептывание леса. Машина со скрипом накренилась – дерево полезло на водительское сидение, продолжая на ветвях развешивать материнские потроха.
Вывалившись из автомобиля, Гена побежал по дороге, не оглядываясь на младшего брата и заткнув уши, чтобы не слышать, как его крик захлебнулся.
Вновь появились фонарные столбы. Вот он очутился у автострады. Когда черный людоедский лес остался позади. Мальчика не запомнил. Его душил рев, а зрение мутилось от пелены слез. И закричать в голос ему удалось лишь тогда, когда незнакомая женщина вышла из остановившейся рядом с ним машины и спросила:
– Где твоя мама? Ты тут один?
Верить взрослые ему не стали. Полицейские отвезли в участок и нашли его отца, благодаря сохраненному у ребенка телефону. И тот тоже не принял историю про мерзкое мертвое дерево, убившее часть их семьи.
Автомобиль нашли пару месяцев спустя затопленным в болоте. И обрывки женской одежды, которые по генетической экспертизе удалось опознать, как принадлежавшие той самой. От Никиты же не осталось и следа. А Гене так никто и не поверил, взяв за версию, что некий маньячина напал на застрявшую посреди дороги мать с детьми, а психика мальчика просто так защитилась, вообразив жуткое дерево.
Но психологам не удалось ребенка убедить в этой версии. Сложно было поверить им, когда Гена, включая радио, находил станцию, шумящую, как лес. И слышал обещание, гарантирующее: ему не уйти. Мертвое дерево все равно заберет то, что ему отныне принадлежит.