Я родился в Молдове, но после развода родителей меня увезли в Россию, где я жил в небольшом городке с короткой и кровавой историей. Мой дом стоял на костях зеков и репрессированных — они строили завод и мерли как мухи, и их даже не хоронили, а сбрасывали в котлован как есть. По окончании стройки котлован просто засыпали. А над ним построили дома, детские площадки, посадили цветы. Построили музей с изображениями благородных строителей-добровольцев.
Помню, мы играли обломками костей в ножички — нелепая сцена моего угрюмого детства, пришедшегося в 90-е. Единственный завод стоит, взрослые пьют, дети лазают по помойкам, живот пуст. Звуки моего детства — урчание пустого живота и звяканье бутылок. Я пью много воды, чтобы заглушить голод. Днем срываю зеленые ветки с деревьев, катаю в руках. Ем. Меня тошнит. Иногда зеленым.
Я боюсь идти домой. Мне страшно спать: ночью приходит дедушка.
Я был довольно взрослым на тот момент, лет девять. Третий класс, но я боюсь темноты. Света нет — его отключили. Свечей нет. Я, свернувшись под одеялом, молюсь, чтобы не пришел он.
Но он всегда приходил.
Рассказывал, как видел Сталина. Он показывал мне его — брал мою коленку и ледяными, черными от работы пальцами показывал сталинские усы на бледной, искрящейся в темноте коже. Оставались странные шрамы, как будто кто-то выедал кожу на ногах.
Всегда рассказывал о Сталине. Говорил, что Сталин приведет нас к светлому будущему. Я слушал его, он щекотал мне ухо сухим ртом.
Часто я не мог уснуть всю ночь — костлявый дед занимал всю кровать, а я, свернувшись в уголке, пытался заснуть под его однообразное бормотание. Я боялся сказать ему, что Сталин уже давно мертв.
За окном вопили пьяные, звенело разбитое стекло. Город утопал в битых бутылках, как когда-то в костях.
Я помню, как орала мать. Кровавые следы на простынях её раздражали. Она пыталась связать мне руки, чтобы я не трогал себя во сне, но все бесполезно.
Она устраивала истерики. Говорила, что я приношу в кровать червей. Но я никогда не видел таких червей — ни в своем квартале, ни во дворе школы. Толстые, смахивающие на рис с красными головками.
Без них я бы не выжил.
Когда мать пропадала, когда она уходила в запой с очередным кавалером на месяцы, мне ничего другого не оставалось.
Я не горжусь этим, но когда ты ребенок, ты делаешь то, что нужно, чтобы выжить — инстинктивно.
Ты не смотришь вперед. Но когда ты становишься старше, то понимаешь, откуда взялась кровь на простынях, и что это были за черви.
Но я знаю одно: на костях взойдут новые кости, и мы ляжем очередным слоем и по нам поедут бульдозеры. Это успокаивает.