«Без ума за дело браться – что в носу ковыряться», — приговаривала моя бабушка, попутно отвешивая смачных лещей, когда я, будучи п*здюком, гостил летом у неё в деревне и решил прогулять на верёвке козла аккурат по грядкам.
«Оленята бодаются, силами наливаются», — говорил дед Сашки, когда мы с другом, впервые поссорившись из-за девчонки из параллельной группы, разошлись по домам смурные, как грозовые тучи, с такими же, как тучи, свинцовыми фонарями под глазом – по одному на каждого. С Сашкой мы тогда помирились уже через пару дней, а девчонка вообще, как оказалось, уже встречалась с быдловатым Олегом на курс старше нас. Как бы там ни было, эти две поговорки отлично описывали нас, семнадцатилетних лбов, на момент, когда произошла эта история.
С Сашкой Вануйто мы познакомились возле приёмной комиссии колледжа, куда оба пришли поступать на сисадминов после девятого класса. Зацепились языками, сошлись на общих интересах и договорились не пропадать. Когда в сентябре выяснилось, что мы будем учиться в одной группе, — и вовсе стали друзьями – не разлей вода.
Свободное от учёбы время мы в основном проводили довольно однообразно: резались в сетевых играх, шатались по городу, тусовались друг у друга или общих друзей. Ни в каких авантюрах замечены не были, экстримом тоже не занимались. Обычные подростки на пороге взрослой жизни: лбы здоровые выросли, а ума пока не набрали. Не сказать, что нам было скучно, но хотелось чего-то большего.
И повезло же нам накануне зимних каникул наткнуться в интернете на тему про Сталинские репрессии, ГУЛАГ и прочую прелесть начала советской эпохи.
— Слышь, Сань, я тут подумал чего. Помнишь, мы в конце лета ходили грибы собирать?
— Ну.
— Баранки гну! Ты вспомни, где мы их набирали?
— Ну, вдоль железки заброшенной, чего ты вдруг вспомнил?
— Вооот! Железка! Это же как раз остаток сталинских строек! А ты знаешь, что, если чуть дальше пройти, наткнёшься на старую вышку и несколько бараков заброшенных?
— Ну, знаю, у меня брат двоюродный туда ходил. Я не пойму, ты чего об этом речь-то завёл?
— А то! У моего бати есть палатка для зимней рыбалки и пара тёплых спальных мешков. Айда сгоняем туда на каникулах и пересидим одну ночь!
— Серёг, ты чё, употребляешь там на досуге? Или это шутки такие у тебя дурацкие? Куда ты собрался, на улице дубак за сорок, а за городом и того хлеще. Ты как себе вообще это представляешь?
— Да послушай ты, я всё продумал! Поставим палатку в бараке, там же костёр разведём. Бараки хоть сгнившие, но от ветра закроют, а палатки с мешками будет достаточно, чтоб удержать тепло. Они всё-таки зимние, рассчитаны на такие условия.
— На хрен моржовый они рассчитаны, у нас тут морозы не тридцать и даже не тридцать пять! Чем ты там собираешься греться, когда холодом под полтинник накроет?
— Да не будет полтинника, я ж погоду смотрел! На выходные, вон, как раз тридцать пять и обещают.
— Ты больной.
— А когда ещё, Сань? Вот что мы вспомним, когда закончим колледж и разойдёмся по сраным офисам? Как в пеку играли или как пиво пытались купить? Юность проходит, Сань, самое беззаботное и прекрасное время! Нам скоро исполнится по восемнадцать, мы закончим учёбу – и всё! Здравствуй, взрослая жизнь, ипотека, женитьба и пузо! Разве не можем мы устроить себе под конец маленькое приключение?
— Испробовать себя на прочность, доказать, что мы – мужики? Серёг, ты всё ещё о нас или об обряде инициации племени папуасов?
— Да иди ты! И вообще, ты где папуасов на полярном круге встречал?
— …
— Ну давай, Сань! Когда ещё…
— Дед говорит, в таких местах накапливается злая энергия. Боль, страх и ненависть сотен загубленных душ питали дорогу и лагерные постройки так сильно и долго, что там открылись проходы в Нижний мир, и сам Нга приходит на землю и следует за заблудшими путниками.
— Чего? Нга – это этот, который хозяин подземного мира? Типа Аида у греков?
— Скорее похоже на русского Чернобога, но да, этот самый. Ещё дед рассказывал, как его приятель ехал однажды ночью через эти места, и вдруг нарта сзади потяжелела, как будто кто-то на ней сидит. Тот дедов знакомый обернулся и увидел чёрную фигуру без лица, испугался и погнал оленей прочь. Как только он отъехал от дороги, нарта снова полегчала, и чёрная фигура исчезла.
— И ты во всё это веришь?
— Смеёшься? Конечно, нет. Дед ещё тот любитель потравить байки и старые сказки.
— Так ты со мной?
Саня вздохнул.
— Да.
* * *
Добрались мы на удивление быстро. До железки, проходящей возле самой черты города, нас подбросил общий приятель Игорёк. К нему же, как сказали родителям, мы якобы отправились ночевать. Мы и раньше иногда тусовались и ночевали у кого-нибудь из общей компании, так что искать и проверять нас не будут. Как показали дальнейшие события, это было очередной из наших идиотских ошибок.
Пройти вдоль дороги нужно было всего около пары километров, но по глубокому снегу в практически нескончаемой зимней ночи этот путь растянулся часа на два. Благо, заблудиться, идя по заснеженным шпалам, было практически нереально – дорога не разветвлялась, а по бокам густо поросла лиственницами, так что потерять её среди тундры тоже было исключено.
Когда впереди на фоне светлого от снега неба вырос чёрный силуэт вышки, температура вокруг заметно упала. Однако, пока наши разгорячённые походом тела не могли ощутить это в полной мере. Чтобы не продрогнуть до костей в ближайшие полчаса, мы разделились: Саня пошёл искать более-менее пригодные для костра ветки, а я – присматривать наиболее целый барак.
Всего построек было около пяти или шести, все — в разной степени разрушения. Я выбрал один, сохранившийся лучше остальных, — без двери, с дырой в потолке, но с целыми стенами. Внутри в беспорядке располагались узкие двухъярусные шконки. Часть из них была свалена в кучу, часть валялась на полу, опрокинутая набок. В середине, аккурат под дырой в потолке, пространство было относительно свободным, и, выбрав его для ночлега, я принялся расчищать нападавший через дыру снег.
Когда Сашка с охапкой хвороста вошёл внутрь, я уже готовился ставить палатку. Совместными усилиями мы обустроили наш импровизированный лагерь и, повозившись с жидким розжигом, развели костёр.
— Хорошо сидим, — сказал Саня, запивая бутер чаем из термоса, — душевно.
— А кто-то идти не хотел.
— Вот только давай без «ЯЖЕГОВОРИЛ», посмотрим ещё, как ночь пойдёт.
— А что тут смотреть? В палатке тепло, снаружи тишина, ни ветра, ни снега. Сиди себе, любуйся на остовы минувшей эпохи.
— Серёг, а ведь в этом бараке когда-то люди умирали. Не один и не два, а наверняка больше.
— Опять ты за дедовы сказки? Какая тебе сейчас-то разница? Сам говорил, что не веришь в привидения.
— Ну, как-то это… Непочтительно, что ли, к усопшим.
— Да брось! Мёртвым до нас дела нет. А вот живым волкам… — я сделал страшный голос.
— Да брось уже сочинять, волки так близко к городу ни разу не подходили. Давай лучше смешное чего порассказываем. Я, например, так и не слышал полностью ту историю про козла в огороде…
Мы травили забавные байки и полуправдивые истории, пили чай с припасёнными бутербродами и подбрасывали ветки в костёр. Напряжённая атмосфера окончательно развеялась, уступив беззаботному дурачеству и опьяняющему ощущению взрослости. Вот мы, сидим тут одни, бесстрашные перед лицом ночи, и весь мир перед нами, и все дороги открыты.
Из размышлений меня вывел хруст снега. Отчётливый звук шагов по сугробам снаружи барака. Санёк встрепенулся.
— Серёг. Ты это тоже слышал?
Я молча кивнул. Хруст продолжал звучать вдоль стены, отдаляясь к концу вытянутого строения. Ненадолго остановился и повернул вдоль противоположной стены, приближаясь к проёму выхода. Шаги широкие, тяжёлые, редкие. Песцы так не ходят. И олени так не ходят.
— Это что-то большое и…
— …И двуногое, — закончил за меня Саня.
Шаги приближались. Вот сейчас тот, кто ходит снаружи, покажется в проёме входа. Ещё немножко. Ещё шаг… Ещё один шаг…
Ничего. Проём пустовал. Шаги прекратились. Мы сидели в оцепенении, боясь издать малейший шорох, но шаги не возобновлялись. Спустя время напряжение начало отпускать, и Сашка осмелился прошептать:
— Надо проверить.
— Тебе надо – ты и иди, — так же шёпотом ответил я.
— Сам подумай: если тот, кто там ходил, хотел бы войти, он бы давно это сделал. Может, это песец пришёл на запах бутербродов, увидел огонь и передумал.
Мы оба знали, что песцом тут и не пахло, и шаги уходящего зверька мы бы тоже услышали.
— Сань, что, если этот… это стоит там и ждёт, когда мы сами к нему выйдем?
Эта мысль заставила нас обоих поёжиться и помедлить с решением выйти ещё на какое-то время. Но, в конце концов, ожидание и страх неизвестного утомили, и Сашка решился. Достав из костра головёшку, он аккуратными шагами подобрался к выходу, выставил наружу импровизированное оружие, затем выглянул сам.
— Серёга, там пусто.
— Да иди ты?
— Вокруг никого, иди сам посмотри.
Я робко выглянул вслед за товарищем. И правда, никого нет. И следов тоже нет.
— Что за чертовщина. Думаешь, нам померещилось?
— Сразу обоим? Ты мультики не смотрел? Это гриппом вместе болеют, а с ума поодиночке сходят. Нет, Серёжка, шаги были. Но следов нет, и как это объяснить, я пока не придумал.
Ломая головы над загадкой шагов, мы не сразу заметили, что вокруг посветлело. По небу струящейся алой лентой проносилось сияние.
— Саш… Посмотри наверх. Это странно.
Оно было неправильным. Красные всполохи северного сияния – чрезвычайно редкое явление, иногда увидеть такое удаётся всего раз в жизни. И смешаны они с жёлтым и оранжевым, иногда отливают зелёным – обычным цветом для этого явления. Но это… Это было насыщенно красным, без единого жёлтого проблеска, жирным, как мазки на холсте, и… оно двигалось. Конечно, сияние не бывает статичным, оно колышется, змеится в небосводе, как трепещущий флаг. Но это. Это буквально бежало по небу, всполох за всполохом, будто стремясь к одной точке. Словно косяк угрей стремительно плыл к невидимому месту нереста. Так не бывает. Так просто не может быть.
— Мне это не нравится. Мне вообще всё меньше нравится эта авантюра. – Саша покачал головой, — И мобильная связь куда-то пропала. Нам надо уходить.
— Пожалуй, ты прав. Мне уже тоже эта идея с ночёвкой не кажется такой замечательной. Давай собираться, только секундочку погоди, я должен это заснять.
— Что??
— Да посмотри же, это уникальное природное явление! Надо запечатлеть эту красоту, когда ещё такое можно увидеть!
— Пххх… Хорошо, снимай. Только быстро.
Я достал телефон и включил запись. Сияние скрывалось за соседним бараком, и точка, куда оно стремилось, тоже была загорожена. Мы вышли из нашего укрытия и прошли немного дальше. Обогнули мешающее обзору строение. За ним стояло ещё одно.
— Сколько бараков тут было? – Решил я уточнить.
— Не знаю, не считал. Около шести, наверное.
— Вот этот тут разве стоял?
— Не помню. Наверное. Это ты тут осматривался в поисках подходящего, я просто зашёл внутрь по твоим следам. А что?
— Ничего, неважно. Давай его обойдём, весь горизонт закрывает.
— А если тут ходит… ну, это?
— Ты видел следы?
— Не-а. Но возле лагеря их тоже не было.
— Ну вот! Если это, чем бы оно ни было, не оставляет следов, то и навредить нам не может, а, скорее всего, «этого» и вовсе нет! – расхрабрился я.
— Ну… Звучит логично, но мне всё равно жутковато. Давай уже, выходим за бараки, снимаем видос – и домой.
Мы обошли барак. Прошли мимо следующих за ним, обошли ещё один, повернули в проход между двумя другими строениями… Перед нами стояла ещё группа бараков.
— Так, стоп, что за х*йня? Их точно больше, чем было! – Паника снова начала во мне пробуждаться.
— Поворачиваем назад. Х*й с ним, с твоим горизонтом, и так наснимали нормально. Пора валить.
Мы развернулись и быстро пошли обратно по своим следам. Мы шли назад. До первой развилки следов.
— Мы шли в одном направлении всё время! Никуда не сворачивали! Откуда… — Саша тоже был на пороге паники. Стараясь сдержаться от полной потери способности трезво мыслить, я вгляделся в цепочку следов.
— Сань, это… Наши следы. Я имею в виду, никто не идёт за нами, это буквально НАШИ следы. Ширина такая же и вон, отпечаток подошвы в точности, как у твоих кисов. Это мы натоптали.
— Как, как мы могли их оставить, если никуда не сворачивали?
— Я не знаю. Давай просто продолжим идти обратно.
Следы петляли между бараками, иногда разветвляясь, мы то и дело срывались на бег, проваливаясь в снег, но барака с нашим костром и вещами всё не было видно.
— Мы идём дольше, чем шли туда! Все эти бараки… Откуда они вообще взялись?! Серый, мы заблудились.
— Да с хер ли? Как мы могли заблудиться в трёх полусгнивших коробках?
— Ты видишь наш лагерь?
— Нет…
— Разуй глаза, идиот! Мы заблудились! И мы хер знает где! Это чёртов лабиринт, и ты нас сюда завёл!
— По-твоему, я во всём виноват?! А нах*й ты тогда здесь со мной, а не дома у себя спишь? Я тебя силком за собой тащил? Мог бы остаться, я бы один пошёл!
— Вот поэтому не остался! Я так и знал, что ты без меня влипнешь в какое-нибудь дерьмо!
— Ну да, теперь мы оба влипли в дерьмо! Ты этого хотел?
Саша смолчал. Я тоже не знал, что ещё можно сказать. Мы оба – идиоты, каждый по-своему, но влипли мы в это действительно вместе. И вместе должны выбираться. Чуть успокоившись после перепалки, мы молча двинулись вдоль бесконечных рядов полуразвалившихся построек. Бараки уродливыми изломанными остовами чернели на свежем снегу, изредка расчерченном «нашими» следами, которые мы не оставляли. Конца лабиринту видно не было – как только мы обходили один барак, за ним сразу вырастал следующий. Мы не считали повороты и строения, смысла в этом особо не было. Наши следы пытались запутать нас, похожие друг на друга бараки слились в сплошные чёрные стены.
— Может, попробовать залезть на какую-нибудь крышу и осмотреться сверху? – впервые после недавней ссоры заговорил Саша.
— Ага, только все крыши гнилые. Ты вот можешь поручиться, что она не обвалится, когда… Погоди-ка!
— Что?
— Осмотреться с высоты! Саня, ты гений!
— Спорить не стану, но о чём ты сейчас?
— Вышка!
Лицо Сашки озарило понимание. Вышка стояла на входе в барачный лагерь. Найдём её – найдём выход. Мы начали лихорадочно вытягивать головы в поисках силуэта постройки.
— Вот она! – воскликнул Саша, и мы пошли в сторону ориентира, стараясь не терять его из вида.
Когда опоры вышки выросли перед нами из снега, мы чуть не расплакались. Но радость была мимолётной. Вокруг вышки, куда ни посмотри, молчаливой армадой стояли бараки. Множество гниющих вместилищ боли, страха и ненависти. Всё, как говорил Сашкин дед.
— Мы не вернёмся. – Обречённо пробормотал друг.
— Но… Как-то же мы зашли сюда… Если есть вход – должен быть выход.
Выход… Где-то есть выход. Оставалось только найти его в бесконечном коридоре старых брёвен.
И мы шли дальше. Тишина вокруг постепенно сменялась невнятными звуками. Мы заметили это не сразу, но в какой-то момент отчётливо ощутили низкий гул.
— Что за чертовщина? – Я не ожидал ответа, просто хотелось немного развеять невыносимую обстановку вокруг.
— Оно исходит… Будто бы отовсюду. Мир… словно под напряжением.
И тогда мы услышали хруст. Тот же, что был тогда, когда мы ещё находились в бараке, в своём, привычном мире… Или уже нет? Или мы были обречены, уже ступив на территорию бывшего лагеря?
Мы побежали. Шаги, казалось, не преследовали, а игрались с нами, раздаваясь то сзади, то сбоку из-за очередного барака, то мгновенно оказываясь уже с другой стороны. В какой-то момент к ним присоединились ещё шаги, и ещё, и ещё – со всех сторон невидимые преследователи скрипели снегом, били в невидимые бубны, и гул, гул, этот постоянный низкий гул просто выворачивал душу. Страх стал нереальным, как будто ты видишь кошмар, но понимаешь, что рано или поздно проснёшься, и всё это растает в утренней дымке. Вот только проснуться не получалось.
В какой-то момент бега перед глазами мелькнул проём… Знакомый, я точно уже видел его...
— Сюда!
Мы вбежали в барак, где находился наш лагерь. Звуки шагов прекратились, будто невидимый звукорежиссёр этого кошмара нажал на стоп. Определённо, это был тот самый барак. Вот кострище, вон там кровати свалены точно так же, как я запомнил… Но не было ни наших вещей, ни дальней стены. Пространство барака уходило вглубь на неопределённое расстояние, и ряды коек терялись во тьме.
— Что это такое… — Я спросил почти беззвучно.
— Может… Выход?
— Слишком зловеще для выхода.
— А что ты вообще себе представлял? Свет в конце туннеля?
— Ну, уж точно не тьму.
— Шаги прекратились, когда мы зашли сюда.
— Это не значит ровным счётом ничего.
Мы помолчали. Наконец, Сашка сказал задумчиво:
— Что ж, в любом случае, не попробуем – не узнаем. В конце концов, мы либо сгинем тут, либо вернёмся обратно.
Саня был прав. Я и сам уже хотел покончить со всем этим, неважно, как – выйти в привычный мир или встретить неведомую х*йню, которая сожрёт меня и прекратит все эти мучения. Лишь бы не было гнетущей тревоги, постоянного напряжения и этого чёртова гула.
И мы пошли вперёд, подсвечивая дорогу фонариками на телефонах. Чем дальше мы уходили от входа, тем теснее становилось вокруг. Шконки встречались всё реже, прорехи и гниль на стенах разглаживались, и в целом становилось… теплее. Сначала я думал, что мне это кажется, но потом я заметил, что Сашка тоже утирает со лба выступившие капельки пота, а затем мы вообще сняли шапки и варежки.
— Жарковато здесь… Ты уверен, что хочешь продолжать идти? Мы спускаемся в какое-то пекло. И гул стал сильнее.
И вправду, гул перерос в почти заметную глазу вибрацию. Или даже… Пульсацию.
— Саша, посмотри на стены.
Друг перевёл фонарик туда, куда я показывал, и мы оба всмотрелись. Структура брёвен действительно почти полностью разгладилась, узор древесины исчез, сменившись бугристой текстурой, напоминающей то ли пропитанный влагой лишайник, то ли густую слизь. И всё это… пульсировало в такт нарастающему гулу. Мы остановились.
— Так. Это – определённо НЕ выход, — констатировал Сашка.
Мы стояли там, в пульсирующем душном мраке, рассматривая волны сокращений, то и дело проходящие по стене, и пытались хоть немного прийти в себя. Всё происходящее настолько сломало нам мозг, что даже самые простые действия вроде того, чтобы повернуться и пойти обратно, просто не могли прийти в голову. Гул заполнил нас, и, впав в подобие транса, мы будто бы приросли к полу. Звук постепенно нарастал, хотя мы не двигались. В нём стали различимы удары, словно в барабан или бубен. И голоса. Гул разделялся на составляющие. К ударам примешивались голоса. Сотни, тысячи голосов, стонущих монотонно, каждый на свой лад. Боль, отчаяние, тоска воплощались в эти звуки. И страх, всепоглощающий, перечёркивающий всё остальное, выедающий до нутра ужас. То, к чему мы шли в темноте, всё это время шло нам навстречу.
И тогда мы, наконец, побежали.
Мы бежали так, как никто до нас никогда не бежал. Бегство среди бараков под хруст невидимых шагов теперь казалось неспешной прогулкой в погожий денёк. Сознание заполнило лишь одно: прочь, прочь, прочь!
Я не помню, как долго длился этот забег, осознал себя я уже на снегу у входа в барак. Рядом пытался отдышаться мой друг. Светало. Сколько времени мы уже тут? Уместно ли здесь вообще понятие времени? Небо продолжало наливаться красным. Оно не должно быть красным. Зимой на севере, когда солнце подходит к горизонту из-за кромки земли, небо на час-полтора приобретает синевато-серый оттенок. Иногда одинокий луч показывается из-за горизонта, добавляя оранжевых красок. Но никогда небо на севере не бывает такого цвета. И вообще нигде. Таких оттенков в принципе в природе не существует.
Ну да, а ещё не бывает бесконечных бараков. И лабиринтов. И гудящих стен…
Тычок. Я встрепенулся. Это Сашка изо всех сил пихал меня в бок, попутно куда-то указывая. На кого-то. Он указывал на девушку.
Обыкновенная девушка, живая, не страшная, стояла и смотрела на нас с удивлением и испугом. На ней была одежда из шкур, расшитая бисерными узорами, похожая на ненецкую малицу, но при этом неуловимо отличную от неё. Длинные русые косы украшали какие-то амулеты из металла и меха, тоже расшитого бисером. Девушка выглядела чужеродно в этом бесконечном кошмаре, и я, побоявшись, что мне это всё только мерещится, быстро махнул ей рукой и окликнул:
— Девушка! – Она вздрогнула, — Девушка, стойте! Не уходите, пожалуйста!
Я встал и неуверенно шагнул в её сторону.
— Мы не знаем, как вернуться обратно. Вы не знаете, где здесь выход?
Она что-то ответила на непонятном мне языке.
— Это ненецкий?
— Нет, — вступил в разговор Саня, — звучит похоже, но это не наш язык. Я не понимаю ничего из того, что она говорит.
В это время девушка, видимо, поняв, что опасности мы не представляем, подошла ближе. Теперь мы могли получше её рассмотреть. Определённо, она принадлежала к одному из народов севера, но к какому – мы понять не могли. Она была невысокой, метр пятьдесят, наверное, со светлой, почти белой, кожей, а внимательные глаза сияли весенней зеленью.
Саша сказал пару фраз на ненецком, девушка снова ответила на своём, и друг пожал плечами:
— И на ненецком не говорит. Не знаю, что за язык. Но она, похоже, знает, где мы.
Я умоляюще посмотрел ей в глаза.
— Помогите нам, пожалуйста.
Не нужно знать язык, чтобы понять друг друга без слов. Девушка бросила что-то ругательное и поманила нас следовать за ней. Мы вновь пошли сквозь череду бараков под красным небом. Холод снова начал пускать свои пальцы под пуховик, постепенно пробирая до самых костей. Воздух вокруг будто сгущался, подёргиваясь дымкой и постепенно мутнея. Поднималась метель. Спина девушки то скрывалась за снежными порывами, то снова маячила впереди. В какой-то момент она остановилась и повернулась к нам, указывая рукой вперёд.
— Нерня` – указала она в гущу метели.
— Я думаю, она хочет, чтобы мы шли вперёд, — Сашка почесал затылок.
—А она?
— Кажется, дальше мы должны идти сами.
— И куда мы придём? А если окажемся в ещё более кошмарном месте?
— Слушай, если бы она хотела нам чего-то плохого, неужели не проще было оставить нас там? – Вдруг вскинулся Сашка, — Или у тебя есть идеи получше?
— Нет. Окей, думаю, ты прав. Эм… Спасибо, — я неловко кивнул девушке.
— Нум` вада! – Также неловко поблагодарил Саня.
Девушка закатила глаза и пробурчала что-то себе под нос. Без понятия, что именно, но по смыслу наверняка что-то вроде «идите уже, идиоты».
Взявшись для верности за руки, мы вошли в пелену метели.
* * *
Мы с Сашей стояли на вершине сопки. Метель как-то внезапно стихла, и тихая ночь приветственно подмигивала нам звёздами. Чуть вдалеке в небо уходили световые столбы.
— Город… — до конца не веря в то, что кошмар закончился, констатировал я.
— Ага… Нам до него ещё добраться надо.
— Доберёмся, Саня, доберёмся! Смотри! – я потряс телефоном, — связь появилась! Дорога рядом! Теперь не заблудимся!
Санёк неуверенно кивнул.
Каникулы пролетели неожиданно быстро. Отхвативший нехилых п*здюлей от бати за просранное снаряжение, я всё время просидел под домашним арестом. Видео, которое я пытался снять, не сохранилось. С Сашкой мы встретились только на первой в новом году паре в колледже. Друг выглядел задумчивым.
— Знаешь, — начал он, когда шум от приветствий и поздравлений затих, и все начали входить в более-менее привычное русло. – Когда эта девушка ругала нас на своём языке, она иногда примешивала в речь ненецкие слова. И я услышал… Сначала думал, что мне показалось, но дома я говорил с дедом и понял, что услышал всё верно. Она упомянула Нгылад`нянгы. Нижние миры.
— Нижние миры? Да ладно…
— Да. И теперь, вспоминая всё с более холодной головой, я всё понял. Сиртя спасла нас.
— Сиртя?
— Сиртя. Подземный народ, живущий в сопках. Они – обитатели первого из нижних миров. Колдуны, чьи умения древнее самых древних народов. В детстве я любил эту сказку. Я думал, что всё это – сказки.
Я молча кивнул и не стал спорить. Осталась ли во мне хоть капля рациональности после всего, что мы пережили? Навряд ли. Я растерял это всё, все свои убеждения в простоте и ясности этого мира тогда, идя сквозь метель, сквозь все семь нижних миров, вперёд. Вслед за девушкой сиртя.