Эта история написана в рамках литературного турнира Мракотеки (май — июнь 2022 года)
Недостроенный второй корпус железнодорожной больницы — своеобразная достопримечательность брестской Грачевки. Девятиэтажка торчит как раз между деревенского вида домиками Грачевки и железной дорогой, из рыжего кирпича, с пустыми окнами, похожими на глазницы тысячеглазого черепа.
Формой корпус напоминает титаническую салфетницу. Крыша плоская, с треугольным выступом там, где должен быть лифт — а левое и правое крыло скошены под углом. Формально, несущие стены возведены — но за внутреннюю отделку даже не принимались. А ведь это и есть самое дорогое и сложное.
Перед недостроенной громадой, словно три известных пирамидки перед пирамидой Хеопса, — три дряхлых двухэтажных корпуса из такого же рыжего кирпича, построенные лет девяносто назад. Раньше больница располагалась в них. Теперь они тоже оказались заброшены.
Первый корпус той же больницы стоит в стороне и его успели закончить — он тоже со скошенными боками, но два крыла сходятся перпендикулярно и поэтому всё здание кажется меньше. Уже введённый в строй, он, однако, почти не заметен на фоне недостроенного собрата — опять же, как теряются все прочие пирамиды Долины Царей на фоне пирамиды Хеопса.
Сама Грачевка вошла в черту города прежде, чем перестала быть деревней. К северу от железной дороги — целое море расчерченого заборчиками частного сектора с редкими хрущёвками и ларьками из крашеной жести. Частные дома — древние и деревянные, а если и кирпич, то все равно дряхлый.
Конечно, в Бресте тоже есть любители коттеджей. Они насмотрелись голливудских фильмов про счастливый средний класс и тоже мечтают жить за белым заборчиком. Но даже они предпочитают другие, более дружелюбные районы — какой-нибудь Улин Двор, Вульку или поэтическую Лысую Гору.
Так что Грачевка остаётся предоставлена сама себе. И живёт дальше, как умеет.
Для грачевской молодёжи заброшенный второй корпус был самым близким из доступных развлечений, местным аналогом легендарной Ховринской больницы.
Конечно, второму блоку было далеко до легендарной московской заброшки. Но так и от Бреста далеко до Москвы.
Чтобы повеселиться, даже в город ходить не надо. В заброшенную громадину забирались целыми толпами, жгли там костры, хлестали дешёвое Беловежское пиво, разрисовывали стены философскими граффити и радостно гукали в так и не заполненные лифтовые шахты.
Однажды вечером во втором корпусе кого-то даже изнасиловали. Случай особенно примечательный, потому что насильника в конце концов кто-то спугнул, он бросился убегать по сумеречным переходам четвертого этажа, ухитрился провалиться в один из вентиляционных колодцев и что-то даже себе сломал, так что выползти наружу не мог. Так он и вопил из подвала целую ночь, пока не затих навсегда
Кто был этот бедолага — история умалчивает. Но недостроенный больничный корпус решили отныне отгородить от посторонних. Приволокли бетонных плит, поставили их забором, намотал поверху колючей проволоки и вроде бы заделали все щели. Ну, теперь сюда уж точно никто не пролезет!
Конечно, можно было бы завести простого сторожа с собакой. Но это нужно выбивать новую штатную должность, искать на нее кандидата, проверять собаку. Куда проще построить раз и навсегда… пусть даже результат такого строительства ничего не меняет.
Целых четыре месяца бились самые проницательные из молодых умов Грачевки об эту преграду. И в конце концов нашли способ, как всё-таки забраться в даже огороженный второй корпус. Вот уж и правда, они были способны на большее — если бы занялись чем-то, что можно продать.
Никто не помнил, кто именно нашёл лазейку — может, Олег Потёмка по прозвищу Демониус, а может, Анька Волкогонова, а может кто-то ещё из тогдашней компании. Нужно было отыскать строго определённое место в заборе, там подтянуться, потом пролезть, потом аккуратно спрыгнуть на ту сторону — и всё, ты внутри!
Уже через неделю, тёплой и ясной летней ночью перед Днём Независимости, в недостроенный корпус забралась наверное половина подрастающей Грачевки. Остервенело бухали, жгли костры прямо на бетонном полу, подпевали модным песням с мобильника, а то и просто выходили на открытую площадку и кричали «А-А-А-А!» так громко, что слышно было даже на вокзале.
Медперсонал и пациенты из блока один весь вечер наблюдали эту вакханалию, но поделать ничего не могли. Звонили даже в милицию — те приехали и сообщили, что доступ на второй корпус официально закрыт, так что сделать они ничего не могут.
Веселье в неприступной крепости второго блока продолжалось до самого утра. И, что самое удивительное, — никто не покалечился и никого потом не поймали…
* * *
Следующее важное событие этой истории произошло двумя годами позже и на 175 километров восточнее. В славном городе Пинске, что затерян среди полесских болот.
Пинск — намного меньше Бреста и на порядок провинциальней. Пусть даже из Грачевки кажется, что становиться провинциальней уже некуда.
Там учились двое из прежней грачевской тусовки. Демониус-Потёмка учился просто где-то, а больше пил разливное беловежское пиво на площади с уцелевшим средневековым собором. Напротив, Анька Волкогонова училась всерьёз — в сельхозтехникуме, на ветеринара. Так что виделись они, хоть и жили в одном городе, редко.
В то лето они даже не стали возвращаться на каникулы в Брест. Слишком увязли в пинской жизни, такой же топкой, как болота Полесья.
Обычно персонажи сериалов и книг, даже если происходят из глухой провинции, стремятся на учёбу в столицу. Все хотят на ступеньку повыше — но кому захочется скатиться на ступеньку пониже? Но такое тоже случается, а в местах вроде Грачевке подобные биографии и вовсе обычное дело. Люди выбирают не что перспективней, а что попроще, потому что и так всем ясно: перспектив никаких на Грачевке нет.
Анька Волкогонова встречалась тогда с одним порядочным парнем — кажется, он тоже учился в сельхозтехникуме. У них всё было настолько серьёзно, что после выпускного они собирались пожениться.
Снова был вечер накануне Дня Независимости. Анька с женихом докурили последние сигареты и распрощались на крыльце общаги. Он сел на мотоцикл и поехал домой, а она поднялась к себе в комнату и тоже легла спать.
И около полуночи к ней пришло жуткое сновидение.
Волкогонова снова была в недостроенном втором корпусе брестской железенодорожной больницы. Только теперь это были не верхние переходы, а подвал.
Подвал был заставлен больничными койками, плотно, как после стихийного бедствия. На койках — изувеченные дети, пострадавшие во время какой-то аварии. Им уже не помочь, их вытащили сюда, как вытаскивают на «последнюю милю» пациентов реанимации, чтобы могли умереть спокойно.
Дети были все в ранах и ссадинах, у них не хватало рук и ног. Кровь текла по белым ночнушкам и простыням, так что на полу её уже по щиколотку. В зыбком белом свете люминисцента она казалась чёрной, как нефть.
Анька была в белом халате. Она стояла посреди этого моря залитых кровью кроватей — и ничего не могла сделать, никому не могла помочь.
С ближней к ней кровати поднимаелся ребёнок лет восьми. Это был мальчик, на нём такая же, как и у всех, белая ночнушка без пуговиц, похожая на рясу доминиканского монаха. На ночнушке — чёрные полосы засохшей крови и, кажется, у мальчика больше нет ног.
— Помоги! Забери!— бормочет он и протягивает руки. Только рук тоже нет — вместо них кровавые культяпки…
На этом месте Анька проснулась и долго не могла прийти в себя. Пошлёпала в туалет, долго пила холодную воду прямо из-под крана. Вернулась, снова легла. Но сон не шёл.
Наутро она узнала, что её жених разбился насмерть на трассе где-то под Дрогичиным.
* * *
Прошло ещё примерно пятнадцать лет.
Каким-то чудом второй корпус взяли — и достроили. И теперь, покрашенный и заселённый, он стал таким же неинтересным, как и корпус один.
Демониус-Потёмка, который всё-таки скрывал место своей учёбы, закончил католическую духовную семинарию, рукоположен, уехал в Галицию и сделался там, как говорят, большим чином в ордене иезуитов.
Анька Волкогонова читает по небольшим клубом рэп, скрываясь под творческим псевдонимом Ветеринарша MC. Она уже давно живёт в Москве с какой-то очень знаменитой журналисткой и они вместе растят дочку журналистки от первого брака. После того случая она физически не может иметь дела с мужчинами.
Сменилась эпоха, и новые поколения прорастают среди перекошенных заборов Грачевки. Те, кто лазил по заброшенному корпусу больницы, повзрослели до неузнаваемости и развлекаются другими способами. А если кто и покинул Грачевку и решит вернуться, вспомнить, где начинал — тот поднимется на Горбатый мост через железную дорогу и увидит, что второй корпус достроен, и стал для бывших гостей таким же неинтересным, как первый.
И только я, как и раньше, — так и остался заперт в том залитом кровью подвале.