Распечатка сложенных в несколько раз карт с шелестом приземлилась на курум – своеобразную «каплю» в каменной реке. Поверх сложного рельефа древнейших на Земле гор тонкой красной полоской легла Белорецкая узкоколейная железная дорога, в народе «узкоколейка», построенная ещё при царе. К ней-то мне и нужно было выйти, чтобы продолжить маршрут.
После небольшого привала и нескольких фотографий я поднял карты, сложил их и надёжно спрятал в передний карман, к ножу и биноклю. Этот комплект карт заканчивался с востока аккурат в месте, куда мне нужно было сегодня дойти до заката, на самом краю я приметил деревеньку, скорее всего бывшую станцию когда-то пульсирующей магистрали.
После нескольких часов вражды с буреломом, скользкими камнями и корнями деревьев я шагнул на относительно свободное пространство, простирающееся в обе стороны. Догадки подтвердились насыпью нехарактерных для этих мест горных пород, но все сомнения улетучили лишь обнаруженные через десяток метров остатки гнилых, поросших мхом деревянных шпал и проржавевших рельс. «Поездов здесь не было довольно давно» — мысль промелькнула сразу после соприкосновения с холодным металлом. На пальце остался характерный рыжий цвет.
В этих местах бывшим местным жителям могучий тёмный бор сосен и пихт заменял небо. Наслаждаясь видами скал, проглядывающих через покров леса, я не заметил, как прошёл довольно большое расстояние. Дорога шла вдоль реки, поэтому, сразу как показался намёк на сумерки – спустился к ней, по пути заметив, что я не совсем в пункте назначения – река шла на изгиб к северу, а не к югу, как планировалось.
Вода с шумом наполнила пластиковую бутылку, от чего та с грохотом развернулась. Рука машинально дёрнулась к фальшфейеру, когда до мозга донёсся посторонний, словно кряхтение, звук на другом берегу реки. Глаза отреагировали позже, но осознание того, что там человек, а не ожидаемый медведь – наконец пришло. Всё ещё держа руку на фальшфейере, осторожно окликнул его. Трёхэтажный мат говорил о том, что на той стороне меня испугались не меньше. Осторожно поглядев по сторонам, словно лес напичкан шпионами, человек подозвал меня жестом, показав на брод немного поодаль. Пока я переходил реку, в голове прочно засела мысль о происхождении странника. У него, видимо, тоже.
— Малай (башк. – «паренёк»), чего ты бродишь тут? – начал он разговор, когда я с шумом ступил на каменную россыпь.
— Да не всем же по Белорецку шастать. – попытался отшутиться, но старик почему-то не отреагировал.
Я собирался поздороваться, но он виновато кивнул на свою руку, на которой отсутствовали два пальца.
— Ходил на медведЯ! – почему-то с ударением на последний слог ответили мне. – Капкан, капкан…
— Разве у вас тут не заповедник? – повисла неловкая пауза. Старик, что-то вспомнив, вынырнул из своих внутренних размышлений.
— Пошли, — говорит. – На ночь где будешь? Совсем темно будет.
Мы прошли с два десятка метров, как на раскинувшейся вдруг опушке показались домики. Отсутствие контакта с человеком напоминало о себе, металось множество мыслей, но мой проводник не был настроен на разговор.
— Кхм, а… А у вас тут деревня как называется? *********? – мы так и не обменялись именами.
— Эта-то? Внучок, подальше она будет. Ты откуда пришёл?
— С запа… Вон оттуда. – пришлось показать пальцем, так как вряд ли здесь знают про компас.
— Как же? Так прошёл ты её уже, слушай! Ишь ты. – посмеялся старик.
Прошёл? Да… Засмотрелся на скалы. Но как? Получается, и карту я свою уже исшагал, нужно за новым комплектом в рюкзак лезть. Завтра достану, как только выдвинусь, некогда сейчас.
— Бывала тут раньше техническая станция. Две колеи, а? Непозволительна роскошь! – прокашлявшись, продолжал мой до этого молчаливый собеседник.
Мы дошли до тёмного деревянного домика на самом краю деревеньки, крыша которого ещё купалась в закатных лучах. В оконных прорезях вставлены пыльные стёкла в два ряда, к дымоходу в крыше ведёт лестница, но, судя по отсутствии нескольких пролётов – старик ею давно не пользуется.
— А ну открой-ка, тяжело мне уже, ой-ой… — причитая, он подошёл к крыльцу и бесшумно встал на него.
Вес рюкзака давал о себе знать – подо мной крыльцо протяжно проскрипело. С виноватым лицом я поскорее отворил тяжёлую дубовую дверь и, машинально отряхнув пыль с пальцев, вошёл первым. Окон здесь не было и меня сразу проводили в главную комнату.
— Эх, кутагым (башкирское ругательство). Керосинку не заправил… Внучок, сейчас. Электричества юк! (башк. – «нету»). – окончание фразы уже прозвучало, когда я в полном одиночестве начал изучение дома.
Усадив рюкзак на стул, достал новый комплект карт. На столе с белой скатертью уже почти в темноте удалось разглядеть силуэты посуды – от одной исходил легко уловимый пряный аромат. Осторожно взяв тарелку, я подошёл с ней поближе к окну. Ягоды… Много ягод! А вдруг ядовитые? Подожду лучше, поинтересуюсь о предназначении, может он ими медведя травит?
— Голубика это. Когда-то по дороге состав ехал, так один углежог с окна их рассыпал случайно, она и проросла. Собираю… — ответа выпрашивать не пришлось. – Ярата-а-ам! Яратам (башк. – «люблю»). Хочу, чтобы на могилку мне её посадили. – старик совсем разговорился.
Последняя фраза ударила в мой мозг молнией, собрав всю картину воедино.
— Подышу. А… Да. Хазер мин (башк. – «я сейчас»). – для отвлечения пришлось использовать весь свой словарный запас.
Подождав, пока он отвернётся, я быстро взял рюкзак, по пути нервно пытаясь открыть карман. Выйдя к реке, кое-как нацепил налобный фонарь и распахнул карту к востоку от моего конечного пункта. Сразу после деревни «*********» шла техническая станция «*****-**». В скобках значилось «Нежил.». Подкосившиеся ноги уже не держали меня, и я сел на ближайший камень. Мой фонарь выхватил неподалёку крест с полумесяцем наверху. Вокруг него росла голубика.
Автор: Гроссманн