Глава 7: Свидетельница
Обратная дорога из Проклятой земли прошла в гнетущем молчании. Алексей сжимал в кармане обгоревший амулет, и каждый шорох тайги теперь казался ему полным смысла и угрозы. Видение убийства стояло перед глазами, яркое и неизгладимое, как клеймо. Запах гари и бензина въелся в ноздри, смешавшись с реальным запахом хвои.
Айтал, не оглядываясь, вел его не назад, в поселок, а в сторону, к одиноко стоящему на берегу мелкой речушки дому. Дом был старым, почерневшим от времени, но ухоженным. Рядом стоял небольшой алтарь — «сэргэ», резной столб с конскими волосами, и дымилась свежая берестяная лента, привязанная к нему.
— Это Агафья, — тихо сказал Айтал, останавливаясь у калитки. — Она не слышит. Но видит. Очень многое видит.
Он не стал заходить, лишь кивком показал Алексею идти вперед, а сам остался ждать у края тропы, словно страж на пороге мира, куда ему доступ был закрыт.
Алексей толкнул калитку. Она скрипнула, но женщина, сидевшая на завалинке и что-то чистившая в миске, не подняла головы. Он подошел ближе.
— Здравствуйте, — сказал он, но она не отреагировала.
Она была очень старой. Ее лицо напоминало высохшее осеннее яблоко, испещренное морщинами-трещинами. Руки, темные и жилистые, ловко орудовали ножом. Алексей повторил приветствие громче. Ничего.
Тогда он осторожно коснулся ее плеча. Старуха вздрогнула и подняла на него глаза. И он замер. Ее глаза были молодыми, ясными и пронзительно-острыми, будто в них жила не душа, а сама тайга. Они смотрели не на него, а сквозь него, видя что-то, недоступное другим.
Она что-то быстро проговорила на якутском, ее голос был хриплым, как скрип старого дерева. Алексей покачал головой, показывая, что не понимает. Она смерила его долгим взглядом, затем резко встала и скрылась в доме, оставив дверь открытой. Приглашение.
Внутри пахло травами, дымом и сушеными ягодами. Было чисто и аскетично. Старуха — Агафья — сидела за столом и снова уставилась на него своими всевидящими глазами. Потом она провела пальцем по столу, собирая невидимую пыль, и начала выводить на деревянной поверхности знаки.
Она нарисовала треугольник — гору. Потом из вершины горы проведи волнистую линию — реку. И у подножия поставила точку. Потом посмотрела на Алексея и ткнула пальцем в его грудь, туда, где лежал амулет. Потом снова в точку.
— Там? — спросил он, понимая, что говорит с глухой, но все равно надеясь. — Там я найду ответы?
Она не ответила. Вместо этого ее лицо исказилось гримасой отвращения. Она потерла большой палец об указательный, а потом резко провела им по своему горлу. Угроза. Опасность.
Потом она открыла рот и указала на свои зубы. Потом постучала костяшкой пальца по столу, имитируя стук. Стук... металла? Золота?
Человек с золотым зубом.
— Вы его знаете? — Алексей почувствовал, как учащается его пульс. — Кто он?
Агафья смотрела на него с бесконечной жалостью. Она протянула руку и легонько коснулась его лба. Ее прикосновение было сухим и шершавым, как кора. И снова в его сознании вспыхнул образ.
Не поляна. Не пожар. Заброшенный карьер. Ржавая техника. Развалины какого-то здания с полустертой вывеской «...СВЕТ». И снова тот самый человек. Он стоял спиной, что-то кричал рабочим. Потом обернулся. Золотой зуб блеснул. Он был старше, чем в видении убийства, но это был он. И он смотрел прямо на Алексея, будто видел его, и улыбался. Холодной, жестокой улыбкой.
Алексей отшатнулся. Прикосновение Агафьи было как удар током. Она убрала руку и снова начала рисовать на столе. На этот раз она изобразила птицу. Сову.
— Сова? — переспросил Алексей. — Что это значит?
Старуха встала, подошла к полке и сняла оттуда пожелтевшую, потрепанную фотографию. На ней была запечатлена группа рабочих перед зданием с той самой вывеской «Прииск Рассвет». В центре, с самодовольной ухмылкой, стоял тот самый человек с золотым зубом. А рядом с ним, чуть в стороне, с опущенной головой — молодой Уйбаан. И на его плече сидела маленькая сова.
Агафья ткнула пальцем в сову, потом в Алексея, потом показала на дверь, в сторону, откуда они пришли с Айталом.
Прииск «Рассвет». Вот куда ему нужно было идти. Сова была ключом. Связью между его отцом и этим местом.
Он взял фотографию. Агафья не препятствовала, лишь смотрела на него с тем же пронзительным, печальным взглядом. Она что-то сказала, и на этот раз он, не понимая слов, понял смысл. «Осторожно. Он все еще там».
Алексей вышел из дома. Айтал все так же ждал его.
— Она дала тебе дорогу? — спросил парень.
— Да, — Алексей показал фотографию. — Прииск «Рассвет».
Айтал кивнул, но его лицо стало напряженным.
— Это плохое место. Очень плохое. Даже охотники туда не ходят. Там... пустота. Но если Свидетельница указала, значит, ты должен.
Они пошли обратно к поселку. Алексей сжимал в руке фотографию. Теперь у него была не просто ярость и боль. У него была цель. И лицо врага. Он не знал, что найдет на прииске, но знал, что должен туда идти. Даже если эта дорога вела в самое сердце тьмы, порожденной человеческой жадностью.
Глава 8: Хозяин прииска
Дорогу к прииску «Рассвет» знали немногие. Айтал привел Алексея к старой, давно заброшенной лесовозной дороге, заросшей молодым ивняком.
— Дальше я не пойду, — сказал парень, и в его глазах читался неподдельный страх. — Эта земля не принимает живых. Там ничего нет. Только ветер и ржавое железо. И… тени.
Алексей кивнул. Он не стал настаивать. Поблагодарив Айтала, он двинулся по разбитой колее один.
Чем дальше он углублялся, тем сильнее менялась тайга. Деревья становились чахлыми, с искривленными стволами. Попадались огромные пни — следы варварской вырубки. Воздух, прежде чистый и свежий, приобрел металлический привкус, смешанный с запахом гниющей древесины и окисляющегося металла.
Вскоре он увидел первые признаки деятельности человека — ржавые бочки из-под горючего, обрывки проводов, полуистлевшие каски. А потом дорога вывела его на край огромного карьера.
Это была рана на теле земли. Глубокий, многоуровневый разрез в грунте, заполненный мутной, цвета ржавчины водой. По склонам валялись скелеты грузовиков и экскаваторов, похожие на доисторических чудовищ. Над всем этим висела гнетущая, мертвая тишина. Ни ветра, ни птиц.
Неподалеку стояло длинное, низкое здание — бывшая контора. Стекла в окнах были выбиты, дверь сорвана с петель. Именно его он видел в видении у Агафьи.
Сердце Алексея заколотилось. Он вошел внутрь.
Внутри царил хаос. Перевернутые столы, сломанные стулья, груды истлевших бумаг. Все было покрыто толстым слоем пыли и птичьего помета. Он начал рыться в бумагах. Большинство из них были техническими отчетами, ведомостями, приказами. Имена ничего ему не говорили.
И вдруг его взгляд упал на клочок фотографии, торчащий из-под обломков шкафа. Он потянул за него. Это была та самая фотография, что ему дала Агафья, но не полная, а обгоревшая, от нее осталась только левая часть. Та, где был его отец, Уйбаан, с совой на плече.
Алексей перевернул ее. На обороте, угадывался полустертый карандашный текст. Он поднес фотографию к свету, падавшему из выбитого окна.
«Уйбаан Николаев, проводник. Указал жилу «Совиный Глаз». 12.08.2003»
Жила «Совиный Глаз». Значит, сова была не просто символом. Это было название. Название золотой жилы, которую нашел его отец.
Он с новой яростью принялся за поиски. Он рылся в грудах хлама, сметал пыль с полок, ворошил бумаги. И его настойчивость была вознаграждена.
В дальнем углу комнаты, под прогнившим линолеумом, он нашел металлическую коробку. Внутри лежала тонкая папка с грифом «СОВ. СЕКРЕТНО. Личное дело».
Он открыл ее. На первом листе была приклеена фотография. Тот самый человек. Коренастый, с жестким, бесчувственным лицом. И ухмыляющийся золотым зубом.
Гордеев Семен Петрович. Старший управляющий прииска «Рассвет».
Гордеев. Сосед по самолету. Человек, который с таким «случайным» простодушием рассказал ему про пожар. Который знал, куда и зачем он едет.
Вся картина сложилась в единое, ужасающее целое. Гордеев — управляющий. Уйбаан нашел богатую жилу. Гордеев хотел ее присвоить. Уйбаан отказался, ссылаясь на святость земли предков. И тогда Гордеев приказал его убить, а стойбище — уничтожить, чтобы замести следы.
Алексей сидел на пыльном полу в разгромленном кабинете и смотрел на фотографию убийцы своей семьи. Ярость кипела в нем, горячая и слепая. Он представлял, как найдет этого человека и...
Его мысли прервал звук. Не снаружи. Внутри его собственного сознания. Тихий, но отчетливый шепот. Голос Уйбаана. Тот самый, что он слышал в кошмарах. Но теперь в нем не было ни боли, ни призыва. Только бесконечная усталость и... предостережение.
«Не его кровь... но правда...»
Это было как ушат ледяной воды. Ойёк его отца, дух-мститель, не требовал крови. Он требовал правды. Памяти. Восстановления справедливости, а не нового убийства.
Алексей глубоко вздохнул, пытаясь совладать с гневом. Он посмотрел на папку в своих руках. Это было доказательство. Доказательство связи Гордеева с прииском, с его отцом. Но не доказательство убийства.
Ему нужно было найти самого Гордеева. Заставить его говорить. Заставить его признаться. И сделать это так, чтобы правда стала известна всем.
Он вышел из конторы. Солнце уже клонилось к горизонту, окрашивая мертвый карьер в кроваво-красные тона. У него было имя. У него была цель. И теперь у него был план.
Он не будет мстителем с окровавленным ножом. Он будет свидетелем. Прокурором. Голосом тех, кто был обречен на молчание.
Он посмотрел на фотографию отца. Уйбаан смотрел на него с достоинством и спокойной силой.
— Я сделаю это, отец, — тихо пообещал Алексей. — Я расскажу твою правду.