Глава 3: Дорога на Север
Билет до Якутска был куплен на завтра. Алексей метался по квартире, собирая вещи — теплые вещи, которых у него почти не было. Пуховик, купленный для поездки в Финляндию, термобелье, шапка. Все это выглядело жалко и неподготовленно для тех мест, куда он направлялся.
Мысли путались. Что он надеется найти? Заброшенное стойбище? Могилы, которые никто не посещал двадцать лет? Или доказательства того, что он сходит с ума?
В аэропорту Пулково царила привычная суета. Алексей прошел регистрацию, контроль и направился к выходу на посадку, чувствуя себя нелепо в своей городской одежде среди туристов с огромными рюкзаками и рыбаков в практичных камуфляжных костюмах.
Его место в самолете оказалось у иллюминатора. Рядом сидел мужчина лет пятидесяти, от которого пахло перегаром и чем-то едким, химическим. Он уже успел достать из Duty-Free бутылку виски и налил себе в пластиковый стаканчик, не дожидаясь взлета.
— В Якутск? — хрипло спросил он, оценивающе глядя на Алексея.
Тот лишь кивнул, не желая вступать в разговор.
— По работе? — не унимался сосед. — Геолог? Мало вас, молодых, сейчас туда тянет. Все в офисы подались.
— Отдыхать, — буркнул Алексей, глядя в иллюминатор на готовящихся к буксировке самолет.
— Отдыхать? — мужчина фыркнул. — В Якутске не отдыхают. Там или работают, или спиваются. Я, кстати, Гордеев. Семен.
Он протянул руку, и Алексей, из вежливости, пожал ее. Ладонь была шершавой, с застарелыми ссадинами.
— Алексей.
— Ну, Алексей, раз уж отдыхать, может, выпьешь? — Гордеев поднял бутылку.
— Нет, спасибо.
Самолет взлетел, и Петербург скрылся в плотной пелене облаков. Алексей закрыл глаза, пытаясь уснуть, но сны не шли. Только тревожное ожидание.
— Я там двадцать лет отработал, — продолжал Гордеев, не обращая внимания на нежелание собеседника общаться. — На приисках. Золото мыли. Теперь все — шахты заброшены, люди разъехались. Остались только те, кому ехать некуда. И призраки.
Последнее слово задело Алексея за живое. Он повернулся к соседу.
— Какие призраки?
— Обычные, — Гордеев махнул рукой и сделал еще один глоток. — Местные верят, что души тех, кто погиб насильственной смертью, не уходят. Особенно если их не отомстили. Они там, в тайге, бродят. Ойёками зовутся. Могут и во сне явиться, и наяву. Особенно к родне.
У Алексея похолодело внутри. Он сглотнул.
— А... много таких мест? Где люди погибли?
— Везде, — мрачно усмехнулся Гордеев. — Север — он не прощает ошибок. Вот, скажем, поселок Звездный знаешь?
Алексея будто током ударило. Он покачал головой, не в силах вымолвить слово.
— Маленький такой поселочек был. Мы там базу снабжения держали. Потом все закрылось. Так там, поговаривают, целая семья оленеводов сгорела. Николаевы, по-моему. Глава семьи — Уйбаан — нашел богатую жилу, но продавать отказался. Говорил, земля предков, нельзя ее ковырять. Ну и... — Гордеев сделал многозначительную паузу. — Сгорели. Все. Местные шептались, что не просто так. Но кто их знает. Теперь там одни призраки остались. Место проклятое.
Он допил виски и откинулся на сиденье.
— Так что, если отдыхать, Алексей, выбирай места повеселее. А туда лучше не соваться.
Гордеев скоро заснул, издавая легкий храп. Алексей же не мог сомкнуть глаз. Слишком много совпадений. Слишком много деталей. Незнакомец в самолете, который знает про его семью, про Уйбаана, про золото. Это не могло быть случайностью.
Он смотрел в иллюминатор. Внизу проплывала бескрайняя тайга, прорезанная лентами рек. От этой суровой, безжалостной красоты становилось страшно. Он летел не просто в незнакомый город. Он летел в свое прошлое. В место, где его ждали не только ответы, но и что-то темное, что уже протягивало к нему свои щупальца.
Когда самолет пошел на посадку, Гордеев проснулся. Он потянулся, костяшками пальцев потер виски.
— Ну что, приехали, — он взглянул на Алексея. — А ты, я смотрю, не из трусливых. Раз решил в эти края ехать. Держись там, парень. И помни — в тайге много чего водится, чего в учебниках не прочтешь.
Они вышли из самолета. Резкий, холодный воздух обжег легкие. Небо над Якутском было невероятно высоким и чистым.
Алексей прошел в здание аэропорта, оглянувшись на перрон. Гордеев стоял и с кем-то разговаривал по телефону, его лицо стало вдруг жестким и сосредоточенным. И на мгновение их взгляды встретились. И Алексей почувствовал необъяснимый, животный страх. В этих глазах не было и тени пьяной добродушности. Только холодная настороженность.
Гордеев резко отвернулся и зашагал прочь. Алексей остался один в незнакомом городе, с одной лишь сумкой и грузом страшных догадок. Первый шаг был сделан. Обратной дороги, он чувствовал, уже не было.
Глава 4: Последний приют
Автобус до поселка Звездный ходил раз в два дня. Старый, разболтанный ПАЗик, прозванный местными «костоломкой», выехал рано утром. В салоне пахло бензином, табачной пылью и чем-то кислым. Кроме Алексея, ехали еще несколько человек — молчаливые, замкнутые в себе люди, с лицами, вырезанными суровым климатом и тяжелой работой.
Дорога была одним сплошным испытанием. Асфальт быстро закончился, сменившись грунтовкой, которая больше походила на стиральную доску. Автобус подпрыгивал на ухабах, бросая пассажиров из стороны в сторону. За окном проплывала бескрайняя тайга — мохнатые шапки лиственниц и кедров, изредка прерываемые желтыми пятнами выгоревшей травы.
Алексей прижался лбом к холодному стеклу. Чем ближе они подъезжали к цели, тем сильнее сжималось что-то в груди. Тревога? Предчувствие? Или то, что тянется по крови — память о месте, где он никогда не был.
Он снова вспомнил Гордеева. Его слова о проклятом месте и призраках. Почему тот рассказал ему именно про Звездный? Про семью Николаевых? Слишком уж удобное совпадение. Или... не совпадение вовсе?
Путь занял почти шесть часов. Когда автобус, наконец, свернул с главной дороги и, пробираясь по разбитой грунтовке между стенами леса, выехал на окраину поселка, Алексей почувствовал разочарование, смешанное со странным, щемящим чувством узнавания.
Звездный оказался не поселком, а его бледной тенью. Два десятка покосившихся домов, некоторые — брошенные, с заколоченными окнами. Улицы — грунтовые колеи. Посередине — здание с выцветшей вывеской «Администрация», рядом почта и единственный магазин с решетками на окнах. Тишина. Гнетущая, глубокая тишина, нарушаемая лишь лаем собак и редкими криками воронья.
Он вышел из автобуса на пустынную улицу. Водитель молча выбросил его рюкзак в пыль и, развернувшись, уехал обратно в тайгу. Алексей остался один.
Первым делом нужно было найти участкового. Администрация оказалась заперта. Пожилая женщина на почте, услышав вопрос, лишь махнула рукой в сторону крайнего дома.
— Участковый? Спит, наверное. Иди, буди. Дверь не запирает.
Дом действительно был не заперт. Алексей вошел в темные, пропахшие плесенью и перегаром сени. В единственной комнате на засаленном диване лежал мужчина в растрепанной форме. Пустая бутылка валялась на полу.
— Товарищ участковый? — тихо окликнул Алексей.
Мужчина застонал, повернулся и сел. Его лицо было одутловатым, глаза мутными.
— Кто такой? Чего надо? — он с трудом сфокусировал взгляд на Алексее.
— Мне нужна информация. Про семью Николаевых. Уйбаана и Сайааны. Они здесь жили двадцать лет назад.
Лицо участкового исказилось гримасой раздражения.
— Опять эти Николаевы? Кому они вообще сдались? Все давно сгорели. Дело закрыто.
— Я... их родственник, — сказал Алексей, и впервые эти слова прозвучали вслух не как кошмар, а как простая, горькая правда.
Участковый уставился на него, и в его глазах на секунду мелькнуло что-то — то ли удивление, то ли страх. Он тяжело поднялся, подошел к старому сейфу и, порывшись, вытащил тонкую папку.
— На. Смотри. Только быстро. И потом уезжай отсюда. У нас тут спокойно. Нечего старые кости тревожить.
Папка была почти пустой. Протокол осмотра места происшествия, несколько фотографий обгоревших бревен, акт о смерти. Сухие, казенные фразы: «...причина пожара — неосторожное обращение с огнем... погибли Уйбаан Николаев, 42 года, Сайаана Николаева, 38 лет, их сыновья... единственный выживший — младенец Алексей, передан в детский дом...»
Никаких следов расследования. Никаких вопросов. Просто «неосторожное обращение с огнем». И все.
— И больше ничего? — спросил Алексей, чувствуя, как подступает ярость. — Никаких подозрений? Свидетельств?
— Какие подозрения? — участковый зевнул. — Все сгорело. Вещественных доказательств нет. Свидетелей нет. Дело закрыто. Живи спокойно.
Он практически вытолкал Алексея за дверь и захлопнул ее.
Алексей стоял на пыльной улице, сжимая в руках распечатанную копию акта о смерти своих родителей. Ветер гулял между брошенными домами, завывая в печных трубах, словно вторя его отчаянию. Он приехал за правдой, а нашел лишь равнодушие и бюрократическую записку, перечеркивающую целую жизнь.
Он поднял голову и посмотрел на тайгу, темнеющую за поселком. Где-то там было его настоящее прошлое. И если официальные органы отказывались ему помочь, значит, правду нужно искать самому. Даже если эта правда была спрятана в проклятом месте, полном призраков.
Он пошел по улице, ища, где бы переночевать. Один из домов, покосившийся, с провалившейся крышей, показался ему пустым. Дверь висела на одной петле. Войдя внутрь, он попал в царство разрухи и забвения. И в этой гнетущей тишине он впервые ясно почувствовал это — не зрительный образ, а ощущение. Чью-то бесконечную, незатихающую боль. Она витала в воздухе, пропитывала стены. Боль, которая ждала его здесь двадцать лет.