Иван Паринов считался в селе Рамонь человеком беспутным и никчемным, но его возвращение в село после многолетней отлучки вызвало пересуды — где он был, да что делал в прошедшие годы. Наведались к нему по поводу недоимок, накопившихся за семьей. На удивление, Иван рассчитался сполна. После этого пошёл наниматься лесником и, не без колебаний, был принят на службу.
Колебания управляющего оказались напрасными — Паринов не потакал ни близким, ни дальним родственникам (в Рамони Париновых каждый четвёртый), ни чужим. Смотрел за хозяйским лесом и пресекал малейшие поползновения односельчан поживиться на барском угодье. Только достанет мужик топор, примерится к ладному стволу, как неизвестно откуда налетал Паринов, ловкой подсечкой валил злоумышленника с ног и дальше уже лупил так, что в другой раз соваться в лес тому не хотелось.
А когда братья Салмановы, Осип и Фрол, сами известные забияки, пошли ночью на кордон с намерением поживиться и заодно Ваньку проучить, но не вернулись, самые бедовые головы поняли — лес для воровства закрыт. Салмановых, конечно, искали, да что докажешь? Не заявишь же — пошли воровать и пропали. Решили, что проверяли верши в реке и утонули.
Но лишь год поработал лесником Иван, потом заболел. Болезнь его была странной, и доктор Павел Павлович Хижин ночами изучал медицинские фолианты, пытаясь отыскать в литературе хоть что-нибудь подобное. Проявлялось страдание тремя симптомами — светобоязнью, извращенной формулой сна и заметным снижением температуры и массы тела. Иван Паринов не выносил солнечного света — кожа его под воздействием солнечных лучей мгновенно краснела, а спустя несколько часов покрывалась пузырями величиной с пятак и больше. Глаза также перестали выносить солнце, и потому целые дни Иван проводил в избе с занавешенными окнами. К тому же и спал он теперь только днем, а ночью выходил во двор и часами при звёздах или луне сидел на скамеечке, или шатающейся походкой удалялся в лес. За два месяца он потерял 20 фунтов веса, а температура тела снизилась до 32 градусов Цельсия.
Неизвестно, как болезнь развивалась бы дальше, но Иван Паринов решил покончить со своими страданиями. 27 февраля 1895 года его нашли повесившимся в сарае. Иван оставил записку, в которой написал, что нет больше сил выносить мучения и просил сжечь его тело на костре. Следствие вполне удовлетворилось этой запиской, но тела сжигать никто не стал. Поскольку самоубийц на кладбище хоронить было не принято, могилой его стал всё тот же лес, а точнее, кордон «Зверинец». Похоже, управляющий поступил так не без умысла: суеверные рамонцы боялись Ивана живого, пусть же и мёртвый охраняет он лес и зверье.
И задумка сработала: среди селян поползли слухи о том, что ночами Иван Паринов выбирается из могилы и бродит по кордону, подстерегая незадачливых любителей барского добра или просто невинных путников, идущих по своей надобности ночью из села Графского в Рамонь или наоборот.
Более того, поговаривали, что вместе с Париновым видели и братьев Салмановых, в виде самом странном — оборванные, с горящими глазами, рыскают они в ночи в поисках христианской крови.
До поры до времени просвещенные рамонцы на эти росказни внимания не обращали. Но утром 9 мая 1895 в Рамонь прибежал некий Игнат Орхипенко и сказал, что на него с отцом ночью напали по дороге из Графского. Напали трое, с виду (стояла полная луна) страшно оборванные, перемазанные грязью люди, от которых тянуло мертвечиной. Игнату отец приказал бежать, а сам принялся стрелять в нападавших из револьвера — Орхипенки занимались торговлей и, опасаясь лихих людей, имели при себе оружие.
Немедленно организовали поиски. До тридцати человек пошли на левый берег реки, в лес. В месте, указанном младшим Орхипенко, нашли несколько стреляных гильз, револьвер с пустым барабаном, да изрядные пятна крови на траве. Поиски же тела или тел никакого результата не дали, несмотря на то, что искали со рвением, брали с собой собак. Но собаки вдруг оказались обузой — скулили, жались к земле, тянули прочь.
В описании младшего Орхипенко рамонцы распознали и Паринова, и братьев Салмановых, хотя описание было скупым и под него мог подойти любой, обрядившийся в рванину. Слухи пошли совсем нехорошие — вурдалаки населили лес. В это время из Петербурга приехали хозяева леса — Ольденбургские. Лето они обыкновенно проводили в своем рамонском имении. На удивление, Александр Петрович Ольденбургский принял известие о происшествии на кордоне со всей серьезностью. Он подробно распросил доктора Хижина о болезни лесника, родных Паринова — о том, где побывал Иван во время своей длительной отлучки из села (те знали мало), говорил со старожилами о слухах, ходящих по Рамони.
Слухи тем временем перерастали в панику. Некоторые вспомнили завет Ивана о том, что тело его следует сжечь, и решили исполнить, пусть и запоздало, его последнюю волю. Как это обычно случается, мужики подбодрились свекловичной водкой и спешно принялись за дело. Когда Александр Петрович с сыном прискакали на кордон на конях, могилу уже начали разрывать. Князь Ольденбургский не стал браниться и предоставил мужикам довести дело до конца, хотя те, протрезвев, готовы были отказаться от вздорной затеи.
Рыхлая земля поддавалась легко, вот уже заступ стукнул о крышку — но крышка лежала отдельно от пустого гроба!
В смятении мужики обступили князя и стали просить, чтобы тот вызвал войска. Ольденбургский как мог успокоил их, объяснив, что наверно лихие люди нарочно перепрятали тело лесника, а теперь пугают мужиков, одеваясь в похожую одежду и измазавшись землей. Пообещав изловить злодеев и тем отчасти успокоив мужиков, Александр Петрович с сыном вернулся во дворец и тотчас сел за письмо уроженцу Рамони Сергею Ивановичу Мосину, ставшему известным оружейником. Князь просил конструктора изготовить необычную вещь — гладкоствольное ружье, стреляющее пулями с особо высокой скоростью — 1600 метров в секунду.
Пять лет назад знаменитая трехлинейка Мосина победила в ожесточенной конкуренции с изделием бельгийского оружейника Л. Нагана. Решающим было мнение царя Александра III, мнения, как считали, подсказанного Александром Петровичем Ольденбургским. Поэтому Мосин чувствовал себя обязанным выполнить заказ. Кроме того, конструктору было интересно попытаться создать новый вид оружия.
Практического значения подобное ружье не имело — любое животное убивала пуля значительно меньшей скорости, классическая пехотная винтовка при стрельбе стандартным патроном образца 1891 года обеспечивала скорость 615 м/с. Для получения скорости почти вдвое большей пришлось увеличить массу порохового заряда измененного состава, что вело к резкому повышению нагрузки на ствол. Даже при использовании лучших сортов стали ствол едва выдерживал 50 выстрелов — притом, что обыкновенная винтовка рассчитывалась на тысячи выстрелов.
Второе отличие заказанного ружья заключалось в том, что пули были серебряными. Никакой мистики — удельный вес серебра в полтора раза больше, чем у свинца, и потому масса пули сохранялась при меньшем ее калибре. А чем меньше калибр, тем меньше сопротивление воздуха полету пули. Для армии ружье, рассчитанное на 50 выстрелов и стреляющее серебряными пулями, безусловно, не годились, но как конструкторский эксперимент имело право на существование.
Изготовил ружье Мосин в мастерской Ораниенбаумской офицерской стрелковой школы. Ствол пришлось заметно удлинить, в ложе вворачивались нагельные винты, приклад для гашения отдачи сделали дубовым и массивным. Весило изделие около 8,5 кг, из-за чего мастера сразу прозвали его царь-ружьем. Несколько стволов пришло в негодность после первого же выстрела, и сделать пригодные экземпляры удалось только к осени.
В ноябре два новых ружья Мосин сам повез в Рамонь, снедаемый любопытством — зачем князю понадобилась такая диковина. Но прежде случилось многое. Летом на левом берегу реки у леса любили отдыхать воронежцы — из тех, кто мог себе позволить провести праздно 3-4 недели в дачном поселке Радчино. Ловили рыбу, ходили по грибы... Рамонцы твердо решили ничего дачникам не говорить, чтобы не лишиться дохода. И около месяца неприятностей не было, но после ужасного происшествия с семейством Бельских дачное место опустело в один день. Здесь вину возложили на бешеного волка, которого, однако, никто не видел, а доктор Хижин определенно заявлял, что раны, обнаруженные на телах несчастных, оставлены человеческими зубами.
За голову волка была объявлена награда, но получить ее не удалось никому. Крестьяне роптали, пастухи отказывались пасти общественный скот на заливных пойменных лугах. Да и рабочие сахарного завода, которых происходящее вроде бы и не затрагивало напрямую, стали все чаще критиковать власти за бессилие и неспособность защитить население.
Отряд, присланный в Рамонь по требованию Ольденбургских, безуспешно вел поиски орудующих в лесу злодеев. Однажды приметили кого-то на опушке леса, бросились ловить, один из служивых в азарте вырвался вперед, исчез за деревьями и больше его никто не видел. Принято было считать — убежал, дезертировал, но солдаты с той поры без команды шагу не ступали в лес, да и с командой шли неохотно, держась вместе и ощетинясь во все стороны штыками. Поручено им было охранять мост через реку, и никогда они не исполняли поручение столь тщательно. Задремать на посту, закурить или просто отвлечься никто себе не позволял.
Вечерами Рамонь замирала. После захода солнца каждый запирался у себя и сидел тихо и смирно. Тишина висела над селом. Даже обычно брехливые собаки, и те вдруг потеряли кураж и стремились забраться в избу, лишь только начнет темнеть.
Под благовидным предлогом пришлось отменить визит великого князя Михаила — тот собирался было поохотиться в угодьях Ольденбургских.
Встретили Мосина в Рамони радушно. Александр Петрович сразу же осведомился о своем заказе. Изобретатель в ответ показал на упакованные детали ружья — ввиду больших размеров оно везлось в разобранном состоянии. Собрать их не составило труда. На деликатный же вопрос Сергея Ивановича, чем вызвана необходимость в царь-ружье, Ольденбургский рассказал Мосину о серии загадочных и мрачных происшествий. Но почему именно специальные ружья, недоумевал конструктор, если пехотная трехлинейка наповал уложит и человека, и зверя хоть за две тысячи шагов? Быть может, ответил князь, источником несчастий является не человек и не зверь.
19 ноября 1895 года выпал снег, и в ночь на 20-е князь, его сын Пётр, Сергей Иванович Мосин, врач Павел Хижин и друг Ольденбургских полковник Ганикс вместе с охотником Никифором и парой гончих отправились к кордону «Зверинец».
Александр Петрович уверил, что на первый взгляд странное время для поиска злоумышленников впоследствии получит необходимое разъяснение. Впрочем, полная луна над покрытой снегом землей давала достаточно света. На опушке ясно виднелись следы, но следы странные. Отпечатки напоминали человеческие, но имелись и различия — деформация стопы, высокий свод, когти.
Собаки след взяли неохотно, однако, подбадриваемые Никифором и близостью решительно настроенных людей, разошлись. Голый лес сменился хвойным, стало темнее, но идти пришлось недалеко. Углубясь в лес всего на версту, собаки встали у огромной коряги, под которой, видимо, было и логово.
Расставив людей по номерам, князь подошел к отверстию, ведущему в логово, поджег ароматическую свечу, бросил ее внутрь и отбежал на свое место. Резкий запах распространился по лесу. Оговорено было, что стрельба откроется сразу, как только зверь выйдет из логова. Но существо, выскочившее наружу, всех поразило. Изъеденное лишаями лицо, изъязвленные конечности, тело, едва прикрытое лохмотьями, произвело столь ошеломляющее впечатление, что стрелки замешкались. К существу же прибавились ещё двое, подобных первому. Все они тут же набросились на гончих и, разорвав их передними конечностями, начали пожирать, не обращая внимания на людей.
Первым выстрелил князь Александр — из царь-ружья. Второе ружье было в руках у Петра Александровича, и тот также произвел выстрел. Мосин доверился пехотной винтовке, полковник Ганикс и доктор Хижин стреляли из охотничьих ружей Лепажа. Стрельба продолжалась несколько минут, десятки зарядов попали в цель. Но, судя по всему, наибольшие поражающие свойства принадлежали серебряным пулям — плоть вокруг ран превращалась в кашицу и распадалась.
Подоспели слуги, которые крючьями зацепили тела сраженных и погрузили их на сани. Тела отвезли в сарайчик у избушки лесника, тот самый, где нашли повешенного Паринова. При тщательном осмотре в убитых признали лесника и пропавших братьев Салмановых. Доктор извлек мозг и некоторые внутренние органы из тел, после чего те были сброшены в заранее вырытую яму и засыпаны негашеной известью.
Позднее, за ужином с обилием крепких напитков, Александр Петрович высказал предположение, что Паринов во время скитаний заразился редкой болезнью, родственной бешенству. Болезнь изменила и психику, и физиологию организма, погружая его время от времени в состояние, схожее с летаргическим сном. Вероятно, зная о последствиях болезни, Паринов в отчаянии и полез в петлю, но не умер, а впал в оцепенение, расцененное как смерть.
Пробудившись, Паринов покинул могилу и стал жить, охотясь на животных и своих соплеменников. Салмановы, вероятно, заразились при контакте с Париновым и тоже заболели. Троица мнимых мертвецов образовала подобие стаи, которая и наводила ужас на окрестности Рамони.
Сказания о вурдалаках, продолжал князь, основаны на реальных событиях — эпидемиях атипичного бешенства. При этом физиология человека меняется настолько, что обычные ружья становятся почти бесполезны, и лишь применение пуль особой разрушительной силы позволило уничтожить носителей опасного заболевания.
Ароматическая свеча сделана была по древнеегипетскому рецепту и воздействовала на органы трансформированных существ так, что те временно потеряли ориентировку и потому не напали на людей.
Странно, однако извлеченные органы, несмотря на то, что были погружены в раствор формалина, через сутки утратили структуру и превратились в комок слизи, так что исследовать их уже не было возможности.
Мосин покинул Рамонь и больше в нее не возвращался. После его смерти в 1902 году по распоряжению князя Ольденбургского в Рамони был установлен бюст конструктора с надписью «Мосину от благодарных земляков». Как знать, если бы не его царь-ружье, возможно, эпидемия охватила бы всю Рамонь.
Памятник царскому генералу Мосину был разрушен в 1920 году, поскольку казался новым властям неуместным в эпоху переустройства мира. В 1967 году его восстановили.
Доктор Хижин подробно описал происшедшее, но опубликовать из-за отсутствия доказательств не решился. Правнук Хижина, Михаил Азаров, любезно ознакомил с рукописью, ставшей семейной реликвией, автора данного материала.
Автор: Соломон Нафферт
Журнал «НЛО», #27(294), 30 июня 2003 г.