Долго рассказывать, как так получилось, но наша бабушка снова стала жить с нами. Квартира, благо, просторная, места хватало на всех, и, не поймите неправильно, бабушку я любил. Стала она слишком странной и, поверьте, дело не в старческом маразме, а в непонятных ситуациях совершенно иного рода.
Во время переезда, бабушка частенько подходила к соседской двери, находившийся в другом конце лестничной клетки и что-то настоятельно выискивала. Первое время мы не обращали внимания, мало ли что ей причудилось на старость лет. Но один раз я не выдержал и спросил.
Рано утром в субботу бабушка вышла из дома и снова встала у соседской двери. Благодаря тому, что основная масса населения в подъезде до сих пор спала крепким сном, я смог услышать, что она не просто стоит около двери, а активно принюхивается. Совсем что ли спятила...
— Бабуль, а ты чего тут в такую рань? — негромко спросил я.
— Да так, внучек, — бабушка продолжала вынюхивать, — воняет тут.
— Что?
— Воняет, говорю, — пробурчала она себе под нос, — не нравится мне это.
— Чем воняет? Канализацию прорвало что ли?
— Да нет, внучок, не канализацией. Всё намного хуже...Ты иди, я пирожков приду напеку.
Но ведь запаха не было совсем! Нюх у меня не как у собаки, но какую-нибудь вонь я точно бы приметил. Если не канализацией, то чем могло ещё вонять? Протухшей едой? Так это каждый смог бы заметить. Плесенью? Но не так же сильно, что запах чувствуется за двумя дверьми, да? Был, конечно, жутковатый вариант, что кто-то из соседей умер и начал разлагаться, но умирать там особо некому — в шестьдесят седьмой живет молодая семья, с которой если что-нибудь и случилось, то на уши встал бы целый район, а в шестьдесят восьмой — Валентин Ярославович. Конечно, мужик уже давно преодолел пятидесятилетний рубеж, но здоровье у него было богатырское, да и родственников навалом. Может, у кого-то вентиляция забилась? Но не до такой же степени. В общем, поведение бабушки с каждым днём оставляло меня наедине с нарастающим количеством вопросов.
Дабы хоть как-то развеять завесу тайны, я решил провести небольшое расследование. В очередной раз, когда бабушка вышла к соседской двери, я прильнул к дверному глазку. Минут десять она занималась тем же самым, но что-то её отвлекло и она повернулась в сторону нашей двери. «Ваше прикрытие провалено, Штирлиц, возвращайтесь на базу» — подумал было я, но бабушка принюхалась и стала подниматься куда-то выше. В силу того, что укрытие я покинуть не мог, я решил посчитать, куда она приблизительно пойдет, просто посчитав её шаги. Шварк-шварк-шварк...бабушка прошла один пролёт...шварк-шварк-шварк....Теперь она на шестом этаже. Судя по всему, идёт ещё выше. Шварк-шварк-шварк. Шварк-шварк-шварк. Да, она на седьмом. Вроде бы остановилась. Теперь и у этих соседей что-то воняет?
Расспросы родителей ничего не дали. У бабушки — кристально чистая биография, никакого мистицизма и ему подобных вещей. Школа, училище, работа, семья, дети, внуки, дача — исключительно всё как у людей. Да и сам я не замечал у неё каких-то артефактов, была пара икон, перед которыми она редко перекрещивалась, не более. Спрашивать её саму было как-то страшновато. Скажет, мол, следил ты ещё за мной, шпион, вынюхивает там. Вынюхивает, да, от неё это совсем забавно бы звучало. Но иного выбора у меня не было.
Днём в воскресенье бабушка готовила пирожки. Родители уехали по делам, тогда я и решился у неё всё спросить.
— Ой, внучок, проходи, садись, — бабушка хлопотала над пирожками, — будешь пирожки-то бабушкины?
— Конечно, бабуль, — я сел посередине кухонного уголка, — а с чем сегодня?
— Ну вот с картошкой делаю, сейчас сладких ещё напеку, а ещё не знай каких, внучек...
— Бабуль, можно тебя спрошу давно волнующий меня вопрос?
— Конечно, что бабушке-то от тебя скрывать, — бабушка разлилась в своей доброй старушечьей улыбке.
— Бабуль, почему ты вынюхивала дверь около соседей?
В тот же миг бабушка помрачнела, словно вернулась из преисподней.
— Так тебе скажу, внучек: если я так делать не буду, то беда приключится. Рассказать — не расскажу, но, чтобы ты знал, что это я не из ума выжила, что хожу соседей обнюхиваю. Пока так делаю, всё хорошо будет...
— Так а...
— Ты про это лучше меньше болтай, внучек. Не говори особо никому. Да вообще никому не говори, чего уж там.
Разговор с бабушкой усугубил ход расследования. Ей уже было под восемьдесят, мало ли там что мерещится. «Не буду делать, то беда приключится». Совсем уже какой-то бред.
Но всё это оказалось цветочками. Через пару недель после этого разговора, бабушка вновь пошла к соседской двери, а я вновь встал у дверного глазка. Понюхав пространство вокруг неё, бабушка на лифте спустилась вниз. Через несколько минут она вернулась с тремя бабками из соседнего подъезда, с которыми она что-то тихо обсуждала. Одна из бабок поднялась на шестой этаж, спустилась ещё с двумя. Все они стояли около двери и тихо переговаривались. Бабка в красном платке поднесла палец к губам, и толпа мигом замолчала. Порыскав в своём кармане, она нашла то ли ключ, то ли отмычку и, немного поковырявшись, открыла замок. Вся процессия бабушек зашла в тамбур и закрыла за собой массивную стальную дверь.
Я пребывал в полной прострации. Что это за массовый слёт бабок? Что это за проникновение со взломом? Больше походило на какой-то бредовый сон или просто сюрреалистическую картину, чем на обыденную реальность серой многоэтажки. Минут через пятнадцать они вышли и начали быстро расходиться. К счастью, моя бабушка ушла оттуда последней, поэтому я успел заскочить в квартиру незаметно. А через пару часов к дому приехала полиция и скорая. Скорая в черном мешке вынесла из квартиры Валентина Ярославовича его бездыханное тело, а полиция расспрашивала соседей, не слышали ли они ничего подозрительного. На секунду осознав, что я стал свидетелем убийства отставного офицера несколькими хилыми старушками средь бела дня, я начал задумываться — а не начало ли мне сносить крышу? Может, я и не видел ничего на самом деле?
Но это и правда переходило все разумные границы. Я должен был что-то делать. Понятное дело, что я таким образом раскрою себя, но единственное, что я смогу сделать — шантажировать бабушку своим свидетельством её соучастия в преступлении. Другого варианта у меня не было. Когда родители уехали по делам и мы вновь остались вдвоём, я пришёл в бабушкину комнату и встал на пороге.
— Бабуля, я всё видел. Я видел, как ты со своими подругами вошла в квартиру Валентина Ярославовича.
Бабушка не отвлеклась от вязания и даже не повернула голову в мою сторону.
— Глазастый какой, молодец, — безучастно произнесла она, — и что теперь?
— По всем правилам, я обязан заявить в полицию, бабуль. Вы человека убили.
— Заяви, внучек. Убийств в доме сразу прибавится. Проснёшься ты утром, а в подъезде людей жрут.
— Как жрут?
— А кого поймают, внучек, — бабушка мигом взглянула на меня, — того и будут жрать.
— Я ничего не понимаю.
— Вот как не будет меня здесь, всё сразу поймёшь. Мы ж их находим, понимаешь? А потом ловим. А если не получается поймать, то как с твоим соседом получается.
— Кого вы вынюхиваете, бабуль? О чём ты?
— Да есть кого. Иди, иди, не мешай.
Говорить участковому не пришлось. Бабушкин диабет давал о себе знать и спустя где-то неделю после нашего разговора, ей пришлось лечь в больницу почти на месяц. За это время в подъезде успели найти маленькую обглоданную руку. И знаете, где? Правильно, на седьмом этаже. Её выбросил один из соседей, молодой парнишка, не помню, как его зовут. Задержали и предъявили обвинения в убийстве. Нашёл он девочку лет восьми, убил и сожрал, прямо как бабушка говорила.
Через пару дней, миновав собрание бабок около соседнего подъезда, я встретил двух старушек, вынюхивающих кого-то на первом этаже.
— Михална, чувствуешь? Чувствуешь? Воняет же, — полушепотом сказал её подруга.
— Чувствую, — тихо ответила она, — точно здесь живёт. Упырюга. Ну ничего, главное — нашли вовремя.
— Сейчас позовём или когда?
— Давай через пару часов.
Услышав мои шаги, они медленно повернулись ко мне.
— Свидетелей много, — сказала Михайловна и оскалила свои острые как бритва клыки, — вот разойдутся, тогда и зайдём...