Эта история написана в рамках весеннего турнира Мракотеки (апрель — май 2024 года)
1
— Сергей Викторович, все готово! – я услышал в телефоне приятный женский голос. Звонившую сразу узнал: это была главный хранитель фондов Витебского областного краеведческого музея.
Наконец-то! Целую неделю я ждал звонка. Было обещано знакомство с очень интересным документом без малого столетней давности, который недавно нашли в музейном собрании.
— Мне приехать, или Вы вышлете копию по электронке?
— Приезжать не надо. Мы все Вам отсканировали и вышлем. К тому же, видите, какая погода…
Погода действительно не радовала. Сперва, в самом начале апреля, ударила тропическая жара, все гуляли по улицам в шортах и безрукавках, а потом надолго зарядили холодные дожди. Вода в Западной Двине, на которой стоит Витебск, стремительно поднималась. Вчера затопило набережную, а сегодня утром в пучине скрылась, как несколько лет назад, скульптура Золотой рыбки с ключом от города, установленная у впадения Витьбы в Двину.
Горожане и туристы с фотоаппаратами и гаджетами облепили берега, которые еще не успело затопить, и делали снимки, заваливая ими интернет.
Дожди не думали прекращаться. Гидрологи предупреждали, что, если погода не перестанет капризничать, реки поднимутся выше рекордного уровня 1931 года, и тогда беды не избежать. Случится грандиозный потоп. Именно о таком наводнении, которое обрушилось на Витебск в конце апреля 1931 года, я и писал статью.
Да, забыл представиться: я – витебский журналист.
Минут через десять после телефонного разговора открыл электронный почтовый ящик. Там уже висела ссылка на скачивание файлов. Документ оказался достаточно объемным. Выполнив все операции и сохранив сканы на ноутбуке, я открыл первую страницу.
«Дневник Федора Гуляева.
Начат: 1 января 1931 года.
Закончен: ____ (дата не была проставлена)».
В музее рассказали, что отыскали в личном фонде среди документов, переданных на постоянное хранение известным в городе краеведом и коллекционером, какой-то необычный дневник. Часть записей в нем касалась крупнейшего в истории Витебска наводнения. Как раз по теме моего исследования! Читатели интернет-издания, для которого я пишу, необычайно обрадуются: историю из первых уст в сети активно обсуждали и накручивали просмотровость, что увеличивало доход СМИ и мой собственный. Материал обещал взорвать витебские соцсети.
В середине следующей отсканированной страницы стояла дата – 22 апреля 1931 года. Верхнюю часть скана занимало окончание записи о каком-то предшествующем событии, о начале которого можно было только догадываться. Значит, в музее отсканили не весь дневник, а только то, что непосредственно относилось к наводнению. Жаль, конечно, неплохо бы почитать документ сначала, чтобы иметь полное представление о его авторе.
Я углубился в чтение.
«22 апреля 31 г. Ночью не мог заснуть. С реки доносился треск и плеск воды, будто кто-то ломал ледяную корку. Скоро 1 мая, демонстрация, а Двина все подо льдом, словно зимой. Не хочет вскрываться. Ближе к утру был окончательно разбужен взрывом, точнее, чередой взрывов, будто из пулемета строчили, только сильнее. Неужели на город напали? Кто? Белополяки? Бандиты? Кулаки?
Родители также вскочили, отец бегал по дому и участку с топором. Никого не было. Взрослые заснули лишь под утро, а я промаялся бессонницей.
Ходил в школу. Днем, возвращаясь домой, стоял с друзьями на Двинском мосту. Любовались захватывающим зрелищем ледохода. Наконец!
По реке неслись льдины, налетали на ледолом мостового быка¸ трещали и раскалывались. Воды очень много. Представляю, что творилось за городом, в деревнях. Вот плывет собачья будка, а возле нее мечется на цепи пес. Обреченный лай не помогает. Взрослые говорили, что надобно спасти животное, но кто полезет в холодную воду и бурное течение на свою погибель! Только и оставалось, что проводить взглядом собаку с будкой. Жалко пса!
Откуда-то течением принесло разбитый деревянный мост. Пока он плыл, все глазели и делали ставки: налетит на бык или нет? Налетел, разбился в щепки, так что конструкции аж содрогнулись, а мой товарищ, полусвесившись с перил, едва не полетел с высоты в Двину».
От занимательного чтения меня отвлекло жужжание мобильника. На экране высветился номер Андрея – старого друга. Тоже журналиста, только государственного издания. Я принял вызов.
— Здоров, Серега! Срочно бери ноги в руки и сваливай из города! Я всех своих уже предупредил. Мы сейчас в Лужесно, тут творится дичайшая жесть! Прикинь, плотину ГЭС прорвало! Пока не в курсах, что да как, возможно, теракт, но не уверен. Ментов и военных здесь немерено, все оцепили! Вали из города, пока не затопило и не снесло к хренам…
Звонок оборвался. Я пытался вызвонить Андрея и выяснить все подробности, но абонент был вне зоны доступа.
2
Выбежав из подъезда, я обомлел. Дождь лил, как из ведра. Повсюду стояла вода. Всю улицу Труда, где высилась моя многоэтажка, затопило. Витьба вышла из берегов. Асфальт на парковке был залит уже по щиколотку. Из соседних домов выходили люди, целые семьи, с маленькими детьми и огромными сумками. Они направлялись к припаркованным у дома машинам. По ушедшей под воду улице туда-сюда сновали такси, поднимая высокие волны.
Сзади, из моего подъезда, тоже кто-то выбежал, едва не столкнув меня с крыльца под бешеные струи. Я узнал соседа. Мужик торопился покинуть опасное место и даже не поздоровался.
С минуту я раздумывал, что предпринять в данной ситуации. Послушать совета друга и последовать за соседом? Но настолько ли все ужасно? От мыслей отвлек резкий одиночный звук мобильника в кармане. Пришла СМС.
«Сохраняйте спокойствие и не покидайте домов. Ждите приезда эвакуационных служб!» — информировало МЧС. В подтверждение написанному, вдали послышался вой сирен. Я решил никого не ждать, поднялся пешком к себе на этаж и заперся в квартире.
Через час пропал свет. Я успел зарядить телефон и ноутбук. Аккумуляторов хватит на целую ночь, которую я решил провести дома, а утром обдумать план дальнейших действий.
Хотелось посмотреть фильм, но домашний интернет пропал, остался только мобильный. Его я тоже отключил, чтобы зря не разряжать телефон.
Вспомнив о скачанном дневнике, я открыл файлы и продолжил чтение.
«23 апреля 31 г. За вечер и за ночь Двина разлилась ужасно. Река вышла из берегов! Утром вода стояла почти у порога нашего дома на 1-й Ударной улице. Узнал я об этом от отца, который, выходя, как обычно, на работу, громко выругался.
Кожзавод имени Евстигнеева, расположенный сразу за нашим участком, гудел, как встревоженный улей. По огромному трехэтажному корпусу из красного кирпича бегали рабочие, таскали разные предметы на верхние этажи, кричал, как городовой, мастер: «Поднимайте станки и машины!»
Днем к предприятию подъезжали автомобили, в них грузили оборудование».
Когда я это читал, во дворе, прямо под окнами, завыла сирена. Резкий мужской голос из мегафона объявил:
«Сохраняем спокойствие. Покидаем квартиры, спускаемся вниз, к каждому подъезду будет подана техника. Проводится эвакуация!»
«Как бы не так! – подумал я. – Шиш с маслом я спущусь! Вода по-любому до седьмого этажа не дойдет, а к утру, надеюсь, она начнет спадать. Едой и питьем я запасся, телефон на связи, а оставлять квартиру не пойми на кого – дудки!»
Их окна видел, как спасатели усаживали людей, не успевших покинуть жилища на собственном транспорте, под брезент в кузова армейских грузовиков. Воды было почти по колено. Туго предстоит тем, кто живет на первом этаже!
Затем МЧСовцы разошлись по подъездам и принялись звонить и стучать в двери квартир – вдруг там кто-нибудь остался. В мою металлическую дверь звонили раз пять, потом барабанили мощными кулаками. Я затаился и не подавал виду. Убедившись, что в квартире никого нет, спасатели ушли.
3
Вечер опустился неожиданно. Стемнело быстро. Надвигалась ночь.
В трубах еще оставалось немного газа. Его хватило, чтобы согреть кофе. С чашкой ароматного бодрящего напитка я вернулся к дневнику.
«24 апреля 31 г. Всю ночь и все утро носили мешки с песком, камни, землю и мусор, строили насыпь вокруг дома. Рядом трудились красноармейцы, спасали кожзавод. Не помогло. Река все поднимается, самодельные дамбы текут, вода переливается через край. К обеду все плоды нашего упорного труда снесло течением. Паводок перекинулся через порог, дом затопило. Наша семья спешно перебралась на чердак, забрав с собой все ценные вещи и еду.
Кожевенный завод опустел. Не дымит больше труба, не слышно гула станков. Даже мерзкий запах звериных шкур и дубильных веществ, к которому здесь все давно привыкли, куда-то пропал.
Уйти с остальными мы не успели, спасали хозяйство от стихии. Теперь остается одно – ждать лодок.
25 апреля 31 г. Прождали весь день. Никто за нами не приплыл. Вода поднимается. Дом затопило уже наполовину. На чердаке холодно и сыро.
26 апреля 31 г. Помощи все нет. Такое ощущение, что район проспекта Винчевского и Оршанской площади, где мы живем, вымер. С чердака прекрасно видна стройка – возводят новый мост через Западную Двину. Уже сложили из камня быки, мастерят деревянную конструкцию на нашем берегу. Так вот: все строители куда-то сбежали, даже сторож с собакой, которая постоянно будила нас по утрам своим лаем, как будто испарился. Кубометры лесоматериалов валяются совершенно без присмотра. Воруй – не хочу!
Не ко времени вспомнил про воров. Днем папа услышал плеск весел. Я было обрадовался – спасение идет. Но отец зажал мне рот и велел не рыпаться. «Сначала поглядим, кого сюда занесло», — прошептал он на ухо.
Лодка подплыла к затопленному крыльцу. В ней сидели два человека в рваных телогрейках. Один был с бородой до пуза, другой – помоложе, юркий, лица я не запомнил. Мы могли разобрать их разговор.
— Тут есть, чем поживиться! Хозяев нет, вот те крест!
— Поймают, и – пулю в затылок.
— Не волновайся. Вся милиция на дамбе, а если кто полезет, сразу – в лодку и по веслам. Я гляну, а ты тут стой на шухере.
При этих словах отец схватил из угла заранее припасенную винтовку, сунул дуло в щель возле трубы и дал залп по непрошеным гостям.
Не знаю, подстрелил ли он кого из грабителей или нет, но только с их стороны послышались грубые слова, вскрик «Уходим!» и плеск воды. Незваные гости убирались восвояси».
Пока я это читал, темнота вокруг сгустилась настолько, что окружающую обстановку можно было различить лишь в свете монитора. Наверное, я остался один в большом многоэтажном доме.
Но это было не так. Рядом находился кто-то еще. На площадке за дверью послышались шаги и шорканье. Я напряг слух.
«Слышь, Мотовило, полезай сюда. Здесь хата козырная, барахла много! – А у тебя отмычка есть? – Да все заметано! – Может, лучше в другую хату?»
Двое незнакомцев, одного из которых звали Мотовило, копошились в тамбуре. Было несложно догадаться, кто они и зачем пришли сюда. Звуки с площадки на время стихли – по-видимому, грабители решали, какую их двух квартир лучше обчистить. Выбор явно склонялся в сторону моей.
В уме я прикидывал, как поступить, если придется столкнуться с преступниками лицом к лицу. В отличие от отца Федора Гуляева, у меня ружья не было, вообще никогда оружие в руки не брал и в доме не хранил, даже хиленького травмата. Пришлось бы отбиваться подручными средствами, если не голыми руками. Грабителей было двое, преимущество явно не на моей стороне.
«Пошли дальше, тут нечего ловить», — раздался шепот из коридора. Воры зашагали прочь, вниз по лестнице, как мне показалось.
От души отлегло. Мое глупое и опрометчивое решение переждать потоп в квартире могло стоить жизни. Два отморозка за дверью были не из тех, кто оставляет свидетелей. Терять им нечего: за мародерство во время стихийного бедствия грозит немалый срок, можно и к стенке стать. В покинутом доме есть много потайных мест, где можно спрятать мой труп, чтобы нашли его через много лет, или вообще не нашли.
Звуков с площадки больше не доносилось. Страх постепенно прошел. Я опять открыл отсканированный файл.
4
«27 апреля 31 г. Сегодня пропала мама. Как это произошло? Нам казалось, что воды больше не прибудет, и мать решила спуститься вниз, забрать еще кое-что из вещей. Она задрала юбку, обнажив ноги по колени, и слезла по лестнице с чердака на кухню.
Некоторое время из дома доносились шлепанья и всплески, а затем они разом стихли.
Когда мамы не было уже час, мы с отцом запереживали. Папа решил спуститься и узнать, где она, если надо – помочь. Он обошел весь наш дом и участок вокруг. В ледяной воде было тяжело передвигаться. Отец кричал, звал мать и кого-нибудь из людей на помощь, но никто не отозвался.
Папа проверил ледник, все места в доме и около, куда можно было провалиться и утонуть. Мамы нигде не было. Отец вернулся, сел на корточки и заплакал, обжав голову руками».
Следующий лист, видимо, был вырван из дневника, либо музейные сотрудники забыли (возможно, не пожелали) его сканировать.
Скан, открытый мною, начинался словами:
«… решили, что нужно уходить. Вода поднялась уже по самую крышу. Помощи все нет, запасы продуктов на пределе.
30 апреля 31 г. Сколотили с отцом плот из деревяшек, которые нашли на чердаке, и всего, что плавало вокруг. Пришлось частично разобрать перекрытие. Дому все равно конец, сейчас самое важное – спастись. Веслом послужит длинная опора, на которой держалась крыша.
Собрав пожитки, аккуратно вылезли из нашего убежища и перелезли на неустойчивый плот. Гребем в сторону кожзавода, первый этаж которого скрылся под водой.
Кое-как доплыв до цеха, выбили окно, чтобы попасть внутрь. В цеху просторно и безопасно.
Чтобы высушить одежду, промокшую во время плавания, и вещи, отсыревшие от нахождения на чердаке, мы развели костер. В душах теплилась надежда, что дым заметят издалека и пришлют подмогу. Не прислали.
Обсохнув, приготовили еду. Впервые за последнюю неделю подкрепились теплой пищей.
1 мая 31 г. День Международной солидарности трудящихся. В городе, должно быть, идет демонстрация, колонны рабочих маршируют мимо нового памятника Ленину на броневике, а здания на центральных улицах ярко раскрашены.
Сюда, в цех, не доносится ни звука всенародного праздника. Может, его из-за наводнения отменили?
2 мая 31 г. Воды меньше не становится. Отец сходит с ума. «Господи! – кричит он. – Когда это закончится?» Ни одно из наводнений на его памяти не длилось так долго.
Помощи нет. Надежды на нее – тоже».
В окно барабанил дождь. Я оторвался от дневника. Посмотрел на улицу. С седьмого этажа сложно разглядеть, сходит ли вода, или, наоборот, прибывает. Зато сквозь тьму, в свете немногих тусклых фонарей, продолжавших гореть, несмотря на стихию, я заметил непонятно откуда спустившийся туман.
Продолжаю читать.
«3 мая 31 г. С утра все вокруг заволокло туманом. Противоположный берег Двины совершенно скрылся из виду.
Еда закончилась. Хорошо, хоть топливо в изобилии. Столы, стулья, разбросанные по цеху деревянные детали непонятного предназначения, — все летит в огонь для обогрева.
Бродим по пустым помещениям в поисках плавредства. Наш первый плот унесло. Может, удастся самим добраться до людей?
4 мая 31 г. Пропал отец. Сказал, извиняюсь за подробности, что отойдет в туалет. Больше я его не видел. Устав дожидаться, отправился на поиски. Обошел все цеха и каморки, поднялся на третий этаж, даже на чердак залез. Папы нигде нет.
5 мая 31 г. Кушать нечего. Голодаю. Отец не вернулся. Из хорошего: нашел молоток и гвозди. Буду мастерить новый плот. Нужно с завода убираться.
6 мая 31 г. Не понимаю, откуда берутся силы. Последние дни пью только кипяток. Плот соорудил, спустил на воду. Проверил. Меня выдержит. Ухожу».
Дальнейшие записи Феди Гуляева не имели дат и были написаны разными почерками, местами – чернилами, местами – карандашом. Вероятно, автор делал их урывками во время непродолжительных стоянок водного путешествия, и писал всем, что попадалось под руку или имелось в наличии.
Честно говоря, меня сильно смутили последние даты, указанные в дневнике. По моим материалам (а пользовался я для написания статьи-исследования о наводнении заметками в газете «Витебский пролетарий»), в ночь с 29 на 30 апреля 1931 года вода в Двине начала спадать, а уже к 1 мая опасность затопления города миновала. Рабочие тогда смогли без проблем отметить День Труда.
Но дневниковые записи тянулись еще целую неделю, причем затопленным оказался и кожевенный завод, и другие городские территории, куда вода никак не могла прийти. Как так?
Может, Федя Гуляев потерялся в числах или вовсе повредился рассудком от пережитого? Решать тебе, мой читатель. Я просто приведу записи в том виде, в каком они были оставлены.
«Отплыл от кожзавода. Повсюду туман, в котором очень сложно ориентироваться, чтобы не утонуть и не налететь на препятствие. Здания и сооружения видны только в общих чертах. Все же стараюсь держаться ближе к берегу и не выруливать на середину реки – там очень быстрое течение.
Позади остался недостроенный новый мост. Гребу самодельным веслом вдоль улицы Калинина, которую взрослые по старинке продолжают называть Могилевской. Сначала ориентировался на громады водонапорных башен, торчавшие из тумана над окружающей приземистой застройкой, потом – на бывшую хоральную синагогу, пару лет назад переделанную под клуб швейников.
Здесь со мной приключилась история, едва не стоившая жизни. Ну и страху же я натерпелся!
Напротив полузатопленной трехэтажной новостройки фабрики имени Клары Цеткин палка-весло ударилась о дно и за что-то зацепилась. Я дергал весло, крутил, ворочал. Снизу, из-под воды, раздалось урчание, похожее на рык. Палка, наконец, освободилась, но моя нога оказалась в воде.
Вдруг возле нее из глубины на поверхность стало всплывать нечто темное. Я одернул ногу – и как раз вовремя. На том мечте, где моя конечность была за миг до случившегося, сомкнулась огромная зубастая пасть. Зубы в ней были острые, словно ножи. Всего секунда – и я остался бы калекой, а, может, и вовсе помер бы тут, истекая кровью.
Что это было за чудище? У нас в реках и озерах такие не водятся, знаю точно из уроков природоведения. Если только зубастого монстра откуда-то принесло. Не знаю.
Кое-как доплыл до Благовещенской церкви. В школе нам рассказывал учитель, что это – древнейший витебский храм, построенный еще в Средние Века, по легенде, самой княгиней Ольгой. Сейчас над входом в церковь – вывеска «Дзяржархіў» на беларускай мове. Ожидал, что здесь вода закончится, и плот вынесет на сухое место. Но затоплены все окружающие улицы, мостовые, подвалы, первые этажи, лавки и магазины. Тихая водная гладь уходит в туман, и конца ей, кажется, вовсе не будет.
В затопленном Витебске – ни одной живой души. Ни человека, ни лошади, ни машины. Улицы пусты. Все вымерло.
Догреб до улицы Пушкинской, где был кинотеатр «Пролеткино» и детское кино имени Макса Гельца. Наш класс как-то водили сюда. Дальше плыву в сторону площади Свободы по Замковой улице. В обычные дни здесь невероятно многолюдно, что и понятно: на Замковой – магазины, столовые, библиотеки, клубы.
У затопленного Дома книги имени Максима Горького стоит трамвайный вагон, наполовину скрывшийся в воде. Других видов транспорта в покинутом городе я пока не встречал. Но раз есть трамвай, то должны быть поблизости и люди!
Я привязал плот к платформе и перебрался на крышу вагона, чтобы отдохнуть. Уверяю, это не опасно – все провода оборваны, тока в них нет. Сейчас лежу и пишу эти строки. Видно, что трамвай покинули в спешке, бросив прямо на путях, словно бы чего-то испугались. Внезапно пришла мысль: а что, если люди исчезли спонтанно, растворившись в воздухе, или застыли где-то, как в фильме «Париж уснул»?
Или кто-то остался и бродит одиноко, как я?
Сейчас, когда я это написал, испытал ни с чем не сравнимый ужас. Нет, я в городе не один. Краем глаза глянул на витрину книжного магазина БАКТа. Показалось или нет, но там мелькнула чья-то тень».
5
Прочитав эти слова, я невольно поежился. Снова пришло ощущение чьего-то присутствия в многоэтажке. Прислушался. За входной дверью, на лестничной площадке, кто-то ходил.
И, боюсь, это вовсе не спасатели и не воры.
Тихонько, на цыпочках, пробираюсь в прихожую. Смотрю в глазок. В темноте уловил движение – наверх по лестнице шмыгнула тень. Отпрянул от глазка.
«Что за чертовщина здесь происходит?» — подумал я и потянулся к телефону. Позвоню в милицию и МЧС. Пусть поскорее приедут и заберут меня отсюда. Даже если придется заплатить штраф и возместить расходы на незапланированную эвакуацию. Хрен с ними, с деньгами. В голову пришла мысль: сыграю в дурачка! Скажу, что спал, или перепил и был в отключке, не услышал, как приезжали спасатели.
Телефон работал, как положено, вот только связи не было. Я обошел с гаджетом всю квартиру, но результат оставался один. Ни МТС, ни Лайф не ловили. Мобильный интернет тоже отсутствовал.
«Я в западне!» — понял я и вдруг ощутил пугающую беспомощность. Полностью один, без связи с внешним миром, заперт в квартире на высоком этаже, позвать на помощь некого, а по площадке ходит невесть кто! Великолепный уикенд, который я заслужил!
Немного успокоившись, продолжил читать. Очень хотелось узнать, чем завершится история с наводнением. А еще я понимал, что написанное в ученическом дневнике непонятным образом материализуется здесь, в моем мире, и вообще – наши история связаны невидимыми, но крепкими нитями.
«Я увидел его, точнее – их. Они вышли из книжного магазина и направились к вагону. Эти существа черные, как тени, но чернота их совсем иная, чем та, к которой мы привыкли. Темные фигуры теней обращены внутрь себя, и каждая поглощает без остатка весь окружающий свет, ни капельки не отражая и ничего не давая взамен. Глядя на темный силуэт, ты забываешь и о его форме (хотя она копирует человеческую), и о том, зачем вообще на него посмотрел. Такое ощущение, что летишь в бездну, или в бесконечное космическое пространство, все время ускоряясь».
(Бр-р-р-р-р! И мне со всем этим предстоит еще столкнуться!)
«Ушел от них. Пока ушел. Плыву дальше по площади Свободы, мимо Дворца Труда, мимо дома, где живет художник Пэн, к которому нас тоже водили на экскурсию, мимо аптеки и Николаевского собора. Здесь, в моем с детства любимом Витебске, в той, нормальной жизни еще велись богослужения, но отец на работе подписывал петицию в городской Совет с требованием передать храм под рабочий клуб и кинотеатр.
Проспект Фрунзе. Инструментально-мебельная фабрика, где папа работал, пока был со мной. Электростанция. Гребу дальше. Поворот на Ветеринарную улицу. Подъем на Кстовскую гору. Мне туда не нужно, хотя, предполагаю, на этой возвышенности, не залитой водой, могут прятаться от наводнения другие люди, собратья по беде.
Меня неумолимо тянет вниз, на улицу… не помню, как называется, редко здесь бывал, плохо знаю район… вот, на Московскую!»
Я вздрогнул. Московская улица! Так до 1973 года называлась улица Труда, где я живу!
Опять эти звуки на лестнице. Кто-то бродит по этажу, и не один. Боюсь даже подойти к глазку, ибо не представляю, кого там увижу. Хотя нет, очень даже представляю! Федя Гуляев прекрасно их описал.
Остается дочитать последний скан. Ноутбук садится, осталось всего 10% зарядки. Успею, дочитаю.
«Они повсюду. Идут рядом со мной, по пояс в воде, хватаются конечностями за весло, за одежду, за ноги. Сперва я дико боялся черных, но теперь привык.
Одного не пойму – что нужно этим теням? Они не нападают, не сталкивают меня с плота, хотя могли бы. Они меня куда-то ведут, в одно им ведомое место, туда, где я обязан быть, где кроется мое спасение. От чего? Возможно, от чего-то еще более мерзкого и ужасного».
За окном, перебивая звук падающих капель дождя, раздался плеск, словно кто-то подплыл к дому на лодке.
«Передо мной – высоченная громадина, она выше трубы городской электростанции, куполов собора и «проклятой трубы» за театром на площади Ленина. Этажей в девять или десять (в тумане сложно посчитать). Такие домины я видел только в газетах и журналах, где рассказывалось о далекой буржуазной Америке. Их, эти дома, у нас называют тучерезами, или небоскребами, что одно и то же.
Откуда у нас в Витебске небоскреб? Их уже строят? Никогда бы не поверил! В городе, где дома в четыре этажа можно пересчитать по пальцам?
Досчитал до седьмого этажа. Я точно знаю: там, за темным окном, кто-то есть. Черные тени толкают меня к подъезду – иди! иди!
Иду. Захожу внутрь».
На этом скан оборвался, а следующего не было.
6
Я дочитал дневник Федора Гуляева до конца. Ноутбук заморгал, сигнализируя о том, что зарядка на исходе. Через минуту экран потух, и тьма с концами поглотила меня.
Мобильник не запустился. Да и смысл его включать? Связи все равно нет и не будет, интернета – тоже.
«Город эвакуировали в связи с прорывом ГЭС! — мысль, как молния, озарила мое сознание. – Вода и дальше будет прибывать. Я никогда отсюда не выберусь!»
Вновь глянул в окно, вниз, на двор, залитый белым, как молоко, туманом. Из-за него невозможно было рассмотреть ближайшие здания и парк в пойме вышедшей из берегов Витьбы.
Если бы не единственный фонарь, который в спешке эвакуации так и не отключили (а теперь, понятное дело, не отключат), я бы не заметил, как к крыльцу подъезда причалил плот. С него спрыгнул человек, показавшийся мне молодым, даже юным (рассмотреть его лицо с высоты не получалось), открыл неработающую дверь с домофоном и вошел.
Я слышал топот шагов по лестнице и понимал: он поднимается ко мне!
Шаги приближались. На площадке, судя по звукам из-за двери, началась суета. Существа, окружившие мою квартиру, хотели войти.
В другое время я бы забаррикадировался, завалил вход мебелью, принялся бы истошно орать, звать на помощь и стучать по батарее. Но теперь странное безразличие и апатия овладели мною.
Будь, что будет. Я их впущу.
Федя Гуляев (я был уверен, что на площадку поднялся именно он) забарабанил в дверь. Это значило: пора!
Он пришел воссоединиться, спасти свою жизнь и мою, стать частью моего существования, как стал его дневник. Или я должен сделаться частью этого дневника и дописать его. Поставить точку.
7
Через пять дней вода спала. Жильцы начали возвращаться в свои дома.
Все это время Андрей тщетно пытался дозвониться до своего старого друга Сергея Викторовича.
Когда стихия отступила, и в затопленные районы стали пускать людей, Андрей примчался в квартиру товарища на улицу Труда, и не один, а с милицией.
Пока ломали дверь, парень ожидал самого худшего.
Но в квартире никого не оказалось, сколько бы правоохранители не искали. На столике в зале стоял ноутбук, который, казалось, только что выключили, а также кружка с высохшими остатками кофе.
Когда недоуменные милиционеры покидали жилище, Андрей обратил внимание на общую тетрадь, которая лежала на зеркальном столике в прихожей. Может, он сразу и не заметил ее, но Андрей чувствовал, что тетради не было, когда в квартиру входили.
Надпись на картонной обложке не могла не привлечь внимания.
«Дневник Сергея Адмиралова.
Начат: 6 мая 202… года.
Закончен: ____ (даты не стояло)».
«Но ведь сегодня только 5 мая!» — подумал Андрей.
В любом случае, стоило забрать и почитать этот дневник, не ставя в известность о находке милицию. Записи могли помочь пролить свет на загадочное исчезновение Сергея.