Эта история написана в рамках осеннего турнира Мракотеки (октябрь 2025 года)
Мы были дружны с ней с первого класса. Все изменилось той осенью.
Тот год в университете был предпоследним. Ничего необычного, но в то же время я ощущала в воздухе какие-то тревожные нотки, как маленькие разряды тока от шерстяного одеяла. Лика лишь смеялась надо мной.
Моя мать говорила, что противоположности притягиваются, что ни одна дружба не будет настолько сильной, как наша, ведь мы с Ликой были такими разными: она любила тяжелую музыку, ботинки на толстой подошве, книги young adult, я же верила в привидений, гадала на таро, читала ужасы и сплаттер-панк, предпочитала сладкое. Но только я знала, что Лика на самом деле была очень мягкой, она ни с кем не ругалась, лишь ее внешний вид был агрессивным, но стоило ей заговорить, как становилось очевидно, что у нее дружелюбный характер. Я же наоборот, при всем своем внешнем спокойствии, была очень тревожной. Лика знала о моей привычке хрустеть каждой фалангой, когда я волнуюсь. Поэтому она всегда старалась меня развеселить и успокоить, я же бросалась на ее защиту, если кто-то поднимал на нее голос.
Но что-то поменялось в ней. Когда я пришла к ней в комнату в общежитии, она лежала в кровати, накрывшись одеялом так, что торчала только ее русая макушка. На нее это было не похоже, было уже два часа дня, она не была на парах, и я пришла узнать, что случилось. Сначала, конечно, я подумала, что она заболела, но что-то меня смущало, что-то было не так в ее поведении. Не было это похоже на обычный грипп, ОРВ или чем там ещё болеют осенью.
— Лика, что случилось? Тебе плохо? — спросила я, аккуратно присаживаясь на край ее кровати. Она лежала лицом к стене, дышала так тихо, что даже одеяло практически не вздымалось.
— Ничего, — пробормотала подруга из текстильного плена, прочистила горло и заговорила более внятно, — просто… Нет, ничего.
— Сказала а, говори и б, говори! — настояла я и в шутку слегка ударила ее по одеялу. Но когда она повернулась ко мне и посмотрела на меня, мне стало не смешно. С того момента веселье пропало в присутствии Лики, это я хорошо помню.
— Знаешь, мне такой странный сон приснился. Даже не знаю, как объяснить, очень странный и страшный.
— Так ты не пошла на пары только из-за кошмара? — удивилась я. Это даже для нее слишком.
— Нет… то есть да, хотя… да, я не пошла на пары из-за этого, но это был не кошмар. Это был сон, скорее странный, чем страшный. За мной никто не гнался или что-то такое, просто там… там был просто шелест ветра. Ну вот знаешь этот звук, который издает ветер, когда проходит через замочную скважину или оконные щели? Вот что-то такое я слышала во сне, но это был не просто ветер. Как бы тебе объяснить, чтобы ты не назвала меня больной на голову.
* * *
Лика потирала руки, в комнате было открыто окно. Она поджала губы, как делала всегда, когда не знала, как сказать, какие слова подобрать. Но она не отрывала взгляд от окна, за которым шелестели жёлтые листья березы на ветру. Мы сидели в тишине, в коридоре кто-то резко громко расхохотался. Я уже отчаялась услышать продолжение, взглянула на часы на запястье, не опаздываю ли никуда.
— Знаешь, ничего страшного, думаю, это был кошмар из-за стресса перед будущей сессией. — Улыбнулась Лика, оторвавшись от созерцания окна. — Ты прикинь, препод по всеобщей истории сказал недавно, что не будет у нас автоматов. А ведь ещё в начале семестра он пел «во-от, будете ходи-ить, я вам все поставлю, я вообще не же-есткий». Я для чего, спрашивается, приезжала на его первые пары, ты мне скажи!
Я опустила напряженные плечи. Все было нормально. Это была моя старая Лика. А мне уже успело в голову такое наприходить… После ее тирады у меня вырвался смех облегчения, но ощущение приближения чего-то страшного никуда не исчезло. Будто это нечто стоит вот-вот, за моей спиной, а я смеюсь, стараясь этого не замечать.
Лика всегда указывала мне на мое неуемное желание видеть и чувствовать во всем что-то необычное и странное. Она каждый раз смеялась, когда я говорила, как мне кажется, что в квартире обитает призрак или как нужно поставить блюдце с молоком для домового. Для нее все это было чем-то таким, что осталось в темную невежественную эпоху бабушек (в ее голове эта хронология была где-то на уровне динозавров), она же, современная образованная девушка, в такое не верит и всему сможет найти объяснение. Если же что-то не объяснялось, значит просто это она не всю науку знает и вообще «сама наука признает, что ещё не всё исследовала». Поэтому, когда она сказала про некий шепот ветра, я так напряглись, это совершенно не в духе моей подруги.
Я знала о своем «недостатке» искать везде что-то необъяснимое, поэтому отогнала эти мысли и в этот раз. Все же стоит признать, что я ещё ни разу не видела ничего сверхъестественного. Для всего можно найти объяснения, даже для ситуаций, которые ещё более необычны, чем то, что одна студентка прогуляла пары, просто потому что было лень приходить.
Тогда я успокоилась.
Но и на следующий день она не пришла в университет. Естественно я ей написала в нашем с ней стиле: «ты где, дура?». И ждала классического ответа — «от дуры слышу», — но ничего не пришло. Но и это я не приняла во внимание, так как такое бывало и раньше, да и человек она уже взрослый, может и сама о себе позаботиться.
Следующие несколько дней у меня не выходили ее слова о ветре. Наступил октябрь и ветер действительно поднялся. Он носил листья по улицам, по лужам и по сухой траве, сносил края шарфа и пытался унести зонты. А зонты все чаще поднимались среди улиц — дождь начал властвовать в этом городе. Дождь и ветер.
* * *
— Ты не понимаешь, это не просто ветер! — объясняла я однажды Лике. Она лишь смеялась. — Это Дикая охота несётся по небу. Ты разве не замечала, как поднимается ветер в октябре? А это все оно. Кульминация наступает на Хэллоуин, когда на улицу ночью вообще не стоить выходить, так как охотники могут забрать тебя вместе с душами мертвыми.
— А зачем им я, если я не умерла ещё?
— Они забирают всех, кого находят на улице в эту темную ночь. Им все равно, что ты живая. Считается, что живые не выходят на улицу на Хэллоуин.
— О как, удобно они устроились. А объясни тогда, почему в том году мы с тобой праздновали Хэллоуин, всю ночь гуляя на улице в костюмах? Или нас тогда забрали некие викинги в небе?
— Прекрати надо мной смеяться!
* * *
В пятницу я отыскала соседку Лики по комнате. Она шла по коридору со своими подругами, когда я ее нагнала. Спектр эмоций на ее лице сделал разбег за секунду, когда она обернулась и увидела меня. Мы были с ней знакомы, поэтому после удивления пришло узнавание. Но буквально сразу же это все перекрыло раздражение, что меня удивило.
— Прости, что отвлекаю. Хотела спросить, почему Лика не отвечает на мои сообщения? Может знаешь…
— Лика твоя! — девушка перевела дыхание, метая молнии из глаз. — Не отвечает она тебе потому, что двинула башкой. Шиза у нее, видимо осеннее обострение.
— В смысле? Она болеет? — для меня все это скорее не удивило, а сразу испугало. Будто то самое незримое чувство тревоги дыхнуло мне прямо на ухо, отчего у меня по спине побежали мурашки.
— Не знаю, болеет она или нет, но проблемы с головой у нее явно есть. Я буду жить у парня некоторое время, но если это не кончится, то я пойду к комендантше. Пусть меня переселяют или хоть ее выселяют, мне все равно. Терпеть это невыносимо.
— Что «это»? Я не понимаю.
— Ну и подруга. Иди и сама посмотри на эту дурку.
Два раза просить меня не надо было, и сразу после пар я пошла к Лике. Дверь в ее комнату была закрыта на замок. Но когда я пыталась заглянуть в замочную скважину, то ничего не увидела. Что-то мешало заглянуть. Тогда я просто начала стучаться к ней, сначала легко, будто я впервые тут была, через некоторое время начала почти ломиться. И дверь все же открылась.
Она была измотанной, лицо белое, почти как полотно. Глаза уставшие, как у человека, который не спал сутки и более. А губы потрескались. Когда она в последний раз пила воду?! Лика впустила меня в комнату и медленно закрыла за мной дверь. В комнате стоял затхлый воздух, будто не проветривали помещение неделю или типа того. Постель Лики была разложена как в тот день, когда я к ней приходила в первый раз. У меня закралось подозрение, что она не вставала с кровати все это время. В комнату попадал тусклый октябрьский свет с улицы, в углах засели глубокие тени, хотя комната была не большой. Когда я обернулась, у меня пошли мурашки по всему телу — Лика стояла прямо за моей спиной. Но я не слышала, как она подошла. И в этот момент я забыла все, что хотела сказать, поэтому только и смогла вымолвить:
— Ты пойдешь на хэллоуинскую вечеринку? Третьекурсники устраивают через неделю.
Это было так бессмысленно и не к месту, что даже отрезвило меня. Какая вечеринка? Естественно, она никуда не пойдет! Но Лика ничего не отвечала, только смотрела полуоткрытыми глазами то на меня, то на окно. Иногда казалось, что она не просто смотрит на окно, а на то, что за ним. Мне совсем не хотелось оборачиваться, поэтому я подхватила подругу под локоть и повела к кровати, усадила ее. На мой вопрос она ничего не ответила. Иногда она роняла голову на грудь, будто вот-вот заснет, но сразу же вскидывала ее назад, выпрямлялась и делала вид самого бодрого человека. Через пять минут она вообще словно перестала меня замечать и я решила дать о себе знать.
— Лика, что с тобой? Давай поговорим, твоя соседка жалуется, она говорит… — Я подбирала слова. — Она говорит, что ты плохо себя чувствуешь. Это так?
— Я слышу голос, он не дает мне уснуть, — почти прошептала девушка.
— Что? Голос? Господи, не шути так, пожалуйста, это на тебя совсем не похоже. Хочешь, я твоим родителям позвоню? Они могут тебя забрать к себе, если тебе плохо.
Лика устала покачала головой:
— Это не поможет, потому что голос в ветре. Это он говорит, рассказывает.
— Ветер? Ветер говорит? — недоумевала я. За окном постепенно темнело и мрак уносил с собой мою подругу, которая сидела рядом на расстоянии вытянутой руки.
— Да, — шумно выдохнула Лика, испугавшись своего же дуновения изо рта. — Ветер рассказывает без остановки о…
Ее голова снова упала и снова резко поднялась. Девушка бросила испуганный взгляд сначала на окно, потом на дверь и успокоилась.
— Лика, о чем говорит ветер? Что он рассказывает? — не отставала я. В тот момент я не догадывалась, что скажет моя подруга, но боялась услышать, что голос говорит о членовредительстве.
— Он говорит о прошлом. — Она потупила взгляд в пол. — Он… он приходит с улице и шепчет, так шепчет, что я чувствую дуновение на ухе. Он приходил из-за окна, из замочной скважины, из-под двери, но я всё закрыла, он больше не может ко мне пробраться, не может шептать свои мерзкие вещи.
— Мерзкие вещи?
— Мерзкие, мерзкие… — Лика дернула головой, даже не заметив этого. — Я услышала его ночью, неясный шепот. Будто из сна, и я думала, что это сон, но это не сон. Он влетел через щель в окне, а моя кровать у окна, поэтому он и пристал ко мне. Он ко мне и никогда не уйдет, нет. Он сам об этом говорит, что никогда не оставит меня. Он говорил мне о прошлом, о том, когда людей еще не было, о первых растениях, па…па…папоротниках как машина и деревьях как небоскребы. Он говорил о горячем солнце, шептал запах тухлых яиц, о красном небе и рыжем тумане испарений. Жестокие кровопролития, чудовищные жертвоприношения, это все было и он все это видел. Он сказал, что видел нас всех, он знает правду как никто, и поведал о войнах и катастрофах, о реках крови.
Я чувствовала, как у меня заледенели руки, хотя в комнате было душно. У меня начала кружится голова, из-за чего я решила открыть окно, больше не в силах терпеть эту удушающую затхлость. Но Лика будто не замечала меня и продолжила рассказывать.
— Он не злой, нет, он просто любит рассказывать, он хочет поведать правду, чтобы кто-то был ее носителем вместе с ним. Он не злой, но я хочу, чтобы он оставил меня в покое. Господи, как же я хочу спать, как же я хочу тишины. Но слышу его истории, особенно ночью, он завывает за окном, до меня доносятся отрывки его крика. Цареубийства, сожженные поля и пастбища, как хищник загрызает добычу и отец алчет крови дочери. И он говорит о настоящем… Стой! Не открывай, не ОТКРЫВАЙ!
Лика бросилась ко мне, когда я приоткрыла окно и в него тут же ворвался свист ветра. Оглушительный, бесцеремонный и неотступный, он ринулся в комнату при первой возможности. Его визг заглушил крик моей подруги, который меня испугал в первую очередь. Я сжалась, ждала, что Лика меня толкнет, так как я видела краем глаза, как она подскочила с кровати, будто прозвучал выстрел на старте. Но ничего не случилась, я стояла у окна, держась за его ручку, а в комнате визжал ветер. С усилием я вернула окно на место и закрыла, тем самым окунув нас в тишину столь оглушительную по сравнению с ветром, что в груди что-то неприятно ухнуло и по спине пробежал озноб. Но сквозь наступившую тишину я услышала быстрый шепот подруги. Она забилась в темный угол своей кровати, закрывая уши руками, поджав колени к груди, и раскачивалась. Она смотрела куда-то перед собой, а губы так быстро двигались, что я боялась подойти к ней, будто опасаясь бешенной собаки. Но, взяв себя в руки и напомнив, что это моя подруга, я подошла к ее кровати и медленно наклонилась к ней поближе. Я хотела расслышать, что она шепчет, но изо рта вырвался вопрос, такой же ненужный: «Что с тобой?» Она меня не услышала, зато я расслышала ее шепот. Он показался мне вначале бессмысленным, но чем больше я вслушивалась, тем сильнее видела связь между ее словами. То, что она повторяла без остановки, заставило меня отшатнутся, резко выровнятся, из-за чего я чуть не упала, и бросится к выходу. Дрожь в руках не дала мне открыть замок на двери с первого раза, из-за чего я нервничала и злилась еще больше. И когда замок наконец поддался, я рывком открыла дверь, споткнулась и почти вывалилась в коридор. «Дура!» — крикнула я и силой захлопнула дверь.
Выбежав на улицу я почувствовала, как мои волосы подхватил ветер. Он шуршал листьями, скрипел деревьями и перешептывался в увядающих кронах. Я не слышала никакого голоса или шепота, но мне стало так неприятно, что я поторопилась надеть наушники и поспешить домой. Соседки, с которой я делила съем, в квартире не было, поэтому я быстро пробежала и плотно закрыла все окна дома. Повисла практически гробовая тишина, нарушаемая только тиканьем часов на кухне. Я забилась в угол дивана, прижав подушку к груди, и прокручивала слова Лики. Про ветер, про шепот и прошлое, про… Я не хотела в это верить, да и не было это правдой. У моей матери была только я и все, единственный ребенок в семье. Все это чушь и вранье, у Лики просто психоз на почве, на почве… Да черт его знает, на почве чего! Это и не важно!
Я была уверена в своей правоте, но в голове зудела еще одна мысль, которая все никак не хотела уходить. Эта мысль приводила доводы, писанные на воде, которые я могла развеять, но сама мысль упорне держалась, даже становилась маленькой и практически незаметнной. Но очень прилипчивой — что если все это правда? И если я сейчас н епозвоню матери и не спрошу ее об этом, то буду жалеть об упущенном шансе. Конечно, мать скажет то, что я и так знаю, потому что это правда, посмеется с моего странного вопроса, но все же я должна это проверить, даже если знаю исход.
Телефон лежал в сумке, которую я бросила на стол у окна, которое я пошла закрывать первым. Сначала я была не уверена в своих действиях, отодвигала момент, сначала не могла найти телефон, потом зашла в панель уведомлений, будто там могло быть что-то важное и интересное. Но на первых трех цифра номера я осознала, что мой страх иррационален. Если я знаю исход, то почему должна бояться? Я расскажу все маме, попрошу у нее номер родителей Лике, позвоню им и тоже все расскажу. Пусть забирают свою дочь с психозом домой и лечат ее. Так и поступлю.
Быстро выбрала контакт мамы из выпавших, раздались гудки. Чувство, от которого я все время отмахивалась, сейчас сдавило мне горло и повторяло, что лучше бы никто трубку не взял.
— Алло! — уверенно прокричала мама в трубку так неожиданно, что я вздрогнула и ойкнула.
— Алло! Привет, мам, — сказала я как можно буднечнее. — Как дела? Как папа?
— Нормально, — неуверенно проговорил голос в трубке, — папа на работе. Ты чего хотела, дочь? Что-то случилось? Не ожидала твоего звонка.
— Не волнуйся, все нормально. Вот пары закончились, а дома свет вырубили, скучно. Решила тебе позвонить, — соврала я. Перед окном стоял высокий желтый клен, и я следила за его трепещущими листьями. — Знаешь, у меня есть странный вопрос, ты только не смейся. Просто любопытно, у меня случайно нет брата? Или, может быть, был?
В трубке повисла тишина. Мать слишком долго молчала, чтобы я продолжала сохранять спокойствие. Господи, нет, только не это, пусть она отвлеклась на телевизор, но не…
— Откуда ты узнала? — только и всего, что ответила мать. Я сжала телефон так сильно, что ладонь закололо от напряжение. В голове крутилась мерзкая мысль «я догадывалась». Мне сказали.
— Это правда? Мам, а почему я об этом не знала? — накинулась с расспросами я. До ответа на то, откуда я это узнала мы дойдем позже, может быть.
— Сначала я решила, что это не имеет значения, зачем об этом говорить, если по сути его никогда и не существовало. Ну а потом забылось, работа, дом, и стало уже действительно не важно и не необходимо об этом рассказывать.
— Ты вообще собиралась меня в это посвятить когда-нибудь?
— Не знаю, дочь. Да и не о чем особо рассказывать, если честно. Вас было двое в моем животе, маленькая ты и твой маленький брат. Только он не то не развивался, не то развивался медленно, я так и не поняла из рассказов врачей. Ты его просто поглотила, этот второй эмбрион, и развивалась как обычно, только одна. Врачи говорили, что это очень редкое явление и на их практике такое впервые. Тем более на втором триместре. Это меня, естественно, шокировало, я думала, что со мой что-то не так, что я больная какая-то. Но, когда я услышала твой первый крик, мне стало легче и я смогла отпустить эту ситуацию и сконцентрировалась только на тебе. Ведь твоего близнеца уже не было, а ты у меня была, тебя нужно было кормить и пеленать. А тебе я не рассказывала, потому что… решила, что это не важно, ведь ты его не знала, не помнила, для тебя его вообще не существовало.
Это откровение меня так поразило, что я даже не знала, что сказать. Я стояла с едва открытым ртом, будто вот-вот что-то отвечу, но слова просто не выходили, застряв на подходе. Я поглотила своего брата в утробе… Это что-то из книжек ужасов и фантастики, в такое было трудно поверить.
— Не сердись на меня, пожалуйста. Пойми меня тоже, как об этом вообще начать говорить, с чего начать рассказывать? Я не могла найти подходящих слов, тем более, когда ты уже стала взрослой.
Слова мамы из телефона отрезвили меня, я огляделась, возвращая реальность на место.
— Ничего, мам, это действительно странно. Даже не знаю, что сказать. Но ты не виновата, все нор… — Слова застряли в горле, глаза расширились, сердце пропустило удар и я забыла, как дышать. — Пока, потом позвоню!
Не уверена, что последние слова мама услышала, потому что я уже отключалась. Я бросила к входной двери, одной рукой натягивала ботинки и куртку, другой набирала номер Лики. Но она не отвечала, шли только долгие гудки. Справившись с рукавом куртки, который почему-то именно сейчас решил запутаться, я схватила ключи и вышла из квартиры. До общежития подруги я буквально бежала. Тогда я не знала, что собираюсь сказать ей при встрече. Спросить, как она узнала? Только этот вопрос у меня крутился в голове. В памяти всплывали слова Лики о ветре, о его шепоте, что он знает правду.
Я никогда не встречалась с паранормальным и сейчас, когда никакого другого объяснения ситуации у меня не находилось, не могла поверить в это. Я знала, даже начала верить, что ничего сверхъестественного не существует, а сейчас кто-то или что-то пытается попрать мои истины.
Еще издалека я увидела толпу людей перед зданием общежития. И хоть кто-то стоял поодаль, тыча куда-то пальцем и перешептываясь, все же люди столпились вокруг чего-то. Это был тревожный знак, который я распознала сразу. Я хотела увидеть подругу как можно скорее, до всего остального мне не было дела, но что-то, какое-то шестое чувство, повело меня к людям и через толпу.
На асфальте лежала переломанное тело Лики в широкой луже багровой крови. Она была такой же изможденной и еще более бледной, чем я видела ее часом ранее. На лице застыл ужас, а тело лежало настолько в странной, вывернутой позе, что от этого зрелища меня затошнило. Спешить было более некуда. Кто-то совсем рядом со мной крикнул, что вызвал скорую и они скоро будут здесь. Эта ужасающая реплика привела меня в странный покой. Я вошла в здание и поднялась на этаж к Лике.
В комнате осталось все также, как было до ее ухода. Единственная разница — свежий воздух, который проникал через распахнутое окно. Какой-то суеверный страх не дал мне подойти к окну, выглянуть в него. Будто я тоже упаду, будто меня столкнет Лика вслед за ней. Я села на ее кровать, на то же место, где раньше сидела она. Матрац подо мной прогнулся, едва скрипнув. Этот скрип прозвучал так громко в этой тихой прохладной комнате, которая резко стала большой, что заставил меня дернуться. Я провела рукой по ее мятой подушке, заставляя себя понять то, что моя подруга больше никогда не ляжет на нее. Чувство вины росло и раскрывалось как бутон розы — медленно, но уверенно и прекрасно.
Из-под подушки торчал лист бумаги. Я подцепила этот угол пальцами осторожно, будто боясь поранится или заразиться. Это была наскоро неровно сложенная пополам бумажка, стикер для заметок, на которых Лика писала латинские фразы для запоминания. Я развернула и прочитала последние, как я догадывалась, слова Лики:
«Ветер рассказал мне о будущем, о будущем вселенной. Это ужасно и невыносимо. Будет бесконечный дождь»
Когда я уходила, то заметила на полу, напротив двери в комнату Лики, у стены длинную тряпку, о которую я споткнулась, когда убегала. Обернувшись на закрытую дверь, я опустила взгляд и увидела большую щель под ее дверью, которую Лика, вероятно, закрывала этой тряпкой.