Я человек без религии и в бога не верю. Большинство моих родственников по материнской линии проживает в небольшой деревне в Московской области и исповедует язычество. Их взгляды начали складываться ещё в конце семидесятых, когда ни про какого Долбослава никто и слыхом не слыхивал. А в начале девяностых они зарегистрировали в своей деревне общину язычников, или как они себя называли — русичей. Жили они замкнуто, и даже с моей мамой отношений не поддерживали — осуждали за то, что после школы она уехала учиться в Москву, которую они костерили на чём свет стоит. Из всей родни не разорвал контакта с ней только двоюродный брат Святослав — мне, соответственно, дядька. Тайком от родни он частенько приезжал к нам в гости, а когда мне исполнилось восемнадцать, неожиданно позвонил и пригласил меня погостить у него в деревне. Мне было очень интересно посмотреть на быт и нравы странных родственников, и я с радостью принял приглашение.
Деревня находилась достаточно далеко от цивилизации. Ехал я туда на электричке, а потом шёл пешком километров пять, если не больше, через самый натуральный дремучий лес. Даже и не думал, что в Подмосковье остались такие глухомани... По дороге встретил мужика, ехавшего на тележке, запряжённой конём. Дед и подвёз меня до деревни.
Дом моего дядьки находился в центре деревни, и найти его было легко. Все местные жили в простых срубах, а мой дядька выстрелил себе настоящий терем. Святослав встретил любимого племянника, провёл в дом и сразу налил медовухи. Просидели за разговорами мы с ним до глубокой ночи. Дядька постелил мне на лавке, а сам лёг на печь. Вымотанный тяжёлой дорогой, я сразу уснул.
На следующий день мне пришлось идти за водой. Сразу скажу, что в деревне не было даже водонапорной башни. Воду все брали из колодца. Когда я вытягивал ведро из колодца, мимо меня прошла группа пацанов, всем лет по шестнадцать-семнадцать. Им тоже надо было набрать воды. Завязался разговор. Парни поведали мне, что скоро намечается праздник Ивана Купалы, и все пойдут в лес искать цветок папоротника. Я усмехнулся — папоротник не может цвести, это знают даже школьники. Хотя я не уверен, была ли школа в этой деревне. Скорее всего, нет.
Когда пацаны узнали, что я племянник Святослава, то сразу позвали меня с ними искать цветок. Видимо, мой дядька был тут авторитетом. Я решил не говорить невеждам, что папоротниковые не цветут. Зачем расстраивать их?
Мы договорились встретиться возле дядькиного дома через два дня, сразу как зайдёт солнце, и на этом распрощались. Следующие пару дней я провёл в прогулках по деревне и окрестностям, однако своих новых знакомых почему-то ни разу не встретил. А остальные жители деревни относились ко мне, как мне показалось, настороженно, хотя и не проявляя враждебности.
Но вечером мы встретились с той компанией у забора дядькиного терема, как и договаривались. Я собрал с собой целый рюкзак шмота, но ребята сказали оставить мне его. Недоумевая, я отнёс рюкзак в дом, а сам пошёл с остальными.
Лес был густой. Видимо, народ часто туда ходил, если все пошли туда без карты, компаса, а про GPS вообще молчу. Не уверен, что деревенские знают, что это такое. Зашли мы в самую глушь. С нами пошло ещё много детей лет 10-12, которые сразу же разбрелись кто куда.
Вдруг раздался крик. Мы не сразу поняли, откуда он исходил. Через минуту мы обнаружили овраг, в который упал рослый детина, которому было лет двадцать. Ругаясь странными словами, он пытался вылезти, но почему-то не мог встать. Несколько ребят аккуратно спустились и вытащили его. Решили не заходить дальше, а прямо тут разжечь костёр. Надо сказать, я поражался тому, как ловко народ перепрыгивал через костёр. Наигравшись вдоволь, наша процессия продолжила движение в поисках цветков папоротника.
Гуляли мы до утра. Надо ли говорить, что никакого цветка мы не нашли? Когда мы возвращались домой, я отстал ото всех, задумавшись о чём-то своём. Минут через 15 я обнаружил, что иду совершенно один. С тропы я сошёл, леса не знаю. Я начал звать на помощь, но меня не услышали. Чёртов телефон с GPS-навигатором я оставил в доме, вместе с рюкзаком. Проклиная тех, кто сказал мне оставить вещи, я пошёл дальше. Наткнулся на болото. Я порядком устал, сил переходить это болото у меня уже не было. Плюнув на всё, я уснул под ближайшим кустом. Рано или поздно, но меня найдут.
Когда я проснулся, судя по солнцу, дело было к полудню. Обнаружив в стороне от себя просвет между деревьями, свернул туда. К своему удивлению, я вышел к краю дороги, по которой три дня назад приехал. Быстро выбрав нужное направление, я направился в сторону деревни, встретившей меня странной безлюдностью. Даже дойдя до дома дядьки, я никого так и не увидел. Однако, зайдя в дом, я обнаружил, что у Святослава собралась вся деревня. Заметив меня, дядька вскочил с лавки и бросился обнимать меня. Оказывается, я где-то пропадал целую неделю. Сразу начались расспросы. Я сказал, как всё было. На лицах выразилось удивление и даже испуг. Больше меня ни о чём не расспрашивали.
А вечером дядька за очередной чаркой медовухи рассказал мне несколько подробностей, от которых у меня зашевелились волосы на макушке. Во-первых, вблизи деревни нет никаких оврагов и болот. А во-вторых, — что самое непонятное и страшное, — в деревне не празднуют день Ивана Купалы. Потому что это вовсе не исконно славянский праздник, а адаптация христианского — дня поминовения Иоанна Крестителя. И тем паче, никто в деревне не верит в цветущий папоротник.
Погостив ещё неделю, но крайне неохотно выходя за забор терема, я уехал в город. Больше в те края ни ногой. И даже сейчас, спустя столько времени, я вспоминаю дядьку Святослава, эту деревню и этот лес, который частенько мне снится. Мне снится овраг, костёр и высокие деревья. Мне снится леший, стоящий прямо на деревенской улице, возле колодца, и с усмешкой смотрящий на меня.