Я хорошо помню, когда дед Андрей впервые мне рассказал страшные байки. Тогда и зародилась моя любовь ко всему сверхъестественному.
В тот солнечный день июля, кобыла Тайга едва переставляла ноги, по пыльной проселочной дороге и, казалось, что скрипят ее суставы, а не колеса в телеге. Если минут десять назад мы двигались по лесной дороге, где свою злобу вымещали на нас лишь слепни, то выйдя в поле, жара навалилась душным одеялом. И нападки злобных насекомых не казались уже такой сильной проблемой. Ведь всегда можно отмахнуться от них лозовым прутом. Да и кобылу импровизированным орудием вполне удобно защищать. А вот от жары спасу нет, и оставалось только терпеть.
Что я делаю в июльский полдень под палящим солнцем, на телеге, загруженной жердями? Ответ просто: мой дед Андрей. Ему понадобилась бесплатная раб. сила в лице внука. И тут не поспоришь и, тем более, не покапризничаешь на тему: не хочу и не поеду. Дед у меня суров и в мнении своем непреклонен. Если до лет так пятнадцати он применял ко мне проверенный временем аргумент в виде затрещины и последующего пряника. То сейчас он пошел более изобретательным путем, стал бить словом. Выдаст нелицеприятную характеристику обо мне в пару предложений, в нужный момент, и все. Местные девицы на меня смотрят как на половую тряпку, единственное применение который нужник, ну а пацаны начинают кривиться от пренебрежения. Так что еду, парюсь и помалкиваю, даже не уточнил насколько законна была наша вылазка в заброшенный хутор.
Дед крякнул, поправил изрядно застиранную кепку на вспотевшем лбу и проговорил.
— Жарко. Ты, это, Слав, пешком пройдись, а то Тайге совсем уже невмоготу.
Я без лишних слов выполнил просьбу, ведь и правда скотине так полегче будет, а двигаться пешком за едва ползущей телегой никакого труда не составляет. Да и ноги размять надо. Обмахнув лицо панамой, вернул ее на голову, и, задрав край майки, обтер лицо от пота, мысленно прикидывая сколько нам еще добираться до села. По всему выходило не меньше часа, хотя с пригорка и был виден дедов дом. Но то по прямой и через поля, а, как известно, так даже птицы не летают, а про самообразование дороги вообще лучше не упоминать.
Дед Андрей поерзал на жердях, и на кой они ему вообще сдались, после засунул руку в карман и сразу же выругался одними губами. Ну да, если пить алкоголь ему запретили еще лет семь назад, после обширного инфаркта, то курить он перестал только весной.
— Зараза. И вот что теперь делать? – прозвучал риторический вопрос, но с намеком на завязку разговора.
Мне чесать языком откровенно было лень, и я смолчал. Дед недовольно крякнул, но униматься не захотел.
— А знаешь, что. Славка, — голос его стал задумчивым, а левая рука принялась оглаживать усы, верный признак сейчас начнет байки травить.
Дело он это любил и, главное, умел. Только одна беда, подавляющее большинство его баек были пошлые, а другая бытовые с профессиональным уклоном. Он всю жизнь протрудился кровельщиком, и вот пока ты сам не соберешь хоть одну крышу, то многие моменты в байке не поймешь, и в чем соль истории скорей всего упустишь.
— Помниться мне, в 59 году, Анька семь… кхм. Это, в общем, потом расскажу, — покосившись на меня сказал дед, — ты слово мауэрлат знаешь?
— Не-а, — с ленцой ответил я.
— Вот что ты за человек такой, а? Ни про баб, ни про водку, — он снова полез в карман и снова беззвучно перечислил часть ругательств.
В молчании мы пребывали еще минут десять. Я уже начал входить в отупляющий ритм, как дед снова заговорил. Усилено ровняя усы большим пальцем.
— А вот знаешь что, был у меня один случай. Как раз вот такая жара стояла, а то еще и больше. В том самом злополучном пятьдесят девятом. Я тогда срочную проходил, аккурат полгода до дембеля оставалось. Послали, значит, нас с Лейтенантом Гавриловым и ефрейтором Антон Палычем из части в Новокузьминск. Я тогда шофером был и, если бы не водка, так всю жизнь за баранкой и отсидел бы. Но чего горевать. Так вот, еду я на своем трофейном грузовике Блитце, жара что в бане, пот залил всего, а перед глазами марево. Вроде и проехали всего-то километров тридцать, а вымотался до края. А еще пилить в раза два больше. Только мечтами и спасался, о пиве холодном, да Маринкиными пре…
Кхм, так вот говорю я, жара адовая. А ефрейтор возьми да инициативу и прояви, мол, сворачивай вбок там через поле покороче будет. С молчаливого одобрения лейтенанта выполнил приказ. И тут машины как специально взбрыкнула, то бишь этот немец трофейный нашу советскую жару не выдержал и испустил пар. Чтобы ты понимал, радиатор вскипел. И все, стоим на дороге, в чистом поле. Ну меня, понятно дело: что лейтенант, что ефрейтор по матушке отчитали, в два захода. Мы с Блицем все это выслушали и, все едино, не прониклись, оттого и продолжили стоять на прежнем месте. А что делать? Нечего. Вот старшие по званию и давай меня отсылать назад, в часть, за подмогой. Я хоть и в звании малом, но башку не зря пилоткой закрывай. Им и заявил, мол: так и так, я приписан, к машине и шагу не ступлю от вверенной мне техники, а вы, уважаемые, пишите на меня приказы и рапорты, такова ваша миссия от верховной партии. Чтобы ты понимал, в отказ я пошел жуткий. Нагло? Да. По-хамски? Тоже да. А нечего меня материть за просто так, у меня солдатская честь тоже имеется.
В общем, отправился в путь ефрейтор, напоследок одарив меня таким взглядом, что стало ясно, отдам я долг родине полностью и без остатка, до последней минуточки радуя ее своей исполнительностью. А я что, стою по стойке смирно, назад пути, все едино, нет. Пропал, значит, в мареве наш Антон Палыч, лейтенант отдал команду вольно. Стали мы ждать подмоги в тени под машиной, с пониманием, что раньше вечера никто к нам не явится. А дождаться случайной попутки и совсем дело гиблое, машина по той дороге если и едет, то раз в неделю и то из части.
Прошло часа два, мы по глотку из лейтенантской фляги делаем, воду бережём. Я вроде как подремывать начинал и тут мне локтем под бок. И Гаврилов заявляет.
— Глянь, кто там, — и пальцем тычет на дорогу.
Присмотрел. Опа, а там, в мареве, чёрный силуэт, двигателя не слышно, значит кто-то конный, пешком сюда даже дурак не пойдет.
Стоим, ждем, помощи не то чтобы ожидали, но мало ли местный с водой, и, может, повезет и летеху к деревне, где трактор есть. Через минут десять разглядели коня черной масти, а за ним телега с мужиком. Правда мужик странный, волосы всклокочены, борода не чесана, сам в тулупе, и взгляд бандитский. Летеха даже кобуру с табельным расстегнул. Поравнялся он с нами и после как закричал.
— Чирты, — и из-под сена топор достал и на нас кинулся.
Ну мы в четыре руки его и скрутили, зря что ли кирзу мяли, да мозоли на руках растили в армейской упряжке. В общем, закинули дебошира в кузов, а коняга его убежала.
Ну мы с Гавриловым переглянулись, обматерили припадочного и дальше ждать. Гля, опять кто-то едет. Видим конь тот же, ну, думает, вернулась коняга к хозяину. А, стало быть, будет на чем добраться до части. А после уже я-то язык развязал и волю русскому мату дал. Лейтенант лишь макушку чешет. На телеге за точно таким же конем, ехал давешний дебошир. Я, матерясь, гляну в кузов, нет, лежит юродивый, сверлит меня злым взглядом. Телега снова поравнялась с Блитцем и патлатый опять на нас кинулся с топором, крича:
— Чирты.
Забороли и этого. И тоже в кузов к близнецу егоному. Пока отдышались, впереди снова пятно черное. Пять минут прошло, и снова конь и снова этот с бородой. Ну мы то уже пугане, знаем, чего ждать, бородатый только к топору, а мы его ловким приёмом одолели и в полон. У меня уже веревка заканчивается этих вязать, а в мареве снова пятно.
Я хоть и коммунист, и во всякое такое верить не полагается, но все едино — одним махом перекрестился. Летеха даже молитву прочел. Ну, чтобы ты понимал, перетрухали мы знатно. Бежать хотели, но куда, и этот с бородой все равно нас догонит у него же конь. В общем, и четвертого в кузов определили. А они там шушукаются, зубы скалят, распутаться пытаются. И страх нас пробирает от всех этих непоняток. А если еще вот те из кузова выберутся, то уже наверняка вчетвером нас победят. А чтобы ты понимал, пятно снова на горизонте растет, ну я тогда и говорю Гаврилову.
— Лейтенант, стреляя следующего, иначе все, — а внутри у меня чувство есть, эти патлатые не просто нашей смерти хотят, а чего-то другого, более страшного неправильного.
Ну конь только внятные очертания принял, а летеха уже навстречу бежит и из табельного в черного стреляет. Три пули в упор, а этому супостату хоть бы что. Бородатый на опешившего лейтенанта напал, хорошо я с тылу подкрался и схватил агрессора. Пятого в кабине заперли. Лейтенант бредить начал про солнечный удар и миражи. Ага, только я вот четко помню и топор летящий, и когда второй мне затылком в губу заехал аж припухла. Мираж там или нет, а вот помереть можно реально.
Страшно мне было, очень страшно, наверное, большего страху я и за всю жизнь не испытывал, хотя после повидал немало. Хотел бы соврать, мол, богу помолился и наваждение прошло. Но нет. С шестым я уже один на один дрался. Спеленал как-то, бросил возле колеса грузовика. А после уже летеху под руки подхватил и в поле пошел, ибо дальше бить этих никаких сил не было. Отойдя метров на сто, оглянулся и увидел, как последний из подъехавших других развязывает.
— Ну вот и все, — летеху в рожь опустил, сам же саперную лопатку поудобнее перехватил.
Страшно было Славик, очень страшно, но вот безвольно отдаваться в латы Этих я все едино не собирался. Супостаты всем кагалом к нам прут, и тут грянул гром, а после в секунду дождь хлынул. И ливень этих бородатых словно пыль к земле прибил. И минуты не прошло, как злыдней не стало. Чтобы ты понимал, гроза не в один миг началась, это я просто ее не сразу заметил, а только когда в поле попал. Вот с такой нечистью мне пришлось повоевать.
— Бывает, — флегматично заметил я. Не зная, как реагировать на сказанное.
Дед у меня байки любит, но при этом вранье на дух не переносит. Вот как пример: включишь ему кино из Голливуда, а там машина в овраг упала и взорвалась. Дед сразу ворчать. Не бывает такого и выключай эту чушь нафиг. Или же в каком сериале увидит, как из револьвера больше шести раз стреляют. И тоже начинает нудить, так не бывает и мне такого кина не надо. Правда фантастику любит, когда прямо говорят: это фантастика. Так что слышать байку мистического толка от него было удивительно.
— Ты только не думай, что я старый умом тронулся. И простой солнечный удар, за вон такую галиматью выдал.
— Ну-у-у, — протянул я неопределенно.
— Не будь продолжения у этой истории, я был тоже усомнился в увиденном. Мы к ночи таки вернулись в часть, притащив Блитца на поводке. На утро летеха подошел поговорить о случившемся и настоятельно наказал не распространяться про солнечный удар, и его истерику. Ну а я ему показываю три топора, что лежали под сидением. Мы в руки взяли, подержали, тяжелые основательные, а после уже Гаврилов хмыкнул и один возьми да в таз с водой кинь, где тот и пропал. Остальные два мы тоже побросали в воду от греха подальше. На том и разошлись. Дружба у нас Гавриловым понятно дело не вышло. Но пару тройку раз друг другу помогли.
Что это были за мороки, я не знаю. Интересовался пару раз то тут, то там, но ничего конкретного так и не узнал. Могу лишь одно сказать нечисть воды боится, необязательно святой, а вот просто чистой. Так что, если заподозришь кого, плескать ему воду в морду, вреда от нее нормальному человеку никого, обидка только, а нечисть может испугаться.
Я услышанное воспринял серьезно, расскажи кто другой, плюнул бы и забыл, но ведь дед врать так нагло не привык. Пока я шел и строил теории про случившееся с дедом. Тот спрыгнул на землю, крехнул громко, придерживаясь за спину, и пошел рядом, ибо Тайга начала подъем в гору.
— Еще вот есть история, не волнуйся, покороче этой будет. И тоже про жару.
Шагал он уверено, только иногда подгребал левой ногой песок с дороги, создавая небольшое облачко пыли. Старая травма, неправильно срослась лодыжка, мама говорит про его хромоту, что она кармическая. И с ней сложно спорить. Деду как-то раз под ноги попал котёнок, проживающий на сеновале. Ну старик его и пнул от всей своей злобы, да так неудачно, что отбил палец. Пока прыгал на второй, воя от боли, умудрился попасть в канавку и сломать ее. Котенок от такого пинка разве что аэрофобию заработал, а дед охромел.
А так он у меня крепкий, от годов чуть сутулый, но мышцы не сильно одрябли, подслеповат чуток, зато зубы почти все свои, чем он заслужено гордится. Двухжильный, как и все в нашем роду, и я такой же, высокий, жилистый, чуть корявый, но легкая атлетика, говорят, это исправит. Оба мы в майках, только я в шортах, а он в штанах.
— Так что там с историей? – нарушил я подзатянувшеюся паузу.
— Помнишь, я говорил, что шофером был? Так вот, я на техники с пятнадцати лет катался, от трактора до самоходки управлять мог. Эх, опять баранка виновата в моих злоключениях, — неожиданно весело крякнул он, — а может и хорошо, что я пить начал, иначе и не дожил бы до твоих глупых вопросов. Так вот, чтобы ты понимал, меня наша родина отправила отдавать долг в степи Казахстана, удивительная страна с необычайным народом. Я там почти женился, да вот не сложилось. Но не про то. В общем, после учебки отправили меня в Казахстан. Ну я туда прибыл, год лямку служебную оттянул, в моторизированной части. Был в почёте у младшего командного состава. И все вроде хорошо, но, чтобы ты понимал, вечером перед каким-то большим ихнем праздником в часть пришел капитан из КГБ. Ну он так не представился, но наш полкан перед ним по стойке смирно стоял. Капитан нас всех взглядом посверлил да потом речь двинул про родину, патриотизм и готовность служить ей без вопросов и оглядок. А чтобы ты понимал, тогда такие речи были больше чем слова в предложениях, они силу имели для мобилизации наших внутренних резервов и сердечного пыла. Тьфу, понесло меня. Ему надо было срочно два водителя на ГАЗ-51, грузовик такой был в мое время. Сроком на сутки, надежных как слово партии и не болтливых, как бюст Ленина, но столько же преданных Советскому делу. В общем, выбрали меня и Алексеева.
Посадили нас в ГАЗ-М-1 представительный автомобиль по тем временам, ну и к карьеру привезли. По дороге инструктаж короткий, но емкий. Возить песок из карьера в указанном направлении, сгружать и по сторонам не смотреть. Бумаг мы не каких не подписывали, но и так было ясно, слова лишние скажем, расстреляют как предателей родины.
Ну, значит, уселся я в свой пятьдесят первый. Освоился быстро. Встал в очередь. Насыпали песка выше крыши и сказали: двигай по следам, там встретят. Ехал я до первого блокпоста аж три часа, взмок и пожалел о своей инициативности страшно. В кабине духота, откроешь окно, оттуда раскалённый воздух хлещет, словно из печи. Возле блокпоста солдаты все серьезные и в незнакомой мне форме, документы проверили и сказали, мол, дальше задом поеду. Километра два я ракообразным способом передвигался, опыт был, справился. Подъехал я значит к бульдозерам, там служивые все злые, нервные. Видно только, что какую-то яму засыпают.
Я тогда, если честно, от жары чуть умом ослаб, и когда мне стали махать, мол, тормози, дальше поехал. Чуть в ту яму и не рухнул. Вовремя затормозил и споро первую передачу врубил, а сам в зеркало посмотрел. И знаешь там, в яме, чтобы ты понимал, диаметром метров пять, торчала рука от локтя, с меня длиной, и пальцами шевелила, а их там шесть штук, еще один большой имелся напротив первого. Ну, я думаю, конец мне, скинул песок, жду расправы, а мне только машут, двигай дальше. Я ту руку четко запомнил, не всегда лица мамки твоей, аль бабки вспомнить могу, а рука в мозг впечатали так, что и время вымирать не смогло.
Дед сразу погрустнел и сбился с шага, плечи поникли.
— Деда, ты давай может проедь чуток, а? – взволновано предложил я.
Старый невнятно что-то пробормотал, я же, ускорив шаг, прихватил за узду Тайгу, телега замерла ход, дед заполз наверх. Но стоило коняге сдёрнуть груз, как дед Андрей заговорил.
— Меня тогда больше в рейс не пустили, сказали, мол, устал и все такое. Опять как ты понимаешь, на удар от солнышка всю вину за увиденное переложили. Я и не спорил. А спустя неделю меня под Москву перевели и в поезде подсадили балагура и выпивоху, что мне тогда водку подливал да все про степь расспрашивал. Я может пьяный и дурак, но все едино знаю, когда и про что след говорить. Тебе, внучек, второму про тут руку рассказываю. Цени момент.
— Угу, а первый кто был?
— Да, — он расхристано махнул рукой, — приятель мой один, из казахов. Он мне все басни рассказывал про свой народ, а я возьми и скажи, что видел руку гигантскую у них в степи. Он тогда прикинулся, мол, не понял, о чем я, но, когда на родину уезжал, сказал: что Советы сначала из кургана древнего барыта откопали, а когда тот проснулся, в страхе обратно закапали. И знаешь, Славка, я ему верю.
— А я тебе, — возможно, мои слова и прозвучали глупо, но искренне.
Я только сейчас понял, насколько его снедала данная история, рассказать хочется, но кто поверит, а если нет веры, то и рассказывать не стоит.
— Деда может что еще расскажи, очень ведь интересно, — не лукавя ни в слове, сказал я.
— Что, мистик, захотелось, чертовщины? – проворчал старый.
— Есть такое дело. А у тебя истории все интересные, необычные, ну и правдивы, насколько это возможно.
Дед умолк, с отстранением рассматривая одно единственное облако, словно там, на небесах, есть список историй, и следует только выбрать подходящую.
— Хм, значит мистику тебе подавай. Есть еще история, врать не буду, не со мной случилось, а с другом, ты знать его не можешь. Костян лет так десять как внуков в Америках нянчит. Но ты не думай к вранью он приспособлен так же, как Рига-13 для велогонок, тоже педали есть, а толку. Так, как там было? Во, вспомнил.
Значиться, дело обстояло в семидесятые годы, его, как молодого специалиста, определили на завод, шарики да ролики мастерить. Вот ей Богу не помню, чем он там занимался, да и неважно это. В общем, на заводе том с самого открытия дела не заладились. То директора найти не могут, то оборудование сбоило. А дальше только хуже, сплошь травмы, да тунеядство, боролись яростно и отчаянно, а толку ноль. А руководство из Москвы давит: мол, завод новый, а даже план выполнить не можете. На предприятии головы руководства только и летели вниз по карьерной лестнице. Начальство отчаялась до такой степени, что и попа тайком вызвали, освятить все и вся, а после бабку из знающих звали, все одно — беда на беде. Как говорил Костик, вроде и мелочь всякие случаются, а бесит знатно. Вот к примеру, ты ключ гаечный положил, а он возьми и закатись в щель между плит, пока достанешь, полчаса пройдет и моток нервов израсходуется. Или там станок запускаешь, а он ни в какую, мыши провода поели. И всяких отбитых рук, и защемлённых пальцев и не счесть.
И вот один из директоров притащил как-то Якута. Это его так Костик обозвал, на самом деле пойди пойми, кто он там был, может и чукча. Походил по заводу этот представитель коренных народов севера, постучал в бубен и говорит: надо завод на день закрыть и всех выгнать, тогда он делу партии поможет. И чтобы ты понимал, закрыли, вот так всех допекло. И после, этот уникум с неделю еще по заводу ходил и всякие побрякушки вешал, людей шаманством пугал. И помогло, почти разом все беды прекратились. Куда потом этого шамана тундрового дели неясно.
Чего щуришься? Догадался, что дело хорошим не закончилось. Ага, именно. В общем, прошло месяца три, как началось непонятное. Работягам чудиться стало, мол, кто-то стоит за спиной и наблюдает, обернёшься — нет никого. И чтобы ты понимал, чувство это у людей развилось до такой степени, что казалось, будто руку на плечо кто-то кладет или говорит всякое на ухо. Народ с завода валом повалил, терпеть такое даже прожжённый коммунист атеист не мог. Да и тени по углам стали странные появляться, вроде как человеческие силуэты.
А вот что с Костиком случилось, помимо взгляда в спину. Значит точит он свою болванку, весь ушел в процесс, тут чует, словно кто-то черное одеяло на него накинул. Вздрогнул, обернулся и обмер. Завод пустой, вообще никого, а в окнах свет, день на дворе. Он ау, ау и только эхо. Костян бегом по цеху, нет никого, страх навалился чудовищный, руки ноги трясутся. Он и ущипнул себя и палец порезал, всё едино, не кончается кошмарное наваждение. А после тот самый тяжелый взгляд в спину, и тени вроде как объёмом наполняются, словно кто-то вылупляется. Вот тут его паника и накрыла, он рассказывал, что ползавода пробежал с криками, пока случайно не выскочил в раздевалке, где сидела пара человек, с намереньем опохмелиться. Ему бы выдохнуть и успокоиться, но нет, взгляд в спину давит. Как он прошел через полпредприятия, и никто него не заметил, неясно. Чтобы ты понимал, партийный человек, а плюнул на все и домой сбежал. А после уволился, сил идти обратно не было.
А завод через год закрыли, мол, там что-то утекло, и стало опасно работать, но местные поговаривают, за один раз пять человек пропало, вот и всполошились. Вроде как зашли они в бытовку, и после их более никто не видел. Вот так страна и потеряла завод, а все почему? Правильно, с мистикой связалась.
— А что с тем шаманом? – спросил я, когда понял, что рассказ подошел к концу.
— А кто же его знает, — проговорил дед, разглаживая усы, — был и сплыл, есть один слушок, но веры ему мало.
— И все же, — настаивал я.
Хотелось получить хоть какое-то объяснение мистики.
— Ну, Костик говаривал тот шаман из злых был, и народ честной специально губил. Внезапно появился, сделал черное дело и пропал. Мол, этот самый Якут еще пару раз всплывал в байках пролетариата, но и только.
— Нда, — охарактеризовал я ситуацию, а не рассказ деда.
— А ты хочешь верь, хочешь нет, я не настаиваю, — беззлобно огрызнулся дед, — сам просил мистику.
— Да я верю. Интересно ведь и жутко.
— Страшные истории всегда в цене, но в них как с юмором, все больше преувеличений и сочинительства. Еще рассказать? — дед был в своем репертуаре, как начнет травить байки, так остановиться трудно.
— Конечно, — согласился я, прикидывая в уме время, еще на одну байку хватит, а после уже в поселок въедем.
— Значит, было это аккурат перед твоим рождением. Ты же у нас какого, восемьдесят шестого? Ага, значит правильно я все вспоминаю. В общем, наша страна, ну Советская, объявила о создании кооперативов. Это, чтобы ты понимал, нам, работягам, шабашить разрешили. Вот мы с парнями и занялись этим делом почти без страха и оглядки на органы надзора. Если раньше мы по маленькой шабашали, тут крышу подремонтировать там, значит, шифер заменить, то по весне, в мае нам подвернулась нормальная такая халтура, одному «подпольному» сделать крышу. Прям шикарную, под несколько скатов и слуховыми окнами и так далее. А народ у нас по массе своей малограмотный в части эстетики, вот и тот заказчик денег хапнул и давай придумывать всякие непотребства на крыше Хрущевки. Чтобы ты понимал, авантюра чистой воды. Но мы люди скромные, нам деньги платят, мы гвозди бьем, а что все это нежизнеспособно пусть другие рассказывают. Ты не думай, до греха дело не довели бы, крыше рухнуть не дали бы. Кхм, я что-то не про то говорю. Как там было.
Дед задумался, а мне пришло в голову, что раньше он мистические байки вообще никому не рассказывал, оттого и сбивается лишний раз, и запинается, казалось бы, на пустяках. Вот что значит отсутствие практики, и на ходу вспоминать детали.
— В общем, ближе к телу. Тепло тогда было, май хороший выдался, и я после работы иногда оставался ночевать на крыше. Хорошо было, лежишь, на звезды смотришь, слушаешь как город гудит и спать собирается, и все это под рюмку водочки, да с огурчиком. И поглядываю за одно, что там деяться в доме напротив. За месяц почти все в доме как родные стали. Студентка горемычная все книжки читала на кухне, или там семья, где мужик, вечерами что-то отчаянно паял. Была и деваха распутная… но про это не буду, или вот, с виду учительница, а экзотический танец репетировала. Ты не подумай, не с пошлыми мыслями смотрел, так, для интереса. Согласен, нехорошо это, но виниться не буду.
Собираемся мы, значит, как-то вечером, мужики уже вниз все ушли, а я задержался, и уже привычно глянул на окна соседнего дома, как там мой телевизор поживает. И слегка удивился, в окнах свет не горит, чтобы ты понимал, ни в одном, словно рубильник кто дернул. Не, бывает, конечно, и такое, что свет перестают давать, но так внезапно, странно. Я вниз спустился еще раз, глянул на соседний дом, света в окнах нет, а вот под козырьком лампочка горит. Чтобы ты понимал, так не бывает, что свет под козырьком есть, а в доме нет. И еще момент, кто-то с ночи лампочку не погасил. Вот тут-то во мне интерес и проснулся, куда все делись. Мои бригадные послали меня куда подальше с моими вопросами и пошли пить пиво, а я же к подъезду тому подошел. Жгло меня любопытство, хоть ты тресни.
Простоял под козырьком, наверное, час, совсем стемнело, а свет в окнах так и не появилось. Ну я плюнул на все разом и пошел посмотреть. Нашел выключатель, зажёг лампочки на все лестничной клетки. Стою, слушаю. Тишина, нет ни звука. А так не бывает, чтобы пятнадцать квартир в раз опустели. Пошел по этажам, стуча в двери, может кто откроет, но где там. И так проверил все четыре подъезда нигде ни человека. Я даже это, кхм, в пару тройку квартир зашел, посмотреть, может, если следы переезда аль нет.
Ну, что ты смотришь, я не крал ничего, просто посмотрел. И сейчас бывает, что дверь на ключ не запирают, а тогда такое почаще встречалось. Походил я по пустым квартирам и страх меня взял, так нежно, как девственник девку за титьку. Едва касаясь, но с неутолимым желанием завладеть всем нутром.
Выскочил я на улицу, дышу как загнанная лошадь, а сам мысли в порядок привожу, мол, видно же, люди всё побросали как есть и ушли. Чтобы ты понимал, все по мелочам было, тут суп не доели, там паяльник не выключили, здесь игрушки не до конца собрали. Ну отдышался, в себя пришел и даже утвердился в мысли, надо бы в милицию звонить да шум поднимать, как вдруг заметил следы на газоне, четкие, ясные, от грузовиков. Я хоть и прочел два детектива, но сериал «Визит к Минотавру и Место встречи изменить нельзя» все же внимательно смотрел и не единожды. В общем, огляделся намести и понял: людей-то на машинах вывезли. Вот так, как баранов, погрузили и куда-то вывезли, видно по следам как в машину садились. А тогда, чтобы ты понимал, байка ходила, мол: ездит по городу черный воронок и всех неугодных строю забирает и после забранных к стенке ставят. Бред, но вера в мракобесия у народа всегда была сильна. И я, грешный, ей подался. В общем, звякнул анонимно и ушел в общагу ночевать.
Дед умолк и суетливо порылся в кармане, после сплюнул, помянул недобрым словом бабку и уже мне сказал.
— Вот ты мне скажи: откуда больше вреда, от сигареты или от нервов, что их нет?
— Не знаю, — развивать данную тему не хотелось, и я спешно перевел разговор в русло истории, — и чем все закончилось.
— Вот если здраво и без моих вечерних похождений, то ничем особым. На следующий день в доме жильцы объявились. Кх, а вот если представить некое допущение, то все странно. Жильцы то объявились, только все они были не теми людьми, что там раньше жили. Чтобы ты понимал, роли те же, ну там учительница, паяльщик и девка распутная, а вот исполнители другие. Вроде и похоже, а все одно — не те.
— Деда, нельзя заменить все дом, и чтобы этого никто не понял, у людей родственники есть, друзья, в конце концов, коллеги по работе, — внес я критическое замечание.
— Ага есть, только дело это не меняет. Я уже и сам подумал, что умишком тронулся, пока эти не стали за мной следить. Мы там еще три недели отвозились, пока строй управа наше художество не прикрыла. Так вот, в доме напротив всегда кто-то стоял возле окна и смотрел на меня. Я по все крыше ходил, а наблюдатель глаз с меня не сводил, то мальчик маленький, то старуха, то мужик, каждый в своей квартире. У них там прям переменка армейская была. А после я уехал к себе в город, так они и туда приперлись, стояли по углам улиц и смотрели на меня. Чтобы ты понимал, я тогда взял и в запой ушел, на полгода. Это меня, наверное, и спасло. Посчитали эти, что я пьяный маразматик и вреда от меня нет.
Помолчали, я проговорил историю еще раз в голове, не зная, как к ней относиться. И тут дед Андрей продолжил.
— Знаешь, я странный дом еще пару раз видел, но не приблизился, ну их, — он покосился на меня и все же выдал штампованную фразу, — ты только про эти байки не болтай сильно. Сам должен понимать.
Я кивнул, понимая, дед держится за свою репутацию правдивого рассказчика. И мистика в его образ никак не вписывается.
Телега подпрыгнула и вскочила на асфальтную дорогу, под наше дружное молчание.
* * *
P.S. Вам рассказал его байки лишь потому, что вы на его репутацию никак повлиять не можете. А истории заслуживают большего количества слушателей, чем я один.
Байки деда Андрея. Мрачные
В следующий раз, когда дед рассказал меня байки мистического толка, случился спустя полгода. В мрачное октябрьское утро, когда погода еще окончательно не утвердилась в своем мнение: быть плохой или же отвратительной.
Мы стояли под небольшим козырьком, автобусной остановки. Дед со сосредоточенным лицом наблюдал через морось за попытками тракториста вернуть бодрость духа своему железному коню. Тот рычал, пыхтел черным дымом, но заводиться отказывался. Я же, периодически шмыгая носом, посматривал на телефон, отсчитывая минут до прибытия автобуса.
— Чего мнёшься как баба на привозе? – буркнул дед Андрей, когда я в очередной раз переминаясь с ноги на ногу, и содрогнулся всем телом от пронизывающего ветра.
— Замерз. Надо было выходить чуть позже, — вяло про критиковал я решение старшего родственника, выйти на улицу за полчаса до прибытия автобуса.
— Вот что за люди пошли, все в последнюю минуту хотят сделать. Не грамма терпения, — продолжал ворчать старик.
Скверное настроение деда Андрея можно понять, едим в больницу делать ЭМРТ левого колена. Сустав в конец измучил старика, таблетки от болей пьет с августа. А печень у бывшего алкоголика не в том состоянии чтобы долго переваривать химию, пусть и полезную. Как только перестает пить лекарства, колено снова пухнет и болит. Вот семейный врач и послала его на сканирование, надо точно знать, что там в суставе не так и, как его более правильно лечить. Ну я с дедом за компанию, это по официальной версии, а деле же присмотреть за ним и, если что помочь ориентироваться на местности.
— О катит, — тихо буркнул я, рассматривая в сером мареве приближающейся прямоугольник с желтыми полосами.
Дед поправил на голове кепку, крякнул и вышел под морось к месту посадки в автобус. На его действия отреагировали остальные ожидающие, две девчонки вылезли из машины, стоящей за остановкой, и под конвоем мужика, волочащего сумки, встали возле деда, создавая купола из зонтиков Я вздохнул и так же присоединился к их компании.
Автобус, въехав в небольшую яму в продавленном асфальте, замер возле нас. Дед, проигнорировав всеобщее наступающую толерантность, пропустил девушек вперед, после суровым взглядом из-под кустистых бровей загнал меня следом. И посмотрев по сторонам залез последним.
— Без тебя оплатят, — шугнув меня мой старший родственник, стоило мне полезть за кошельком и приобрел билеты.
И по древней и мне абсолютно неведомой традиции мы расположились ровно посередине транспортного средства. Я уселся возле окна, дед примостился рядом, стянул кепку, отстучал об колено и снова водрузил на голову. За стеклом громко рыкнул старый мотор. Техника из советского прошлого завелась, трактрис выдав корявый, но искренний танец победы и полез в кабину. Автобус мягко прошипел дверьми, плавно стронулся и на меня подул теплый воздух из кондиционера. За час пути я уже точно согреюсь, и даже поспать смогу.
Глянул на деда: сидит хмурый, только что не скрипит зубами и брови к переносице не сводит. Нервничает. Хоть после инфаркта он и стал относиться к своему здоровью бережно, а врачей уважать и к мнению докторов прислушиваться. Но все одно, не любит лечиться и ко всем инновация относиться скептически.
— Дед, ты чего приуныл. Все будет хорошо, просветят тебя, и вылечат. Сейчас все лечат, — я попытался подбодрить старика.
— Все, да не все, — он огладил усы, рука чуть дернулась в машинальной привычке искать сигареты. Я оживился хоть виду и не подал, верные признаки, сейчас начнет байки травить.
— Ну положим не все, но колено твое точно в норму приведут.
— Знаешь Славка. Я за колено и не переживаю, я эти больницы не люблю, там всякое цепляется к людям. И не надо мне тут… — оборвал он мою попытку возразить, резким выпадом, — рассказывал мне однажды приятель, по… собственно не важно почему. Короче, был он врачом, да не простым, а онкологом. Чтобы ты понимал, человеком сплошь циничный, и практичный. Детям в глаза говорил, что те умирают и после спал и не ворочался. Значит, вот что он мне рассказал, верить ему можно, ибо врать такие люди не обучены.
Дед поерзал на сидении, расстегнул поношенное, но крепкое пальто, и начал рассказ.
— Было это в году восемьдесят шестом, по осени. Авария та страшная уже отгремела, а люди все одно боялись рака, вся эта радиация казалась чем-то непостижимым злом, коварным и незнающая пощады.
Так вот привел один влиятельный человек, свою дочь на обследование, так чисто перестраховаться. Чтобы ты понимал, те чиновники, как и нынешние всегда имеют блат. Так вот, вся эта научная экспертиза с анализами, выявила у девчушки рак поджелудочной, второй степени. И вроде как все лечится, и не такой уже страшный диагноз. Ну мой приятель и взялся за улучшение здоровья пациентке. Под контролем главврача. И вот какая закавыка вышла. Лечат бедную девчушку, а ей все хуже. И так и этак пробуют, а болезнь только силу набирает. Уже и специалистов из Москвы вызывали. Все одного без столку. Чтобы ты понимал, у этого видного партийного работника связей на вызов врача хватала, как и денег, а вот отправить дочь лечиться в столицу уже все, не тот размер влияния. Ну, мой прямолинейны приятель, и говорит злому и отчаявшемуся отцу: мол болезнь победила науку и готовьтесь к траурным речам.
Дед умолк, прокашлялся, а после задумчиво продолжил, поглаживая большим пальцем усы.
— Значит, что там было дальше. Ага, чтобы ты понимал, однажды утром в обычный вторник, привел этот деятель из правительства, странного вида мужика. Странного в том смысле, что непонятно кто, с виду чисто слесарь, или там краснодеревщик. Ну ты понял, обычные работяга, но не с завода. Заводских то сразу видно. Как? А те все одно не понять, ты вот в своих компьютере разбираешься, а не в людях. Да не сопи ты, слушай дальше. Значит мужик этот походил по палате, послушал, что там палочками постучал. И говорит мол: возьмусь, всего за пять дней все исправлю, только не мешайте. Ну чинуша дал добро, и главврачу наказал моего приятеля в узде держал.
Так вот это ухорь стал всякие там обереги из дерева строгать, прям в палате, а мусор выносить запретил. И за пять дней настрогал каких-то зверей, птиц, и чучел страхолюдных, после все выкинул в мусорник, и отдал одну игрушку болезненной. А выгляди та деревяшка как девочка с огромной головой и большими широко раскрытыми глазами, в одежонке со славянскими мотивами. И наказал колдунишка, сутки деревяху от тела не отнимать. Чтобы ты понимал, отец этот слабоумный, взял и привязал бинтами это языческий оберег к девочке. Ну сутки прошли, колдун недобитый тоже в палате сидел, а после забрал фигурку и первому встречному ребенку всучил. О как! Мразь.
Телефон неожиданно тренькнул сообщением, я машинально глянул.
— Ну не хочешь слышать, так играй в свой телефон, — тут же насупился дед.
— Да я отключить, чтобы не мешал, — тут же ляпнул я, первое пришедшее в голову оправдание.
— Да!? – скептически вздернутая бровь, вела меня в состоянии стыда.
— Ну, деда давай дальше.
— Хорошо. Значит это мразь отдала всю уродливую игрушку первому встреченному ребенку. Ну и после забрав деньги, укатил колдун не пойми куда. А девочка начала выздоравливать. Мой приятель был в край задолбаный и поэтому не придал данному чуду должного внимания. В общем, прошло полгода. И та девчонка померла. Оказалась, рак не ушел, а всего случилась… ремиссия. О как! Может девочку тут и спасли бы, только ее долбанутый папаша в край разуверился в силе науки и стал таскать дочурку по шаманам да гадалкам, тем ирод дитя и загубил.
Но как ты понимаешь это только начало. Страшное и мистическое сейчас пойдет. В общем в восемьдесят седьмом навалилась на отделение онкологии напасть, каждый месяц по больному ребенку, все с раком поджелудочной. Раньше за год один два пациента, а тут повалило. Кого спасали, кого нет. Тут все по-разному. Только на пятом больном мой приятель случайно увидел, ту мракобесную игрушку, изрядно посеревшую с отколами, на ту самую. И будь ты хоть атеист, хоть циник, но на совпадения внимание обратить должен. Поспрашивал он у остальной и почти все говорили, что была игрушка. И описывали ее одинаково как дети, так и родители.
Вот мой приятель и отобрал у больного эту мерзость. Хотел выбросить, да вовремя понял, так от проблемы не избавишься. В итоге сжег в местном крематории. И ты можешь вот сейчас пыхтеть и фыркать, а болезни детские закончились. Что думаешь, может такое быть?
— Ну не знаю, рак не инфекция, через предмет передаваться не может, — спокойно ответ я.
— Вот и наука говорит что не может. А, подиш ты, было. Я вот думаю, нашей науки надо еще расти и расти. Может через лет двадцать откроют какой-нибудь атом, передающий болезнь. И всем этим проклятым вещам найдется объяснение с научной точки зрения. Это я так ворчу, не обращай внимания.
— Может и так, — задумчиво отзывался я, и пережитый стыд раннее толкнул меня на ненужный вопрос, — истории повторяются, ну вернее смысла и посыл. Ты про завод мне в прошлый раз рассказывал ну, где шаман злой был.
— Посмотрите какие мы умные. Что-то смотря боевики ты не ворчишь что у герой всегда побеждает злодеев. И комедии твои все про одно, только в разных плоскостях.
— Понял. Был не прав, — я деда постепенно знакомлю с современным кинематографом. Пока выходит со скрипом.
Долго молча ехать не получилось, дед Андрей обуздал свою кобылу баек и намеревался выгулять ее основательно.
— Дядьку Юрку помнишь? Ну того длинного, вечно пьяного и шебутного? Бати твоего двоюродный брат.
Я кивнул, дядь Юру помнил плохо, и все воспоминания, связанные с легким негативом в его сторону. И вот есть откровенно, то и сам не знаю почему, просто он вызывает раздражение, не только у меня, но и всех родных.
— А вот ты знаешь, чего он такой стал, ну с башкой… того?
— Хм, нет. И чего? – и в самом деле было интересно, тем более предчувствие подсказывало история будет связна с мистикой.
После продолжительного вздоха, старик заговорил, в очередной раз стянув кепку с головы и вертя ее в пальцах. Взгляд его расфокусировался, словно дед нырнул в тяжелые воспоминания.
— Знаешь, он по молодости кем только не работал. И все чтобы ты понимал было связано с баранкой. Курьером, таксистом, водителем автобуса, и вот сейчас в дальнобоее обретается. По нему такая жизнь, да и нам, собственно говоря, тоже хорошо. Слишком он шебутной, и слабо себе контролирует, шутки злые и хамские, а по-простому и говорить не умеет, все подковырнуть хочет. По молодости был нормальным, а так. А так вот что с ним случилось. Ты, конечно, мне можешь не верить, или там рассказам дядьки своего. Он, как и многое водилы, что подолгу молчат в дороге, любят приукрасить, да слегка приврать в историях. Только такую мрачную дичь, нормальный враль упоминать не будет, слишком все прозвучит неправдоподобно. Ладно, ладно все. Приступаю к рассказу.
Было это на заре дикого капитализма, чтобы ты понимал в самом начале девяностых. Тогда дядька твой, курьером подрабатывал, а ночью бомбилой заодно, то бишь таксистом нелегальным. Извозом занимался на своей «копейке», дело это опасное, могли тогда за нелегальный извоз и убить и машину сжечь запросто. Но и деньги там обретались шальные. За ночь можно заработать столько, что и за месяц на газели не навозишь. Но не про то речь.
Значит случилось с ним это беда в середине осени, как раз октябрь к концу шел, первые морозцы покусывать стали. Едет он значит на своей «копейке», уже почти под утро, начало шестого. Народ в Москве этой, уже просыпается да, настраивается на новый трудодень. Значит ведет он, стоит на обочине девчонка, лет двадцати. Вид благообразный, пальто, юбка ниже колен, прическа скромная, лицо устало заспанное. Ну явно не… — он покосился на меня, после махнул рукой и продолжил, — короче не шаболда она придорожная. Вот наш Юрец и остановился, та девчушка без лишних слов прыгнула на переднее сидение. Ножки вместе, ручки на коленки, что твоя прилежная ученица, и так мило усталым голосом говорит: вези меня домой. Юра наш завел машину, стронулся, и только потом спросил: а где дом то? Девица помолчала, и говорит: ты езжай я покажу. И, мол, деньги за проезд муж передаст. Едут, болтают не о чем, про музыку, машины, платья. Юрец и сам толком не помнит про что, да и неважно это. Главное она говорила, что ехать не хочет, но жена должна быть с мужем и никак иначе. Ну Юрка раз пискнул мол, разводись и беги раз не мил. Так она улыбнулась и заявила: муж мил, только в доме беда.
Так вот приехали они в очередной спальный район. Дома высокие, все на одну морду, как в том фильме «про иронию судьбы». Ага, ирония то у судьбы точно нет, только циничный сарказм.
Дед умолк перестал крутить кепку и водрузил на колено. Что-то ему эти истории плохо иду, обычно говорит не запинаясь, и с воодушевлением, а тут как на исповедь пришел. Но я молчал, и не лезу с ненужными советами, ведь могу разозлить, а от этого лучше никому не будет. Дед вздохнул, продолжил:
— А девчушка та объясняет: мол сейчас за деньгами сбегаю и вернусь. Назвала номер квартиры, и даже на окошко указала, где живет. Вот наш горе водила и согласился отпустить несчастную, особо не веря, что получит деньги. Жалко ему было бедняжку, еще не обзавелся щитом из цинизма и практицизма.
Вышла девица из машины в примороженную осень, и после мышкой шмыгнула в подъезд. А Юрка в окно смотрит как она по лестнице поднимется и на каждом этаже свет включает, очертания силуэта хорошо прорисовываются. Он тогда подивился насколько образцовый дом, даже лампочки не повыкручивали. Ну а после на пятом этаже в нужном окошке свет вспыхнул в прихожей. И тут Юрка увидел, как силуэт мужика его пассажирку с ходу в лицо бьет, у той ажно голова отлетела. Ну он, не думая выскочил, монтировку в руки и спасать принцессу в пальто. Молодой, только после армии, сам здоровый вот и потянуло на приключения.
Как взлетел по лестнице не помнит. Дверь с нужными цифрами на дерматине распахнул, заскочил в коридор. А там его пассажирка стоит, в халатике, лицо чистое в руках деньги держит. Юрка сморщился от навалившегося смрада духов, деньги взял и было собрался уходить, как что-то дернуло его присмотрится к девушке. И беглого взгляда хватило, чтобы понять. В чем несоответствие, кроме лица. Она была явно ниже ростом, полнее в бедрах, и вместо ног из-под коротенького халата торчали пластмассовые протезы, как у манекена. Юрец ошалел от такого вида, ведь нормально все было. Ему только пришла мысль, что это сестра пассажирки, как в голову что-то прилетело. Он, ойкнул, отшатнулся, заваливаясь на вешалки с одеждой, как кто-то припечатал его пластиковой рукой. А коридор тесный, узкий, лампа едва светит, вот он, не глядя и схватил искусственную конечность и дернул что было духа. И двойник пассажирки на него рухнул, халат распахнулся и Юрец ошалел не в силах кричать. Искусственная конечность была пришита между грудями девки, и работала чтобы ты понимал как живая.
С испугу он засадил кулаком в челюсть этой страшной девицы. Вскочил, хотел было бежать, как видит под табуретом валяется голова его пассажирки. Крови правда маленько натекло, почти нет. У Юрке натурально шок приключился. И нет, чтобы бежать на улицу, он двинул вглубь квартеты.
А там, там в комнатах куча манекена и ко всем пришиты человеческие части тела, у некоторых как надо, у других, а бы как, нога к шее, рука к пузу. И все с лицами его пассажирки. Он смотрит на весь этот кошмар и слышит голос из ванны. Там песню орут про арлекина, Аллки нашей Пугачёвой. И чтобы ты понимал, дядька твой как на поводке пошел смотреть кто это там такой голосистый. Так вот, в ванной мужик средних лет каким-то аппаратом пришивал к женскому телу голову манекена. Юрца и стошнило прям на пороге. Мужик этот в докторском халате, замер, обернулся и одновременно с психом, и голова пришита повернулась еще и моргнула. Такого поворота событий, психика нашего бравого спасателя не выдержала. Чтобы ты понимал, он заорал во всю мощь легких, как та сама девицы при виде здоровенной крысы. Только что в обморок не бахнулся. А мужик тот, оскалился и что-то крикнул на ненашенском языке. Вот тут-то и начался истинный ужас. Все валяющиеся трупы ожили и поползли к Юрке.
Ага, бред, да и только. И вот ты мне сейчас возразишь, что у дядьки твоего просто чердак потек и глюки начались, может и так. Только ужаса от этого не меньше. Так вот знай, — дедов узловатый и крепкий как мореный дуб пальцем дарил меня в лоб, — дикий еще первобытный инстинкт вынес Юрку из той квартиры. Ну, а по словам бабки твоей, святой дух помог.
Он милицию нашел, в ту квартиру привел. В общем нашли они в той обычной с виду квартире, и трупы женщин, и манекены, и самого психа вивисектора. Было потом и расследование, и даже небольшой шум, но годы, тогда были неспокойные, что не день, то новый монстр всплывал, или что похуже, дефолта.
Сама жуть на этом и закончилась. Только не сама история. Значит Юрку с год таскали по разным судам, очным ставкам, и всему остальному. Там чтобы ты понимал, он сдружился с одним лейтенантом, на почве любви к пиву. А тот имел тесный телесный контакт с судьей, что вела дело про Кукольника (так они маньяка обозвали). Вот он и смог узнать кое-какие подробности. Оказывается, псих оправдывал свои преступления желанием сделать идеальную жену. Вот и шил костюмчики из нее. И что самое противное, была среди тел одна живая, ту, что в ванной он кромсал. А место многих частей тела имелись протезы, на первый взгляд не совместимые с жизнью.
А психа этого удавили в камере, зэки.
Он умолк. Я пытался переварить услышанное. Если впервой раз дед рассказывал мистические и таинственные истории, то тут полный мрак и кошмар. Расскажи кто другой, я бы и ухом не повел, но дед человек, которому претят выдумки. А это добавляет веса словам.
— Деда, ну ты мне и ужасы на рассказывал, — тихо проговорил я.
— Да я уже и в сам не рад, что поделился. Но ты парень стойкий, не раскиснешь. А поделиться следовало.
Почти полчаса ехали молча. Автобус остановился на очередной стоянке, и водитель объявил о десятиминутном перекуре. Дед хмыкнул, нацепил кепку и со словами я быстро, похромал на выход. Я промолчал, о запрете поступлении табака в его организм. Еще годами не вышел, чтобы учить старших жизни. Дед Андрей, полностью игнорируя морось встал возле остановки, не заходя под козырек. Мигом стрельнул сигарету, чуть склонился подкуривая от зажигалки. Я отвернулся, больно смотреть как близких людей поедают их пороки.
Водитель, докурив кинул окурок в урну и быстро заскочил в автобус, стянул промокшую куртку. И после поторопил никотино зависимых. Автобус тронулся, дед тяжело завалился на сидения, от старика тянуло табаком и какой-то внутренней тоской.
— Да я так нервы успокоил, постоял с мужиками, подержал сигарету. Даже тяги не сделал, — после дед спохватился, что оправдывается перед пацаном и куда как суровее заговорил, — не заводи плохих привычек, чтобы потом от них не отказываться.
Автобус едва тронулся как дед, привычно разгладив усы, ворчливо проговорил:
— Видел того мужика, с проплешиной и бородой.
Я кивнул, уже догадываясь, что дальше пойдет история.
— Так вот, случилось с его братом одна мутная и страшная история. Не так и давно это было, вроде до перестройки. Помню только мы в их совхозе над сушилкой крышу ладили. В сроки не укладывались, от того и пахали как те самые ишаки без перерывов и перекуров. Только поесть и поспать время и оставалось. Поэтому сам случившее не видел, но от очевидцев наслужился изрядно, — дед снова стянул кепку, поерзал на сидении и продолжил травить байку, — стояла тогда августская жара, народ к уборочной готовился, не спеша, чтобы ты понимал, люди уже чуяли развал Союза, и не спешил воплощать в жизнь старые лозунги. Все больше думали, как денег подзаработать, да чтобы по меньше спину гнуть.
Значит, сидели комбайнеры в цеху, после планового осмотра техники, выпивали по чуть-чуть, как без этого. Скоро в поля, а там только помыться и поспать силы останутся, горькой не выпьешь в пахивать надо, ибо денюшка капала хорошая. Пользовались моментом, чтобы ты понимал. Вот сидят они тихо мирно, пью на троих, закусываю со смыслом, без спешки. И тут приходит Толян. Он в совхозе лет двадцать слесарем числился, хватает рюмку самогона, всаживает в себя на одном выдохе, и после грязными маслянистыми руками хватит кусок сала да по жирнее. Чтобы ты понимал, обычно Толян скромный побриты интеллигент, под плотным каблуком жены. И таких вольностей, себе не позволял. И пока мужики о фигивали от увиденного, он дал леща ближайшему и споро так побежал на выход из ремонтного бокса. Ну, мужики такой наглости не забыли, и решил проучить стервица при первой же возможности.
Я как-то непроизвольно вздохнул, видимо мистика у деда закончилась, и он по привычке пошел травить истории про бытовуху. Я такое не люблю. Скучно слушать о жизненных неурядицах людей. После его первых мистических баек, я увлекся страшными историями, не всерьез, так развлечения ради. В основном слушал таежные байки с мистическим уклоном, или же про необычных и страшных монстров. Всякие там истории про жутких чебурашке в доме, что гоняют заехавших людей, мне быстро наскучали, ибо однообразны.
— Не кривись, — неожиданно зло буркнул дед, — будет тебе мистика и ужасы.
— Да я…
— Ты, кто же еще. Чтобы ты понимал, все странное начинается с обыденного. Так вот вернулся Толя в ремонтный бокс спустя час. Довольный с сальной улыбкой. И прямо спорого мужикам и заявил. Мудаки вы все. Ненавижу каждого отдельно и всех скопом. Комбайнеры после затрещины уже на взводе были, а услышав про себя такое, и вовсе не стесняясь полезли бить морду нахалу. Побили, к слову, не сильно, так нос расквасили да ребра, посчитали и почки парой ударов отметили. А Толян все время только и пищал: как так, как так. После притих и извиняясь на коленях отполз к выходу. Обтер кровь и сказал, что за наглость водкой откупится. Мужики понятно дело отступные приняли.
Толя вышел наружу и спустя минуту вернулся с пожарным топором на перевес. Поскудненько так оскалился и сказал: давно хотел попробовать, да все что-то повода не было. И всадил топор ближайшему в голову. После врезал второму, и так же насмерть. Ну а третий, что мне после про эти события рассказал, со страху убежал. Вопя как умалишённый. Он тогда чуть умом не тронулся, страх им овладел лютый, бесконтрольный. На крик мужики прибежали, смотрят, а Толян водку глушит, и лыбу давит наглую и издевательски. Пролетарии по первой оторопели от подобного поведения, а после решили за ломать урода. Десять против одного, уже точно без потерь справятся. А этот псих, топор в них метнул и бегом в подсобку, мужики только и услышали, как ключ язычок в замке проворачивает.
Спустя полчаса дверь таки сломали, инструментов хватало, как и желающих. А убийцы на месте не оказалось, он пол проломил и через яму выбрался. Там много лет дождь подмывал под фундамент, все про это знали, только должного внимания не придавали. Яма и яма никому не мешает. Вот так эта скотина и сбежала от праведного суда. У нас хоть и не дикий запад, да и не царская Россия, со своим произволом, но народ все одно горячий. Может и не убили бы, но покалечил ли бы однозначно. Понятно дело приехала милиция.
Дело огласки не получило и дальше региона не выползло. Преступление на лицо, преступник понятен, всесоюзный розыск объявлен, чего зря людей полошить. Вот, казалось бы, и вся история про то, как в тихом омуте черти водятся. Но ты чай не дурак понимаешь, сейчас про непонятки всякие рассказываться буду.
Дед выразительно посмотрел нам меня, я кивнул, оправдывая его ожидания. Он кашлянул, прочищая горло, потер больное колено и продолжил вдумчиво и неторопливо. Как мне показалось чтобы не упустить со временем подзабытые детали.
— Вот что его женушка после по рассказывала. В общем повадился, после того случая, муженек по ночам к ней ходить, поесть, попить ну и еще коей зачем… км, ну ты понял. Она со страху и не сопротивлялась. И ведь не боялся стервец словно, ничего и не произошло. В доме засады устраивали и милиция, и соседи, а поймать так и не смогли. А этот убийца, чтобы ты понимал, от дня к дню менялся, становился уродливее что ли. Вроде как изнутри его корежило, выпячивая недостатки.
Что ухмыляешься, ни разу не видел, таких людей, что с виду вроде и все хорошо, а все равно противно рядом стоять. Во во, а еще ухмыляется.
Значит так, потом пропал он на пару месяцев, и аккурат к зиме вновь вернулся к женушке. Весь измученный и дерганый. Чисто водки выпить да, про жизнь свою непутевую по ныть. Мужик чтобы ты понимал, тоже любят поныть, только обстоятельства у нас с дамами разные. Но не про то сейчас.
И поведал он, что может ходить… так сказать… в разные временные отрезки… вот было слово такое, подходящее, мне Палыч говорил.
Дед наморщил лоб, и привычно пробежал пальцами по внутреннему карману рубахе. Ненавидя сигарет, принялся приглаживать усы.
— Параллельные миры? – попытался подсказать я.
— Сам ты параллельный, — буркнул дед, — он может переходить в случайности, что могли бы быть. Он вроде когда-то по молодости участвовал в секретных экспериментах. Его тогда сажали в какой-то аппарат, а после задавали вопросы. И еще учили чувствовать не исполнявшимся события. Типо говорил… вот ты захотел вскипятить чайник, и забыл пока за спичками шел. Событие запланировано, а не исполнено, и в него можно попасть. Надо только правильно думать. В общем много всякой херни нес. Тоня не все запомнила, а еще меньше поняла, а я тем более. Позже еще мужики рассказывали, мол видели его то тут, то там. И всегда он ускользал, как вода сквозь пальцы. Вроде и не прячется и ходил себе спокойно, а все едино неуловим. Правда больше никого не убил, только воровал всякое.
В общем, вседозволенность и чувство безнаказанности, сгубили пяток судеб. Такое и без всякой мистики бывает, но в этой истории все куда как нагляднее.
— А как у него эта способность появилась то… спустя столько времени?
— А тебе какая разница? – буркнул дед, прекращая, выпрямлять усы, — да не суетись ты. Он там всякими медитациями занимался, вот что-то там внутри себя и открыл. Это одна версия. Вторая ему эту способность включили спецслужбы… случайно. А третья пусть будет… скажем… случайно открыл, когда башку ему сканировали в больничке. Выбирай, все одно правды мы не узнаем.
Я надолго задумался, переваривая сказанное. И решая, насколько такое может быть правдой. Ведь звучит бредово. С другой стороны люди, могли просто приплести мистику, в обыденность. Чтобы не так страшно было, ведь в мистику хоть и верят, но с ироничной улыбкой. Вроде как не правда все это, как и человеческая жестокость.
— Не забивай себе голову, — дед неожиданно хлопнул меня по плечу, — такие случая один на миллион, если не реже. Куда как страшнее это самому найти приключения на свою голову, или что понижи спины.
— Это да, — сухо ответил я.
— Будешь историю про сектантов слушать? – пока я выплывал из своих мыслей, не успел отреагировать, а дед уже настроился, излагать дальше, — эту историю двоюродная сеструха Райка рассказала. Дело было в начале девяностых, тогда пути не только в торговлю открылись, но и во всякие мракобесные регалии. Народ отказался от своих политических идеалов и убеждений, то бишь ушел от научного атеизма в незамутнённое верование. Отказаться то отказались, а вот не доверять людям толком, не научился. Не мог тогда советский человек понять, что можно врать наглым образом в глаза и тебе за это ничего не будет. Хоть с телевизора, хоть с радио, хоть на рынке.
Так вот, чтобы ты понимал, Райка наша, всегда была себе на уме. В пионеры не вступила, работать на заводе отказалась, пользу обществу приносить не хотела. Жила для себя, всех называя отсталыми пережитками. Ну, а когда во все подряд верить можно стало, она тоже не как большинство в Православие ударилась, а стала язычницей. Вступила в секту, не абы какую, а речного демона. Имя у него такое, что хоть по бумаги читай все одно ошибок наделаешь. В общем молились они ему, жертвы приносили, хороводы водили и песни пели. Райки все это быстро надоело, и она от них ушла, громко и со скандалом. И все бы ничего, только по весне сектанты те пропали, разом все пятьдесят человек с гаком. Ну поискали их, поискали, да плюнули, время было неспокойное и крайне быстро текущие, события через край хлестали. После Райка пришла в милицию и заявила, чтобы они реку прочесали и место указала. Мол, они всем кагалом в услужении речному демону ушли. Кого бы другого послали бы, но у Райки характер не тот. Ее за пояс не заткнешь. В общем, приехали водолазы и нашли всех сектантов… чтобы ты понимал, стояли они по центру реки по колено вкопаны в землю. И все экспертизы после сообщили, мол следов насилия на телах нет, как и инструментов и средств для дыхания. Они сами себя так хитро закопали, в центре реки, что почти по центру города текла. Как сектанты умудрились это провернуть никто не понял.
Мораль? А морали нет. Просто случай вспомнила, вот и рассказал. Бывают и такие байки, просто по странным фактам. Все больше ничего рассказывать не буду. А то сидишь с зеленой мордой, как тот утопленник.
Вот такого тяжелого мрачника наслушался я в автобусной поездке. Опять же делюсь с вами, чтобы не остаться единственным слушателем.
* * *
P. S. А колено деду Андрею вылечили.
Автор: zadira
Источник: 4stor.ru