Этот рассказ имеет общее место действия с «Девушкой с выпускного» — небольшой городок в Витебской области, прообразом которого являются Лепель и Глубокое.
1.
Продравшись сквозь кусты с едва проглядывающими почками будущей листвы, мы с Толиком вышли на протянувшуюся вдоль железнодорожного полотна, лежавшего на высокой насыпи, улицу.
— Далеко еще? – задал вопрос Толя, мой друг и одноклассник, у шагавшего впереди Кости, нашего третьего школьного товарища.
— В конце улицы! – отозвался тот.
Дорога, по которой мы двигались, меньше всего походила на улицу в привычном смысле слова. Это была обычная тракторная колея, кое-где посыпанная песком и гравием. От насыпи дорогу отделял неглубокий ров, где еще с зимы лежал местами снег вперемежку с прошлогодней листвой и мусором. Вдоль линии росли высокие старые деревья, защищавшие пути от заносов, из-за чего там, где шла наша компания, даже в солнечный весенний день стояли полумрак и сырость.
На правой стороне улицы громоздились деревянные дома. Вид у построек был нежилой. Заборы вокруг них сгнили и покосились, кое-где даже упали в грязь, ставни на окнах либо заколотили, либо они безвольно болтались на ржавых петлях, противно скрипя при малейшем дуновении ветра. Не лаяли собаки, встречая редких в этих местах гостей, не кудахтали и не гоготали домашние птицы, не мычали коровы. Даже запах дыма, который невозможно не почуять, гуляя по деревне ранней холодной весной, не ощущался нашими носами, ибо давно успел выветриться.
Ничего не говорило о том, что в домах кто-либо жил. По отсутствию следов протекторов шин легко было сделать вывод, что по пустынной улице давно никто не ходил и не ездил. В том году наша троица, если не считать Кости, имела все шансы стать местными первопроходцами.
— Мне на поезд через полчаса! – жаловался Толя. Он, хоть и учился с нами в одном классе, жил за городом, в рабочем поселке, где никаких школ не было, но куда ходил дизель.
— Отсюда до станции пару минут, — откликнулся Костя, или Кастусь, как мы между собой звали приятеля. – Успеешь по любому!
Уже тогда мне показалось странным, что в той части нашего небольшого белорусского городка, расположенного между Минском и Витебском, проходила железная дорога. Насколько я знал, станция в центре поселения являлась конечной и тупиковой, и составы на нее только прибывали, а чтобы покинуть населенный пункт, требовалось ехать в обратном направлении.
Однако Толик сделал вид, что так и должно быть, как сообщил наш общий друг, и, ничему не удивившись, лишь поддакнул в ответ.
— Ладно!
Ну, раз Толя поедет домой с ближайшей станции, названия которой я так и не узнал, значит, все в норме.
Трое шестиклассников обошли огромную лужу, неожиданно возникшую посреди дороги. С начала улицы мы насчитали пять брошенных хат. Удивительно, но никогда раньше я и слыхом не слыхивал о существовании этого места! Впрочем, на то имелись причины: от микрорайона, где стояла пятиэтажка, в которой мы с Костей жили, заброшенную улицу отделял дикий лесопарк, а от города – гаражи. Побродив среди машинных боксов, требовалось продраться через кустарник – и только тогда человек оказывался в поселке, где уже давно никто не обитал.
— Вот и мой дом! – Кастусь остановился и показал пальцем на покосившуюся хибару без стекол, с провалившейся крышей, поставленную ее прежним владельцем в самом конце деревенской улицы, из-за чего та превратилась в тупик.
Мы с Толей переглянулись. Костя подбежал к калитке без дверей, приглашая последовать за ним внутрь. Ни мне, ни Толику почему-то не захотелось этого делать.
— Как ты тут живешь? – поинтересовался я у друга. – Без воды, света и тепла холодной зимой?
Костя засмеялся, подняв верхнюю губу и обнажив передние зубы, отчего его лицо, и без того некрасивое, сделалось похожим на мордочку суслика.
— А мне очень нравится! – воскликнул он.
— Чего ты с дома сбежал? – вмешался в разговор Толя. – Твои ж предки, вроде, ничего. По крайней мере, когда я опоздал на дизель и ночевал у тебя, мне так показалось!
— Ага, — Кастусь состроил ехидную ухмылку. – Отчим пьет, орет, ругается, бьет маму, а та все терпит. Что не сделай, что не скажи ему, — грозится высечь, и часто сдерживает слово. В последний раз так избил, что я едва жив остался!
Мальчишка закасал рукава куртки, показав нам руки ниже локтей, исполосованные шрамами от сильных ударов чем-то тонким и длинным, наподобие бича или плетки.
Но вовсе не это тогда удивило меня.
— Отчим? (Слово это, взрослое и непривычное детскому уху, а оттого – зле и враждебное, раньше никогда не звучало из Костиных уст). Но у тебя же есть отец… родной! Давно твои мама с папой развелись?
Разговор становился не по-ребячески откровенным, затрагивая темы, не слишком приятные нашему товарищу. Костя вздохнул и безразлично махнул рукой.
— Нет… Недавно…
Больше подобных вопросов мы не задавали.
Пока я с Толей стоял у калитки, как вкопанный, обмозговывая полученную только что информацию, Кастусь сбегал в дом, принес котелок, несколько поленьев для костра и ведро с водой. Подвесив котел на крюк треноги, которая валялась где-то во дворе, товарищ перелил воду, достал из кармана спички, свернутую вчетверо газету, и принялся колдовать над огнем.
Костер, несмотря на то, что погода была холодная и сырая, на удивление быстро разгорелся. Костя еще раз сходил в дом и вынес из полуразвалившихся сеней замороженный кусок мяса.
— Здесь я свободен, — обратившись к нам и решив закончить оборвавшийся на грустной ноте разговор, произнес Кастусь. — Хожу, куда хочу, делаю, что захочу…
При этих словах товарищ кинул мясо в котел.
— Мы не голодны, — сказал Толя и потянул меня в сторону насыпи. – И время уже! Поезд через семь минут. Пошли, а то опоздаем!
И вправду: я совсем забыл, что приятелю нужно уезжать домой, в поселок.
Костя проводил нас печальным взглядом.
— Только не говори никому, где я! – крикнул вдогонку друг. – Если отчим узнает, то закопает или забьет до смерти!
— Обещаю, не скажем!
Толя уже тянул меня сквозь заросли к видневшейся неподалеку посадочной платформе.
2.
Мы взобрались на насыпь, прошли метров сто и очутились на месте.
Глянув туда, где остался наш друг, я понял, почему раньше ничего не знал об улице с заброшенными хатами. Сверху, с железной дороги, ее плотно скрывали густые кроны разросшихся деревьев.
Вдали загудел дизель. Вскоре из-за поворота показалась тупая носовая часть локомотива, из трубы которой валил черный дым.
В последний раз я спросил друга:
— Толь, это точно твоя станция и твой поезд?
Анатолий кивнул утвердительно.
— Да. Конечно!
Дизель поравнялся с платформой и остановился. Открылись двери.
Толик вскочил в вагон. Я помахал приятелю рукой. Двери вагонов закрылись, состав отчалил.
Больше я своего друга не видел.
3.
Назавтра ни Толик, ни Кастусь в школу не пришли. Не было их ни через день, ни через неделю.
Все, о чем я рассказываю, происходило в начале нулевых. Тогда в нашем маленьком городке не то, что мобильники – домашние телефоны имелись не у всех! У нас в квартире аппарат хоть и был, но я не знал номеров ни Кости, ни Толяна.
Когда спустя неделю товарищи так не объявились, я, набравшись смелости, спросил у классухи:
— Ольванна (Ольга Ивановна – так ее звали), а что случилось с Толей и Кастусем? Почему их так долго нет?
Училка сделала квадратные глаза от изумления.
— Как? – удивилась она. – Ты разве не знаешь? Вы же, вроде, друзья! Костя заболел и лежит в больнице, а Толя с родителями переехал в Витебск. Он что, не сказал тебе?
Больше с Ольванной я на эту тему не говорил, а все размышлял, почему Толик, которого я считал своим лучшим другом, не счел нужным предупредить о переезде. Тогда, на станции, он вел себя как ни в чем не бывало, словно в его жизни не готовилось произойти ничего необычного.
Вскоре я себя убедил, что решение о переезде в областной центр родители Толика приняли спонтанно, возможно, сообщив ему вечером по возвращении из школы. Поселок, где жил товарищ, уже тогда загибался, и взрослые могли, долго не раздумывая, собрать вещи и двинуть в путь. Терять им все равно было нечего.
Так рассуждал шестиклассник, не имевший за плечами жизненного опыта. Одно сильно расстраивало меня тогда и впоследствии: Толя, с которым мы были в классе не разлей вода, не отправил на мой адрес ни письма, ни какой-либо другой весточки со своего нового места жительства. А еще называется друг!
Костина болезнь подзатянулась. Он не вернулся в класс ни через месяц, ни через два. Я, конечно, мог сходить к его родителям, с которыми жил в одном доме, но меня сдерживал страх перед злым отчимом, а также обещание, данное другу, не выдавать его нового жилища.
Было и третье обстоятельство, удерживавшее от визита. В тот день, когда мы втроем ходили на заброшенную улицу, все вокруг казалось мне чересчур странным, нереальным. Я не знал, что именно, но всю дорогу к Костиному дому испытывал едва уловимое чувство тревоги. Именно оно впоследствии не позволяло мне пойти на заброшенную улицу в одиночку. Словно предостерегало от чего-то.
Когда учебный год заканчивался, папа сообщил нам с мамой, что его по работе переводят в Минск. Так что 1 сентября я отправился учиться в новую школу в белорусской столице.
В отличие от Толика, поспешно (как мне казалось) покинувшего родные места, наша семья долго готовилась к переезду. Пока продали квартиру и вещи, которые не получалось забрать с собой, пока оформили все необходимые документы, пролетели мои летние каникулы.
4.
Минуло 25 лет.
В феврале этого года я решил навестить свою «малую родину» и поприсутствовать на встрече выпускников школы, закончивших ее ровно два десятилетия назад.
Хоть я и выпускался в Минске, меня, успешного человека в самом расцвете сил, с оплачиваемой работой, машиной, семьей и жильем в столице, тянуло посетить райцентр, где прошло детство и остались не отвеченные вопросы.
Едва я переступил порог кафе, в котором собрались повзрослевшие одноклассники и их родители, ко мне бросился Константин.
— Здоров, Серега! А мы как раз о тебе вспоминали! – произнес скороговоркой старый приятель. – Идем к нам за стол!
За столиком сидел Костя, его супруга и немолодые родители. Они казались весьма милой и счастливой семейной парой.
— Кастусь, — назвал я товарища старой школьной кличкой. – Как там поживает твой отчим? Не злится больше на тебя, доволен сыном?
Бабушка с дедушкой удивленно переглянулись. Костя вылупил на меня круглые, как два мяча, глаза.
— Кого ты имеешь в виду? – непонимающе поинтересовался Константин. – У меня отчима нет и никогда не было! Только родной отец!
Пришла пора удивляться мне.
— Но ты же сам в шестом классе сбегал из дому, жил зимой в какой-то хибаре за гаражами, нас с Толиком еще звал туда…
— С кем? – переспросил Костя.
— С Толяном, нашим общим другом и одноклассником! Он еще ночевал у тебя, когда опоздал на поезд в поселок…
В тот вечер семья Константина узнала много нового. Мало того, что был упомянут не пойми откуда взявшийся отчим, так еще, как оказалось, у нас двоих был таинственный друг из рабочего поселка, куда попасть можно было исключительно на поезде, и которого вспомнить не мог не только Костя, но и другие однокашники.
Вдобавок, родители не могли поверить, что их ребенок, прилежный ученик и образцовый сын, когда-либо сбегал из дому и прятался от побоев левого мужика в заброшенной хибаре. Поставленный в тупик всеобщим неведением и упрямством, я выложил свой последний аргумент.
— У нас в районе за лесопарком и гаражным кооперативом была улица с заброшенными домами, она шла вдоль железнодорожной насыпи. Кастусь, ты же нас сам туда водил!
Костя, естественно, ничего такого припомнить был не в силах. Остальные же, кто продолжал жить в городке, наперебой твердили, что никаких путей и станций в том районе отродясь не было. И вообще: те гаражи давно снесли, и на месте, где находилась странная улица, никто никогда не строился и не жил. Только теперь, когда город стал расширяться, болото, мешавшее застройке, осушили, и сейчас возводят на нем микрорайон с новыми пятиэтажками.
5.
Ни один из вопросов, мучавших меня долгое время, в тот вечер выпускников так и не получил ответа. Наоборот: вопросов стало еще больше, появилась куча новых.
Я не надеюсь, что Вы, мой читатель, поможете мне. Вряд ли кто-нибудь в этом мире знает наверняка, куда наша троица ходила в тот проклятый весенний день после школы, кем был в реальности друг Костя, варивший мясо в котелке у заброшенного дома, и был ли он вообще. Здравому человеку проще предположить розыгрыш или странную детскую игру с непонятными правилами.
Но куда, в таком случае, уехал дизель по несуществующей железнодорожной ветке, увозя в неизвестность моего школьного товарища Толю?