Лучше ужасный конец, чем ужас без конца
I. Экзальтация
В ту пору я был тем ещё геймером. Отдавал я тогда предпочтение онлайн-играм различной степени сложности и популярности – будь то соревновательные или кооперативные шутеры, коллекционные карточные игры вроде Hearthstone, симуляторы выживания или ММОРПГ, тысячи их. Тогда я только закончил второй курс провинциального вуза и, сдав сессию почти на все пятёрки, возрадовался заслуженным отдыху и свободе. Девушки у меня тогда не было, но двадцатилетнего меня это не особо парило – найдётся ещё, успокаивал я себя. Как гласит английская пословица, в море ещё много рыбы – а, поскольку я был любителем онлайн-игр, искать тоже решил там же. В конце концов, интернет полнится историями, где какой-нибудь среднестатистический Вася Пупкин женился на такой же среднестатистической Маше Ивановой, с которой познакомился в условной «линейке» – так почему бы и мне не попробовать увеличить их число на одну?
Всё изменилось одним августовским днём. В то лето я работал курьером в доставке еды, и, придя после двенадцатичасовой смены домой голодный и уставший, поел и сел за компьютер. Полчаса поиграю – и на боковую, сказал я себе и запустил лончер, выбирая, во что бы поиграть. Решил остановиться на одной из любимых тогда игр – динамичном боевике про киборгов-ниндзя из космоса. Предвкушая ближайшие полчаса интенсивных забегов и не менее интенсивных зарубов, я взглядом скользнул по панели уведомлений в лончере. В правой её части висел зелёный значок – индикатор нового сообщения. Я кликнул по нему – хотя ничто не мешало прочитать сообщения из игры.
Мне писала, по всей видимости, девушка с аниме-персонажем на аватарке. Ничего необычного, вроде бы – но вот только диалог она сразу же начала с предложения познакомиться. Я согласился. Своего имени она не спешила называть – стеснялась. Её никнейм приводить в этой истории я не буду по этическим соображениям. Поэтому назовём её Лорой.
Она начала общаться в довольно дружелюбной манере, пусть и показала себя, на мой взгляд, чересчур любопытной. Она яро стремилась узнать меня поближе – и выглядело это так, словно она за мной охотилась, пока я наконец не попался ей в руки. Создавалось впечатление, будто знакомство со мной для неё было чем-то вроде золотого билета на фабрику Вилли Вонки. Я немного рассказал ей о себе – сказал, что я начинающий диджей и фотограф. Она спросила меня и о моих жизненных ценностях и о том, каким я хотел бы быть. Ответив, что хотел бы быть более открытым и, соответственно, менее замкнутым, я отправился спать. Мы пожелали друг другу спокойной ночи и обменялись ссылками на страницы в соцсети, разойдясь. Следующий день обещал быть тяжёлым и полным трудов.
На следующее утро я по обыкновению проверил диалоги в ВК. За ночь накопилось несколько новых сообщений, но от Лоры не было ни одного. Я написал ей с пожеланиями доброго утра и ушёл на работу, а уже примерно в 10:30 она ответила. Она к тому времени уже встала, готовая к новому дню. Мгновенно я спросил её, откуда она. Оказалось, что из Звенигорода – маленького городка почти в семидесяти километрах от Москвы. Потом она спросила меня о моём местоположении. Написав, из какого я города, я ушёл принимать заказ в доставку.
Спокойные дни бежали вереницей. Погода в нашем городе стояла в то время тёплая, а рабочие дни, как и выходные, которые я обычно проводил в прогулках или катаясь на роликах, приносили мне уйму удовольствия. Иногда я ходил изучать городские окраины. Лора время от времени просила прислать ей фотографии моего города, но, когда бы я ни просил, никогда не отправляла мне фото своего. Это сейчас я понимаю, почему так происходило, но тогда я просто посчитал, что она по какой-то причине стесняется своего места обитания.
Один из своих нерабочих дней я проводил у деда в гостях. Жил он в небольшой «однушке» в соседнем районе – примерно в километре от моего дома, и потому я, когда выпадал шанс, захаживал к нему. В тот день мы с дедом пили кофе под просмотр очередной передачи по ТВ. Через пару минут он отправился в комнату полежать – как ни крути, а он был болезненным человеком. Я хотел пойти за ним, но он отказал, сказал, мол, не надо. «Ну ладно», – подумал я, наливая себе очередную чашку кофе. Именно тогда Лора и написала мне, что хотела бы брать с меня пример.
– Почему ты хочешь мне подражать? – спросил я её.
– Потому что ты творческий, искренний и смелый, – ответила она. – У тебя отличающееся от других мировоззрение, и мне нравится, как ты выражаешь его.
Это она мне написала после того, как я рассказал ей о том, как в четырнадцать лет я залезал на крышу офисного здания в центре города, а также о музыке Алана Уокера, которой я интересовался в те годы. Я рассказывал ей о трансгуманизме и технократии, делился мечтами о цифровом бессмертии. Стоит ли говорить, что я был приятно смущён, когда девушка назвала меня образцом храбрости и образованности? Не удивился я и тогда, когда она сказала, что я стал чуть ли не её кумиром – к тому моменту я уже понял: от Лоры можно ожидать каких угодно причуд.
Следующее её сообщение произвело эффект разорвавшейся бомбы. Лора написала, что хотела бы стать такой же открытой и яркой, как одна из её любимых героинь – девушка-волшебница из городских трущоб, одна из центральных персонажей популярной японской видеоигры. Та самая, чья смерть давно уже перестала быть спойлером.
Что ж, кажется, я всё правильно понял: она хочет развить свою личность и свой характер посредством ролевого отыгрыша. Ничего необычного, просто девочка выбрала себе образец для подражания, сжилась со своей ролевой моделью, а теперь, когда на горизонте появился я, переключилась на объект воздыханий и пытается стать к нему – ко мне – ближе. Непонятно только, зачем.
Вечером того же дня она рассказала мне о своей семье. Я играл в «Лигу Легенд» и, в ожидании следующего матча, написал ей, почему она так редко появляется в сети. Её ответ поначалу было трудно понять и переварить, но только сейчас до меня дошёл крывшийся за ним смысл.
– Мои родители очень строги со мной, – писала она. – Они боятся, что в интернете я встречу плохих людей. Поэтому я храню всё, что ты мне присылаешь, в секретном отдельном файле. Я также не могу свободно гулять по городу, только с подругами во дворе у них. Я будто птица в золотой клетке.
– Так тебе же восемнадцать есть, чего не переедешь? – спросил я. Вопрос остался без ответа: Лора просто перевела диалог в другое русло. Деликатно съехала с темы и рассказала, как поработала в саду.
Всё встало на свои места. Теперь я понял, почему она не показывала свой город и себя – пусть даже на фото. На минуту я подумал, что её родители или до фанатизма религиозны, или слишком опекают её. Оба варианта казались мне тогда дикими, невозможными, но тогда я ещё не знал, как близок был к истине. А истина была печальна.
Дни шли, и вот настал конец августа. За ним пришли и дожди, принесшие с собою холод и ненастье. Наши с Лорой взаимоотношения развились до уровня, когда я признался ей в любви – и я действительно был влюблён в эту несчастную, но искреннюю и мечтательную девушку. Лора изливала мне душу, раскрывая тревоги и надежды. За неполные три недели я узнал, что девушка хочет стать учителем. Она рассказывала о своих подругах и своём быте – о том, как ухаживала за садом и помогала воспитывать младшего брата. Она делилась впечатлениями от видеоигр и аниме, которые ей нравились. Мы вместе играли в ту самую ММОРПГ, которую я ей порекомендовал. В своих романтических мечтах и беспокойных снах она видела себя – счастливой вдали от дома – со мной. Именно тогда я и узнал её имя.
Вера. Её звали Вера. День, когда она мне написала, был её днём рождения.
В один из нерабочих дней под самый конец августа, по обыкновению прогуливаясь по городу и желая сделать несколько снимков, я остановился на пешеходном переходе и проверил личные сообщения. Профиль Лоры удалён. Вера снесла страницу. Это ошарашило меня – зачем вдруг ей понадобилось удаляться из соцсетей? Почему она исчезла, не предупредив меня об этом? Тогда я и вспомнил, как она рассказывала, что родители держат её в ежовых рукавицах. «Ну и дурак, – ругал я себя, – забыл о такой важной детали».
II. Падение
Пришёл сентябрь, а это значило, что снова нужно было ходить в университет. Я уволился из службы доставки и, получив зарплату, оформил предзаказ на новый планшет. Жизнь вернулась в нормальное русло – насколько это вообще возможно для внезапно разбитого сердца. Я прилежно учился, не забывая уделять время и своим увлечениям, но чем бы я ни был занят, мой ум занимала Вера. Что с нею? Всё ли с ней в порядке? Разум упорно твердил, что я должен оставить её в прошлом и жить, будто ничего и не было, в то время как интуиция, наоборот, говорила, что я не должен забывать её.
Одиночество снова накрыло меня. В середине октября я справил свой день рождения – мне стукнул двадцать один год. Я ожидал, что Вера вновь объявится, хотя бы на день, хотя бы на миг, чтобы поздравить меня – пусть коротенько, но поздравить. Ничего – ни письма на электронную почту, ни сообщения в ВК, ни даже звонка по телефону… Ладно, последнее бы точно не произошло, Вере я своего номера не давал, но она знала мой электронный адрес.
Прошло три дня после дня рождения, и я начал думать, что или Вера забыла про меня, или её наказали родители. Да, ей было восемнадцать, но я помнил, как она сама признавалась в том, что её контролировали и подавляли. В любом случае, надежда связаться с ней была утеряна, и я просто решил отпустить всю ситуацию. Всё, что происходит в Вегасе, остаётся в Вегасе, как говорится.
Отпустил и забыл – до одного дня.
В самом начале ноября на мой электронный ящик прилетело письмо от Веры. Как обычно, я проверял почту, и нашёл там одиноко лежащее сообщение с её адреса. Она писала:
«Здравствуй, Витя. Прости, что так внезапно пропала. Родители узнали о нашей переписке и насильно отключили меня от тебя. Разлучили нас. Так я и осталась одна, наедине с учёбой. Я чувствую, будто тону в одиночестве, лекциях и семинарах, но ничего не могу с этим поделать. Я всё ещё люблю тебя, Витенька, и, если б не мой глупый братец, который всё разболтал, я, вероятнее, до сих пор оставалась бы с тобой. Мои родители боятся, что я могу встретить плохого человека в интернете, так что они познакомили меня с сыном своих друзей. Да только я к нему ничего не чувствую. Я пробовала убедить их в обратном, что ты хороший, что ты не навредишь мне, но они сказали, что поверят мне тогда и только тогда, когда познакомятся с тобой лично. Приезжай в Звенигород, если хочешь увидеться со мной. С любовью, твоя Вера».
Моё сердце пропустило удар. Внутри меня зажглась искра надежды, переросшая в самое настоящее пламя. Я встречу возлюбленную и спасу её от одиночества и родительской тирании! Не помня себя от радости, я собрал свои накопления и тут же купил билеты на ближайший поезд до Москвы, не забыв подать в учебную часть заявление на короткий отъезд. Я воображал себя гуляющим по заснеженному Звенигороду с Верой; я представлял, как мы будем смеяться, держась за руки, пить кофе и обниматься. Я воображал наше совместное счастливое будущее… Это был бы настоящий воздушный замок, ставший реальностью.
Если бы только воздушные замки не разрушались, пока на них не смотрят…
Три дня промелькнули вспышкой, и вот настал мой день отъезда в Москву. Я вызвал такси до вокзала, затем сел в поезд. В купе я был один. Вся поездка должна была занять около двух дней – может, на пару часов больше или меньше. И вот двери захлопнулись, и поезд тронулся. Проверив электронную почту, пока сеть ещё ловила, я обнаружил ещё одно письмо от Веры. Она отправила мне свои адрес и – что важно – свою фотографию. Наконец-то я её увидел, с удивлением подмечая, как точно образ, нарисованный воображением, совпал с действительностью.
Вера была стройной низенькой девушкой с золотистыми волосами и огромными зелёными глазами. Её лицо озаряла улыбка, но в глазах читалась печаль – даже по фото это было заметно. На фотографии на ней был голубой свитер с высоким воротником; в тонких пальцах, какие бывают у пианисток, она держала немного потрёпанную книгу – какое-то издание «Грозового перевала». Бесспорно, Вера была красивой девушкой – настолько, что внешняя красота и девичья скромность дополняли богатство её души. «Но какой ценой?» – скреблась на фоне подсознания мысль.
За окном бежали километры заснеженной тайги, и на фоне этой спокойной картины в какой-то миг мой разум пронзило сомнение. Что если Вера заманивает меня в ловушку? Что если она лишь притворялась любящей и милой девушкой, а я сейчас попёрся в маленький городок в Подмосковье бог весть зачем только для того, чтобы пасть жертвой похитителей или даже поехавших сектантов? Вдруг она намеревалась завербовать меня в какую-то тоталитарную секту, террористическую организацию, а то и замыслила нечто страшнее?.. Я отмёл эти мысли. Всё-таки я был тем ещё романтиком и оптимистом.
III. Путешествие
Стемнело довольно быстро. Сумерки накрыли всё вокруг, снегопад обернулся метелью, поезд замедлил ход. В наушниках играл лёгкий эмбиент; полумрак, разбавляемый только светом фонаря, настраивал на спокойный лад. Было довольно уютно. Я допил чай, скинул наушники, лёг и закрыл глаза. Поездка укачала меня, и я постепенно задремал.
Проснувшись, я достал из рюкзака упаковку армейского сухпайка, заранее купленного в магазине товаров для охоты и туризма. Аккуратно вскрыл пакет и начал свой завтрак, в основе состоящий из консервированной еды – всё по армейским стандартам, по походным канонам. В остальном же день не был богат на события – я просто лежал с планшетом в руках, читал графическую новеллу да слушал музыку, иногда прерываясь на поесть. Сеть не ловила, но оно и к лучшему – никто не донимал сообщениями и звонками.
Вскоре стемнело, и я решил выйти в коридор, чтобы проверить маршрутную таблицу. Своего пункта назначения я должен достичь на следующее утро. Поезд прибывает на Ярославский вокзал в Москве, а дальше – финальный рывок до Звенигорода. И Верочка…
Я глядел в окно на бескрайнюю снежную пустоту, освещённую лишь случайными служебными фонарями, расставленными вдоль путей. Глядел, и меня охватывала тревога, которая с каждым промелькнувшим за окном фонарём всё разрасталась. Мне даже начало казаться, что я по ошибке сел в поезд-призрак, который теперь вёз меня и сотни других пассажиров прямо в преисподнюю. Живот скрутило, в глазах потемнело, а мысли спутались, слиплись в невнятный клубок. Вскоре в отдалении показались городские огни. Поезд подъезжал к своей очередной остановке, и наконец остановился, а вместе с ним – и нарастание моей паники. Стоянка – сорок минут. Заскочив в купе за курткой, я вышел подышать свежим ноябрьским воздухом. Перрон встретил меня привычным шумом разговаривающих людей и зачитываемых автоматическим голосом объявлений, эхом разносившихся между платформами. Вокзальная атмосфера успокаивала.
…Той ночью мне приснился кошмар. Мне снилось, что я ночью сошёл с поезда, но едва я ступил на платформу, я услышал выстрелы. Пулемётные и автоматные очереди раздавались со всех сторон, гремели взрывы. В хаосе этой невидимой перестрелки ко мне побежала девушка. Молодая ещё, не старше двадцати. В ней я сразу же опознал Веру – такой, какой она представала на фотографии. Она прыгнула в мои объятия, но так и не долетела. Позади неё раздался выстрел, и она упала на землю с дырой в спине. Её убил скрытый во тьме снайпер.
Я проснулся, когда поезд уже замедлил ход. Он въехал в Москву, медленно катясь вдоль городских окраин. Я соскочил с полки и быстро собрал в рюкзак всё то, что оттуда достал – планшет, портативную зарядку и очки для чтения. Готовясь покинуть вагон, я проверил, не ответила ли Вера на моё сообщение, Тишина в эфире. Девушки не было в сети вот уже четыре дня.
Закончив собираться, я наконец накинул куртку и рюкзак. Наушники уже были на моей голове, в них играла мрачная электронная композиция – что-то из репертуара Акиры Ямаоки. На удивление подходящая музыка, подметил я. Двадцать минут спустя поезд остановился, закончив свой двухдневный маршрут на Ярославском вокзале Москвы. Я ступил на платформу, сопровождаемый стандартным «спасибо, что воспользовались нашими услугами» от проводника, и направился к выходу.
Я медленно вышел на «Площадь трёх вокзалов». Тяжёлое пасмурное небо давило, холодный ветер слегка обжигал. Все симптомы поздней осени в средней полосе России налицо. Добавьте к этому толпы спешащих куда-то людей, старинную архитектуру, не стихающий ни на миг городской шум и удушливое ощущение одиночества в толпе – получите позднюю осень в Москве. Бесплатно и без регистрации.
Я неспешно побрёл к центру площади и в сторону Казанского вокзала. Оттуда предстояло спуститься в метро. Я шёл, когда ко мне подошла старуха лет шестидесяти на вид, в потёртом сером пальто и с непременным платочком на голове.
– Эй, милок, тебе погадать? – предложила она. Я медленно покачал головой: бабки-гадалки – то, с чем я хотел иметь дело меньше всего.
– Нет, нет, спасибо! – ответил я. – Тороплюсь. – Жестом указал на часы.
– Что-то срочное, да? – спросила бабка. – Вижу, вижу. Ну ты позолоти ручку, я тебе погадаю. По глазам вижу – тревожит тебя что-то, парень.
Неохотно я протянул ей десятирублёвую монету. Старуха взглянула мне в глаза, схватила за руку, после чего сказала:
– Что ты ищешь – обретёшь, только реки слёз прольёшь.
Сказала и ушла. А я, в свою очередь, проверил карманы, чтобы убедиться, не пропало ли чего. Облегчённо выдохнул, обнаружив, что ничего украдено не было, и поспешил в здание вокзала, затем – вниз по эскалатору в метро. От станции «Комсомольская» мне нужно было ехать на «Белорусскую». Там находилась вторая цель моего путешествия – Белорусский вокзал. А уже оттуда, на электричке – в Звенигород.
В метро в ожидании поезда я размышлял над словами, сказанными старухой-ведуньей: «Что ты ищешь – обретёшь, только реки слёз прольёшь». Что она имела в виду? Над чем мне лить слёзы? Неужели она намекала на то, что Вера – та, к которой тянуло меня моё сердце – мертва? Или что меня ожидает горькое разочарование? «Забей и не парься насчёт этого», – сказал я себе. Беспокойная мысль ещё какое-то время повертелась на задворках разума, прежде чем трек Дилана Эйланда1 своими разрывными битами не заглушил её окончательно.
Из туннеля, будто серебряная пуля из револьвера, вылетел поезд. Я вместе с ещё десятком других людей шагнул внутрь. Двери позади нас захлопнулись, и поезд тронулся. Мне повезло занять место раньше кого-то ещё, и уже спустя пятнадцать минут я был в следующей точке маршрута. Я не следил за временем, мне просто было важно добраться до цели. Говорят, что у самурая нет цели, а есть лишь путь – что ж, если так, тогда я ни разу не самурай.
На улице меня встретил порыв морозного ветра и тусклое московское солнце. Метров через двести меня ждало светло-зелёное, выполненное в позднеимперском неоклассическом стиле, здание Белорусского вокзала. Войдя, я сразу направился к билетным кассам, перед которыми, к удивлению, не было очередей, даже несмотря на утренний час пик. Хотя, быть может, мне просто повезло. Я подошёл к окну.
– Доброе утро! – сказала кассирша. – Чем я могу помочь?
– Здравствуйте. Мне нужен один билет на ближайший поезд до Звенигорода, – ответил я. – Во сколько он отправляется?
– Он прибудет сюда через примерно двадцать минут, – объяснила кассирша. – Поезд следует через Москву. В 9:25 поезд отправляется с пятнадцатого пути.
– Отлично. Беру один билет.
– С вас двести рублей.
Я оплатил билет и даже успел захватить перекусить в местном кафетерии. Нужные мне путь и платформу было не так-то и сложно найти, и вот я уже стоял в ожидании своего поезда. Ещё через некоторое время подъехала электричка. Я запрыгнул внутрь, сел возле окна и, вытянув ноги вперёд, отпустил своё сознание бороздить воображаемые миры, созданные под воздействием играющего в наушниках дарк-эмбиента.
Мой плеер нервно зашевелился под курткой. Но двери вагона уже захлопнулись за мной, и поезд тронулся. Следующая остановка – Звенигород. И Вера…
До конечной цели оставался ещё час.
«Что ты ищешь – обретёшь, только реки слёз прольёшь». Что-то в этих словах нашло отклик внутри меня. Что-то неуловимое, но чертовски точное. Может, бабка с «Площади трёх вокзалов» действительно что-то знала?
Да, я был влюблён в Веру – ещё с того дня в начале августа. И вот теперь я мчался к ней на поезде. Я встречу её лично, позову погулять, может быть, даже поцелую её – если она позволит, конечно. Я открыл мессенджер, чтобы написать ей, что буду меньше чем через час – но и эта попытка оказалась провальной. Вера всё ещё была офлайн, а написать ей на электронную почту я не рискнул – о чём сейчас жалею.
Червячок тревоги снова начал подтачивать меня. Чем ближе электричка подбиралась к своему пункту назначения, тем сильнее эта самая тревога перерастала в страх. Я боялся, что Вера попала в беду – но как я мог это проверить? Она ведь даже не отправила мне сигнал тревоги, просьбу о помощи! Электронное письмо или сообщение в мессенджере, да хоть звонок – что угодно сейчас смогло бы заглушить сирену, ревущую в моей голове. И сделало это… автоматическое объявление.
«Дамы и господа, мы прибываем в Звенигород. Конечная остановка. Пожалуйста, не забывайте свои вещи. Спасибо, что путешествуете с нами!»
Вот и всё. Точка невозврата пройдена.
IV. Горизонт событий
Едва я вышел из вагона, я заметил что-то совсем неладное. На перроне не было людей. Хотя этому быстро нашлось объяснение – многие просто уже уехали в Москву. Прокручивая в голове возможные варианты развития событий, я вошёл в городок. Он оказался тихим и мирным, большинство его застройки представляло собой частные одно— и двухэтажные дома, и только в центре высилось несколько многоквартирных зданий.
Я прогулялся по городку, запоминая ландшафты и расположение улиц. Небо всё ещё было затянуто свинцовыми тучами, однако повода для волнения не было – прогноз погоды сообщал, что дождь ожидался только следующим утром. Гуляя, я прошёл мимо местной церкви, а потом развернулся и направился к центру Звенигорода.
Когда я добрался туда, было уже одиннадцать утра по Москве. Решив, что не стоит бесцельно шататься по городу, я отправился на север, где раньше заприметил гостиницу.
Сняв номер, я, в первую очередь, решил принять душ. Тёплая вода расслабляла и, выражаясь фигурально, смывала негативные мысли. После душа я распаковал рюкзак с планшетом и ещё одним тактическим сухим пайком, поел и упал на кровать, чтобы только немного вздремнуть.
Проснулся я с ощущением ясности в голове и силы в теле. Тревога отступила, и я, одевшись, вышел в город. Наугад выбрал направление и пошёл, встретив по пути группу из трёх девушек. Всем на вид было примерно по восемнадцать. Довольно хорошо одеты, ведут себя без излишней агрессии.
– Привет, – поздоровался я. – Я ищу тут одну девушку, но не знаю, как с нею связаться…
– Без проблем, – ответила блондинка в очках и красной спортивной курточке. – А кого ищешь?
– Зовут Вера. Низенькая такая, с золотыми кудрями и выразительными зелёными глазами. – Я достал смартфон и показал им фотографию Веры, назвав её адрес.
– Это тебе до конца улицы надо идти, – объяснила блондинка. – Потом свернёшь направо, и там будет её дом. Двухэтажный такой, каменный.
– А зачем она тебе? – вмешалась в разговор другая девушка, в сером пальто и бордовом берете.
– У нас с нею роман на расстоянии, – признался я. – А что?
– Она моя бывшая одноклассница, – продолжила она. – В школе всегда была странной. Забитой заучкой с синдромом отличника, так ещё и ни шагу без мамкиного разрешения не сделает. Поаккуратней бы ты с ней.
Я поблагодарил девчонку и ушёл со двора в направлении Вериного дома, на юг. Весь путь занял около получаса, и в итоге я упёрся в двухэтажный гранитный особняк, из крыши которого в небо были направлены два кирпичных дымохода. Дом выглядел стильно и современно, одна его часть отстояла от основного здания, но соединялась с ним переходом, подобно замковой башне. И, как и подобает замку, дом имел покатую металлическую крышу и был окружён трёхметровым кирпичным забором с глухими металлическими воротами, выкрашенными в белый. Один лишь вид этой провинциальной громады вызвал холодок, пробежавший по моей спине. Ворота были открыты, и я зашёл во двор и легонько постучался в дверь.
Дверь открыл высокий и суровый лысый мужчина крепкого вида, с бородкой и ледяными голубыми глазами, одетый в чёрную футболку и рабочие джинсы. Он пристально посмотрел на меня, взгляд его казался изучающим, пронизывающим до дрожи. Дружелюбия от него ждать явно не стоило, и я хотел было уйти, виновато пятясь назад, как он вместо приветствия спросил:
– А ты кто такой, парень?
– Я Виктор, – представился я. – Парень Веры. Вы, наверное, её отец?
– Так точно, Алексей Юрьевич. – Мы обменялись рукопожатиями. Алексей Юрьевич выдохнул и жестом пригласил войти.
Внутри было темно, лишь где-то приглушённо бормотал телевизор. Из полумрака выбежал и начал обнюхивать мою ногу рыжий с белыми пятнами кот.
– Жди здесь, – приказал отец Веры и ушёл в другую комнату. Через минуту в прихожую вышла одетая в черное платье женщина лет сорока пяти. На руках её красовались серебряные браслеты, её светлые волосы были заплетены в хвост, плечи были опущены – так, словно она была раздавлена каким-то горем. Будто все ужасы и скорби мира разом упали на плечи этой хрупкой женщины – обычной с виду жительницы Подмосковья.
Так может выглядеть только человек, который видел такое, что другим и не снилось. Атакующие корабли, пылающие над Орионом; лучи Си, разрезающие мрак у ворот Тангейзера – всё это меркло по сравнению с тем, что могла пережить эта женщина.
– Виктор? – тихо спросила она. Я кивнул. – Я мама Верочки, тётя Соня.
– Приятно познакомиться. А отчество у Вас как?
– Софья Ивановна. Пройдём, Витя.
– Вы меня не ждали, наверное. Простите, что без предупреждения, – виновато опустил голову я. – Вера меня приглашала приехать, по электронной почте писала.
– Да, Витя, я знаю. Мы немного не готовы, но мы ждали тебя. Пройдём, Витя.
Я скинул куртку и ботинки, и молча проследовал за Софьей Ивановной. Интерьер их дома был минималистичен, но не скромен. Украдкой заглянув в гостиницу, я увидел стоящую на полке перед телевизором фотографию в рамке. Вне сомнений, это была Вера, такая, какой я и запомнил её – но что-то в этой фотографии было не так, что-то неуловимое, но осмыслить, а тем более рассмотреть это я не успел.
Софья Ивановна привела меня на кухню, где на столе уже стояли две пустые чашки и чайник. Пока я оглядывал роскошный интерьер, частично выполненный в стиле хай-тек, с его хромированными люстрами и серо-чёрной палитрой, хозяйка заканчивала готовить заварку. По комнате быстро распространился аромат белого чая, смешанного с чем-то пряным.
Корица.
– Верочка очень много рассказывала о тебе, – начала Софья Ивановна, разливая чай. – Говорила, вы с ней в какой-то игре познакомились, потом по социальным сетям общались.
– Да, всё так, – согласно кивнул я. К чаю пока так и не притронулся. – Она тоже говорила о вас много интересного. Что была будто птица в золотой клетке. Будто вы не разрешали ей общаться в сети…
Софья Ивановна нахмурилась, но потом продолжила:
– Так и было. По большей части. – Женщина кивнула и сделала глоток чая. – Всё-таки Вера – наша единственная дочь. Сам понимаешь, какая это ответственность. Хотя она иногда перегибала, но в целом смирялась с этим.
– Со своей несвободой? – ошарашенно спросил я.
– Почему сразу с несвободой? Верочка понимает, что это для её же блага. Мы же родители ответственные, да и сам понимаешь – в сети столько дряни можно найти, столько плохих людей там встречается.
– Ну как и в жизни, – парировал я.
– В жизни-то ладно, всякая шушера сама себя раскрывает, – будто огорчённо ответила хозяйка. – А в сети люди хорошо маскируются. Вот сейчас я вижу тебя и могу с уверенностью сказать: ты – хороший парень.
– С чего Вы взяли?
– Твой вид тебя выдаёт. У тебя доброе лицо и умный, проницательный взгляд, – слегка смягчившись, сказала Софья Ивановна. – Он бывает только у умных людей, как и такие большие, широко открытые глаза. Ты, наверное, у себя в университете волонтёрством занимаешься?
Я покачал головой:
– Вовсе нет. Я ботан тот ещё, всё время отдаю учёбе, творчеству и подработкам.
– Что – и зверушкам не помогаешь? Не ездишь по детдомам? – с укором спросила женщина.
– Нет.
Софья Ивановна смерила меня обвиняющим взглядом, прежде чем продолжить:
– Жаль, конечно, что ты не так охотно делишься своей добротой, но, если ты проявляешь её хотя бы к близким – ты уже делаешь достаточно. – Мать Веры вздохнула и продолжила: — Журавли, правда, уже улетели.
«При чём здесь журавли?» – подумал было я, вопросительно глядя на Софью Ивановну. Та никак не отреагировала, только предложила показать мне комнату Веры. Она всё так же говорила тихо, скорбно и медленно, и в моём разуме, который начал уже пропитываться холодом и посылать тревожные звоночки, начало зарождаться – пока ещё невнятное – подозрение.
Я, влекомый своим журналистским любопытством, согласился. Софья Ивановна направилась к лестнице, ведущей на второй этаж дома, ведя меня за собой.
Вот он. Момент истины.
V. Правда
Комната Веры оказалась вполне ей под стать. Всё примерно так, как я и рисовал в своей голове. Мягкие цвета, основным из которых стал бежевый – цвет обоев на стенах. Над письменным столом и кроватью висели несколько аниме-плакатов, подоконник украшала одиноко стоящая ваза. Массивный книжный шкаф в углу соседствовал с вешалкой для цельного костюма, будто бы из ателье.
– Вот, – тихо произнесла Софья Ивановна, – это комната Верочки. Правда, её пока нет дома, но я думаю, что она скоро придёт.
Я сразу приметил, что Верина мама как-то замялась на слове «пока». Когда дальнейшая её речь стала ещё менее уверенной, будто произнесённой через силу, мне всё стало ясно. Сказать по правде, я стал примечать странности в словах Софьи Ивановны ещё с первых секунд нашего знакомства, но тогда мозг услужливо задвинул их на задний план сознания. Он аккуратно приглушал все те тревожные звоночки, которые раздавались в моей голове, но теперь – теперь защита не смогла выдерживать напора накопившихся странностей, и звоночки слились в самую настоящую сирену.
Странная штука – мозг. Иногда он просто играет с тобой, выкидывая такие фортели и показывая такие чудеса ментальной гимнастики, какие ты даже представить себе не можешь, читатель. Бывает и такое, что в моменте ситуация воспринимается в целом обычно – как нечто само собою разумеющееся, как должное. Но вот она заканчивается, момент сменяется новым – и до тебя только тогда начинает доходить, что произошло что-то неправильное. Мозг в это время пытается, а не может, осмыслить произошедшее, и на тебя накатывает то самое сложноописуемое чувство, которое может передать только один вопрос – а какого чёрта только что произошло? И лишь спустя несколько часов – а может быть, дней, недель, месяцев или даже лет – ты начинаешь искать этому объяснение. Запускается рационализация произошедшего. Ты находишь достаточно убедительные доводы в пользу своей точки зрения, выводишь оправдания. Ты принимаешь ситуацию и, осмысляя, приходишь к тому, что вроде бы понимаешь, что это было – но задним умом ты понимаешь, что это просто твой мозг показывает тебе то, что ты хочешь видеть. Он тебя обманывает как может, а ты и рад этот обман проглотить, как рыба наживку.
Вот и сейчас мой разум аккуратно сглаживал все острые углы, делая вид, что всё нормально, и я воспринимал как должное, что всё это время Софья Ивановна говорила о Вере не иначе как в прошедшем времени.
– Что с ней случилось? – как можно спокойнее, стараясь сдержать волнение, спросил я.
– Значит, ты все-таки догадался, – мрачно произнесла Софья Ивановна. – Верочка и правда тебя любила. Не стоило нам вмешиваться…
Женщина скорбно заломила руки и прошла к стоявшей в комнате вешалке.
– Верочка любила видеоигры и аниме, занималась косплеем. Здесь она держала свой костюм – делала его сама, создавала образ девочки-волшебницы из какой-то своей японской игры… Так её потом и нашли. В платье и с раной в животе. – Софья Ивановна всхлипнула и прошептала: — Прости меня, Верочка…
Мои самые худшие опасения оправдались. Я стоял посреди Вериной комнаты, ввергнутый в отупляющий ступор. Мысли, бегущие через вычислительные кластеры моего мозга, разом пропали – как пропадает соединение с интернетом, когда из модема выдёргиваешь телефонный кабель, потому что вот-вот должны позвонить.
Отрицание.
Пустота в голове сменилась горьким разочарованием. Я проделал весь этот долгий путь, потратил не одну тысячу рублей, измотал метры нервов – и всё ради чего? Всё это – зря? Кулаки невольно сжались, но я сдержался – не хотелось наживать себе проблем сверх того, что уже имею.
Гнев.
А может, это всё розыгрыш? Или нелепое реалити-шоу, участником которого я по незнанию стал? Бред, конечно – если бы это было шоу, меня бы уведомили обо всём. Заставили подписать какой-нибудь договор или ещё что. Но… что если Софья Ивановна лжёт?
Торг.
Софья Ивановна всхлипывает ещё громче. Ещё не рыдает, но уже заметно плачет. Её гложет вина – скорей всего, за чрезмерную строгость к Вере и разрушение её чувств ко мне. Я не плачу, но опускаюсь на голени и упираюсь руками в пол. Медленно до меня начинает доходить осознание того, что уже ничего нельзя исправить.
Горе.
Вместе с осознанием всего произошедшего за последние полчаса – а может, даже полгода – наступило облегчение. Мой разум перестал показывать мне то, что я хотел бы видеть. Разочарование, горечь, опустошение – всё это отступило перед лицом истины – такой простой и очевидной, но такой пугающей для отравленного влюблённостью ума. Я узнал правду – и в этот момент меня отпустило. Теперь мне стала понятна конечная цель моего визита.
Принятие.
VI. Принятие
– Нашли? – выдавил из себя вопрос я, как только ко мне вернулась способность говорить и размышлять. – Где?
Софья Ивановна подняла голову и посмотрела в мою сторону. Кивнула.
– Нашли… В реке нашли. В том самом костюме. С ножом в животе… Повторила судьбу той девочки, чей образ воссоздала…
– Мне жаль, – только и смог сказать я. – Можно ли мне будет навестить её могилу, пока я в городе?
– Мы не хоронили Верочку. Она хотела, чтобы после смерти её тело кремировали, а прахом удобрили землю в нашем саду. По весне. Она верила, что в смерти воссоединится с природой, что бы это ни значило. – Слова её матери давались тяжело. – Витя, ты прости меня за то, что сразу с тобой не связалась. Я ведь, – она всхлипнула ещё раз, – не знала, что так всё обернётся.
– Вам не нужно извиняться ни за что, Софья Ивановна, – спокойно ответил я, глядя её в глаза. Во взгляде этой безусловно сильной женщины читалось настоящее, неподдельное горе. Такое, какое только испытывают родители, пережившие своих детей.
– Спасибо, что сказали мне правду, – продолжил я. – Иначе бы я и дальше… гонялся за призраком. Знаю, неправильно так говорить, но всё же…
– Верочка во всём была права, – будто бы не слыша меня, продолжила её мать. – Она любила тебя как, возможно, никого другого. Прозвучит дико, но ты – да, ты, Витенька – был её первой любовью.
– Что Вы сказали?!
Всё, что цветёт, неизбежно увянет. Я догадывался, что все обернётся именно таким признанием – но не думал, что в таких обстоятельствах. Да и, признаюсь, к такому никогда нельзя быть полностью готовым, как бы ни старался. Смерть близкого человека – всегда удар под дых, даже если такая развязка становится самоочевидной.
– Она всё правильно говорила. Защищала тебя перед нами, но не смогла. Нет – смогла, но это мы были глухи к её чувствам… Но теперь ты знаешь правду. Правда, что тебе от этого знания... Верочку уже не вернёшь ведь.
Я молча кивнул и собрался уходить. Развернувшись, я было сделал шаг в сторону двери, как Софья Ивановна остановила меня, мягко взяв под руку.
– Об одном лишь прошу тебя, прежде чем уйдёшь, – умоляюще проговорила женщина. – Не забывай Верочку и её чувства. Будь таким же чистым сердцем, каким был с нею.
– Я думал, попросите о другом, – скептически хмыкнул я.
– Другого мне не надо. Просто обещай мне, что, какие бы невзгоды не ждали тебя на твоём пути, ты сохранишь доброе сердце.
– Обещаю, – Я почтительно склонил голову перед Вериной матерью.
– И ещё, – Софья Ивановна протянула мне украшенную диковинным рисунком книжку и маленькую жестяную коробочку, – я хочу, чтобы ты взял это. В память о Верочке.
Я молча принял предметы из рук женщины. Убрал их в рюкзак.
– Помни о Верочке, но не забывай и о себе, – произнесла финальное напутствие её мать. – Встреть девушку, которой ты будешь достоин и полюби её так же сильно. Будь верен ей так же крепко, как был верен моей дочери. Не разбивай её сердце и не позволяй этого делать другим. И твёрдо храни обещания, которые ты ей даёшь.
– Обещаю, – повторил я.
Провожать меня вышел отец Веры, Алексей Юрьевич. Он был намного менее многословен, лишь с грустью смотрел на меня своими чистыми голубыми глазами. Только когда я собрался отпереть дверь и покинуть особняк, мужчина положил руку мне на плечо и тихо сказал:
– Молись, чтобы тебе никогда не пришлось пережить своих детей.
Мы пожали друг другу руки, и я, попрощавшись, навсегда покинул сперва их дом, а потом – и Звенигород.
…На следующее утро я уже сидел в поезде, везущем меня домой из Москвы. Снова я был в купе один, но это было мне только на руку: никто не заметит моей скорби. Скорби, которая плавно перетекла в спокойствие и безмятежность.
VII. Вместо эпилога
«Не плачь, потому что это закончилось – улыбнись, потому что это было». Не помню точно, кто автор этой цитаты. Но именно тогда, сидя в поезде по пути домой, я понял её смысл и то, насколько порой жизнь бывает непредсказуема.
Казалось бы – обычный интернет-роман, какие каждый день завязываются на этой планете в промышленных масштабах. Не лучше и не хуже других. Знал ли я тогда, когда отвечал на первое сообщение Веры, что не только стану её первой – и последней – любовью, но и случайно, сам того не подозревая, впутаюсь в трагедию одной подмосковной семьи? Мог ли я хоть на миг представить, что чувствовала Вера, когда, переодеваясь в ту самую девочку-волшебницу из японской видеоигры, выходила в загородные леса? Что творилось в её голове, когда она была вынуждена вести двойную жизнь, пряча от родителей самое, как ей казалось, ценное, самое сокровенное, самое дорогое, что есть у неё – меня?
Мог. Конечно, мог. Сам бывал в такой ситуации. Иногда мне кажется, что я стал косвенной причиной такой ужасной развязки. Вот тебе и «эффект бабочки», чёрт бы его побрал… Мог ли я предотвратить Верину смерть? Вряд ли. Я не врачеватель душ человеческих. Никогда им не был, а если и был – то случайно. Вся эта история с Верой на самом деле – одна огромная случайность, трагическое стечение обстоятельств – не более.
Я никогда не верил ни в судьбу, ни в существование «родственных душ», ни во что-то ещё. Но я всегда знал: что бы с человеком ни произошло, что бы он ни пережил – всё это конвертируется в опыт. Уникальный для каждого из нас, самый ценный и постоянно возобновляемый ресурс – даже ценнее денег. Инструмент, который служит цели научить нас чему-то, и одновременно с этим – маркер, отмечающим пройденный жизненный путь. Как персонаж в видеоигре увеличивает свой уровень и свои параметры, набираясь опыта по ходу прохождения, так и человек, переживая всё больше событий, становится мудрее, сильнее, умнее. Как бы сказал один известный интернет-персонаж, человек с опытом преисполняется в своём познании, и ему весь этот мир становится абсолютно понятен.
Поэтому я не плачу от того, что лишился Верочки и шанса на будущее с ней, но благодарю её за то, что она показала мне, как важно оставаться собой. Какую бы маску я ни надел, мою суть рано или поздно разглядят. Даже если я спрячусь за колючей проволокой из цинизма и едкой иронии над всем сущим. Зорко одно лишь сердце, как писал Сент-Экзюпери. Самого главного глазами не увидишь. Но и от себя не убежишь, как ни пытайся. А я пытался, и не один десяток раз. И всегда терпел неудачу – моя сущность всегда меня нагоняла.
Я исполнил одно из обещаний, данных в тот день Софье Ивановне – я сохранил память о Вере, восемнадцатилетней юной девушке, чьё сердце было полно любви и отчаяния. Сохранил, увековечив на этих страницах. Осталось только обрести счастье и гармонию в личной жизни, встретив достойную девушку и став для неё достойным молодым человеком. Но уже не сегодня.
При чём тут журавли? В японской мифологии есть целая группа существ, называемых ёкаями. Ёкаи – это духи-оборотни, обыкновенно предстающие в форме животных. Один из подвидов ёкаев – цуру. Они как раз и имеют основную форму журавлей, обращаясь в прекрасных юношей или девушек. Цуру не приемлют насилия, их отличают бесконечная доброта и понимающий взгляд. Возможно, мой визит для Софьи Ивановны был сравним с чудом, а она просто увидела во мне сходство с мифическим существом. Возможно, что с горя она тронулась умом. Истинной причины я так и не узнаю.
Вы спросите, что хранилось в той жестяной коробочке? Там была карта памяти. Небольшая, на шестнадцать гигабайт – но на ней было множество записей голоса Веры. Хотя б так, но я услышу её голос.
На записях она читает отрывки из своих любимых произведений – я изрядно удивился, когда обнаружил среди них «Идору» Уильяма Гибсона. Спустя год после того дня я представлю в университете свой курсовой проект, посвящённый исследованию языка романов Гибсона, а через два – всерьёз увлекусь киберпанком, пройду первую часть Deus Ex и начну слушать синтвнйв.
А ещё Верочка чудесно пела. Она никогда не рассказывала об этом – и теперь я понимаю, почему. Она хотела сделать мне сюрприз – написала и исполнила песню специально для меня. Жаль только, что при жизни не успела её представить – но так даже трогательнее. Воссоединилась ли она с природой после смерти, ушла ли в Акашу, или же её поглотила вечная пустота – так или иначе, её песня под аккомпанемент одинокой гитары теперь воспринимается именно как привет с того света. Как свидетельство того, что она всегда рядом.
Ах да, ведь была ещё книжка… Это её дневник снов. К сожалению, без иллюстраций – впрочем, их и не требуется. Он до сих пор стоит на моей книжной полке – рядом с уже упомянутым Уильямом Гибсоном и «Аркадией» – этакий мост между двумя мирами.
Иногда, когда какое-то событие идёт настолько наперекосяк, насколько вообще возможно, мне кажется, что моя жизнь – это и правда какое-то странное реалити-шоу или чей-то больной абсурдный розыгрыш под наблюдением скрытых камер. В такие моменты я сажусь и открываю экземпляр «Идору» и представляю, как читаю его Верочке – а она, живая и счастливая, сидит рядом и слушает, и её золотистые локоны мягко переливаются в свете настольной лампы. Но потом очарование неизменно спадает, реальность возвращает меня в чувство, а в голове остаётся один вопрос – а что если бы мы тогда не списались?
- 1Дилан Эйланд – американский музыкальный продюсер и диджей, более известен как Le Castle Vania