Говорят, что, когда в нужной точке города под луной сойдутся три голых мужика, вымазанных со всех сторон йодом, это приведёт к необратимому уничтожению мира. Или к фундаментальному его изменению.
© из древнего пророчества
Акт первый. Хорал метлы
Дворник Савелий Эразмович совершенно не думал в тот день поначалу ни о каких голых мужиках, когда подметал осеннюю улицу.
Работа шла уныло, без огонька. Свалить бы всё на особенно мерзкое настроение, на электромагнитную бурю, на метеоритный дождь, на атеросклеротичный психоз выжившей из ума тёщи или на холодность давно переставшего звонить даже раз в пару лет сына — но то же самое было вчера. И месяц назад. И год назад.
Савелий вообще не очень хорошо понимал, что такое «работать с огоньком». Было время, когда он считал само понятие это литературной выдумкой, а употребляющих его — идиотами. Но с тех пор он набрал немалый жизненный опыт и многое повидал.
Видел курьеров, после нескольких часов разноса рекламы весело улыбающихся и флиртующих со случайно встреченной девушкой. Видел девушек, рассказывающих кому-то по телефону о своей смерти от усталости со смехом в голосе.
Это лишь уверило его, что гормонов каждому отсыпается индивидуальное число — и человек не может изменить свою глубинную суть.
Самому Савелию было не до девушек.
Он был женат, был бородат, страдал близкой старостью и избыточным весом. Ступни его ног пульсировали болью от подагры и периодически требовали нимезила — обезболивающего порошка, денег на который у Савелия давно уже не было.
Ладони его были мозолисты и не очень-то хотели держать метлу. Метла, в свою очередь, не очень хотела держать Савелия.
Они были спаяны крепкой ненавистью.
Дворник полуопёрся на её деревянную ручку, смахнув пот со лба. Завтра будет такой же день, как и сегодня. Послезавтра будет такой же день, как и завтра.
Он доделает свой график, обязательно доделает. Ну, как «график»? Ту норму, которую он для себя определил. Так-то он обязан убирать гораздо больше.
Боль в ногах.
Подагра.
Боль в спине.
Артрит.
Дозу работы он уменьшил постепенно до трёх четвертей от необходимого, но и с той постепенно перестал справляться. Он стал расчленять её во времени, разделять на несколько раз, уменьшая ещё дальше количество прилагаемых усилий.
Взмах метлой. Новая порция боли в руках.
Любая проверяющая комиссия, если будет следить за ним несколько дней, выявит достаточно материалов для его увольнения. Придётся становиться в очередь на пособие.
Их не волнуют его проблемы, его здоровье, в состоянии которого Савелий отчасти сам виноват. Как и в отсутствии образования, мешающем работать кем-либо, кроме дворника.
Ещё один взмах метлой.
По правде говоря, Савелий бы мог встать в очередь на пособие, немногим отстающее от нынешней его зарплаты. Но жена не поймёт.
А значит — завтра будет то же, что и вчера.
Вчера — то же, что завтра.
До воскресенья.
Будь он бобылём, в воскресенье он мог бы выпить и забыть временно обо всём — хотя и не без риска с такой привычкой однажды уйти в запой и окончательно лишиться работы. Но он живёт не один, а значит, выходной сведётся лишь к мгновенно гаснущей полоске отдыха.
Как всегда.
Он полуопёрся опять на метлу, тяжело задышал, смахнув снова пот со лба и ощутив новую вспышку боли в спине. Тут-то оцепенелый взор давно выцветших серых глаз и увидел впереди нечто выделяющееся из пейзажа.
Чью-то коричневую фигуру.
Мужчина? Голый?
Странный субъект шёл по улице как ни в чём не бывало и улыбался, нюхая сорванную ромашку. Сначала Савелию Эразмовичу подумалось было, что перед ним монгол, потом он подумал на загар. Но цвет кожи незнакомца был слишком неравномерен и пятнист, похоже, что мужчина просто вымазал себя чем-то.
Экскременты? Краска? Шоколадная карамель?
В лицо дворника густо пахнуло йодом. Он закрыл глаза от неожиданности, поморгал немного, а когда открыл глаза, никого на улице уже не было.
«Показалось», — подумал Савелий Эразмович.
Он посмотрел на метлу. Та почему-то не стала в ответ смотреть на Савелия.
Дворник крепко призадумался.
В этом всём определённо не было смысла. Работа не сделает себя сама. Увольнение всё равно произойдёт рано или поздно. Замкнутый круг, который нельзя разомкнуть. Ловушка, из которой нельзя вырваться, если без пессимизма, а с пессимизмом тоже как-то не хочется.
Он оглянулся на свой подъезд.
Подъезд, кажется, смотрел на него с угрюмым ожиданием.
«Что?» — словно спрашивал он.
Савелий не мог отделаться от странного чувства, что теперь он знает ответ.
Акт второй. Терморектальная матстатистика
Он шёл по улице, чётко отмеряя шаги ног, обтянутых серыми брюками, а глаза его были закрыты очками с зеркальными стёклами.
Лоси, быки, олени и другие жители крупного метрополиса расступались перед ним.
Его звали Адрон, но чаще он сам вызывал кого-то по телефону. Он был один, но у него имелось огромное множество лиц и имён по всему городу.
Кто-то назвал бы его представителем внутренней разведки, кто-то — внешней. Кто-то бы мог предположить, что он работает прямо на президента.
Никто не знал точно, какого.
В эпоху постмодернизма не так важно, кто на кого работает. Правдой, как раньше, так и теперь, остаётся то, что романтика спецслужб больше адресована тем, кто любит ковыряться в бумагах.
Составлять столбцы графиков, делать таблицы, подбирать выписки? О, Адрон поистине знал в этом толк и составил когда-то пару докладов для начальства, даже не заметив, что у компьютера сгорело питание.
Сегодня ему предстояло закончить очередной отчёт.
Положив ступню на белую «зебру» пешеходного перехода, Адрон улыбнулся. Он безошибочно прочёл зелёный сигнал дорожного светофора как «можно идти». Он всегда безошибочно умел читать знаки и людей.
Без этого он не был бы аналитиком.
Что сегодня оставалось? Последние штрихи сбора данных о коррупции. Скрупулёзный сбор информации, разговор с людьми и их вещами, игры по Бёрну и расстановки по Хеллингеру.
С помощью этих научных методов ему удалось выявить двух, нет, уже почти трёх особых чиновников города. В этот день он надеялся доказать, что третий тоже не берёт взяток.
Адрон поправил очки.
Труд бойца невидимого фронта не из лёгких. Сегодня ему предстояло измерить линейкой углы тридцати трёх зданий. Потом ему придётся загуглить в Интернете официальную их длину и сравнить параметры с реальными.
Он смотрел снизу вверх на окна домов города. Окна смотрели на него.
Адрон зябко передёрнулся.
На миг он показался себе одиноким и жалким.
«Я не один, — напомнил себе аналитик. — У меня есть собака».
Это было правдой. Сенбернар Рекс, которого когда-то хотели утопить вместе с остальными щенятами, но которого Адрон пожалел и спас от данной печальной участи.
С тех пор пронеслось много лет. Рекс изменился. Адрон изменился. Рекс теперь почти не слышал команд. Адрон уже не любил прогулки, ему хватало рабочих путешествий.
Всё чаще он злился на собаку.
Даже бил.
«Где же здесь Шестнадцатая улица Возрождения? — стиснув зубы, думал боец невидимого фронта, пытаясь отвлечься от приступа меланхолии. — Ещё вчера она была где-то здесь. Может быть, её переименовали?»
— Простите, — спросил он у какого-то слона, — где тут Шестнадцатая улица Возрождения?
— Её перенесли, — ответил верблюд, жуя мятную жвачку. — Специальным указом депутата Мавряла. Он переехал в Лондон и улицу захотел забрать с собой.
Адрон ощутил, что его губы стынут.
Улицы нет. Хуже того, Мавряла нет, а значит, ему придётся закончить отчёт раньше времени. Ведь именно депутат Маврял был объектом номер три в его сложном расследовании.
Закончить отчёт, который по идее должен был быть бесконечным. Три объекта заставили бы начальство поверить, что есть и четвёртый, оно бы заказало новый отчёт, ещё и ещё.
Теперь всё пропало.
Впрочем, есть ещё шанс вырулить на надёжные показатели, пособирать данные, составить третью часть отчёта с нуля. Нужно всего лишь изобразить ещё несколько сотен таблиц до полудня, начертить ещё несколько тысяч графиков и преодолеть дрожь в очках.
Всего лишь.
Ничего особенного.
Адрон развернулся, собираясь идти домой, но нога его замерла. Прямо впереди по ту сторону перекрёстка он увидел нечто невероятное и противоречащее основам мира.
Абсолютно голый, измазанный со всех сторон рыжими пятнами йода мужчина танцевал и смеялся, смеялся и пританцовывал, двигаясь вдоль автомобильного полотна.
Он пел на ходу, покачиваясь, а велосипедисты аплодировали ему, проезжая мимо. Он вскинул резко вверх руку, будто салютуя, — и полицейский за углом отсалютовал ему в ответ.
Аналитик почувствовал, будто сходит с ума.
Он моргнул.
Видение не исчезло. Голый мужчина в пятнах йода, впрочем, уже сворачивал за угол, вследствие чего Адрону стало легче.
Он покачал головой.
«Чего только не бывает».
Ему надо было прийти в себя и возобновить расследование. Он бы так и сделал, вот только какая-то мысль ему не давала покоя, не позволяла отвлечься. Что-то важное, что-то фундаментальное, что-то, переворачивающее всю его жизнь.
Уже придя домой, сбросив куртку, он замер было у вешалки, а мозг его продолжал лихорадочно работать, ища закономерности и выявляя статистику. Так, как он делал годами. Так, как он это будет делать везде и всегда.
«Мужчина. Йод. Песня».
Пальцы его замерли уже у пуговиц нижней одежды.
Он вдруг вспомнил, что собака его давным-давно мертва, испустила дух, то ли не выдержав побоев, то ли дожив до конца свой собачий век. Последним её движением, так или иначе, было лизнуть руку хозяину.
«Песня»
Дрогнули и расстегнули.
В памяти его некстати всплыло, что в ванной есть целый флакончик йода.
Акт третий. Инстинкт власти
Его звали Президентом, хотя некоторые думали, что это значит всего лишь «председатель». Его звали Гарантом, хотя некоторые думали, что это лишь только девичья фамилия его матери.
Он был стар, но не помнил сам своего возраста, как и своих президентских сроков. Каждое утро он традиционно заглатывал чашечку кофе и обходил кабинет министров, заглядывая каждому внимательно в глаза и задавая время от времени один и тот же вопрос:
— Ты уже предал меня?
— Пф-ф-ф... — передёргивало беднягу, словно надувную куклу, из которой выпустили воздух. — Нет, ещё нет...
Он скупо улыбался, поглаживая подчинённого по холке:
— Хорошо...
После этого он допивал кофе, вкус которого вечно казался ему недостаточно сладким. Однажды, ценой вызванного у официантки инфаркта, он добился увеличения количества сахара, но тогда кофе показался ему слишком приторным и недостаточно кофе.
Потом он просматривал личные дела друзей и врагов, добычи и вредителей, историю их жизни, ошибок, неудач, комплексов, юношеских стихов. Время от времени он ставил где-либо галочку, определяющую, кому жить, кому отправляться в отпуск.
Список уносили, а он улыбался, глядя в установленный ради такого случая прямо на письменном столе камин. Улыбался, хотя подозревал, что следовать галочкам никто не будет.
Трудно, когда все в государстве, кроме тебя, пронизаны ленью.
Даже Империю Зла толком не построишь.
Когда-то он был молодым идеалистичным Гарантом и мечтал построить Демократию Зла. Однако выяснилось, что борьба за власть отнимает слишком много сил и отказ от некоторых методов просто передаёт их противнику. А обвинить тебя в их использовании, что характерно, могут по-прежнему.
Куча предательств, куча трупов, куча подъёмов по головам. И — никакой благодарности.
Нет, в принципе логично, что народ не будет тебе благодарен за то, что ты делал ради себя. Но — народу не приходит в голову, что тот же принцип работает и в обратную сторону? Если завоевание власти стоит огромных усилий, ты будешь чувствовать её получение своей личной заслугой, а вовсе не даром народа. Тебе не за что будет благодарить народ.
Принцип, работающий одинаково как при тирании и монархии, так и при демократии. При монархии власть тебе достаётся сама, при демократии или тирании ты её с величайшим трудом получаешь. В обоих случаях возникает субъективное чувство, что народ как бы и ни при чём.
Просто фишка.
Чтобы обойти сей эффект, потребовалось бы создать демократию, где дорогостоящие предвыборные компании не нужны или даже запрещены. Но это был бы странный мир, где президентом могут избрать любого пивовара с соседней дискотеки.
Сегодня ему, впрочем, предстояла не работа над списком. Сегодня ему предстояла работа над составлением нового списка, включающего особо приближённых.
Особо приближённые — они важнее, чем друзья или враги.
— Вы принесли кофе? — строго подвигав бровями, спросил он у секретаря.
— Да, — невозмутимо ответил секретарь. — Самый наяристый, клатчский.
Отпив глоток, чувствуя, как последние остатки мешающего идеализма покидают его, Президент взглянул меланхолично в окно, где пришедшая со стороны Заокраинного Запада тьма накрывала ненавидимый им город.
Интересно, что поделывает его наисекретнейший любимейший аналитик Адрон? Давно от него не приходило по электронной почте отчётов.
Он уже положил руку на телефонную трубку, думая отдать соответствующие распоряжения, но увидел у дверей движение секретаря.
— Г-г... гарант Президент, — выдохнул он чуть слышно, взгляд его коснулся широкого стенного окна. — Там...
Преодолев колебания — стекло было пуленепробиваемым и ракетоустойчивым, да и секретаря он уже сегодня опрашивал о предательстве? — Президент сделал осторожно несколько шагов к окну.
Ничего особенного вокруг защитной стены на первый взгляд не было. Те же толпы людей здесь и там, те же движущиеся автомобили, где-то полиция разгоняет дубинками демонстрацию, где-то бьют гей-парад.
Гарант вздрогнул и прищурился.
В двух кварталах неподалёку шли, держась рука об руку, два странных человека. Оба они были абсолютно наги — не поверив глазам, Президент ткнул пальцем пару раз по стене и приблизил изображение, «окно» было на самом деле гигантским сенсорным экраном? — и были с головы до ног покрыты пятнами знакомого Гаранту со времён детской поликлиники йодистого буро-ржавого цвета.
Если мужчина слева был незнаком правителю, то вид стоящего справа субъекта вызывал у него некие смутные ассоциации. Поднимал волну туманных воспоминаний со дна разума, что наполняло его сердце смятением.
Давно забытое, казалось бы, чувство.
— Пьяные?.. — осторожно предположил он, отступая почти ползком от телеокна. Почти не веря своему предположению, мужчина справа выглядел для этого слишком интеллигентно.
— Позвольте, я посмотрю. — Пальцы секретаря пробежались по экрану, активируя системы инфракрасного, радиоволнового, ультразвукового, рентгеновского и дистанционно-телеметрического сканирования. — Вроде бы нет. Странно...
Секретарь тактично замолчал.
Гарант сел в кресло, дрожа мелкой дрожью, взгляд его упал на так и не составленный список.
«Отсортировать».
Работа, обычно частично лежащая на плечах Адрона. Отделить плохих от хороших. Достойных от недостойных. Надёжных — от тех, кто успел предать его.
«Адрон».
Президент медленно провёл рукой по собственным бровям, словно смахивая паутину. После чего, не вставая — в этом не было на самом деле смысла при возможности дистанционного управления телеокном — снова обратил свой взгляд к стене.
Да, это был он.
Его самый доверенный аналитик. Бесстрастный и расчётливый, как машина. Само воплощение точности, спокойствия и интеллекта.
Голый.
Раскачивающийся бессмысленно рядом с таким же обнажённым субъектом, перепачканный рыжими пятнами неизвестной субстанции. Напротив них собралась уже целая небольшая толпа, тыкающая в странных чудаков пальцами.
Правитель моргнул.
В этом не было никакого смысла. Совершенно, абсолютно, просто ни малейшего в принципе.
— Простите, гарант Президент, — вторгся деликатно вновь в его мысли голос секретаря. — Вам ещё что-нибудь нужно?
Он посмотрел опять на несоставленный список в своих руках. Потом — снова кинул взгляд за телеокно.
«Никакого смысла».
По спине его прошла дрожь. Он посмотрел вновь на танцующего посреди улицы Адрона.
«Само воплощение интеллекта».
Снова взглянул на список.
Холод, пляшущий по его спине, всё усиливался и усиливался, кожа его словно покрывалась жидким азотом с каждым мгновением. Одновременно — странное дело — внутри него начал появляться чудный тёплый пляшущий огонёк, как если бы мороз, покрывший инеем его кожу, исходил из глубин его самого — и как если бы с выходом мороза наружу уменьшался холод внутри.
— Что? — не сразу понял он очередной вопрос секретаря. — Нет, ничего. Нет ни в чём совсем никакой необходимости.
Пальцы его скомкали листок бумаги в грязный ком.
«Совсем. Никакой».
В мозгу его стал кристаллизовываться стержень странного понимания. Понимания нового и незнакомого, понимания, пока ещё неясного ему самому, но заставляющего взглянуть иначе на самую суть бытия.
Контуры Истинного Смысла.
Он глухо кашлянул.
— Цедре, — обратился он к секретарю. — У нас... в здании... скажите. У нас где-нибудь есть хотя бы одна небольшая бутылочка йода?
Увертюра
По дороге ездили автомобили, весело мигая фарами. Хотя вообще-то большинство из них мигало фарами грустно. Но людям, едущим в них, было всё равно.
Время от времени гудела сирена.
Вдоль тротуарного бордюра стояло трое абсолютно голых мужчин в пятнах йода. Временами сзади вроде бы блуждал четвёртый, но выглядел он как смутная тень, так что никто толком не мог его разглядеть.
Над ними смеялись.
В них тыкали пальцами.
Их рассматривали как что-то диковинное.
Но время от времени — пусть раз в день или два — на лице одного из насмешников появлялась тень странного озарения, тень странного понимания. Нездешних мыслей, словно приходящих не из этого мира.
И группка голых людей увеличивалась на единицу. Пусть не сразу, пусть спустя неделю или две.
Настал момент, когда движение автомобилей в городе встало, когда численность голых мужчин, раскрашенных йодом, сравнялась с числом обычных жителей города.
Они не делали в общем-то ничего противозаконного, если не рассматривать сомнительные эстетически-психологические нормы. Гуляли по улицам, негромко смеялись. Пели. Играли иногда в классики.
Но чаще — просто стояли и молча смотрели друг на друга.
Настал миг, когда их число превысило численность обычных обитателей города.
Настал миг, когда они сами стали обычными его жителями.
Навсегда.
Просто стоя рядом друг с другом.
Скопище перемазанных йодом голых людей. Просто-напросто вымазанные бурыми пятнами голые мужики.
Везде — только голые мужики в йоде.
Больше никого.
И ничего.
Плеоназмум
> зарегистрирован акт сбоя третьего высокофункционального модулятора в шестнадцатом кластере
> требуется запуск обработчика системных прерываний
> подан запрос на оправданность необходимости запуска
> процедура генерации ответа на запрос выполнена
> лист ошибок шестнадцатого кластера за последний плановый период сгенерирован
> оправданность необходимости запуска утверждена
> обработчик системных прерываний готов к запуску
> запуск осуществлён
Рескрипт
Пиршественный стол, за которым они все сидели теперь, был воистину огромен. Он был хрустален, он ломился от сладостей и был закручен где-то в пятом измерении лентою Мёбиуса.
Президент улыбался, почёсывая за ухом своего верного аналитика Адрона и пропихивая ему в рот новую ложку варёной сгущёнки. Тот неловко хихикал, находя поведение Гаранта чересчур фамильярным, но от сладенького всё же не отказываясь.
— Пойдём сегодня вечером поиграем у тебя дома на Сеге? — предложил по-простому правитель.
Адрон, прежде чем ответить, сбил щелчком одного из плавающих в воздухе разноцветных младенцев с радужными крыльями. Надоели уже плавать повсюду и петь комические куплеты о жизни Кастанеды и дона Хуана.
— Почему нет? Пройдём новый уровень «Головастика», который «Снэйк чего-то там рэттл-ролл».
Просунув руку под стол, аналитик погладил Рекса, который привычным доверчивым движением лизнул его пальцы. А свободной рукой отсалютовал проходившим мимо и горланившим свои храбрые песни черепашкам-ниндзя.
Всё наконец-то — отныне и навсегда — было во вселенной в порядке.
Так, как и должно было быть.