Вам когда-нибудь попадались странные вещи на пленке?
Запись начинается.
— Алиса, встань-ка сюда…
За кадром звучит мужской голос — слегка грубый, басистый, но добрый и полный энтузиазма. Алиса, беленькая девочка-подросток в беленьком платье, становится на фоне придорожного кафе и с улыбкой разводит в стороны руки. Серый асфальт сверкает влагой после дождя. На парковке стоят две грустные машины, уткнувшись в бордюр, как котята; в отдалении от них находится пикап дядюшки Вертера. Побитый, синий, с тупой покосившейся «мордой» и без одного глаза-фары — хулиганская машина, недружелюбная. Но гордая. Над автомобилями и кафе возвышается столб с огромной вывеской в виде тускло-розового телевизора с ножками и антенной. На экране телевизора-вывески написано: «DOLLIE'S DINER»1.
Прохладно.
— Чуть левее… во-от, молодечик.
Вокруг маленького оазиса кафе только влажный хвойный лес и бесконечно-длинная лента трассы 95.
— Пущай твоя мамка знает, как мы весело проводим время, — говорит дядя Вертер. — Тебе же весело, птенчик?
— Ну-у, мне кажется, я немного простыла, но, в целом, мне нравится кататься на машине.
— Так, про «простыла» говорить не надо. Твоя мать меня закопает.
— Простите! Со мной все хорошо, я здорова.
— Передай маме привет.
— Мама, привет!
Запись продолжается.
Алиса сидит внутри пошарпанного кафе, за столом с царапинами и липким пятном ближе к левому краю. Малышка ест кусочек вишневого пирога, неуклюже ковыряя вилкой его кроваво-бордовое нутро. Возле тарелки с кушаньем стоят маленькая, суровая чашечка кофе и большой коктейльный стакан на ножке, внутри которого — белоснежный молочный коктейль с погруженной в него трубочкой-стилетом.
— Ну вот такое у нас питание, — говорит дядя Вертер за кадром. — Девочки едят вишневые пироги с молочными коктейлями, мальчики гоняют третью чашку кофе подряд. Кофейничают.
— Это потому что за рулем пить пиво нельзя, — отвечает Алиса и между делом облизывает покрытые вишневым джемом губы, затем припадает ими к трубочке коктейля и бесшумно отпивает.
— Да, это потому что за рулем пить пиво нельзя, — со смешком соглашается дядя Вертер. — Его тут еще и не подают, кстати.
Намокшие после дождя белые волосы Алисы липнут к ее плечам.
— Ты бы хоть пирогом поделилась, а, принцесса
— Не хочу-у.
— Ну и ладно. Ты его все равно не доешь, а я доем.
Запись продолжается.
Снимает уже Алиса. Неумело орудуя камерой, она снимает жилистого, поджарого мужчину в белой майке и горчичных шортах до колена, в длинных, по голень, белых носках и массивных кроссовках. У мужчины черные пышные усы, как и полагается деловому и серьезному человеку, или историческому деятелю. Он доедает разваленный, выпотрошенный вишневый пирог и пьет кофе. На столе также стоит недопитый молочный коктейль.
— Дядя Вертер доест, — говорит Алиса веселым голоском.
— Я заплатил за этот пирог тридцать центов и отработаю их по полной, — отвечает дядюшка.
Алиса крутит камерой. В кафе, кроме них, никого нет, даже продавщица за стойкой куда-то запропастилась, может, вышла в уборную.
— Никого нет, — говорит Алиса. — Никто не голодный.
— Зря! Тут хорошая еда, ради такой можно и проголодаться.
Запись продолжается.
Дядя Вертер водит машину, Алиса сидит на пассажирском сиденье, туго пристегнутая ремнем, и держит на коленях хлипкую коробку с дешевыми пирожными. Коробка обозначена прописными трафаретными буквами «DOLLIE'S MEAL». Играет музыка по радио: «Sweet doggo, i wanna call you, in the forest spruces so blue… my dreams in the bloody spew-spew, sweet doggo, i wanna call you»2
Впереди, за лобовым стеклом, стелется мокрая дорога, по бокам гигантские ели. Во мраке ночи лес выглядит несколько пугающе.
— Что-то ты притихшая, — произносит дядюшка. — Все о'кей? Живот не болит?
— Нет, все хорошо, — отвечает Алиса. — Просто уставшая. У меня слабая нервная система.
— Если тебе поплохеет — ты говори. Я как бы… как бы считаю, что мамка твоя не знает меры. Что ты живой ребенок, а не пыльный антиквариат. Однако… — он вздыхает, — я не прощу себе острые крылышки из той забегаловки. Я сам такое люблю и подумал, что тебе понравится, но… ты оказалась более хрупкой, чем я представлял. Прости болвана. Заставил тебя плакать…
— У меня бывают рези в животе от разной еды, это сложно предугадать, — отвернувшись к окну, размышляет Алиса. — Лекарства посадили желудок.
— Не рассказывай об этом маме, пожалуйста.
— Конечно. Я не скажу. Все хо—
Внезапно на проезжую часть выбегает безрогий олень. Самка.
Алиса визжит, дядя Вертер матерится и выкручивает руль влево. Олениха с грохотом впечатывается в бампер, ударяется об него, оставив вмятину, — и камера падает на пол кузова машины. Пара дерганых кадров. Тяжелое дыхание.
Запись продолжается.
Край проезжей части. Водителей встречает приветственный знак на двух ножках: «WELCOME TO SPRUCE LAIR»3 Алиса стоит на фоне знака, разводит руки в стороны и улыбается, показывая начищенные до блеска зубки с одинокой щелью отсутствующего премоляра. На Алисе простенькое розовое платье, белые гольфы и темно-коричневые туфельки.
— Сейчас заедем в одно местечко, — говорит дядя Вертер за кадром. — В небольшой городок, где живет мой друг. Думаю, будет круто. Освежающе.
Мимо проносится старенький «додж», покидая гостеприимный небольшой городок. Дядя Вертер говорит: «Ну, кажется, для нас освободилось одно жилищное место».
Запись продолжается.
Алиса идет по лесу. Мягкая, податливая земля слегка проваливается под ее подошвами, влажные травинки облизывают лакированные туфельки, а ветер развевает платье и длинные волосы. Алиса поправляет прическу, убирая локоны с лица, и смеется. Вокруг — ели, ели и только ели, исполинские и древние, старше Алисы, мамы и даже дяди Вертера вместе взятых. Небо затягивают тяжелые тучи, солнца не видно, но, кажется, уже где-то вечер.
— Красиво, да? — спрашивает дядя Вертер и приближает кадр на беззаботное лицо Алисы.
— Да, — шмыгает носом Алиса и утирается тыльной стороной ладони, — но слегка жутковато. Мне такое у мамы снилось.
— Хорошие у тебя сны. Сказочные. Мне вот давно ничего не снится интересного, только скучные воспоминания…
На земле валяется растерзанная упаковка из-под пирожных «твинки» с пожухлыми, ранее золотистыми крошками бисквита и мазками белого крема. Алиса задумчиво рассматривает находку и пинает ее.
— Кто-то намусорил, — говорит малышка.
— Видимо, какой-то дикий зверь ел, — отвечает дядюшка.
— Мы в опасности?
— Не думаю. Объедки выглядят старыми. Скорее всего, он уже ушел. И, насколько я знаю, здесь не водятся ни медведи, ни волки, так что максимум, кого мы встретим, — это скунс.
— Я боюсь.
— Все хорошо, малютка, я с тобой.
Алиса выглядит встревоженной, но послушно проглатывает словесное успокоительное от дяди Вертера. Они идут дальше. Небо тяжелеет и вот-вот разразится дождем. Ветер гнет верхушки деревьев. Алиса оторопело останавливается.
В кадр попадает красное пятно на фоне вечнозеленого леса.
— Дядя, что это? — дрожащим голосом на грани истерики спрашивает Алиса.
Она замирает и смотрит в объектив. В ее глазах отражается тихий страх, но, видимо, присутствие дядюшки удерживает ее от резких действий.
Смена плана: кадр концентрируется на подозрительном объекте.
Бесформенный кусок плоти. По форме и по размерам он подобен человеческой фигуре, но нескладной, будто изуродованной генетическими мутациями, лишенной отчетливых конечностей. Его тело опутывают стальные корабельные тросы, впиваются до крови. И за собой он тоже оставляет склизкий кровавый след, когда медленно ползет по траве. Будто слизняк. Мясной слизняк.
Оно задирает подобие головы — и распахивает мясистую О-образную щель, похожую на рот.
— Дядя, что это? — говорит голосом Алисы тварь.
Алиса кричит и хватается за сердце. Тварь испуганно дергается и кричит тоже, ее же голосом. Затем начинает по-собачьи лаять, и Алиса, заткнув уши ладонями, убегает прочь, в глубь леса.
— Алиса, стой! — умоляет дядя Вертер. — Машина не там!
— Машина не там! — повторяет тварь басом и добавляет другим голосом: — Кевин, эту тварь не берут пули! Кевин! Беги к машине, вызови нам подмогу…
Дядя Вертер тяжело дышит за кадром и крутит камерой туда-сюда, выхватывая то белоснежный удаляющийся образ Алисы, то розовую спазматическую плоть твари.
— Алиса, стой! Алиса, стой! Гав! Дядя, что это? — не угомоняется чудовище, безостановочно меняя голоса. — [К а к и е м и л ы е з у б к и!] Продукция «Agamemnon Pharmaceutical» — гарантия вашего крепкого здоровья и здоровья ваших детей. Мы в опасности? Это скунс.
— Заткнись, чертово ничтожество! — рявкает дядя Вертер.
— Заткнись, чертово ничтожество! — отвечает слизняк.
Дядюшка бежит за Алисой и
Запись продолжается.
Вид из окна темной комнаты. Дядя Вертер сидит на помятом капоте пикапа и цедит пиво из банки. У него тяжелый, подавленный облик. К нему подходит Алиса и протягивает крошащееся печенье в целлофановой упаковке.
В отражении окна виднеется размытая узловатая фигура землистого цвета, с впалыми глазницами и по-старчески сморщенным провалом рта. Ее вытянутые пальцы немощно держат маленькую камеру. Пара дерганых кадров. Тяжелое дыхание.
Запись прекращается.