Посвящение:
крипипаста
+ дохлый саня
+ фиклочел ака нупка
+ редбулл
+ видосы про МРАЧНЫЕ ТРЕДЫ ФОРЧАНА
+ темный принц и его альбом
+ [вырезано цензурой]
Есть британская пословица, которую Мэйсон — американский американец, потомок мигрировавших преступников англосаксонского происхождения, — узнал где-то на уроках то ли английского, то ли истории.
Пословица гласит: дом англичанина — его замок. Что ж — если это правда, то замок Мэйсона заброшен, проклят и населен приведениями. Рухнувшее гнездо былой аристократии.
(Позвольте начать рассказ о Мэйсоне с зажженной сигареты в темном лесу. Чтобы не потерять нож в палой листве — Мэй-Мэю приходится его зажимать между тонких коленок, обтянутых черными скинни-джинсами.
С клинка ножа капает кровь. С кончика сигареты слетает пепел и запах табачной вишни).
Монитор замызган жирными пятнами. В клавиатуре, между тесных рядов клавиш, скрываются бесконечными крошки, волоски, пепел от сигарет, возможно, даже мертвые маленькие насекомые, безразлично придавленные во время нажимания клавиш «N», «G» «I», «R», «E» — очевидно, Мэйсон часто пишет слово «engineer». Стол, под грудами мусора, залит чем-то липким, сладким, иногда кислым — десятки видов разных напитков, оставшихся в виде пятен на столешнице. И поверх этого гастрономического пира разбросаны пепельницы с бычками от сигарет, упаковки из-под еды или доставки, смятые алюминиевые банки, или пластиковые бутылки. Энергетики, газировка, алкоголь — больше всего Мэйсону нравится играть (и серфить имиджборды) под помесью редбулла и водки: это его «алхимическое зелье», настоящая магия темных эльфов. Каждый элемент персонального компьютера и прилагающейся ему мебели — от компьютерной мышки до офисного стула — воняет куревом. Под столом скрыты парочка бутылок, полные мочи: когда усердно играешь в командные игры, нет времени на помочиться в туалете, его еле хватает, чтобы сунуть свой половой орган в горлышко бутылки из-под чая и… и, в общем-то, результат виден под столом.
Остальной дом семейства Мэйсонов представляет похожее зрелище. На кухне грязная плита, неработающий холодильник и три пакета мусора, чудовищно огромных. Все это пространство любезно облюбовали тараканы. В постели родителей водятся клопы, но она хотя бы застелена. Кровать же Мэйсона была застелена и приведена в приемлемый вид последний раз где-то полгода назад. С утра, проснувшись в несвежей постели, обычному юноше приходится столкнуться — помимо утренней эрекции — с желанием справить малую нужду в туалете. И… зловоние и уродство санузла, а особенно унитаза — лучше не описывать. Белый фаянс давно приобрел такие нездоровые оттенки, будто все помещение больно желтухой.
Из холодильника воняет скисшей молочкой. Из подвала идет запах сырости и рыбы.
Мальчишка Мэй-Мэй живет как свинья. Кукольное личико, чистая одежда — да, про стиралку он никогда не забывает, — но родной дом похож на свалку, на берлогу японского отаку, отвергшего окружающий мир и ушедшего в чистое саморазрушение через просмотр японских мультсериалов и питание лапшой быстрого умерщвления.
Хаос в доме отражает хаос в голове: треснутый фаянс грязного унитаза перекликается с трещиной в черепе, а плесень на ковре — как плесень на мозговых извилинах. Подобно декадентам и затворникам прошлого века, Мэйсон выбрал упадничество — в его случае, в цифровой среде. Как же это звучало у Бодлера? Черная густая слизь кода растекается по телу: нули и единицы копошатся в живой плоти.
То чувство, когда Интернет уже стал твоей прижизненной могилой. That feel when — tfw — лучше запомнить эту аббревиатуру, она дальше пригодится.
Как-то раз Мэйсон постит фотографию своего убранства на одной известной имиджборде. Это вызывает некоторое оживление у анонимов: инкогнито-моралист кроет Мэйсона матом и называет свиньей, но вскоре — милый, творческий беспорядок Мэй-Мэя сметают фотографиями реального ужаса, плесневелого, полного тараканья и уховерток; аноны постят изображения почти заброшенных мест и комнат, в которых есть одно место жизни, алтарь, — компьютер. Скорее всего, в подобных берлогах живут человеческие паразиты, хорошо присосавшиеся к дряблой шее стареющей мамки или к плоти государства, получая от него социальные пособия по безработице и шизофрении.
Разные неприятные люди (почти стертые символы кода и стухшие извилины мозгов), у которых есть фетиши на все подряд: от мертвых людей, маленьких людей, людей-животных до буквально напольной плитки, — это и есть население имиджборд.
Пенсия? Пособия? Мэйсон не живет на пособия по безработицы, у него нет шизофрении — мальчишка живет на переводах своего отца. Школьник, который живет один, потому что отец так воспитывает мужика: чтобы было куда-то баб водить и появились базовые навыки владения бытом. Базовых навыков владения бытом не появилось. Женщина… есть одна. Систематически.
Ты заходишь на имиджборду, и очередной аноним пишет тред:
>tfw ты ничтожество
>тебя чморят в школе
>тебя чморят в собственном доме
>мать орет когда задерживаешься в душе дольше на пару минут
>и постоянно презрительно называет онанистом
>нет телки
>нет кентов
>ненавидишь весь мир
>хочешь посеять хаос и разрушение
>хочешь убивать
>…
>боишься даже вида крови как последнее ссыкло
И к этой душещипательной истории прилагается картинка с плачущим нарисованным лягушонком — как-никак, имиджборда от слово image, «изображение»…
Мэйсон уже делал это единожды. Убивать людей оказалось не так уж и тяжело: можно сравнить со сменой сантехники. Да, может, сначала тебе кажется, что без специалиста сложно исправить течь, но если немного разобраться, почитать специализированные форумы в Интернете, посмотреть видео, а затем приступить к процессу… самое главное первым делом — перекрыть трубы.
У людей эти трубы называются «трахея» и «пищевод». «Трахея» от слова «трахать». Шутка! Этимология слова «трахея» происходит от греческого слова, которое можно перевести как «шершавый». Шершавым провести по… и здесь какая-то похабщина.
Так-то Мэйсон мальчик тихий, спокойно доучивается последний класс старшей школы. И у него есть девушка, Джилл, тоже тихоня: ниже травы, тише самых глубоких океанских вод, на той степени погружения, когда раздается утробный гул земли. Джилл тихая.
В школе старина Мэйсон не отсвечивает. Внешность у него колоритная, весьма готическая, но какие-то особенности оболочки и поведения — гипнотическая мягкость, или пьянящая, как ампула диазепама, спокойность, — помогают избежать любых проблем. «Морду набить» не хотят. Его тонкокостное, манекеноподобное личико ни разу не трескалось под ударами чужих кулаков, или тупых предметов, или острых лезвий. Никакой проблемы буллинга не стоит, разве что — из-за специфики характера Мэйсона — никто сильно дружить и общаться к нему не тянется; да и возраст не тот, как бы уже не семь лет, чтобы все со всеми дружили. Без пяти минут взрослые люди. У каждого свои дела. Заботы. Трупы. Точнее, скелеты в шкафах. У Мэйсона есть парочка таких.
Мыть руки отбеливателем для белья. Протухшее молоко в холодильнике. Переведенные автоматическим переводчиком сайты на японском.
Мэйсон двуличный, и его жизнь разделяется на праздное пребывание в реальной жизни, под светом знойного солнца и лезвиями дождевой влаги, и на разложение в Интернете, гниение плоти на web 2.0. Будто киборг, синтез плоти и машины, Мэйсон — синтез живой и цифровой плоти. Возможно, благодаря этому его нейронные связи изменились, и теперь он мыслит немного иначе, отлично от обывателей.
Слизывать влагу с лица. Подвал, полный сломанных манекенов. Бумажное.
В двенадцать лет малыш Мэй-Мэй, допущенный к Интернетам, с увлечением наблюдал за тем, как японка бесцензурно засовывает осьминога в свое влагалище и бедная морская тварь — вопреки невыносимой влажности внутри — помирает. «Йоу, — подумал малыш Мэй-Мэй. — Интернет клевое место. Определенно».
Пожалуй, биографию Мэйсона можно озаглавить как «Смерть в Интернете».
(В лесу лежит очередное тело: если честно, Мэй-Мэй даже не знает, что это за мужик).
«Запостить». Enter.
*
Стоит быть откровенным: Джилл неадекватна.
В ее естестве скрываются малозаметные опухоли — опухоли морбидных фетишей, каких-то извращенных наклонностей, потому что иначе она бы не сходила с ума от одного существования Мэйсона.
Джилл впивается в губы ненасытно — так, будто хочет оторвать кусок мяса. Мэйсон пытается посильно отвечать, пытается агрессивно, но неумело целоваться — и пускает вход в руки, когда сначала стискивает грудь Джилл, мягкую, объемную, а затем вцепляется в ее костлявые, суховатые бедра, обтянутые красными джинсовыми шортами.
— Что мы, малявка, — оторвавшись и сглотнув слюну, спрашивает Джилл, — насмотрелся всякой порнухи в своих дрочерских тредах и теперь крутого строишь?
— Мне кажется, я в твоих глазах всегда был за крутого. Типа. Я убил человека.
И не единожды.
Джилл на пару лет старше Мэйсона. Работает в кафе, занимается скучными взрослыми делами. Не учится. Только планирует поступать в колледж, если получится. Мэйсона не то чтобы беспокоит неровный карьерный путь Джилл, ее жизненные неудачи — достаточно ее узкой пизды. Уже на этом критерии она дает фору всем своим конкуренткам (например, тубе Pringles, забитой губками для мытья посуды и обтянутой резиновой перчаткой).
— Не перегибай. — Джилл проводит кончиком пальца по обкусанным, припухлым губам Мэйсона. — Я не простушка, и меня таким не впечатлить. Может, похвастаешься еще, что умеешь капчу в имиджбордах вводить и постить видео с футджобом?
— Ты сама попробуй убить человека и пойми, как это влияет на мозг.
— Дрянной мальчишка.
Воспользовавшись случаем, Мэйсон признается:
— Недавно еще одного.
— Что «еще одного»?
— Новый фраг.
— О-ох, Мэйсон… малыш… — Джилл так снисходительно улыбается, будто тает. — У нашего котенка второй коренной зубик прорезался, да?
Ее таз немножко двигается, и грубая джинса, облегающая промежность, трется вдоль твердого члена, сквозь тонкую ткань пижамных штанов. Мэйсон издает еле слышимый стон.
У Джилл похожий подгнивший на почве Интернета мозг. Разве что ее девичье сумасшествие больше клонится к аниме и визуальным романам со смазливыми нарисованными мальчиками. Целыми гаремами таких принцев, между которыми нужно скрепя сердце выбирать любимчика — ради концовки с красивой картинкой и грустной музыкой… и помимо приторного аниме, Джилл нравятся видео казней на Ближнем Востоке. Дикий Ирак, исламские радикалы, отрубленные головы, убийства курьеров картелями в Латинской Америке. Гемоглобиновая перчинка, чтобы разбавить безгранично-сладкие взбитые сливки из семени анимешных мальчишек-бисененов. Это так же мерзко выглядит, как и звучит.
Мэйсон перебирает длинные черные волосы Джилл.
— Мне скоро дадут разрешение на ношение, — говорит она. И добавляет после паузы: — Оружия.
— Отлично. Дашь мне?
— Дам.
— Пострелять.
— И это тоже.
Все это время рядом с ними работает компьютер: хрипит вентилятором-кулером сквозь пыль, светит болезненным сине-зеленым светом, показывая содержимое одного из сайтов, видимо, очередной борды, потому что можно заметить как обсуждения газировки или того, насколько люди тупые, так и рисованную порнографию, в основном почему-то по мультфильмам. Джилл всматривается в экран. Мэйсон перехватывает взгляд и спрашивает: «Хочешь что-то посмотреть?» Не-а, отвечает Джилл и валит Мэй-Мэя на кровать. Его голова падает рядом с подозрительным пятном винного цвета поверх кремового цвета простыни, смятой, как клочок туалетной бумаги. Руками Джилл залезает под черную облезлую футболку Мэйсона — на ней логотип какой-то рыболовной фирмы, — и ощупывает выступающие ребра. У нее холодные ладони.
— Милаш, — резюмирует Джилл.
Мэйсон молчит.
«Существует три распространенных основных группы мотивов убийства: 1) самоутверждение, 2) замещение, 3) самооправдание… Даже извечный сексуальный мотив по сути своей проявляется через вектор самоутверждения, когда провозглашается власть над жертвой, ее телом и ее сексуальностью…» Честно, Мэйсон не помнит, с какого сайта вычитал эти нетленные слова, но он не считает, что они относятся к нему. Для Мэй-Мэя убийство происходит по тому же типу, как и спонтанная мастурбация при бесконечном листании сайтов Интернета, — от скуки. Жить невыносимо скучно.
— Хочешь, подрочу тебе ножками?
Любой анон с имиджборд захлебнется слюнями и слезами после такого предложения. И только Мэйсон сдержанно издает благосклонное «угу». Джилл дрочит своими ногами в полосатых чулочках — грустный арлекин — и получается не очень: то стискивает член между стоп, то пытается как-то потереться, то непонятно изгибает ноги. Мэйсон не выражает никаких эмоций, но ему, в целом, нравится.
— Не получается, — расстроенно говорит Джилл, обхватывает рукой за основание члена и берет в рот.
Мэйсон зажмуривается и напрягает мышцы в бедрах, ощущая, как вдоль его члена скользит юркая голова Джилл. Между делом Мэй-Мэй придерживает ее длинные, как у Садако, волосы. Оторвавшись от члена, Джилл спрашивает:
— Расскажи, кого ты убил последним. И как. И когда.
«Хм, хорошо», — бормочет Мэйсон.
Это вновь был мужчина. Первой жертвой был пацан из школы, малозаметный человек, известный тем, что был запасным в школьной футбольной команде — речь, конечно же, о том самом американском футболе, не о соккере. Значит, мужчина. Средних лет. Или поздних двадцати, сложно точно сказать: вид у него был потрепанный. Скорее всего, синий воротничок — автомеханик или около того, потому что был в джинсовом комбинезоне. Сам подошел к Мэйсону, закурил, угостил сигареткой, стал знакомиться. Возможно, интерес у него был немного другого толка, не просто дружеский, но истории не позволили развиться в этом направлении. Мужик сам предложил сходить на его любимое место в лесу, возле озера. Мэйсон всегда носит с собой какое-нибудь оружие, и на этот раз в наплечной сумке был нож. Кухонный. Каким он режет либо хлеб, либо людей.
Уйдя в глубь леса, они вдвоем обсуждали какую-то ерунду — и за одним из поворотов юный убийца пырнул свою очередную жертву…
Джилл с влажным, кашляющим звуком утыкается носом в лобок Мэйсона. Судорожное горло сжимается вокруг его члена. Мальчишка сбивается с повествования и стискивает в руке копну волос, одновременно прокручивает в голове кадры недавнего убийства — кровь на ноже, тело в кустах, сигарета… — и мысленно раздевает свою подругу, снимает с нее шорты, срезает трусы кончиком лезвия, игриво поглаживая холодным тылом клинка бледную, привыкшую только к свету монитора кожу.
Тот мужик умер быстро. Первый удар пришелся в живот, где-то между кишечным трактом и печенью. Второй пронзил уже горло. Вернее, Мэйсон перехватил тяжелого мужчину — он весил в полтора раза больше своего мучителя! — и перерезал глотку из-за спины, чтобы кровь залила какие-то безобидные кустики в лесу, а не лицо и одежду.
Брызгало крови много. Фонтан.
— Сука… — Джилл отлипает от члена, нежно берет его между ладоней и трется щекой, размазывая влагу вдоль ствола. — Мне бы хотелось увидеть твое кукольное личико в той крови… такое растерянное после убийства. Знаешь, своего рода кровавое буккаке. Это так миленько и сексуально.
— Джилл, что за херня? — спрашивает Мэйсон, глядя, как его девушка трется о твердый член и мотает ножками в полосатых чулках.
— М-м?
— Ты это извернула так извращенно. Мне аж стыдно стало. За убийство.
— Мэйсон, я лучше тебя смыслю в красивых мальчиках. То, что я сказала, это красиво. М-м, п’нятненько? — говорит она и целует член чуть ниже уздечки.
Больная сука.
*
Периодически Мэйсон создает треды с расплывчатыми темами. «бывает ли вам скучно жить», «тред обсуждения маньяков №12», «жутких случаев произошедших с вами ирл тред». И регулярно в них оставляет посты, иногда заползает в чужие треды, пишет в них, чередуя провокации, троллинг, ложь в самый лоб и убийственную искренность. Создав вокруг себя ореол эджового школьника (некоторые аноны приловчились угадывать его по манере речи), Мэйсон открыл для себя возможность искренних рассказов о своих похождениях — баланс на грани чистосердечного признания, чтобы выговориться и повыебываться, и ублюдской шутки, в которую никто не поверит. В принципе лгать о своих похождениях Мэйсону нравится не меньше, чем говорить прямо, честно.
Лжец. Лжец. Убийца.
Мэйсон пишет, как убивает людей. Ему не верят. Мэйсон пишет, как его девушка-извращенка сосет ему член и фантазирует о том, как его лицо эротично залито кровью, перекликаясь с одним известным жанром японского порно. Ему не верят. Мэйсон пишет, что ему восемнадцать и он старшеклассник. Ему отвечают, что он сорокалетний дрочила-извращенец, фантазирующий, что он сладенький школьник-убийца, депрессивный эмобой, с чьего члена не слезает двадцатилетняя бездельница. Имиджборды…
У Мэйсона чешутся руки, горят самые кончики пальцев — от желания запостить пару эксклюзивных фотографий. Начиная с тех, где он фингерит Джилл, и заканчивая теми, где он фингерит пустые глазницы своей первой жертвы. Отблагодарит ли его безликий, аморальный, одержимый похотью, насилием и развлечением аноним?
«Смерть в Интернете»… так должна звучать автобиография Мэйсона. Стоит признать: Интернет насквозь смрадит мертвечиной. В Сети ничего живого нет. Есть только виртуальное и мертвое. И дело не в терабайтах бесчеловечной порнухи, снафф-видео, лживых анонимных постов и отвратительных фетиш-артов. Это сама концепция пространства: из единичек и нулей жизнь не воссоздать. Лишь имитацию, как искусственная вагина. И Мэйсон — манекен по своей натуре, социопатический огрызок человека в фарфоровом обличье — только рад присоединиться к этому празднику муляжа и пластмассы.
Интернет воняет скисшей молочкой. Но, кажется, это из холодильника Мэйсона.
Анонимы умоляют вскрыть его ту самую однолетнюю сметану, стоящую в холодильнике с одиннадцатого класса. Кто-то из язвительных ублюдков в треде подозревает, что в ней уже сформировалась новая жизнь, новый виток эволюции… лактозный левиафан, который погрузит этот тленный мир в хаос.
Мэйсон поддается уговорам. Он любит Интернет и готов отдать ему должное.
Сметана вскрыта. Фото сделано. Теперь весь дом воняет дерьмом, и нужно как-нибудь перебороть этот запах освежителями для воздуха, пока не пришла Джилл и не словила приступ фригидности от невыносимой вони чего-то между молочницей и сдохшим дедом.
И — самое печальное — анонимы остаются разочарованы. Никакого нового витка эволюции. Просто стухшая молочка, похожая на блевотину булимички.
Естественно, Мэйсон придумывает новый дар для имиджборд. Но для него нужно постараться… и найти достаточно сексуальную девушку. Помимо Джилл.
Не сказать, что Интернет сделал его таким. Просто он позволил быть самим собой.
*
Это должна быть бимбо. Та, о ком дубовые, пропитые мужички у бара говорят — «соска». Типажа Мэрилин Монро. Мальчики любят блондинок. Даже, можно сказать, бляндинок. Мэйсон давно хотел в жертвы какую-нибудь малышку: уж резать пацанов и мужичков удовольствия никакого нет… Он не Джеффри Дамер.
Джилл, возможно, будет ревновать. Глупышка. Ну, не может же Мэй-Мэй убить ее! Во-первых, у нее скоро будет разрешение на ношение огнестрельного оружия — и это вещь полезная в их нелегком деле. Джилл сама хочет «вкатиться» в маньячество, как заправская героиня крипипасты. Во-вторых, Джилл миленькая и дает. Зачем такую убивать? Максимум — по ее просьбе — бить по жопе и бедрам до синяков.
Если бы регенерация была возможна, то Джилл отдавала бы себя всю без остатка, лишь бы полностью раскрыть подгнившее нутро Мэйсона, но — увы — они живут в очень несовершенном мире, который полностью заслуживает того насилия, которое они, Джилл и Мэй-Мэй, совершают над ним.
Впрочем, без помощи старшей не обойдется.
mason.the.creep: джилл
mason.the.creep: ддджил
HollyJolly_Jill: Что, котенок?
mason.the.creep: утебя ведь права И машина есть
mason.the.creep: ?
mason.the.creep: колеса нужны срочн
HollyJolly_Jill: Машина есть и колеса тоже
HollyJolly_Jill: Тебе для чего?
mason.the.creep: для дела
mason.the.creep: будет немного грязно
Это хорошо. Старшая выручит. Без ее помощи и навыков никак не обойтись в этом простом по структуре, однако нелегком в исполнении плане. Tfw твоя девушка взрослая, самостоятельная и может возить тебя и трупы твоих жертв на машине. Женщины прекрасны.
mason.the.creep: <3
HollyJolly_Jill: Ти малыыышь
Снаружи Джилл вполне себе милая и привлекательная девушка, но в душе она потный, жирный извращенец — и это огромное сожаление, что у нее нет физического члена и она не может поставить кукольную фигурку кукольного Мэйсона в банку, чтобы постепенно заполнять ее своим семенем, как делали некоторые аноны-анимешники с борды… Женщины ужасны.
Выбор падает на знакомую из школы, Кейли. Клубнично-блондинистые волосы, лед голубых глаз, жадные, напомаженные вишней губы — и вокруг витает извечный парфюм с алкогольным, как у виски, привкусом. Мэйсон в этот раз решает поступить поумнее и берет новую жертву под наблюдение — «под колпак». Подолгу провожает взглядом в школе. Оказывается в одном с Кейли кафе, где неспешно попивает дрянной кофе и выслушивает нескончаемый щебет Джилл. Пересекается с ней на улице, пока прогуливается с компанией знакомых и приятелей, чтобы мало-мальски сбить подозрения. Наконец, на совместном занятии по психологии Мэйсону получается незаметно вытащить из недр дамской сумочки розового плюшевого кролика на подвеске, вскрыть молнию-хребет на его спине и сунуть примитивный «жучок» в синтепоновые кишки. Теперь можно будет следить за Кейли, даже сидя за компьютером или в сенсорном телефоне. Гайды в Интернете были прочитаны не зря.
Второй раз, в том же паршивеньком кафе, с таким же паршивым, но уже другим по сорту кофе, с такой же Джилл, сбросившей один полусапожек и поглаживающей ногу Мэйсона обтянутой черно-белым полосатым чулком ножкой, Мэйсон вновь следит за Кейли. Та о чем-то общается со своей подругой, пьет через трубочку молочный коктейль и как будто не подает вида. Мэйсон проверяет, как работает связь на смартфоне. Координаты стабильно идут и фиксируются — расстояние с дюжину футов.
Внезапно Кейли перехватывает взгляд Мэйсона и как-то подозрительно улыбается одними губами. Мэй-Мэй спешно прикладывается к чашке кофе, затем прижимается плечом к плечу Джилл и делает вид, что, в общем-то, он занят не слежкой.
Кейли продолжает говорить с подругой.
Когда кофе просится наружу, то Мэйсон оставляет свою девушку, чтобы отлучиться в туалет. В санузле после справления естественной нужды Мэйсон безотрывно рассматривает собственное отражение и долго слушает, как струится вода из крана. Голова уже грузится от этого нескончаемого потока насилия, паранойи, разложения мозга в цифровом пространстве. Слежка продолжается уже пять дней. Кажется, высок риск передержать жертву и получить «горелый» результат — обращение в мусарню с обвинениями Мэйсона в сталкинге. Это будет постыдное зрелище. И, самое главное, опасное для собственной конспирации и свободы.
Мэйсон выходит на улицу и сталкивается с Кейли. Та стоит у двери женского туалета — на расстоянии одного шага. Кейли как-то хищно улыбается, обнажая выбеленные дочиста зубы.
— Мэйсон, — говорит Кейли. — Ты думал, я не замечу?
— Что.
— Я понимаю, что я тебе нравлюсь, но у тебя ведь есть девушка… и она старше и опытнее…
— Я случайно.
— Или я тебе все равно нравлюсь?
— Я не хотел. Извини.
— Это ты меня извини, что свожу с ума-а. Я немного демоническая женщина, пх.
Кейли уходит. Мэйсон пускает пятерню в волосы и вздыхает. Вроде пронесло.
*
Полистироловый стакан. Водка. Редбулл. Соотношение два к одному.
Сегодня алкоголь пьется как отбеливатель, выжигая слизистые хуже щелочи.
Мэйсон выпивает полстаканчика водки с редбуллом, тяжелым взглядом взирает на стену и, пошатнувшись, выходит, как призрак, из собственного дома. С сумкой на плече. В ней есть определенные загадки, да, маленькие тайны, mysteries, которые лучше не показывать ни команде Скуби-Ду, ни тем более полиции: долго объясняться придется, зачем школьнику нужен скотч типа дактейп 1, шприц с маминым лекарством и папиным джином, кухонный нож с одним телом в списке. Обычному молодому человеку такой набор в школьной почтальонке не нужен. Но Мэй-Мэю, что называется, сорвало почтовый ящик.2
На водительском кресле машины уже сидит Джилл. Как хорошо, что водит она, а не Мэйсон. И можно с чистой совестью опустошить стакан для храбрости.
Кейли слоняется возле кафе на отшибе, недалеко от лесо-парковой зоны; по факту заповедника, где каждая сломанная веточка обойдется сотней долларов штрафа. Место силы и насилия Мэйсона.
План сегодня немного иной: не убить, а избить и похитить бедняжку Кейли. Держать ее некоторое время в подвале, затем прикончить и закопать останки в другом штате, чтобы скинуть координаты анонам из мрачных тредов и предложить им этакий интерактив:
кто найдет тело?
Это завораживающая своей красотою и свежестью затея, думает Мэйсон. И Джилл с радостью ему помогает. Конечно же, его девушка в курсе, куда она везет своего сладкого эмо-бойфренда. Роковые цифры в Интернете приведут к изуродованному телу в жизни.
Они останавливаются за пару кварталов, и Мэйсон высаживается, чтобы дойти самостоятельно — типа пришел сам, на ногах, без девушки или ее спроса.
Кейли и Мэйсон гуляют по тропинке заповедника. Мэй-Мэй рассказывает о том, как любит уединенное лесное одиночество и что в немецком языке есть даже отдельный, очень романтический термин для этого. Кейли говорит какую-то чушь, белый шум, неразличимый среди леса. Мэй-Мэй автоматически говорит «да», не поняв даже сути высказывания.
В сумке нагревается от жажды насилия клинок кухонного ножа. Обжигает ребра сквозь ткани. Мэйсон прижимает к себе сумку и чувствует собственный нож, его контур и твердость. Убивать. Обезглавленные манекены. Казни в знойной пустыни Ближнего Востока. Отрубленные запястья в обмен за украденные разноцветные таблетки.
Больные картинки из недр разума — у Мэйсона другой сеттинг. Никаких безграничных песков восточных пустынь, усеянных головами неверных. Или разухабистых фавел Латинской Америки, где ежедневно режут глотки дилерам. Сеттинг Мэйсона — хиллбилли-хоррор3: одуревшие селюки устраивают мясорубку залетным городским, как «Дети кукурузы». Острые зубчики пилы, заточенное лезвие топора, брошенные трупы посреди хвойных деревьев, будто принесенные в жертву вендиго 4. Праздник беспорядочного кровавого террора в глухом лесу.
Однако, сегодня не такой день. Мэйсон достает шприц, наполненный лоразепамом с алкоголем, и готовится сделать сонную инъекцию. Иди спать, малышка Кейли.
— Мэйсон, ты любишь опасных девочек?
Кейли неестественно улыбается, и каждая пусто́та ее рта будто заполнена зубами, бесчисленным количеством зубов, как у акулы. Мэйсон стискивает в руке пластиковый шприц на пять миллиграммов и что-то начинает понимать.
— Ты задумывался когда-то, зачем убиваешь людей?
— Я их убиваю, потому что это возможно.
Ее нужно уколоть лекарством и связать скотчем. Только и всего.
— Ты хочешь потешить свое эго? выделиться? заиметь темный секретик, который можно анонимно рассказывать на форумах?
— Ты шлюха и блядь.
Раздается громкий треск с влажным привкусом. Веет холодный ветерок. Мэйсон немного отходит от Кейли, и та противоприродно изгибается в спине, ломается в сгибах локтях и колен — в моменте у нее появляются новые и новые суставы, и все тело переламывает, будто смятый лист бумаги. Спадает нежная девичья одежда и такая же нежная девичья кожа, обнажая мясистое, пульсирующее нутро. Мэйсон роняет шприц. Надо бежать.
Тварь взмахивает своей многосуставной удлиненной конечностью, и Мэй бьется затылком об дерево, а из носа начинает идти кровь. Сука. Сволочь. Впервые — впервые — молодой серийный убийца, порождение самых темных уголков Интернета, по-настоящему испытывает слабость и беспомощность. Перед жертвой. И эта кровь, брызжущая из носа, — горячий стыд, обжигающий слизистые и кожу.
И самое ужасное — он испытывает страх. Ему страшно. До дрожи в мышцах.
Придерживая сумку за молнию вместо лямки, Мэйсон бежит в дебри леса. Он даже не кричит, просто двигается, бежит и бежит, как на марафоне. Нужно спасаться. Направляться к выходу из леса, где поджидает Джилл. Кейли по-звериному ревет, где-то сзади, за спиной, и слышно, как трещит пару хрупких деревьев, но — слишком далеко, чтобы быть опасным. Это не причина замедляться, зато чуть успокаивает напряжение в голове, не пережимает сосуды до инсульта.
Пятна крови становятся хлебными крошками, отмечая неровный и ветвистый путь Мэйсона.
Серая «хонда». Джилл. Машина Джилл.
Мэйсон падает возле нее на расстоянии нескольких футов. Джилл выходит сама и бежит к своему малышу.
— Что такое? Где Кейли?
— Кейли тварь и демон. Ты бы видела. Это пиздец.
— Что?
— Она обратилась.
Не особо поняв происходящего, Джилл обнимает Мэйсона и прижимает к себе. Тот сопливо капает кровью из носа (и уже рта) ей на плечо, на белую футболку «Супер-крошек». Малыш Мэй-Мэй рыдает. Рыдает, как последняя сука. Жмется к телу Джилл, теплой, взрослой, умной, и чуть ли не стекает к ней на коленки. Ему больше не хочется убивать. Ему по-настоящему страшно.
Кровь, слюна и слезы пропитывают белую футболку Джилл в плече и около левой груди, поближе к сердцу.
— Мэй-Мэй... это чья кровь на твоем лице? Ты ранил Кейли?
— Это моя.
Джилл придерживается манекеноподобное лицо Мэйсона между рук ладоней и всматривается в красные узоры, украшающие бледную кожу юноши. Говорит:
— Я же говорила, что тебе идет кровь на лице. Это как буккаке. Только искусство — не порно.
Мэйсон хнычет носом и отводит взгляд. Джилл достает из-под футболки пистолет, заправленный до этого за лямку джинсов и гламурный ремень с блестками, целует зареванного мальчика в скулу и говорит:
— Мэйсон. У меня ствол. Я тебя защищу.
И добавляет:
— Ты мне веришь?
Он испуганно кивает: да, верю. Защити от Кейли. Защити от чудовища. Защити от полиции, от школы, от родителей. Джилл. Извращенная бездельница в полосатых чулках и с пистолетом за лямкой кружевных трусов.
И Мэйсон обнимает руками пистолет Джилл, обвивает пальцами тонкий, гладкий ствол и, хныча, будто наставляет на себя, на свой подбородок. Суицидальное выражение нежности.
Джилл говорит:
— Глупыш. Так делать небезопасно. Хорошо, что он у меня на предохранителе.
Это определенно будет мрачный и паранормальный тред.
- 1плотный скотч серебристого цвета, который часто используют что в жизни, что в фильмах при похищении
- 2здесь я пытался обыграть сленговое выражение going postal, обозначающее массовое убийство на почве ярости; оно отсылает к массшутингу в почтовых отделениях сша
- 3хиллбилли — разговорное обозначение совсем уж дремучих жителей сел и каких-то нор в горах
- 4дух-людоед с оленьей головой