Вот уже три года прошло с тех пор, как пропал мой сосед Виктор Чернецов. Не то чтобы мы были друзьями, скорее так, приятелями-собутыльниками, но тем не менее регулярно общались, и мне показалось довольно странным, когда однажды он просто взял и исчез, не оставив никаких контактов. Телефон отключил, аккаунты в социальных сетях удалил. Даже машину бросил, она так и стояла под окнами нашей пятиэтажки, пока её окончательно не разобрали на части местные люмпен-пролетарии. При этом, похоже, до Чернецова никому, кроме меня, дела не было – он жил один, про наличие каких-либо родственников ни разу не упоминал. Я уже собрался было пойти написать заявление об исчезновении соседа, когда через пару недель увидел на двери подъезда объявление о продаже его квартиры. Позвонил по указанному телефону, представившись потенциальным покупателем – мне ответил риэлтор, у которого удалось узнать, что собственник продаёт жилплощадь в связи со срочным переездом.
Ну что ж, значит, всё-таки уехал. По крайней мере, он жив и мне не придётся общаться с полицией, и то хорошо. В конце концов, мало ли какие причины могут побудить человека всё бросить и скрыться в неизвестном направлении, чтобы начать новую жизнь на новом месте – у меня и у самого порой возникает такое желание. Тем более, как уже упоминалось, особо близкой дружбы между нами не было, у каждого своя жизнь, свои дела, так что я не слишком беспокоился. А через какое-то время в квартиру Виктора въехали новые жильцы, пенсионеры, которые почти не выходили из дома, жизнь потекла своим чередом, и вся эта загадочная ситуация постепенно забылась.
И вот спустя три года, сонным ноябрьским вечером, я сидел перед монитором и читал его историю, абсолютно случайно обнаруженную на одном из ресурсов, где публикуют рассказы хоррор-тематики. Конечно, на первый взгляд это была просто очередная крипипаста, каких множество, но почему-то у меня не возникло сомнений в том, что её автор – действительно мой бывший сосед или по крайней мере кто-то, кто очень хорошо его знал. Так же, как и в том, что за фантастическим сюжетом скрываются какие-то реальные события – слишком уж много в нём было странных совпадений с обстоятельствами, в действительности имевшими место в жизни Виктора. В ходячих мертвецов-каннибалов, конечно, верилось с трудом, но может быть, Чернецов в такой иносказательной форме изобразил что-то другое – что-то очень опасное, от чего ему пришлось срочно бежать и прятаться. Или он просто сошёл с ума – я бы не удивился, учитывая трагическую гибель его родителей и затворнический образ жизни. А может быть, справедливы оба варианта, и Виктор спасался от собственного безумия, от гротескных фантомов, рождённых каким-то неизвестным событием в далёком прошлом и вскормленных его же собственным искажённым разумом – как знать. Но так или иначе – он бежал, и что-то его преследовало.
С некоторым содроганием я вспомнил того бомжа, который пытался попасть в квартиру Чернецова вскоре после его исчезновения. Это и был тот, кто гнался за ним? Что такого страшного в обычном бродяге, пусть даже невменяемом? Спустили бы вдвоём его с лестницы, и дело с концом. А может быть, он и не собирался делать ничего плохого, и ему самому нужна была помощь. Что за история связывала моего соседа с этим маргиналом? Может быть, это был тот самый дядя Коля, которого Виктор, если верить его повествованию, видел на дороге в день своего побега? Если так, то я не удивлён, что он принял того за покойника – выглядел ночной визитёр не лучшим образом.
В общем, в тот вечер у меня, как говорится, засвербило в одном месте – вообразил себя Шерлоком Холмсом и решил докопаться до истины. Первым делом попытался связаться с автором истории, чтобы убедиться, что это действительно мой старый приятель, но попытка не увенчалась успехом – на указанную в контактах электронную почту никто не отвечал. Параллельно я искал в сети любую информацию о деревне Янкылма, но её как будто не существовало – ни одного упоминания ни на картах, ни на специализированных сайтах. Да и само слово попалось мне только один раз, в словаре мансийского языка 1958 года издания: «Яӈкылма̄ – болотистое место с чахлым лесом». Скорее всего, Чернецов это название просто выдумал.
Тогда я взялся за изучение традиций манси. Вот тут всё оказалось именно так, как писал Виктор – культ умерших, савынканы с домовинами, блуждающие по лесам менквы и таящиеся на дне озёр кули. А уж легенд об оживающих мертвецах в мансийском фольклоре было более чем достаточно. В одной из книг мне попалась, например, вот такая:
«Один человек в Ялп-Ус поехал. По пути заехал к матери своей жены. Она больна. Когда он поехал дальше, мать жены говорит:
– Назад поедешь, буду ли больна, буду ли здорова, заезжай.
На обратном пути заехал. В дом вошел – гроб стоит. Сходил к лодке, принес еды. Бутылку вина взял, в дом вошел.
– Мать моей жены, когда жива была, хорошей пищей меня кормила, хорошим вином поила. Поставлю бутылку вина.
Поставил. Гроб открыт. Мертвая женщина поверх пологом прикрыта. Мать жены поднялась, села, полог сорвала.
– А, зятек пришел?
Зять вином ее поит. Пьет, наконец захмелела, пошатываться стала. Теперь человек думает: «Эта меня этой ночью убьет. Там еще дом есть, к тестю моему пойду». Вскочил, побежал в дом своего тестя. Пришел к нему. В дом вошел, в передний угол глянул: тесть его тонким сукном затянут.
– Вот беда какая. Эта ночь — моя последняя ночь. Ну, подожди, хоть огонь здесь разведу.
Развел огонь. Огонь разгорелся, человек присел. Мать жены его, слышно, по улице идет, гонится за ним. В дом вот-вот войдет. В это время тесть его в переднем углу с шумом поднялся. Тот человек в это время совсем сознание потерял. Свет из глаз ушел, затем упал. Что потом было, не знает.
Наутро очнулся: как на лавке сидел, так ничком тогда и повалился. В передний угол смотрит – никакого тестя его нет. Из дома вышел, мать жены его лежит, по самые бедра надвое разорвана, по самые лопатки надвое разорвана.
Он думал, тесть его в переднем углу лежит, а это Старик Священного Городка, предок его, был там. Это он его жизнь удержал».
Подобных историй я находил множество. Это всё было, конечно, очень интересно, однако к разгадке никак не приближало. Либо Чернецов очень интересовался этнографией (что вряд ли – он был типичным технарём), либо действительно сталкивался в жизни с чем-то подобным, от чего у него и поехала крыша. Я стал буквально одержим своим импровизированным «расследованием» и не мог думать ни о чём другом, но, к сожалению, уже больше месяца топтался на месте без каких-либо результатов.
Тем временем наступил новый год. Я не особенно котировал этот заезженный мещанский праздник и отмечал его, как всегда, в гордом одиночестве, заранее поздравив друзей и родственников и отмазавшись от их приглашений напиться советского шампанского под «Иронию Судьбы». Компанию мне составлял лишь старый добрый кальян, забитый растительным веществом, которое нельзя упоминать. Нет, я не наркоман, просто люблю иногда попутешествовать по астральным мирам, пообщаться с духами и провести самому себе психоаналитический сеанс. Без фанатизма, конечно.
Именно той долгой ночью, в окружении клубов призрачного зеленоватого дыма и сонмов пляшущих на стенах теней, меня и посетила неожиданная мысль – а что, если поискать улики в бывшей квартире Чернецова? Да, там уже три года живут совсем другие люди, но Виктор съезжал поспешно и наверняка оставил какие-то свои вещи, может быть, даже записи – вдруг сохранилось что-то, что наведёт на след? Сложность была лишь в том, что с той пожилой парой, что стали новыми владельцами жилплощади, мы были практически не знакомы – так, здоровались при редких встречах в подъезде, вот и всё общение. Как напроситься к ним в гости? Сколько я ни пытался обмозговать эту идею, ничего подходящего в голову не приходило. Зато примерно через неделю внезапно пришёл сам сосед.
Новогодние праздники подходили к концу, и скоро уже нужно было выходить на работу, чего мне не очень-то хотелось, так что я отсыпался впрок и поднимался с постели обычно не раньше полудня. Настойчивый звонок в дверь, раздавшийся в полдевятого утра, вырвал меня из необычайно яркого сновидения с участием обнажённых полуженщин-полумухоморов и заставил помянуть звонившего по матушке – никаких гостей я не ждал. К двери подходил настороженно: мой дом стоял в не самом благополучном районе, населённом в основном потомственными алкоголиками, и наверняка сейчас кто-нибудь из них опять пришёл клянчить денег на опохмел.
– Кто там?
– Здорово, сосед! Это Палыч из восемьдесят четвёртой. Нам тут со старухой немного того… помощь нужна. А ты, наверное, единственный в нашем подъезде, кто сейчас не в запое.
Имя (или, вероятно, всё-таки отчество) Палыч мне ни о чём не говорило, но я понял, кто это – восемьдесят четвёртая квартира была той самой, бывшей квартирой моего приятеля. Сон мигом слетел – когда ещё представится такая возможность!
– Да-да, сейчас открою, входите!
На пороге действительно стоял тот самый пенсионер, одетый в домашний халат и тапочки. Я отметил про себя, что даже приблизительно не могу понять, сколько ему лет – с равным успехом могло быть и шестьдесят, и девяносто. Худой, седоволосый, всё лицо в глубоких морщинах – его водянистые глаза, и без того небольшие, казалось, тонули в них. Но при этом высокий и какой-то жилистый, крепкий, несмотря на худобу – ни следа старческой немощи. Подумалось, что такой может без особых затруднений начистить морду и кому-нибудь вдвое моложе себя.
– Здравствуйте, что случилось? – обратился я к неожиданному гостю.
– Да нет, ничего такого, ты не думай, – поспешно ответил тот, заметив, видимо, моё волнение, – Просто у нас этот… как его… комплютер сломался. Вчера всё нормально работало, а сегодня раз – и не включается, гудит только. А тут как раз одно письмо ждём, на почту электронную. Не посмотришь? Вы же, молодые, в этом разбираетесь. А я тебя чаем напою!
В другой ситуации я бы послал деда куда подальше – ну, может, не прямым текстом, но точно придумал бы какую-нибудь отговорку. Из личного опыта знаю, что оказывать такого рода помощь по знакомству – себе дороже, потом на шею сядут и будут дёргать по каждому поводу, а при отказе или намёке на оплату работы – смертельно обидятся и пойдут всем вокруг рассказывать, какой я плохой. Но сейчас это было именно то, что нужно – лучшего повода попасть домой к соседям просто не придумать.
– Конечно, не проблема, посмотрю, – кивнул я, – Хоть прямо сейчас.
– Вот это спасибо, соседушка, – улыбнулся старик, – В таком случае прошу за мной. Зовут-то тебя как?
– Игорь, а вас?
– Да так дедом Палычем и зови. Можно ещё Ёлыпалычем, как бабка моя, хе-хе. И давай на ты, чай не чужие люди, три года уже рядом живём.
Заперев дверь, я направился вслед за новым знакомым. Мы прошли через тёмную прихожую, в которой толком не удалось ничего разглядеть, и оказались в большой комнате, где у Чернецова когда-то располагалась одновременно спальня, гостиная и рабочий кабинет – другой комнатой, принадлежавшей ранее его покойным родителям, он почти не пользовался и сваливал туда всякий хлам.
– Ну, Игорёк, ты располагайся пока, а я пойду чайник поставлю да супружницу свою проведаю, а то опять расхворалась она, лежит – старость-то не радость.
Палыч скрылся в коридоре. Я осмотрелся – комната сильно изменилась с тех пор, когда мне доводилось бывать здесь в последний раз. Старая и обшарпанная при прежнем хозяине, который был весьма непритязателен в быту и порой даже мусор забывал выносить (как, впрочем, и я), теперь она стала просто шикарной по местным меркам – натяжные потолки, ламинат, дорогие кожаные кресла, а на стене настоящая медвежья шкура и два охотничьих ружья. Да, такое на среднюю российскую пенсию явно не купишь – интересно, чем занимались мои соседи в молодости? Конечно, скорее всего, это подарки от детей и внуков, но тем не менее.
Впрочем, остались и некоторые вещи Чернецова – например, внушительных габаритов шкаф, который, по словам Виктора, стоял здесь ещё с дремучих советских времён. Видимо, его просто не смогли вынести, а может быть, решили сохранить как антиквариат. Или люстра – тоже советская, медная с вензелями. Или вон там, в углу на столе… Не может быть! Знакомый монитор с наклейкой в виде стилизованного Ктулху. Если и сам комп сохранился, если ему не форматнули жёсткий диск… Уж там-то наверняка найдётся что-то, способное пролить свет на всю эту историю.
– Да, вот эта самая машинка. Ещё от старого хозяина осталась, – подтвердил мою догадку вернувшийся сосед, – Сколько стояла у нас, ни разу не подводила, а вот поди ж ты, – сокрушённо вздохнул он.
– Ничего, сейчас попробую что-нибудь сделать, – поспешил я успокоить пенсионера, – Отвёртку только мне дайте. А ещё пылесос, если есть, и кисточку какую-нибудь.
Проблема на самом деле оказалась пустяковой – как я и предполагал, системник за все эти годы ни разу не чистили и в нём скопились горы пыли. Я справился за двадцать минут и успешно включил компьютер под одобрительные возгласы деда Палыча. Хотел было предложить проверить на вирусы и под этим предлогом покопаться в файлах, но обрадованный старик потащил меня на кухню пить чай – отказываться было неудобно. Тут к нам ненадолго присоединилась и его жена – она представилась как Афанасьевна, поблагодарила меня за помощь, с загадочной улыбкой выставила на стол оладьи с вареньем (тёплые – когда только успела приготовить?) и какую-то бутылку с явно домашней настойкой и удалилась обратно к себе, сославшись на недомогание.
Кухня была под стать комнате – тоже сияла недавним ремонтом и была идеально чистой, никаких гор грязной посуды, которой, помнится, тут всё было завалено в прежние времена. Вот только в воздухе стоял какой-то неприятный запах… Резко контрастирующий с окружающей обстановкой, не то чтобы сильный, но тем не менее ощутимый, и не только на кухне – я почувствовал его сразу же, как только мы вошли в квартиру. Сырость, плесень и ещё что-то приторно-сладковатое. Им бы сантехника вызвать – наверняка проблемы с канализацией.
– Ну что, давай, что ли, за знакомство, – Палыч разлил по чашкам чай и нацедил в каждую немного настойки из бутылки, – Не бойся, не сивуха, чистейший продукт, на травах!
Мы выпили, поговорили немного на малозначимые темы – о погоде, политике и о том, кто из соседей накануне опять словил белочку и не давал спать всему подъезду. О себе мой собеседник рассказывал мало, всё больше расспрашивал меня. Когда чашки опустели, он, ухмыляясь, налил в них уже одной только настойки, без чая, потянулся к стоявшему у стены холодильнику и вытащил оттуда… большой шмат замороженного сырого мяса.
– Ты как, строганину уважаешь? Мы вот с Афанасьевной любим. Я когда в молодости на Таймыре служил, так только ей и спасался – армейская еда в те годы, сам понимаешь… – старик достал большой широкий нож и шустро нарезал мясо тонкими ломтиками, а затем насыпал в небольшую деревянную плошку соли и перца. С некоторой опаской я попробовал кусочек – а ничего, в принципе неплохо, вкус скорее нейтральный, но с приправами и под ядрёную дедову настойку в самый раз.
Так мы просидели довольно долго и успели изрядно напиться. Вернее, напился я – Палыча, казалось, хмель не брал вообще. Зато он наконец разговорился и начал травить байки из своей в прошлом весьма насыщенной событиями жизни. Про Чернецова, увы, сосед ничего не рассказал – они с женой покупали квартиру через агентство и собственника жилья даже не видели. В старом компьютере мне тоже удалось покопаться, но и там ждало разочарование – жёсткий диск был почти пуст, за исключением нескольких папок с какими-то безынтересными документами. Расстались мы с дедом друзьями, и несмотря на то, что ничего, способного помочь разгадать мучившую меня загадку, узнать не удалось, я тем не менее был рад новому знакомству – после отъезда Виктора среди моих запойных соседей не оставалось никого, с кем можно было бы нормально общаться, а тут наконец появились адекватные люди, пусть и втрое старше меня.
Дальше жизнь покатилась своим чередом. Праздники закончились и нужно было разбираться с накопившимися делами, а визит в соседскую квартиру, на который я возлагал столько напрасных надежд, существенно охладил мой пыл исследователя – интерес к той мистической истории постепенно угас. В конце концов, мало ли какие бывают совпадения – может быть, Виктор просто баловался графоманией и с его исчезновением сюжет «Янкылмы» никак не связан. А может, он специально решил напустить тумана и создал такую легенду о себе, чтобы подшутить над друзьями и знакомыми. Конечно, это было на него не похоже и вообще казалось слишком сложным для такого приземлённого человека, но мало ли – ведь если подумать, на самом деле я и не особенно-то хорошо его знал.
С соседями – Палычем и Афанасьевной, которые, кстати, так и не представились полными именами – мы периодически встречались, заходили друг к другу на чай, а иногда и на что покрепче. Их дети и внуки давно уехали из России и жили где-то в Канаде, и старикам катастрофически не хватало общения – во всяком случае деду, его супруга была более сдержана и довольно молчалива, хотя всегда вежлива и приветлива. Палыч всё так же угощал меня строганиной, которая была его любимым блюдом – где только мясо берёт в таких количествах? Странный запах в их квартире тоже никуда не девался, и я постепенно привык к нему. Очень скоро я стал воспринимать эту пожилую пару чуть ли не как близких родственников, и казалось странным, что мы так долго прожили по соседству и не познакомились раньше. Впрочем, наверное, всему своё время.
Так прошло полгода. Наступило лето – то самое коронавирусное лето 2020. Мне выпало сомнительное удовольствие быть одним из первых заражённых и переболеть ещё весной, так что теперь я сидел на удалёнке, редко выходил из дома и пессимистично подсчитывал оставшиеся деньги – доходы резко упали. Работы было мало, пойти особо некуда и заняться тоже нечем, поэтому внезапному звонку Олега – моего не самого близкого друга, но всё же старого знакомого ещё со школьных времён, с которым мы, правда, с возрастом виделись всё реже и реже, а ещё по совместительству психонавта с большим стажем – я обрадовался. Хоть какое-то разнообразие.
– Здорово, братан, чё-как, не помер ещё от новой чумы? – Олег, как всегда, просто источал оптимизм. Впрочем, он был из тех людей, кто даже на похоронах может начать отпускать шутки про покойника.
– Шалом, да вроде жив пока твоими молитвами. А сам как?
– Да что мне сделается, зараза к заразе не липнет, гы-гы. У меня тут к тебе есть концептуальное предложение…
– Даже не мечтай, в новый стартап вкладываться не буду. У тебя одна история восхитительнее другой.
Приятель раньше неоднократно пытался обращаться ко мне со своими сумасшедшими бизнес-планами, такими, например, как разведение рыб-слоников или изготовление дизайнерских вилок ручной работы.
– Пошёл ты, – делано оскорбился Олег, – Офисному планктону никогда не понять весь размах моего коммерческого гения. Да я не об этом вообще – слушай, тут один знакомый барыга офигенную тему предлагает. Какая-то новая синтетика, по слухам, не хуже оригинального продукта доктора Хофмана. И главное, это пока что легально – формула только появилась, запретить ещё не успели. Вот только я без средств сейчас.
Я задумался. С одной стороны, денег жалко, да и Олегу веры нет – его «офигенная тема» запросто может оказаться какой-нибудь химической дрянью. С другой – делать-то всё равно нечего, а так хотя бы что-то интересное произойдёт, сидеть на карантине уже надоело до смерти. Тем более, что я ничего не употреблял с самой зимы.
– Ну ладно, заинтриговал, старый торчок. Сколько тебе денег скинуть?
Мы встретились на следующий день в Основинском парке. Это место было своего рода легендой среди городских любителей веществ – по слухам, здесь, в паре десятков метров от жилых домов, когда-то в огромных количествах собирали грибы. Впрочем, ни мне, ни кому-либо из моих знакомых они там ни разу не попадались, да и вообще все эти истории относились к дремучим девяностым, когда мы ещё ходили в начальную школу, а сам парк был в три раза больше и в нём регулярно проходили бандитские разборки – трупы в здешних кустах, в отличие от грибов, были вполне себе обыденным явлением той сумрачной эпохи. Теперь, когда большая часть парка застроена, а то, что осталось, превратилось в место для прогулок с детьми, в подобное верится с трудом, однако атмосфера, особенно в вечернее время, там и сейчас осталась довольно специфической – тревожной и слегка диссоциативной, смещающей восприятие куда-то в темноту. Именно поэтому я его и любил.
Олег выглядел не очень – бледный, с запавшими глазами, прихрамывающей походкой и нервным бегающим взглядом, а вдобавок со свежей царапиной через пол-лица. Причина такого его состояния выяснилась быстро – как оказалось, он закупился ещё вчера, сразу же употребив причитавшуюся ему половину и отправившись на увлекательную психоделическую прогулку в лес, где провёл бессонную ночь, заблудился, провалился в какую-то яму и растянул ногу, а теперь мечтал лишь поскорее оказаться в постели, так что наша встреча продлилась недолго. Я внимательно рассмотрел крохотный зип-лок, в котором покоился очень странной формы корешок неизвестного растения.
– Ты же говорил, синтетика? – подозрительно уставился я на горе-туриста.
– С синтетикой облом, – виновато развёл руками Олег, – не успел, какие-то нарколыги всё скупили. Но это тоже сильная вещь, меня вчера так вставило, что со мной ёлки разговаривали, а одна ещё и танцевала, прикинь. Вот как тебя их слышал. Правда, понятия не имею, что это за хрень – барыга говорил, да я не запомнил. Что-то средневековое, на латыни, пикус-пакус-алипакус какой-то.
– Ага, корень мандрагоры, – усмехнулся я, – Он часом не кричал, когда ты его ел, нет? Судя по виду, это что-то из манускрипта Войнича, не иначе. Ну ладно, если ты до сих пор среди живых, то и я, надеюсь, не помру.
– Да не, тебе понравится, очень шаманская тема, для настоящих космонавтов. А мандрагору я, кстати, пробовал, говно редкостное. Ну ладно, бывай, а то меня уже спать вырубает, сейчас прямо здесь отключусь, – Олег протянул мне на прощание слегка трясущуюся руку и, пошатываясь, направился в сторону своего дома, а я – в сторону ближайшего магазина за минералкой и сигаретами.
Посовещавшись со своим подсознанием, я решил отложить трип на вечер – яркий свет плохо способствует глубокому погружению. Темноты, конечно, ждать не стал, в июне она всё равно наступит только глубокой ночью, а там и до рассвета недалеко. Между прочим, сегодня день летнего солнцестояния – магическая дата, Лита, как называют её виккане, да ещё и новолуние в придачу. Вот и отпразднуем.
Едва только склонившееся к закату солнце окрасило стены домов жизнерадостным оранжевым цветом, как я уже, запершись в квартире, задёрнув шторы и отключив телефон, положил таинственный корень в рот и медленно разжевал. Он был горьким, но умеренно – во всяком случае, не сравнится с убийственной горечью корня аира, с которым мне доводилось экспериментировать всего один раз, но его омерзительный вкус преследовал меня в кошмарах ещё много лет. На сей раз вполне терпимо, и на том спасибо.
Я включил свой любимый блэк эмбиент, откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза. Настенные часы медленно отсчитывали минуты, прошло уже полчаса, час. Интересно, сколько ещё времени придётся ждать, пока подействует? Эх, надо было расспросить Олега поподробнее, всё же эту штуку я не только никогда пробовал, но даже и не слышал ни о чём подобном. А вдруг пустышка? Или ещё хуже – какая-нибудь отрава наподобие семян дурмана, приход от которых больше всего напоминает белую горячку. Мало ли что там видел этот наркот – помнится, он когда-то всерьёз утверждал, что упарывался волчьими ягодами. А они, на секунду, содержат кумарины и могут вызвать летальный исход, никакого психоделического эффекта при этом не оказывая. Что, если эта корявая изжелта-белая хреновина – из той же серии?
Ну вот, блин, так и знал. Внезапно острой болью пронзило живот, горло сдавил спазм, резко усилился пульс и судя по ощущениям, подскочило давление. Перед глазами поплыли зелёные пятна – признаки приближающегося обморока. Твою мать, только бы не сдохнуть. Может быть, пойти проблеваться? Хотя уже поздно, вещество уже в крови. Ну, Олег, ну, скотина. Если выживу, выбью ему пару зубов за такое удовольствие. Сука, сука, сука… Что делать-то – звонить в скорую, стучать к соседям? К соседям… Точно – дед Палыч! Он и не такое видел, он мне поможет, и ментам не сдаст. Не хочется, конечно, заявляться к нему в таком состоянии, как какой-то наркоман, но деваться некуда. Сейчас, только встану с дивана…
Встать не удалось – ноги подкосились, и я грохнулся на пыльный ковёр, хорошо хоть успел выставить руки и не разбил себе нос. Сердце выскакивало из груди, судороги скрутили всё тело, комната плыла перед глазами – предметы в поле зрения двоились, троились и вращались в каком-то безумном хороводе. Не в силах подняться и с трудом соображая, что делаю, я пополз в направлении входной двери – там, снаружи, люди, они увидят и спасут меня, там жизнь, а здесь, во внезапно ставшей чужой квартире – смерть, мучительная смерть от отравления неизвестной гадостью. Считанные метры, отделявшие мою истерзанную тушку от желанного выхода, я преодолевал, казалось, целую вечность, извиваясь подобно дождевому червяку на мокром дорожном асфальте. В конце пути, скрючившись на полу прихожей среди грязной обуви и даже не надеясь суметь самостоятельно подняться и повернуть ручку дверного замка, я набрал воздуха в грудь, чтобы закричать, позвать на помощь в надежде, что хоть кто-нибудь откликнется… И внезапно осознал, что всё закончилось.
Не было больше ни боли, ни тахикардии, не кружилась голова, да и координация вроде бы вернулась ко мне – во всяком случае, подняться на ноги удалось без особых усилий. Причём, судя по всему, симптомы прошли уже давно, физические ощущения длились не больше пары минут, но разум, искренне убеждённый в том, что тело умирает, осознал изменения только сейчас. Паническая атака, это была просто паническая атака, обычное и весьма распространённое явление. Подобное и раньше случалось со мной во время всякого рода экспериментов, но так, чтобы уже мысленно попрощаться с жизнью – в первый раз.
В тот момент я почувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Я не умру, я буду жить, и не придётся даже обращаться к врачу! Определённо, высшие силы дали мне второй шанс, и уж теперь-то я точно воспользуюсь им – навсегда брошу алкоголь и наркотики, с завтрашнего же дня начну… Не знаю, что начну, но после такого определённо всё станет по-другому – иначе и быть не может. И на Олега злиться не буду – ведь он же мой друг. Да и вообще все люди – мои друзья, а ещё животные, и растения, и вещи, и даже вот эти ободранные обои на стенах я просто обожаю – как только раньше этого не понимал? Нет, точно, завтра же… А собственно, зачем ждать следующего дня, когда уже сейчас можно сделать что-нибудь хорошее и полезное. Например, пойти прогуляться по лесу, ведь природа – это прекрасно! А то, что не вставило – ну и чёрт с ним, наркотики мне больше не нужны, у меня и так всё замечательно.
Недолго думая, я отыскал телефон и вызвал такси до берега озера Шарташ. В обычной ситуации перспектива в одиночку и даже без пива ночевать в лесу меня вряд ли вдохновила бы, но теперь это казалось удивительным приключением, а по совместительству идеальным началом новой жизни. Тогда я считал себя уже в трезвом рассудке и был уверен, что всё действие загадочного корешка прекратилось вместе с болезненными ощущениями, но, разумеется, это было не так.
Тем временем небо затянулось тучами, похолодало, и озеро встретило меня резво бегущими по поверхности барашками волн почему-то фиолетового оттенка, а также мелко накрапывающим дождём. Таксист умчался, резко газанув с места, а других машин, как, впрочем, и людей, поблизости не было видно. Странно – ведь здесь же любимое место отдыха горожан. Видимо, их всех распугала неожиданно испортившаяся погода, да и время уже позднее. Только два ворона неспешно прогуливались у воды, выискивая что-то в песке. Один из них был белым.
Я направился вдоль берега на восток, пиная валявшиеся повсюду крышки от бутылок. Прибрежные кафе, в которых летом обычно круглосуточно кипит жизнь, сейчас лишь слепо таращились на меня тёмными окнами. На открытой веранде одного из них бросалась в глаза неубранная посуда и стаканы с недопитым пивом, как будто все посетители внезапно встали и покинули заведение. Периодически попадались брошенные велосипеды, рюкзаки и удочки – казалось, их хозяева просто отошли в кусты и сейчас вернутся, но ни одного человек мне так и не довелось увидеть, лишь стрижи и чайки носились над водой, да ещё утки крякали где-то поблизости. Со стороны леса доносился какой-то низкий ритмичный гул, не столько слышимый, сколько ощущаемый всем телом от пяток до макушки. В сочетании с шумом ветра, плеском волн и криками птиц он создавал эффект своеобразной музыки, дикой, шаманской и безумно древней, будто сама Земля пульсировала гигантским барабаном, что звучал с начала времён и будет звучать ещё долго после исчезновения последних людей.
Обогнув лодочную станцию, такую же пустую и безжизненную, я свернул по узкой тропинке в лес. Давным-давно знакомый и сотни раз исхоженный, сейчас он выглядел совершенно иначе – деревья будто сгустились, превратившись в глухую чащу по обеим сторонам дорожки. Вместо привычных берёз и сосен меня окружали вековые неохватные ели и лиственницы, которых тут никогда не было ни на моей памяти, ни на памяти моих бабушек и дедушек – первозданную тайгу здесь вырубили ещё лет триста назад. Кудлатые еловые лапы, с которых свисала паутина мха, сомкнулись над головой, полностью закрыв тёмно-серое дождливое небо – на землю не упало ни капли воды, ковёр жёлтой хвои под ногами был абсолютно сухим. Торчавшие то тут, то там пеньки и выворотни в сумерках принимали причудливые формы, напоминавшие диковинных животных, а то и каких-то совсем уж невообразимых существ, наподобие тех, что можно увидеть на древних артефактах пермского звериного стиля. И я бы не поручился, что все они стояли неподвижно.
Местами по краям тропы возвышались гигантские мухоморы, доходившие высотой почти до колена. Помнится, это удивило меня даже больше, чем изменившийся до неузнаваемости лес – ведь ещё не сезон, в наших широтах они должны появиться не раньше, чем через месяц. На одном из грибов, особенно высоченном с широкой плоской шляпкой, сидела большая, зеленовато-бурая с чёрными пятнами лягушка. Я наклонился, чтобы поближе рассмотреть её – вопреки ожиданиям, амфибия не испугалась, а напротив, повернулась в мою сторону, уставившись мне прямо в глаза. Размерами она не уступала южноамериканской жабе-аге.
Через некоторое время деревья немного расступились, и тропинка вывела на более широкую дорогу, уходящую в перпендикулярном направлении. Что характерно, в обратную сторону дороги не было, она как будто выходила прямо из густой чащи и вела дальше в глушь, петляя среди лохматых елей. Место по-прежнему оставалось незнакомым. Эйфория начала понемногу отпускать, и я впервые задумался о том, что вокруг происходит что-то странное. Смутная тревога зашевелилась где-то на краю подсознания, однако разум всё ещё находился под действием наркотика и воспринимал это ощущение слишком отстранённо, чтобы действительно испугаться. Я двинулся вперёд, и обогнув очередное исполинское дерево, загораживающее обзор, резко встал как вкопанный, покрывшись холодным потом – прямо передо мной посреди дороги лежал мертвец.
С виду молодой парень, в грязных джинсах и рваной, заляпанной кровью футболке, он, будто выброшенный кем-то ворох старой одежды, валялся на земле лицом вниз. Сомневаться в его смерти не приходилось – несмотря на то, что за прошедшее время в лесу ещё больше стемнело, я тем не менее отлично разглядел, что на месте затылка несчастного была сплошная кровавая каша, а вокруг головы расплылось большое, уже засохшее тёмное пятно. Череп явно проломили чем-то тяжёлым. А в довершение картины на трупе сидел белый ворон и увлечённо дегустировал выступающий из страшной раны мозг.
Вот теперь страх по-настоящему заключил меня в свои ледяные объятия, сковав руки и ноги пронзительным холодом, но вместе с тем пришло мощнейшее чувство дежавю. Я уже видел всё это – и мрачный ночной лес, и покойника с пробитой головой, и белого ворона, клюющего его плоть. Три с половиной года назад, после исчезновения Чернецова, когда сидел накуренный на своём диване и странствовал с закрытыми глазами по миру галлюцинаций. Я употребляю довольно редко, и поэтому хорошо запоминаю все свои трипы – вот и этот помню до мельчайших подробностей. Тогда, кажется, ворон поменял цвет после того, как проглотил кусок человеческого мяса. А сейчас? Я моргнул – и действительно, птица была уже обычного чёрного цвета и почти сливалась с окружающей темнотой. Всё как в тот раз. Вот бы и сейчас закрыть глаза, а открыть их уже дома, в уютной и безопасной комнате, прогоняя остатки психоделического морока под весёлый уличный шум и «Ой, мороз, мороз» соседских алкоголиков. Увы, что-то мне очень настойчиво подсказывает, что сегодня это не сработает.
Ворон недовольно покосился на меня, так неожиданно помешавшего его трапезе, захлопал крыльями и скрылся во мраке. Желание продолжать затянувшуюся прогулку совершенно пропало. Неподвижно лежащее тело притягивало взгляд, и я поймал себя на мысли, что абсолютно не удивлюсь, если оно сейчас пошевелится и встанет. Нет, нет, что за бред, ходячие мертвецы бывают только в фильмах ужасов… Так ведь? А вот тот, кто его убил, вполне может ещё бродить где-то поблизости – не исключено, что он прямо сейчас прячется в окрестных кустах и уже выслеживает меня. Надо убираться отсюда, и чем скорее, тем лучше.
Однако, повернув назад, я обнаружил, что не могу найти ту мухоморную тропинку, которая привела меня в это место. Она как будто растворилась в зарослях папоротника, дорога с одной стороны упиралась в кучу бурелома, по бокам была зажата сплошными стенами колючего непролазного ельника. Путь был свободен только в сторону покойника, но никакая сила не смогла бы заставить меня пойти туда. Нет уж, лучше буду напролом пробираться через лес, я ведь приблизительно помню, откуда пришёл. И вообще, у меня же есть телефон – сейчас включу геолокацию, посмотрю карту… Ну конечно – нет сети. Кто бы сомневался. Ладно, здесь оставаться всё равно нельзя, пойду куда глаза глядят.
Идти через тайгу было непросто – ноги путались в корнях и проваливались в ямы, ветви деревьев хлестали по лицу, к щекам липла паутина, а на голову постоянно приземлялись её хозяева. Лесные пауки – совсем не то же самое, что обычные домашние, они порой бывают размером со спичечный коробок, и постоянно стряхивать их с себя – сомнительное удовольствие. Хоть не кусаются, и то хорошо. Ещё один положительный момент – небо очистилось от облаков и стало немного светлее, правда, из-за густого леса видно было всё равно не дальше нескольких метров. Вокруг постоянно раздавались какие-то скрипы и шорохи, шелест опавшей хвои и треск ломающихся веток, казавшиеся особенно громкими в ночной тишине. Время от времени возникало ощущение чужого недоброго взгляда в спину, вынуждающее постоянно думать о том, что – или кто – остался там, позади.
Внезапно я обнаружил, что вернулся тот странный гул, который слышался на берегу озера, только теперь он стал более близким и отчётливым, в нём ясно различались отдельные резкие удары, а доносился он как раз с той стороны, куда я шёл. Может быть, наконец приближается город, и это отзвуки какого-нибудь концерта, или просто долбят басы у кого-то в машине? Окрылённый этой мыслью, я почти побежал, не обращая уже внимания на корни и пауков.
Вскоре деревья действительно начали редеть, но двигаться стало тяжелее – под ногами зачавкало, тут и там попадались кочки и лужицы чёрной воды. Провалившись по щиколотку в жидкую грязь, я окончательно убедился, что влез в болото. Просто потрясающе – впереди топь, позади мертвец и, возможно, блуждающий в тумане убийца, справа и слева – глухая тайга, за один день выросшая на месте пригородного лесопарка. Что ж мне так везёт-то, а? Гулкий пульсирующий ритм по-прежнему раздавался где-то впереди, и сейчас уже было понятно, что это скорее всего грохот барабана или бубна – вот только кто будет бить в бубен ночью среди зловонных, поросших осокой зыбунов? Кто бы это ни был, встречаться с ним мне не хотелось. Совсем не хотелось. Помявшись немного, я повернул налево – попытаюсь обойти топкое место.
– Эй! – раздался вдруг с противоположной стороны глухой булькающий голос, – Эй, кто там, ау! Прохожий! Помоги мне, я в мочажину провалился!
Я резко обернулся – неподалёку, среди чахлых и скрюченных болотных деревьев, действительно виднелся силуэт почти по пояс погрузившегося в жижу человека, отчаянно размахивающего руками. Откуда он здесь взялся? Готов поклясться, что минуту назад там никого не было, хотя, может быть, я просто поначалу не отличил его фигуру от очередного искорёженного пня. Чёрт, что же делать, как ему помочь? Трясина коварна, она может затянуть неудачливого путника с головой в считанные минуты, так что нужно действовать быстро. Я попытался осторожно приблизиться к незнакомцу, но зыбкая почва предательски зашаталась, лишив равновесия, и мне пришлось поспешно отступить на несколько шагов, едва не плюхнувшись между кочек. Не хватало только вместе с ним тут застрять. Эх, читал ведь когда-то книжки по выживанию в экстремальных ситуациях – как там было? Нарубить каких-нибудь палок, кинуть под ноги, по ним ползком подобраться к утопающему, бросить ему верёвку. Вот только рубить нечем, да и верёвки нет. Ну твою же мать…
Полуночный бродяга, видимо, понял, что толку от меня не будет:
– Стой, куда прёшь, как кабан! Сейчас сам ещё завязнешь, будем тут вдвоём куковать. Видишь, вон, гать – беги по ней, там моя хата, рядом. Скажи, мол, застрял я!
Действительно, по правую руку от меня куда-то в сторону уходил полусгнивший настил из тонких брёвен. В обычной ситуации я вряд ли решился бы идти по такой сомнительной дороге, но сейчас думать было некогда – настолько быстро, насколько это возможно, я поковылял вперёд, поминутно поскальзываясь на влажной древесине. Идти пришлось недолго – вскоре гать закончилась, перейдя в нормальную сухую тропу, а ещё через несколько сотен метров я выбрался на поляну, посреди которой стояла настоящая деревенская изба, как будто сошедшая с картин художников девятнадцатого века, только необычно широкая и какая-то приземистая. Не успел я постучать в дверь, как та уже сама отворилась, и из проёма показалась женщина лет пятидесяти, очень высокого роста и крупного, пожалуй, даже богатырского телосложения, в потрёпанной меховой одежде и остроконечной шапке. На руках она держала запелёнутого в какие-то тряпки ребёнка.
– Помогите! – задыхаясь от быстрого бега, выкрикнул я, – Там человек в болоте застрял, сказал к вам идти!
– А́нквын нон! – проговорила хозяйка с такой интонацией, что и без перевода было понятно – ничего хорошего эти слова не означают, – Опять этот о́ссам хум куда-то влез. На вот, подержи, – сунула она мне ребёнка и огромными прыжками, сделавшими бы честь профессиональному легкоатлету, помчалась в темноту, а я остался стоять перед домом с дитём на руках, недоуменно глядя ей вслед. Да уж, есть женщины в уральских селениях… Такая, пожалуй, не только мужика из трясины вытащит, но ещё и весь окрестный лес выкорчует и само болото осушит в придачу.
Младенец тем временем проснулся, захныкал, и я начал качать его, пытаясь успокоить – благо, какой-никакой опыт имелся, приходилось когда-то возиться с новорождённым племянником. К слову, этот ребёнок был тоже каким-то слишком крупным и тяжёлым для того возраста, в котором детей принято пеленать, под стать матери, или кем там она ему приходится. Из вороха ткани виднелось только его лицо – вроде бы обычный годовасик-тугосеря, со слегка смуглой кожей и большими миндалевидными глазами. Вот уже и успокоился, передумал плакать, лежит себе и улыбается во весь рот… Какого хрена?! Да у него же зубы, полный набор, как у взрослого человека, и по размеру тоже не уступают моим собственным. У малыша таких зубов точно быть не может, если он не мутант, конечно. Или это вообще не ребенок, а какой-нибудь карлик с синдромом Дауна. Странные какие-то люди тут живут. Может, стоит отнести его в дом и оставить там, а самому убраться отсюда, пока не поздно? Да и труп в лесу, опять же – часом не имеет ли к нему отношения эта семейка?
Стоило мне только сформулировать эту мысль и сделать шаг в направлении порога, как из леса за домом раздался протяжный заунывный вой, похожий на волчий, но только более низкий и гортанный, с хрипящими и рычащими обертонами. Вместе с тем возобновились притихшие было удары бубна, однако теперь они звучали гораздо ближе. Я аж присел от неожиданности и ещё быстрее поспешил в избу – к чёрту, буду дожидаться возвращения хозяев за крепкими стенами. Та огромная женщина хотя бы живой человек… Скорее всего. А вот насчёт того, кто воет таким голосом и при этом бьёт в бубен, я совсем не уверен.
Жилище лесных отшельников оказалось полуземлянкой – за дверью обнаружилась круто уходящая вниз лестница. Удивительно, что кто-то такие до сих пор строит, это же средневековье какое-то, да ещё и на краю болота – как его весной не затапливает? Внутри, однако, было сухо и просторно – всего одна комната, сверху бревенчатая, а снизу выложенная диким камнем, пол целиком укрыт звериными шкурами. У противоположной от входа стены потрескивал горящий очаг, дым от которого свободно поднимался к потолку, и видимо, сам должен был искать себе выход. Стол, лавки, кровати, детская люлька, всё деревянное, грубое и очень массивное, явно вручную смастерённое хозяевами с индивидуальным дизайнерским подходом а-ля неандерталец. Полное отсутствие окон и никаких признаков электричества, из источников освещения только огонь того самого очага да несколько воткнутых прямо в стены лучин. И тяжёлый звериный запах, как в зоопарке у клеток с хищниками, хотя вроде бы никаких животных в доме не наблюдалось. Вспомнилась старая сказка про заблудившуюся в лесу девочку Машу – кто ел из моей чашки? Живи антропоморфные медведи в реальности, их берлога, вероятно, выглядела бы примерно так. Можно ещё представить себе подобное где-нибудь в забытой богами сибирской глухомани, где на недели пути вокруг ни одной живой души, но здесь, в нескольких километрах от Екатеринбурга?
Ребёнок тем временем начал щёлкать зубами и бормотать что-то нечленораздельное, и от греха подальше я положил его в колыбель, где тот немедленно завозился, пытаясь размотать свои импровизированные пелёнки. Ну и ладно, люлька глубокая, авось не выберется. Устав за день стоять на ногах, осторожно присел на ближайшую лавку – она была высотой как барный стул, ступни не доставали до пола. Что ж, подождём, заодно и отдохнём немного.
Ждать пришлось недолго – вскоре снаружи послышался топот и голоса, мужской и женский. Слов было не разобрать, однако судя по тому, что речь периодически прерывалась громогласным ухающим хохотом, спасательная операция прошла благополучно, не вызвав каких-либо затруднений ни у одной из сторон. Заскрипела дверь, и довольно ухмыляющиеся, перемазанные болотной тиной хозяева шумно ввалились в избу.
– Ну, спасибо, ру́ма-о́йка, вовремя ты бабу мою привёл, а то я бы ещё долго в болотине прохлаждался, ха-ха-ха, – обратился ко мне несостоявшийся утопленник. Был он под стать своей супруге – огромный, с пудовыми кулаками, тоже одетый в какую-то грязную меховую рванину, перемазанную в тине, и с высокой шапкой на голове. Лицо его укрывала густая всклокоченная борода до самых глаз, в которой застряли еловые иголки и целые пучки мха, а зубы, торчащие из растянутого в широкой улыбке рта, больше напоминали лошадиные, нежели человеческие.
– Так это, не за что, – растерянно промямлил я, невольно представив, что со мной будет, если этот мамонт вдруг из-за чего-нибудь разозлится, – Я просто в лесу заблудился, а тут вы закричали.
– Значит, удачно заблудился, – оскалился великан, – Ну, теперь уже до утра тебя не отпустим. На болотах сегодня у́тщи охотятся, а им сам Торум не указ – сожрут и не поперхнутся. Слыхал, как воют? Повезло тебе, что на них не нарвался.
– Кто охотится? – я вздрогнул, вспомнив мертвеца на дороге и жуткие завывания в чаще.
– Утщи. Народ такой. Да не бойся, сюда не сунутся, мы с ними вроде как родня. Ну ладно, сейчас жена на стол соберёт, поужинаешь с нами, переночуешь, а завтра уже пойдёшь куда тебе надо. В общем, располагайся, а я пойду пока трубку выкурю, – кивнул он в сторону выхода.
Мне тоже внезапно вдруг резко захотелось курить. С самого утра не курил, но сигареты с собой были. Может быть, хоть это позволит немного привести в порядок хаотично скачущие мысли, когда вокруг творится что-то откровенно паранормальное. В одиночку я ни за что не решился бы выйти за порог, туда, где бродят по тайге какие-то неведомые твари, но в такой компании бояться особо нечего, кроме разве что самого спутника, похожего на медведя. Впрочем, если он решит меня убить, то с равным успехом может сделать это и снаружи, и внутри, так что терять нечего.
Мы поднялись по широким ступеням и вышли в ночь. К счастью, никаких посторонних звуков больше не доносилось – свистела какая-то ночная птица, шелестела хвоя, а в остальном стояла практически полная тишина. На небе переливались тысячи звёзд, был отчётливо виден даже Млечный Путь, призрачное мерцание которого настраивало на умиротворяющий лад – в мегаполисе такого не увидишь, там слишком много света. Световое загрязнение – кажется, так это называют астрономы. Вспомнилось детство, проведённое на юге Украины, где ночи гораздо темнее и подобную картину можно наблюдать постоянно. Эх, было время… Я закурил сигарету, хозяин дома неспешно набивал табаком брутального вида трубку. Пожалуй, настало время немного с ним пообщаться.
– Скажите, – обратился я к мужчине, – А как отсюда к городу выйти?
– К городу? К какому? – Удивлённо поднял он густые брови.
– Ну… Как к какому? К Екатеринбургу.
– Хм… – задумался собеседник, – Не знаю такого. Да и нет тут никаких городов в окрестностях. Есть за рекой деревня одна, Янкылма – завтра покажу дорогу.
От такой новости я аж подскочил на месте, крупная дрожь пробрала меня до костей. Пропажа Чернецова, его жуткая история, деревня, населённая живыми мертвецами, мои попытки расследовать те непонятные события – всё это уже почти вылетело из головы за прошедшие месяцы, а тут мало того, что родной город исчез, так ещё и…
– Как? Как вы сказали? – во все глаза я уставился на невозмутимо пыхающего трубкой отшельника.
– А что тебя так удивило, Игорь? – усмехнулся тот, – Ты же сам хотел её найти?
Своего имени я ему совершенно точно не говорил.
– Что… Откуда вы знаете? Кто вы такой? – почти что закричал я, сбившись к середине фразы на сдавленный шёпот – повышать голос в этом лесу совершенно не было желания.
– А сам-то как думаешь? – щёлкнул зубами лесовик и стянул с головы шапку. Признаться, я уже был готов к тому, что под ней обнаружатся козлиные рога, а их обладатель окажется самим Сатаной, явившимся утащить меня прямо в ад, но рогов не увидел. А вот форма черепа была совершенно не человеческой – вытянутой, заострённой, примерно как у гориллы, и даже, пожалуй, ещё длиннее. Она в точности повторяла контур его конусообразного головного убора.
– Менквы мы. Слыхал? – существо уже откровенно веселилось, наблюдая за моей реакцией.
Ну конечно, вот так всё просто, чему тут удивляться. Кто же ещё мог встретиться мне в потусторонней чащобе, которой по всем физическим законам просто не должно было существовать. Менквы. Как раз читал о них прошлой зимой. Лесные чудовища из мансийских легенд, первые творения небесного бога Нуми-Торума, жившие на Земле задолго до наступления эпохи людей. Огромного роста, остроголовые, воинственные и склонные к людоедству. На ужин он, значит, приглашает…
– Да не съедим тебя, успокойся, – будто прочитал мои мысли менкв, – Ты ведь мне помог как-никак, да к тому же тебя сам Куль-О́тыр бережёт. А про Янкылму я тебе так скажу – плохое там для вас, людей, место. Злое. Не надо было тебе во всё это лезть, да только теперь поздно – не отпустит она уже. Ты же знаешь, что значит это слово? – вопросительно взглянул он на меня.
– Болото, – кивнул я, пытаясь унять бегущие по спине мурашки.
– То-то и оно, что болото, – продолжал великан, – только нет там болот, они все здесь, по нашу сторону реки. Не поэтому её так назвали. Янкылма – она затягивает, как трясина. Вот как я сегодня завяз, так и все, кто в её сторону хоть краем глаза глянет, так там и остаются. Даже если уйдёшь – потом всё одно обратно вернёшься, иначе со́рум, смерть. И набирает она силу, крепнет, растёт, тянется всё дальше. Вот и до тебя дотянулась, хоть ты там даже и не был ни разу. Так что всё равно идти придётся, хочешь, не хочешь – а не то ещё хуже будет.
Менкв замолчал, выпустив большое облако горько пахнущего почему-то лиственницей дыма. Я не знал, что вообще можно ответить на такое, поэтому тоже стоял молча, пытаясь переварить то, что услышал, пока сигарета не обожгла пальцы. Тут же трясущимися руками закурил следующую. В голове образовалась странная пустота, никаких мыслей уже не приходило – видимо, их ресурс на сегодня был исчерпан. Так прошло, наверное, несколько минут.
– Ну ладно, пойдём уже в дом, а то э́ква моя ворчать будет, – первым нарушил тишину лесной человек. Я лишь всё так же молча кивнул и направился вслед за хозяином. Что будет дальше – было уже почти всё равно.
Внутри меня немедленно усадили за стол – он у менквов оказался неожиданно богатым. Ягоды, грибы разных сортов, жареная лесная дичь, копчёные щуки, какие-то окорока величиной с руку. В один из этих окороков я с наслаждением запустил зубы – есть хотелось неимоверно, только сейчас это понял, всё остальное сразу отошло на второй план. Хозяева не отставали – одну за другой глотали небольших, целиком запечённых птиц, даже не жуя, вместе с костями. Ребёнок прямо в колыбели обгладывал крупную рыбину, довольно чавкая. Он окончательно освободился от своих тряпок, и теперь я разглядел, что всё его тело покрыто густым коротким мехом, напоминающим беличий и делающим его похожим на что-то среднее между медвежонком и шимпанзе. Голова детёныша была такой же заострённой, как и у его родителей.
Наелся я быстро – мясо оказалось очень вкусным, хотя пахло довольно странно, чем-то сладковатым, и при этом было достаточно жёстким, аж дёсны заболели. После еды немедленно потянуло в сон. Как оказалось, постель для меня была уже готова – в углу на широкой лавке, укрытой сразу несколькими волчьими и медвежьими шкурами, очень хорошо выделанными и мягкими. Завернувшись в них, я практически сразу отключился, нимало не беспокоясь о том, что нахожусь в жилище мифических монстров, негромко переговаривающихся на своём непонятном языке буквально в шаге от меня. Последней мыслью перед тем, как провалиться в обволакивающую сонную темноту, было то, что эти менквы на самом деле вовсе не такие страшные, какими их рисуют в мифах, и что у них, пожалуй, можно много чему научиться современным людям, понапрасну мнящим себя уже давно открывшими и познавшими все тайны бесконечной Вселенной.
Проснулся я от бившего прямо в лицо солнечного света, сильного холода и противной ноющей боли во всём теле, как будто меня вчера колотил как минимум мастер спорта по боксу. Разлепить глаза удалось не сразу, веки словно налились свинцом, но когда я всё же это сделал, то не увидел ни приютивших меня менквов, ни их жилища, в котором засыпал. Перед глазами колыхались листья папоротника, по ним ползали всякие мелкие букашки, одна из которых подозрительно напоминала клеща, а где-то наверху шумели деревья и трещали сороки. Я лежал прямо на земле, в мокрой лесной траве под облепленным паутиной выворотнем, одежда насквозь пропиталась влагой, конечности затекли и отказывались слушаться. Да… Похоже, принесённая Олегом дурь оказалась куда сильнее, чем я думал. Это ж надо было так обдолбаться, чтобы вырубиться посреди леса. Да ещё и с такими реалистичными глюками.
Матерясь про себя, я кое-как поднялся на ноги и огляделся по сторонам. Никакой древней замшелой тайги вокруг, разумеется, не было – обычный пригородный лес с берёзами, осинами, соснами и кустами рябинника. Откуда-то с юга даже доносится еле слышный шум машин – вероятно, трасса на ТЭЦ. Скорее всего, я нахожусь где-то в небезызвестном Свердловском Треугольнике, как наши местные любители паранормальщины называют участок леса к востоку от Шарташа, знаменитый тем, что на этом в общем-то небольшом пятачке постоянно теряются незадачливые туристы. Порой сутками блудят, хотя если двигаться по прямой, то можно из любой точки выйти к цивилизации за полчаса. Ничего, как-нибудь выберусь, не раз уже тут бывал.
Я сунул руку во внутренний карман ветровки за телефоном, чтобы посмотреть карту, но не обнаружил его там. Не было привычного аксессуара и в других карманах. Вот чёрт, неужели выронил? Обидно, ведь недавно же покупал, придётся теперь снова со старым кирпичом ходить. Надо осмотреться – вдруг валяется где-то поблизости? Маловероятно, но всё же. Вон там, под кустом… Нет, это смятая сигаретная пачка – даже тут всё мусором завалено. Ещё и трава густая, ничего толком не видно. Здесь… Тоже не то. Нет, похоже, бесполезно – чаща большая, мог оставить где угодно, всё равно ведь не вспомню, по какому маршруту вчера шёл. Так, стоп, вот ещё что-то белеет в зарослях крапивы… Твою мать!
В крапивных джунглях на подушке из прелых листьев покоилась отрубленная человеческая рука. Даже не отрубленная, а скорее оторванная, с торчащим осколком кости и измочаленными лохмотьями кожи и мышц. Покрытая гематомами и запёкшейся кровью, с выгнутыми под неестественным углом пальцами, двух из которых недоставало, она казалась скорее реквизитом из фильма ужасов, но резко ударивший в нос запах развеял последние остатки надежды на безобидный исход. Что хуже всего – рука была обглодана, и судя по характерным следам зубов, обглодана не зверем. Человеком. Причём относительно недавно.
От увиденного у меня закружилась голова, и я чуть было не опустошил желудок прямо на мёртвую плоть. Ночной кошмар, казалось бы, безвозвратно канувший в Лету вместе с действием неизвестного наркотика, неожиданно вернулся при ясном дневном свете и трезвом рассудке. Как эта проклятая хрень сюда попала? Кому она принадлежала, и главное, кто сотворил такое? Неужели… Я осмотрел свою одежду – она была неимоверно грязной, вся в земле, листьях, тине и многочисленных пятнах, одни из которых, зелёные, были скорее всего оставлены травой, послужившей мне постелью, а о происхождении других, ржаво-коричневых, думать совершенно не хотелось. Нет, такого не может быть, я не мог… Да и вообще никто не мог бы вот так запросто оторвать человеку руку, это же какую силу надо иметь. К чёрту! Сваливаю отсюда, хватит уже, всё остальное меня не касается. Только бы следов поменьше оставить…
Я снял безнадёжно загаженную ветровку и свернул её в комок, намереваясь выбросить в ближайшую помойную кучу где-нибудь на окраине леса, ближе к Кировскому рынку – там мусора столько, что в этих постапокалиптических завалах никто ничего не заметит. Штаны и кроссовки выглядели не лучше, но не идти же по улицам голым. Хотя потом всё равно нужно будет избавиться от всей одежды, и желательно где-нибудь вдали от дома. Больше всего беспокоил потерянный телефон – если полиция найдёт его вблизи от места преступления, будет очень сложно доказать свою непричастность. Но обшаривать сейчас каждый квадратный метр окрестностей в поисках пропажи как минимум бессмысленно, а как максимум опасно, так что остаётся только надеяться на удачу.
Выбраться действительно оказалось несложно – ориентируясь на шум трассы, я вскоре вышел на знакомую тропу, облюбованную велосипедистами, и по ней уже добрался до озера. В то, что не далее как вчера здесь было пусто и безлюдно, верилось с трудом – теперь побережье, как обычно, кишело разномастным отдыхающим народом. Конечно, погода накануне была не очень, но лето на Урале короткое и с времяпровождением на природе нужно торопиться, поэтому жителей Екатеринбурга, как правило, не останавливают никакие дожди. Сейчас такая толпа оказалась мне только на руку – затерявшись среди шашлычников и рыбаков, я без приключений проделал весь путь вдоль берега до автобусной остановки и отправился наконец домой, игнорируя косые взгляды других пассажиров, наверняка принимавших меня за бомжа.
Следующие несколько дней я безвылазно просидел в квартире, вздрагивая от любого шума в подъезде – всё казалось, что это либо идут меня арестовывать, либо подбирается убийца, желающий избавиться от ненужного свидетеля. Версия о том, что я сам в невменяемом состоянии голыми руками разорвал кого-то на части и забыл об этом, представлялась всё-таки не слишком правдоподобной по сравнению с другими. Маньяк, криминальные разборки, да всё что угодно. Я просто оказался не в то время не в том месте, да ещё вдобавок не в том состоянии. Обглодать руку могли и звери, хотя бы бродячие собаки – их в районе Шарташа полно. Мало ли какие там следы зубов – я же не эксперт-патологоанатом, чтобы точно их идентифицировать. В конце концов, на человека мог напасть медведь – за последние годы в новостях неоднократно попадались истории о том, как медведи заходят в города, роются в мусорках, а иногда даже разрывают могилы на кладбищах. Может быть, это как раз такой случай, никакого убийства вовсе не было, и оторванная конечность изначально принадлежала мертвецу.
Успокаивая себя такими мыслями, я постепенно пришёл в более-менее нормальное состояние и даже перестал ловить флэшбэки от трипа, заключавшиеся, помимо навязчивого желания куда-нибудь убежать и спрятаться, в периодически появляющемся ощущении чужого присутствия и мелькающих на периферии зрения тенях. Нет уж, никогда больше не буду экспериментировать с неизвестными веществами – хватит с меня и старого доброго пива. Я даже хотел было навестить Олега, чтобы подробнее расспросить о его собственных психоделических приключениях, но передумал – тогда ведь и мне придётся делиться опытом и рассказывать о той сумасшедшей ночи, а делать этого по понятным причинам совершенно не было желания. Так я и торчал дома, коротая время за просмотром сериалов и очередным перепрохождением третьего Ведьмака, но стоило только жизни начать вроде бы входить в привычное русло, как последовал новый удар – умер дед Палыч.
О смерти старика я узнал от его супруги, которую встретил на лестничной площадке примерно через неделю после описанных событий, возвращаясь с пакетами из ближайшего продуктового магазина. Помрачневшая старушка поведала, что её муж вот уже три дня как отправился в лучший мир, а сегодня его тело увезли в родную деревню, чтобы похоронить рядом с могилами предков. Сама она тоже собиралась уезжать, так что эта наша встреча была, скорее всего, последней. Держалась женщина на удивление спокойно. «Не печалься, Игорёк. Все там будем, не впервой», – сказала она на прощание, скрываясь в темноте своей опустевшей квартиры.
Эх, Палыч, Палыч. Совсем недавно же сидели у него на кухне, пили самогон и обсуждали ловлю щуки на живца. И он ведь так и не сказал своего полного имени. Только сейчас я понял, как успел привязаться к этому старику, пусть странноватому, но тем не менее, несмотря на разницу в возрасте, ставшему мне за прошедшие полгода почти что лучшим другом. Вот так же я когда-то потерял родного деда, потом бабушку, а теперь и его. Когда-нибудь я и сам буду лежать в земле, и найдётся ли тогда хоть один человек, который навестит мою могилу, поправит оградку, сметёт мусор с плиты? Будет ли у меня вообще эта плита? Если на то пошло, я бы предпочёл посмертие в стиле Чернецовского савынкана – лежишь себе в доме-домовине посреди леса, отдыхаешь, а тебе добрые соседи несут молоко и мясо. Как в сказке. Пусть и в страшной. Интересно, а Палычу будут носить? Что-то мне подсказывает, что да.
Чтобы отвлечься от депрессивных мыслей и хоть чем-нибудь занять себя, я решил приготовить ужин из принесённых продуктов. Но всё в буквальном смысле валилось из рук – яичница на сковороде сгорела, любимая тарелка разбилась, при чистке картошки лезвие соскользнуло и резануло по пальцу, а кусок говядины, из которого я думал приготовить стейк, так и лежал нетронутый на столе. Вспомнилась строганина, которой потчевал покойный сосед – наверное, никогда больше такого не попробовать. Интересно, как он её делал – просто замораживал? Я, конечно, могу сейчас засунуть свой несостоявшийся кулинарный шедевр в морозилку, но ведь всё равно без деда это будет не то, совсем не то…
Сочащееся кровью сырое мясо притягивало взгляд. Я неожиданно сильно почувствовал его густой приторный запах, хотя вроде бы никогда не отличался обострённым обонянием, до сих пор не восстановившимся полностью после перенесённого весной ковида. Под языком начала обильно выделяться слюна. Не знаю, что на меня нашло – я взял кухонный нож, отрезал небольшой кусочек того, что было когда-то живым, положил в рот и начал медленно жевать. О боги, да ничего вкуснее мне с самого рождения есть не доводилось! Разум будто помутился, я набросился на мясо и начал пожирать его словно дикий зверь, урча и слизывая с пальцев вытекающую из холодной влажной плоти красную жижу. Отрывая крупные куски зубами и помогая себе ножом, я не даже не думал останавливаться, пока в считанные минуты не прикончил всё, что было, и лишь тогда удовлетворённо откинулся на спинку стула.
После такого варварского обеда на меня опустилось странное спокойствие. Перспектива обвинения в убийстве, смерть деда Палыча и навязчивые мысли о будущем теперь казались просто каким-то фоновым шумом, не заслуживающим особого внимания. Да, грустно, да, есть проблемы, ну и что? Я будто отстранился от мира, стал зрителем, не имеющим никакого отношения к происходящим событиям и лишь наблюдающим за ними, как за сюжетом давно знакомого кино. Хотелось просто сидеть неподвижно и ни о чём не думать, и не потому, что нет сил или желания что-то делать, а потому что и так хорошо. Подобное неживое времяпровождение сейчас представлялось мне лучшим из всего, что вообще доступно человеку, и именно так я и провел остаток дня, даже не убрав с пола осколки разбитой тарелки.
Соседка уехала на следующий день. Ещё через пару дней грузчики вывезли из квартиры вещи и мебель, а вскоре на двери подъезда вновь появилось объявление о продаже, как тогда, несколько лет назад. Я же тем временем продолжал вести растительный образ жизни, забив на работу и нимало не беспокоясь о том, что денег осталось буквально на две-три недели. В желании иногда поесть сырого мяса тоже себе не отказывал. Один раз даже поймал во дворе голубя, оторвал ему голову и пытался выпить кровь, которой, увы, в тщедушном тельце оказалось буквально несколько капель. А потом мне приснился этот сон.
Я стоял на поляне, окружённой непроницаемой стеной густого хвойного леса и сплошь утыканной маленьким продолговатыми деревянными домиками с поросшими лишайником крышами. Домики были могилами, а само место, должно быть, тем самым савынканом, о котором писал когда-то мой бесследно сгинувший приятель. По периметру кладбища горели факелы на высоких подставках, а в середине прямо передо мной стояла целая толпа людей, древних стариков и старух. Я откуда-то знал, что все они мертвы. Рты их беззвучно открывались и закрывались, как у вытащенной из воды рыбы, а мутные остекленевшие глаза не выражали абсолютно ничего. Был среди призраков и Палыч, изжелта-бледный, с заострившимся носом и ввалившимися щеками, державший под руку бабку Афанасьевну, тоже не выглядевшую живой. Немного в стороне топталась небольшая группа молодых людей – две девушки, два парня и один мужчина чуть постарше. Он сделал шаг в мою сторону, и я увидел, что это был Чернецов.
– Пора, – прозвучал в моей голове его глухой монотонный голос, и ночной ветер подхватил слова, усилив их многократно повторяющимся шепчущим эхом, – Янкылма ждёт. Менкв покажет дорогу.
Картинка поплыла перед глазами, и я подскочил на постели весь мокрый, пытаясь сдержать словно отбойный молоток колотящее сердце. Но едва только удалось успокоиться и снова заснуть, как вернулось то же самое видение, повторяющееся во всех деталях. Только на сей раз со мной заговорил дед Палыч.
– Слушай внимательно, – произнёс старик, распространяя вокруг себя даже во сне ощутимый смрад разверстой могилы, – Ты должен совершить йир, жертвоприношение. Поезжай на рынок, по пути ни с кем не говори. Купи двух петухов. Потом отправляйся в лес – ты знаешь, куда. Одного отдай Куль-Отыру, хозяину мёртвых – зарежь и утопи в болоте. Затем отыщи семиглавую лиственницу. Зарежь второго, окропи дерево кровью и жди. Дальше поймёшь, что делать.
Сказав это, мертвец отступил и растворился в темноте, а вслед за ним исчезли и остальные тени, уступив место бесформенным клубам фиолетового тумана, пронзившего всё моё существо мириадами тонких ледяных игл, и в тот момент я увидел, как выглядит смерть. Она укутывала меня чёрной шубой и шелестела вокруг хрустальными совиными крыльями, шепча на ухо незнакомые, но понятные слова. Со́рум па́тум ма́хум хон ма, со́рум па́тум ма́хум хон ма, со́рум па́тум ма́хум хон ма...
Увидев во сне что-то подобное парой месяцев раньше, я бы скорее всего временно бросил пить и начал принимать на ночь феназепам. Но та шизофреническая прогулка по лесу вкупе с последующими событиями существенно изменила мой образ мышления, и теперь я был уже совсем не тем беззаботным раздолбаем, которым прожил большую часть своей жизни. Аккомпанементом к моему текущему состоянию служила лишь звенящая пустота в голове, сопровождаемая низкочастотным вибрирующим гулом откуда-то из-под земли, из самой глубины бесконечно древних Уральских гор – гулом, который был здесь всегда, но лишь сейчас я смог в полной мере ощутить его. Видимо, именно так и сходят с ума. Но так или иначе, в том, чтобы в точности последовать совету приснившегося покойника, для меня сейчас не было ничего необычного – напротив, это казалось совершенно естественным, словно так надлежит поступать любому здравомыслящему человеку, так что вскоре после пробуждения я уже трясся в трамвае, идущем в сторону птичьего рынка.
Мне повезло, что была суббота: в будний день торговцев разнообразной сельскохозяйственной живностью, скорее всего, застать бы уже не удалось – они, как правило, приезжают с самого раннего утра на несколько часов. Неуверенно толкаясь около грузовиков с клетками, я пытался понять, что же брать – никогда раньше совершать подобные покупки не приходилось, весь мой опыт обращения с животными ограничивался аквариумными рыбками, да и то в детстве. Наконец мне повезло – какая-то женщина поинтересовалась, что я ищу, подозвала своего коллегу, а тот раскрыл в кузове «Газели» целый вольер с курами, помог выбрать двух небольших чёрных петушков и даже денег взял сравнительно немного. В обнимку с коробкой, из которой доносилось недовольное квохтанье, я направился обратно к остановке.
Ехать в переполненном салоне с орущими, гадящими и пытающимися вырваться на свободу птицами было тем ещё удовольствием, но так или иначе спустя час я наконец выбрался из трамвая около Каменных Палаток – древних скальных останцев, что встречают вас на входе в Шарташский лесопарк. Согласно исследованиям археологов, много тысяч лет назад, в эпоху неолита, здесь было древнее языческое капище какого-то неизвестного народа. Где-то на вершине даже сохранилась выдолбленная в камне круглая чаша, предназначенная для жертвенной крови, а в некоторых местах ещё недавно можно было разглядеть первобытные наскальные рисунки, сейчас, к сожалению, практические уничтоженные вандалами. Атмосфера этого места очень хорошо чувствуется зимними ночами, в безлюдье и при свете полной луны, но сейчас стояло лето, вокруг сновали толпы гуляющих горожан, а мне нужно было двигаться дальше.
Мёртвый старик сказал правду – я действительно знал, куда идти, да тут и не было особого выбора – болота, на которых следовало принести первую жертву, находились далеко на востоке. Были ещё на юге, в окрестностях полузаросшего озера Малый Шарташ, но там, менее чем в двух километрах от гаражных комплексов и торговых центров, таились совсем уж непроходимые топи, посещать которые мне ни разу не доводилось, так что лучше уж было выбрать более знакомый маршрут. Путь предстоял неблизкий, и перехватив поудобнее свою кудахтающую ношу, я зашагал по пыльной дороге мимо мамаш с колясками и молодёжи с пивом.
Наконец зона отдыха осталась позади, стихла гремящая из автомобильных колонок музыка, и теперь лишь бегуны и велосипедисты периодически попадались мне навстречу. Вскоре и их не стало – этот дальний участок леса мало кто посещал, и даже сейчас здесь можно было встретить максимум одного-двух случайно забредших туристов. Пройдя через заросшую березняком старую гарь, я свернул с тропы и углубился в лес – если мне не изменяет память, где-то здесь уже через пару сотен метров должно начаться болото.
Так оно и было – вскоре моему взору открылась ровная и гладкая, почти лишённая деревьев поляна, посреди которой местами темнели пятна открытой воды. Опасное место – вроде бы так и манит пробежаться по сочной траве после козлиных прыжков по завалам корявого валежника, однако слой растительности, маскирующий собой бездонную топь, очень тонок. Белка или куница по нему ещё проскачет, а вот человек – нет, сразу же ухнет в булькающую чёрную жижу, где чистой воды от силы по пояс, а дальше густой вязкий ил, и пусть вас не вводит в заблуждение его обманчивая мягкость – стальными щупальцами он опутает ваши ноги и в считанные минуты утянет туда, куда никогда не проникает солнечный свет. И лишь через тысячу лет, быть может, люди далёкого будущего обнаружат в трясине почти нетронутую разложением мумию и выставят её в каком-нибудь музее древней истории как артефакт давно минувших эпох. Но скорее всего, вы останетесь здесь навсегда.
Резать домашнюю птицу мне никогда раньше не приходилось, но справиться с этим удалось без особых затруднений, на берегу болота как раз нашёлся подходящий плоский валун, как будто специально для подобных целей принесённый сюда. На нём даже различались какие-то наполовину стёршиеся символы, не нарисованные, а вырезанные или выбитые прямо в камне, однако идентифицировать их уже было невозможно. Пара резких движений острым охотничьим ножом, подаренным мне когда-то отцом и наконец пригодившимся – и вот уже по импровизированному алтарю растеклась небольшая лужица густой тёмной крови, а голова отчаянно завопившей напоследок птицы отделилась от тела. Тушку пришлось прижимать руками ещё почти минуту, прежде чем она перестала трепыхаться, иначе кровавые брызги окатили бы меня с ног до головы. Наверное, надо было сказать какие-то слова, заклинания, обращения к духам, но я их не знал. Я вообще слабо понимал, для чего всё это делаю.
С утоплением жертвы в болоте оказалось сложнее – подобраться к воде было невозможно. Пришлось проковырять дыру в пружинящем моховом ковре и кое-как затолкнуть тушку под него. Провозился я не меньше получаса, перепачкался в чёрной болотной грязи и чуть было не провалился сам, однако в итоге всё же добился цели, чувствуя себя серийным убийцей, прячущим в трясине очередное тело. О проведённом ритуале теперь напоминало только подсохшее уже пятно куриной крови на камне. Ладно, следующий шаг – найти семиглавую лиственницу… Как это вообще должно выглядеть? Да и не росли здесь лиственницы никогда. Придётся положиться на интуицию и брести куда глаза глядят.
Подхватив коробку со вторым петухом, я направился в чащу и вскоре обнаружил, что иду уже знакомой дорогой – именно этим путём пришлось выбираться из леса в тот памятный день, когда я проснулся с раскалывающейся головой в зарослях папоротника. Похоже, что-то (или кто-то) всерьёз решило вывести меня к тому самому месту. Интересно, лежит ли там до сих пор эта рука? Точнее, то, что от неё осталось, ведь почти месяц прошёл – может быть, лесные муравьи уже успели обточить её до костей. А может, и не муравьи. Страх, о самом существовании которого я успел позабыть, вновь шевельнулся где-то глубоко внутри, ледяной змеёй скользнув от низа живота к горлу. Оказывается, он никуда не делся, он лишь дремал там всё это время, свернувшись Уроборосом во тьме бессознательного, а сейчас проснулся и, вероятно, скоро проголодается. Какую же часть моего разума предстоит скормить ему на этот раз?
Я не ошибся – вскоре среди берёз замаячил выворотень, под которым мне довелось не так давно провести ночь. Здесь ничего не изменилось – во всяком случае, не было никаких следов недавнего пребывания человека. Проверять кусты жгучей крапивы, в которых тогда скрывалась жуткая находка, я не решился, тем более, что в этот раз моё внимание привлекла другая, не замеченная ранее деталь – неподалёку, чуть в стороне, возвышались вплотную друг к другу сразу семь старых покорёженных пней, оставшихся, по всей видимости, от одного дерева. На вершине каждого из них виднелись следы топора, многие годы назад с неизвестной целью придавшего мёртвым брёвнам заострённую форму. На миг мне показалось, что я различаю на облупившейся коре ухмыляющиеся лица, напоминавшие чету менквов, жилище которых стояло на этом самом месте в моём наркотическом видении. Как там сказал Чернецов – менкв покажет дорогу? Ну да, в общем-то, логично, что лесные тропы сегодня привели меня именно сюда. Понятия не имею, к какой породе деревьев относились эти пеньки, но будем считать их искомой лиственницей. Всё равно больше никуда я уже не пойду, слишком устал.
На сей раз никаких камней поблизости не оказалось – резать птицу пришлось прямо на земле, это было ужасно неудобно и грязно. Побрызгав кровью на замшелую древесину, я подстелил под себя куртку, уселся на неё и приготовился к долгому ожиданию какого-нибудь мистического откровения или чего-то вроде того. Но всё оказалось гораздо проще – пробежавшись глазами по окрестностям с нового ракурса, я внезапно заметил в траве под ближайшим деревом какой-то свёрток полуистлевшей ткани, не похожий на обычный мусор – слишком уж аккуратно он был уложен. При попытке развернуть его меня передёрнуло от отвращения – старая заплесневелая тряпка буквально расползалась в руках, источая миазмы давно не чищеной выгребной ямы. Из неё сыпались насекомые, и я уже был морально готов к тому, что внутри обнаружится что-нибудь вроде дохлой крысы, однако в тряпьё была завёрнута небольшая продолговатая фанерная шкатулка, выглядевшая явно более новой, чём её омерзительная упаковка. Шкатулку запирал крошечный декоративный замок, сорвать который удалось двумя пальцами, а увидев её содержимое, я вновь почувствовал в животе склизкое шевеление ужаса – в миниатюрном ящичке лежал мой потерянный телефон.
В тот момент я, пожалуй, окончательно уверился в собственном сумасшествии. Предыдущим событиям ещё можно было с натяжкой дать какое-то разумное объяснение, но это… Разве что я сам в беспамятстве спрятал его здесь, что, впрочем, только подтвердило бы версию о необратимом нарушении работы мозга после отравления неизвестным растением. Аппарат, конечно же, был разряжен и не включался, однако под ним обнаружилось и ещё кое-то – сложенный в несколько раз лист обычной офисной бумаги, совершенно сухой и чистый, будто только что вышедший из принтера. Если бы он пролежал здесь несколько недель, в мокрой траве, защищённый от дождя и росы лишь совершенно не герметичной коробкой, то скорее всего, расползся бы на части. Да и телефон, и сама шкатулка не несли никаких следов долгого пребывания под открытым небом.
Лист оказался самодельной картой – простой распечаткой со спутниковых снимков на формате А3. Среди пестрящей всеми оттенками зелёного палитры леса угадывались контуры рек, озёр, линии дорог, но совершенно не были обозначены географические названия. Зато в самом центре красовалась жирная красная точка, подписанная от руки одним-единственным словом – Янкылма.
Что ж, не знаю как, но, похоже, ритуал сработал. Больше в лесу делать было нечего, и я отправился домой, где провёл следующие несколько дней за изучением гугл-карт и сверкой их с распечаткой. Хоть мне и было примерно известно, где искать, но Северный Урал – огромная территория, так что повозиться пришлось изрядно. Наконец где-то на северо-востоке Свердловской области нашлось подходящее место, совпадающее с имеющимися ориентирами. Да, ну и глушь. Чернецов писал, что доезжал на поезде до какого-то безымянного полустанка, а дальше шёл пешком по просёлочной дороге около двадцати километров, но судя по карте, до ближайшей станции было километров пятьдесят и никаких дорог оттуда не вело. Зато, по крайней мере, Янкылма действительно существовала – при максимальном приближении снимка в отмеченной точке можно было разглядеть небольшой безлесный участок и какие-то строения на нём, хотя они вполне могли быть и просто старыми развалинами – заброшенных селений на уральской земле хватает.
Никаких идей относительно того, как добраться туда, у меня не было. Полсотни вёрст в одиночку по тайге я бы точно не прошёл, весь мой туристический опыт ограничивался непродолжительными прогулками по пригородным лесам, испещрённым пешеходными тропинками, где в какую сторону ни пойди – всё равно через пару километров выберешься к людям. К тому же нужны деньги на дорогу, снаряжение и припасы, неплохо бы ещё и на какое-нибудь оружие на всякий случай, а мой бюджет изрядно прохудился за это лето. Да и вообще – дикие места, тучи комаров, клещи, медведи, зоны кругом. А уж что может ждать в самой деревне… Об этом лучше даже не думать. Какие-то остатки рационального мышления на тот момент у меня всё же ещё сохранялись, и они категорически не позволяли сломя голову броситься в подобную авантюру.
Но Янкылма звала. Теперь она стала сниться мне каждую ночь. В этих видениях меня окружала древняя нескончаемая тайга, и я как наяву ощущал запах хвои и мягкие прикосновения мохнатых еловых лап. Я присутствовал на шаманских камланиях перед огромными деревянными идолами с окроплёнными жертвенной кровью губами, а иногда и сам бил в бубен, извиваясь в экстатическом танце у пылающего костра. Прекрасные мис-нэ протягивали ко мне руки и звали с собой в глухую чащу, обещая подарить забвение в своих жарких объятиях на ложе из болотного хвоща. Я лежал в домовине на савынкане и кто-то подавал мне кусок парного мяса, в которое я жадно вгрызался, а потом вставал, разбивая замшелую деревянную крышу, и шёл в деревню в окружении веселящихся и радующихся моему пробуждению теней. Я блуждал по ночному лесу с менквами и охотился вместе с утщи, с рычанием и воем загоняя добычу и пожирая сладкую человеческую плоть, погружался в тёмные воды бездонных озёр и плавал там со скользкими чешуйчатыми вит-ку́лями и змееподобными с мамонтовыми бивнями ви́ткась, напоминавшими чудовищные порождения безумной фантазии Лавкрафта. И всё это сопровождалось варварским первобытным ритмом того самого пульсирующего гула из недр Земли, не утихавшего больше в моей голове ни ночью, ни днём.
Однажды поутру, после очередного такого сна, я был уже практически готов плюнуть на всё и прямо сейчас отправиться на железнодорожный вокзал, сесть на первый же поезд северного направления, а там будь что будет. Даже начал уже собирать рюкзак, когда телефон, исправно работавший несмотря на то, что несколько недель провалялся неизвестно где, внезапно завибрировал. Пришло сообщения от моего старого знакомого Сергея, большого фаната дикого туризма, каждое лето отправлявшегося в спонтанное путешествие то в Абхазию, то на Алтай, то ещё куда-нибудь, а по совместительству также чёрного копателя и охотника за антиквариатом, предпочитавшего именовать себя археологом-любителем. Мы созвонились, и пока он в своей привычной манере пересказывал подробности личной жизни родственников и жаловался на то, что в этом году из-за эпидемии не смог никуда поехать, а ведь намечался такой интересный могильничек в Таджикистане, я вдруг понял – вот он, мой шанс. Этот человек пересекал пустыню Кызылкум, родные уральские чащобы ему уж точно нипочём, а с таким спутником и я, пожалуй, не пропаду. Нужно было только как-то заинтересовать его.
Не помню уже, что я ему тогда наплёл – вроде бы, что-то про заброшенную деревню старообрядцев, из которой была якобы родом моя двоюродная бабушка, хранившая у себя в доме редчайшую икону святого Христофора с собачьей головой. На самом деле она была убеждённой атеисткой, большую часть жизни состояла в КПСС и люто ненавидела попов, однако Сергей об этом не знал. Так или иначе, он купился – заброшенные поселения и старинные иконы были его слабостью, приносившей ему, к слову, немало денег – и был готов отправляться в дорогу хоть завтра, благо прошлой зимой как раз приобрёл подходящий для подобных экстремальных туров транспорт, новенький внедорожник отечественного производства, да ещё и установил на него какие-то дополнительные апгрейды для лучшей проходимости. Правда, настоял на том, чтобы с нами поехали ещё двое его друзей и коллег по ремеслу, опытных походников, потому что вдвоём, учитывая почти полное отсутствие у меня туристической практики, мы, как сказал приятель, по тайге далеко не уйдём. Мне не особенно понравилась эта идея, но выбирать не приходилось.
Встретились мы через трое суток неподалёку от центра города, пожали друг другу руки и загрузились во внушительный вездеход. Спутники Сергея оказались весьма неприятными типами гоповатого вида, в разговоре через слово вставлявшими мат и воровской жаргон, разве что радио «Шансон» не включили. Сам Серый, конечно, тоже не был интеллигентом в пятом поколении, да и я в общем-то не читаю Шекспира в оригинале, но те двое держались так, словно только что вышли из тюрьмы, или по крайней мере настойчиво пытались казаться таковыми. Нет, безусловно, мне с ними не детей воспитывать, дружить необязательно, вот только как они отреагируют, когда, прибыв на место, не обнаружат того, что искали?
Сергей, видимо, заметил мои косые взгляды:
– Чувак, не парься насчёт Михи с Костяном, – сказал он, когда те решили зайти за пивом в придорожный магазин и мы остались в автомобиле вдвоём, – Они нормальные мужики, не блатные какие-нибудь, просто стиль общения у них такой дурацкий. Зато по лесу ходить умеют и в нашем деле шарят.
– В каком деле, в разграблении могил? – усмехнувшись, поддел я «археолога-любителя».
– Ой, отвали, – отмахнулся тот, – Сам прекрасно знаешь, что копаем мы по уму, культурный слой не дербаним, в раскопе не гадим, кости не трогаем. А что до барахла, которое собираем по деревням, так где, по-твоему, ему лучше – в халупе с дырявой крышей, где оно просто сгниёт и всё, или в частных коллекциях богатых людей?
– Я тебе морали читать не собираюсь, – поспешил я успокоить приятеля, готового уже произнести целую тираду в защиту своих увлечений, – Скажи лучше, ты этих парней хорошо знаешь? Насколько им можно доверять? Надеюсь, не вчера познакомился, как ты любишь?
– Да нормально знаю, не ссы. Они братья, кстати. А, вон уже возвращаются. Эй, алконавты, куда столько пива, мы же не бухать едем?!
Пива (конечно же, «Жигулёвского») алконавты действительно набрали с запасом и тут же на ходу в машине принялись его употреблять. Предложили и мне, я не отказался – с подобными персонажами лучше попытаться сойти за своего. Не пил только сидевший за рулём Сергей, он сосредоточенно крутил баранку и всё нахваливал железного коня, обещая, что тот при необходимости пройдёт хоть по болоту. В скором времени нам предстояло это проверить.
Ехали долго, почти без остановок – сначала по Серовскому тракту, затем по трассе Серов-Ивдель, а дальше повернули на северо-восток в сторону Югорска. Где-то на полпути между этими двумя захолустными городками предстояло съехать с асфальта и искать путь по просёлкам, если, конечно, они там были. В данной части плана я рассчитывал на Сергея, который за прошедшие дни изучил присланные мной координаты и составил предполагаемый маршрут. Преодолев к вечеру более пятисот километров, мы наконец остановились на ночёвку и разбили палатку на относительно сухой поляне, окружённой с трёх сторон хилым из-за заболоченной почвы ельником, а с четвёртой примыкавшей к дороге, по которой лишь изредка проносились одинокие фуры и лесовозы.
Огонь разводить не стали – Костян и Миха успели изрядно напиться и теперь мучились похмельем, так что сразу же завалились в палатку, укутавшись в спальные мешки. Впрочем, костёр и не требовался – было пока ещё довольно тепло, хотя здесь, на севере, уже чувствовалось скорое приближение осени, и прохладный ветерок то и дело пробирался за шиворот. А вот комаров и мелкой кусачей мошкары кружились тучи, никакие репелленты не помогали, так что мы с Сергеем укрылись в машине, благо на двоих там места более чем хватало, и улеглись спать.
В эту ночь Янкылма мне не снилась – снился покойный дед Палыч, жаривший мясо на своей кухне. Он ловко подбрасывал на сковороде небольшие овальной формы куски с обрубками костей в середине. Держал недолго – лишь до появления румяной корочки, а потом вытряхивал получающиеся таким образом стейки минимальной прожарки на тарелку. От их вида у меня даже во сне потекли слюни. Старик подмигнул мне, жестом предложил угощаться и полез в холодильник за новой порцией полуфабриката. Покопавшись там немного с натужным кряхтением, он выложил на стол ту самую человеческую руку, обнаруженную мной в лесу, только теперь от неё оставалось не больше половины. В несколько секунд покромсав остатки конечности топором, мертвец вывалил их на шкворчащее масло и так же принялся обжаривать.
– Вот молодец, внучек – не только сам приехал, но и мяса привёз, нам теперь надолго хватит! – приговаривал он, переворачивая шумовкой дымящиеся обрубки, – Завтра уже вместе будем обедать. Ты только смотри, осторожнее – живот береги.
Я вырвался из сна, хрипя и судорожно хватая ртом воздух. Отдышаться никак не получалось – в салоне было ужасно душно, мало того, что мы закрыли все окна, спасаясь от гнуса, так ещё и печку включили. К тому же мочевой пузырь настойчиво напоминал о выпитом накануне пиве, поэтому, распахнув дверь и попутно приложившись об неё лбом, я буквально выкатился наружу, на ходу расстёгивая штаны.
Комаров, как ни странно, стало меньше, удавалось даже отмахиваться от них одной рукой. Виной тому, вероятно, был усилившийся ветер. Но и похолодало – по ощущениям градусов десять от силы. Из палатки доносился громкий храп – братьев, похоже, ночная прохлада ничуть не беспокоила. На дороге стояла полная тишина, ни одной машины не было слышно даже вдалеке, лишь шелестели деревья да перекрикивались ночные птицы. Сделав свои дела, я щелкнул зажигалкой и закурил, пристально вглядываясь в ночную темноту, словно надеялся увидеть там что-то важное, способное разъяснить, как я вообще дошёл до такой жизни. Интересно ведь получается – поехал куда глаза глядят в компании непонятных людей, торчу теперь посреди леса в сотнях километров от дома, а всё из-за прочитанной когда-то крипипасты, глюков и сновидений. Что я вообще собираюсь найти в этой Янкылме, бродячих зомби? Вот у Сергея и его подельников есть конкретная цель – старинные ценные вещи, которые можно отыскать в заброшенной деревне и дорого продать. А у меня? Пожалуй, только желание подтвердить или опровергнуть реальность Чернецовской истории, а заодно и проверить, насколько серьёзно у меня протекла крыша. Хотя что там проверять. И так понятно, что расскажи я психиатру о том, как резал петухов на болоте и ел голубей – и меня ждёт диета из аминазина с галоперидолом в уютной палате.
С рассветом снова отправились в путь. На сей раз уже никто не пил, да и разговоры стихли – приближалась цель нашего путешествия. Сергей напряжённо вглядывался в придорожные кусты, периодически сверяясь с картой, и спустя час наконец затормозил около поворота на грунтовку, уходящую куда-то вглубь лесной чащи.
– Вроде, сюда, – неуверенно сказал он, вертя карту в руках так и этак, словно это могло помочь определиться с маршрутом, – Игорёха, ты сам-то бывал тут хоть раз?
– Да откуда? – почти не соврал я, – Так, только по семейным легендам знаю.
– Ну, смотри, надеюсь, не бздят твои легенды, – пробормотал хмурый Костян, выбираясь из машины и закуривая. На самом деле он употребил, конечно, совсем другое слово, и его интонация мне очень сильно не понравилась.
После перекура мы свернули с тракта и двинулись дальше по просёлку, подпрыгивая на ямах и колдобинах. Дорогу размыло прошедшим несколько дней назад дождём, но автомобиль пока что вполне оправдывал ожидания своего хозяина и успешно преодолевал препятствия, хотя скорость, конечно, сильно упала. Деревья, довольно чахлые вдоль трассы, по мере удаления от неё становились всё выше и гуще, тут и там громоздились кучи бурелома. Однажды буквально в нескольких метрах от бампера с обочины взлетел, суматошно хлопая крыльями, здоровенный чёрный глухарь. Пару раз дорога разветвлялась, но Сергей каким-то образом ухитрялся выбирать нужное направление, с ориентированием на местности у него никогда не было проблем – по крайней мере, мне хотелось в это верить.
Через несколько часов такого движения всё-таки пришлось остановиться и выйти из машины – колея окончательно терялась в зарослях хвоща, дальше пути не было.
– Ну что, Сусанины, – покосился на нас с Сергеем Миха, – Куда теперь-то хилять?
– Ну… – Водитель задумчиво почесал подбородок, – да вроде почти на месте уже. Дальше пешком дойдём. Вон тропа какая-то, и как раз, похоже, в нужную сторону. Неохота, конечно, тачку бросать…
– Да кто на неё тут позарится, мля, медведь разве? – заржал Костян.
– Может, и медведь, – кивнул Миха на тянущуюся вдоль колеи цепочку следов, и все сразу притихли, испуганно озираясь по сторонам. Следы можно было бы принять за человеческие, если бы не отчётливо пропечатавшиеся в размокшей глине огромные когти.
– Старые вроде, но всё равно нехер тут хлебалом щёлкать. Короче, достаём стволы, идём без кипеша.
Братья вытащили из багажника по карабину и повесили на плечи, Сергей прицепил к поясу кобуру с травматом, а вот у меня из средств самообороны имелись только нож и газовый баллончик – весьма печальная перспектива против дикого зверя… Или вооружённого человека. Однако, как ни крути, отступать всё равно уже было некуда.
Навьючившись рюкзаками, мы вереницей двинулись по малозаметной дорожке, то и дело преграждаемой поваленными стволами. Громада тайги давила, нарастало чувство непонятной тревоги, и судя по нервным движениям моих спутников, не у меня одного. Конечно, сказывалось опасение встретить недавно бродившего здесь косолапого, но всё же дело было не только в этом – сам лес выглядел каким-то неестественным, чужим, и никак не удавалось отделаться от ощущения постороннего взгляда. Вместе с тем место казалось смутно знакомым, словно я уже ходил когда-то давно по этой узкой, петлявшей среди кудлатых елей тропе – может быть, во сне, в каком-нибудь из постоянно преследовавших меня гипнагогических видений, или тогда, в ночь солнцестояния, во время психоделической прогулки на Шарташе. Вот сейчас деревья расступятся, а там избушка менквов или ужасный савынкан, где в домовинах живут мёртвые.
Примерно так и произошло – чаща вскоре действительно расступилась, и перед нами открылась небольшая деревенька из пары десятков изб. Шедший впереди Сергей поднял руку, призывая остановиться, и наша небольшая компания замерла на месте, словно не решаясь переступить невидимую черту. Всё-таки добрались. Правда, пока непонятно, куда.
Если это действительно была Янкылма, то она вызвала у меня лишь разочарование, хотя на самом деле я и сам не знал, чего от неё ожидать. Селение выглядело нежилым – полная тишина, нарушаемая лишь шумом ветра и нашим собственным пыхтением, скособоченные домишки, не видевшие ремонта со времён Горбачёва, а построенные, скорее всего, и вовсе при Ленине, и ни малейших признаков людей. Однако и такие характерные признаки заброшенности, как провалившиеся крыши и заросли бурьяна в человеческий рост, тоже отсутствовали, даже оконные стёкла сохранились в целости, а ведь покинутые человеком жилища лишаются их в первую очередь, да и вообще долго не стоят, разрушаясь в считанные годы. Из подобной, хоть и стоявшей в далёких отсюда краях деревни был родом мой дед – ещё в девяностые там доживали свои годы последние старики, а сейчас, четверть века спустя, на месте их хат остался лишь ровный и гладкий пустырь.
Мы медленно шли по пустынной улице, настороженно оглядываясь. Вроде бы бояться особо нечего, но всё равно в таких местах нервы сдают.
– Эй, есть тут кто? – заорал было Сергей, но ту же получил увесистый подзатыльник от топавшего следом Костяна.
– Тихо, мля. Мало ли, что там.
Пострадавший не стал возмущаться – здесь и впрямь любые громкие звуки казались совершенно неуместными. Однако на его крик никто не отозвался, окружающее пространство по-прежнему хранило гробовое молчание, словно хищник, таящийся в засаде, и только воздух казался будто наэлектризованным каким-то непонятным напряжением. Наша процессия остановилась около одного из домов, самого большого и наименее покосившегося из всех.
– Всё, привал, нах, – скомандовал всё тот же Костян, как-то незаметно взявший на себя роль лидера, – Ща глянем, чё тут есть козырного.
Он с размаху долбанул в стену грязным ботинком, постоял несколько секунд, прислушиваясь, не донесутся ли изнутри подозрительные звуки, а затем потянул на себя ручку беспрепятственно открывшейся двери и шагнул вперёд, стянув с плеча свою «Сайгу». За братом последовал Миха, потом в низкий проём нырнул и Сергей, а я оказался последним. Что-то удерживало меня от того, чтобы вот так просто вломиться в чужое, пусть и необитаемое жилище. Помедлив несколько секунд на пороге, я поклонился в темноту и прошептал:
– Хозяин, дозволь в избу войти. Я тебе зла не причиню.
– Серый, там твой кореш, по ходу, молится, – раздался где-то впереди весёлый голос Михи, – Он что, тоже из этих сектантов, как бабка его?
Мне вдруг резко захотелось дать говоруну по морде.
Внутри на первый взгляд не было ничего особенно примечательного, обычный сельский дом с единственной комнатой, только какой-то уж очень несовременный и, пожалуй, бедный даже по деревенским меркам. Большая печь с облупившейся побелкой, несколько лавок и стульев, кухонный стол с керосиновой лампой, пара шкафчиков, развешанная вдоль стен старая одежда и стоявшие на полу ящики с каким-то хламом, вот, пожалуй, и всё. Повсюду толстый слой пыли – видимо, здесь и в самом деле уже давно никто не жил. Моё внимание привлекла подвешенная у входа жуткого вида тряпичная кукла, свёрнутая из множества слоёв черной и серой ткани. Голова-узелок, белая безглазая личина, ног тоже нет, один только импровизированный кафтан и болтающиеся из-под него многочисленные лоскуты. Однако при всей своей простоте фигурка казалась неестественно живой, будто вот сейчас неторопливо повернётся вокруг своей оси, выпростает из пустых рукавов тонкие ручки и откинет траченый молью капюшон. Интересно, для чего она предназначалась? На детскую игрушку уж точно не похожа.
Мои спутники между тем уже вовсю рылись в немногочисленных вещах бывших хозяев, даже Сергей, охваченный азартом, ничуть не отставал от своих приятелей. Судя по сплошному потоку разочарованных матерных возгласов, ничего интересного они пока не нашли. Но вот Костян отдёрнул грязную занавеску, скрывавшую что-то в противоположном от двери конце, посветил туда фонарём и вопреки ожиданиям, не издал очередного «мля» или «нахер»:
– Э, пацаны, канайте сюда, тут иконы!
На обнаружившейся за шторой полке действительно стояли потускневшие от времени образа в растрескавшихся окладах с облупившейся позолотой. Их было всего два, кому именно они принадлежали, я не знал – никогда особенно не интересовался религией. На лицах святых, в районе губ, темнели странного вида бесформенные бурые пятна с подтёками. Рядом с иконами покоились также несколько деревянных статуэток с грубо вырезанными чертами, завёрнутых в расшитые бусинами обрезки меха, и их рты тоже были чем-то перепачканы.
– Так, – Сергей, как знаток антиквариата, быстро оседлал любимого конька, – Очень необычные изображения, явно не канонические. Вроде классический византийский стиль, но что-то не то, орнамент какой-то странный, и вообще…
– Да не трави ты баланду, мля, – не выдержал Миха, – ценные они или фуфло?
– Ну… Не Христофор, конечно, но думаю, нормальных денег стоят, – Сергей сосредоточенно поскрёб макушку, – Навскидку век восемнадцатый. Реставрировать надо, конечно, но в целом наша поездка уже неплохо так окупилась.
Братьев такой вердикт обрадовал – они споро принялись укладывать находки в рюкзаки, покидав туда же заодно и всё остальное, что нашлось на полке. В процессе Костян, как и я, тоже обратил внимание на подозрительные пятна:
– А это что за хрень, кровь, что ли?
– Может, и так, – кивнул Сергей, – Тут как раз ничего удивительного. Когда русские миссионеры приходили на север крестить инородцев, те принимали новую веру без проблем, но понимали её совсем не так, как хотелось церковникам. Для них Христос и все святые были просто дополнительными духами-покровителями, они вешали иконы рядом со своими идолами, точно так же камлали перед ними и приносили им жертвы. Мазали губы святых кровью и жиром. Это, похоже, как раз из той серии.
– Во шизанутые, мля, – хохотнул Костян, а Миха присоединился к нему совершенно поросячьим сдавленным хрюканьем, – Игорёха, а ты тоже так делаешь, да? Нас хоть не порешишь тут, гы-гы-гы? Нам наш жир ещё пригодится.
Я предпочёл промолчать, от этих товарищей всё равно ничего умного ждать не приходилось, да и вступать в перепалку с ними себе дороже. К тому же я никак не мог отделаться от ощущения, что в избе что-то не так. Что-то изменилось, и эти изменения никак не были связаны с устроенным доморощенными кладоискателями бардаком.
Точно. Кукла. Теперь она висела под другим углом и слегка покачивалась, как будто кто-то, проходя мимо, случайно задел её. Но мы все стояли далеко, к двери ни один из нас за последние пять минут не приближался. Ветер? Откуда ему было взяться в доме, ведь даже на улице стоял почти полный штиль? Ничего не понимаю…Ладно, всё равно пора отсюда уходить.
В следующем доме ничего ценного не нашлось, как и в двух других, а вот в четвёртом обнаружилась ведущая на чердак трухлявая лестница. Путь преграждала крышка люка, запертая на проржавевший навесной замок, но Миха справился с ним в два счёта с помощью подвернувшегося под руку ломика, и мы осторожно, опасаясь сломать шаткую конструкцию, поднялись наверх. Там, среди гор пыли и птичьего помёта, стояли два древних сундука, доверху забитых тряпьем и ссохшимися полуистлевшими шкурками каких-то пушных зверей, пролежавших здесь явно не меньше полувека. В одном из них удалось найти старый бубен с треснувшей по всей ширине кожей, послуживший братьям поводом для очередной порции шуток про сектантов, а в другом – завёрнутые в чёрно-красное покрывало сразу три серебряных блюда с изображениями всадников на конях. Сергей, увидев их, аж подпрыгнул на месте:
– Нихрена себе. А вот этим штукам лет под тысячу, если не больше, – глаза его возбуждённо забегали, руки затряслись, словно у пьяницы, – Персидская работа, через булгарских купцов сюда шли… У местных народов был культ коня, за такие вещи здесь хорошо платили. А я-то думал, они все уже давно найдены. Да ещё в таком отличном состоянии, как из музея… Короче, наш предыдущий хабар по сравнению с этим – дешёвка. Поздравляю, господа.
– Мля! – в своей привычной манере высказался Миха, а Костян, нервно дёрнувшись, вдруг резко вырвал драгоценности из рук приятеля:
– Харэ сиськи мять! Тут халуп ещё дохера, на всех чердаки есть, может, там таких цацек ещё больше. Всё, шевелите ластами, пока не стемнело.
– Так, я не понял, ты какого… – начал было Сергей, но внезапно откуда-то снизу, из жилого помещения, которое мы даже не успели ещё осмотреть, раздался дикий грохот, как будто опрокинулась целая гора металлических вёдер. Все разом вскинулись, забыв о разногласиях, и уставились на пыльные доски чердачного перекрытия, будто пытаясь прямо сквозь них увидеть источник неожиданного шума.
– Зверьё какое-нибудь забралось, шуганём сейчас – процедил сквозь зубы Костян, направляясь к открытому люку. Блюда, к неудовольствию остальных, он успел-таки засунуть к себе в рюкзак, но Сергей, видимо, решил отложить выяснение отношений на потом, Миха явно привык во всём полагаться на брата, а мне вообще было плевать на этот хлам, сколько бы он там ни стоил, я сюда приехал не за тем.
В комнату входили с ружьями наперевес, но предосторожности оказались излишними. На полу действительно валялось несколько старых ковшиков и кастрюль, звук падения которых, видимо, нас и напугал, однако не было никаких признаков присутствия ни зверя, ни человека. Обстановка ничем не отличалась от предыдущих жилищ – то же скудное убранство и пыль повсюду, и даже висела такая же кукла из чёрных лоскутов, только на сей раз не у входа, а в стороне, около печи. Там же возвышался грубый деревянный стол, на котором белел расшитый угловатыми орнаментами рушник, на вид слишком чистый для вещи, пролежавшей в нежилом доме много лет. Под рушником что-то было.
Пока мои спутники, вяло переругиваясь, шарили в противоположных углах, я подошёл к столу, откинул тряпку и в первый миг даже не понял, что именно увидел – настолько обыденными и в то же время неуместными в пустой безлюдной деревне были обнаруженные предметы. На занозистой столешнице покоился пышный каравай душистого хлеба, будто только что вытащенного из печки, а рядом – кувшин парного молока, сразу шибанувшего в нос одуряющим запахом далёкого детства, когда бабушка каждое утро приносила мне от соседки, державшей двух коров, точно такую же крынку, и я выпивал её до дна, хвастаясь потом перед старушкой белыми пенными усами.
– Парни, идите сюда, – почти прошептал я упавшим голосом, но меня услышали.
– Чё, похавать тут решил? – заржал было Миха, однако тут же осёкся, осознав всю неестественность происходящего. Остальные сразу уставились на ничем не примечательные продукты, словно на привидение.
– Теплый, – коснулся Сергей хлебного круга и тут же почему-то испуганно отдёрнул руку.
– Ты, что ли, приволок? – подозрительно вперился в меня буравящим взглядом Костян.
– Точно, – с истеричным смешком всплеснул я руками, – Корову с собой привёз и подоил её, пока никто не видел. Вы что, не понимаете – мы здесь не одни! Деревня не заброшенная, здесь кто-то живёт, и мы его обокрали!
– Обокрали… А ты, значит, крыса? – прошипел Костян, придвинувшись ко мне вплотную. Карабин он перехватил так, чтобы было удобнее врезать прикладом, и я начал нащупывать в кармане нож, хотя понимал, что шансов нет никаких, – Так вот, фраерок, мне насрать, кто тут живёт, но я отсюда пустым не уйду. И если кто-нибудь сейчас попытается соскочить – замочу лично. Тебя, Серый, тоже касается. Усекли?
– Усекли, усекли, – зачастил Сергей, пытаясь успокоить подельника, – Никто сливаться не собирается, правда, Игорь? – он выразительно посмотрел на меня, – Давайте лучше по-быстрому остальные дома проверим, выгребем что есть и валим нахрен.
– Ага, – кивнул Костян, – только вы с корешем вперёд шлёпаете, чтобы на глазах были. И это говно на столе не трогать, мало ли, вдруг отравлено. Ну, чё встали?
Желающих спорить с ним не нашлось. Вслед за помрачневшим приятелем я направился к выходу, братья шумно топали за нами. Кукла на стене на прощание помахала лохмотьями, шевелившимися, словно паучьи лапы. Что-то мне подсказывало, что вооружённые гопники – ещё не самая большая угроза в этом месте.
Мы даже не успели дойти до следующего дома – в избе напротив вдруг резко хлопнула дверь и раздались быстрые лёгкие шаги, как будто ребёнок пробежал, а затем послышалось хриплое сдавленное хихиканье. Это уж точно не мог быть зверь.
– Эй, кто там? Выходи, мля! – не выдержал Миха и пальнул в сторону шума. Выстрел долбанул по ушам, его эхо ещё несколько секунд перекатывалось в вершинах деревьев, а когда наконец стихло – из леса, откуда-то с севера, отчётливо донеслись гулкие ритмичные удары бубна, прямо как тогда на Шарташе. Словно в ответ в противоположной стороне, на юге, отрывисто и почти членораздельно заревел медведь, а с запада и востока кто-то хрипло завыл – не волки, а скорее люди, вроде бы пытающиеся подражать волчьему вою, но в силу отсутствия особенного старания выдающие нечто лишь отдалённо похожее. А в следующий миг где-то уже совсем рядом затрещали кусты, ломающиеся под напором чего-то большого и тяжёлого, стремительно движущегося к деревне.
– Назад в хату, живо! – скомандовал Костян и первым бросился к только что покинутому нами строению, – Из окон будем отстреливаться, пусть попробуют сунуться, падлы!
Но план не сработал – заскорузлая деревянная дверь сама собой затворилась прямо перед носом охотника за драгоценностями, лязгнул тяжёлый засов, а чей-то глухой голос надсадно прокряхтел:
– Ты серебро-то брось. Чужое же оно.
– Ага, щас! – Костян выстрелил дважды прямо сквозь доски, однако из дома не долетело ни звука, пули будто ушли в пустоту. А вот шум из леса между тем приближался.
– Костя, – дрожащим голосом проговорил Сергей, – Костя, друг… Отдай им. Чёрт с ним, с барахлом, они же нас в живых не оставят. Это же не люди, это другие…
– Какие, нахер, другие?! – в ярости развернулся гопник, уперев ствол карабина в грудь спутника, – Я тебя сам в живых не оставлю, если ещё что-нибудь вякнешь, понял, сука?!
Сложно сказать, как именно случилось дальнейшее – то ли обезумевший Костян уже не контролировал себя и впал в состояние аффекта, то ли у него случайно дрогнул палец, лежавший на спусковом курке, то ли он изначально это планировал и ждал подходящего повода, но так или иначе ружьё в его руках с грохотом дёрнулось, отвесив мощную оплеуху самому стрелку, а тело Сергея отлетело назад на несколько шагов, и широко раскинув руки, опрокинулось на спину, будто сломанная кукла. Повисла звенящая тишина, стихли близкие шорохи в кустах, и даже инфернальная какофония за околицей, казалось, отдалилась и сделалась нереальной, никак не относящейся к происходящему здесь и сейчас.
– Ты чего наделал-то? – как-то неожиданно высоко, по-детски завизжал Миха, в ужасе уставившись на брата.
Тот и сам после такого исхода поначалу застыл столбом, однако быстро пришёл в себя:
– Ша, мля. Сейчас второго завалим, а потом от этих отобьёмся и дёрнем отсюда. Я на зону не вернусь.
В этот момент мой мозг наконец вышел из того безучастного оцепенения, в которое впал, как только началась пальба, но было уже поздно. Пуля ударила в живот, заставив резко пошатнуться и отступить. Почему-то я не упал, а лишь, глупо хлопая глазами, уставился вниз, туда, где должен был расцвести кровавый цветок и зародиться всепоглощающая боль, влекущая за собой стремительно расползающийся по уже бесполезному телу холод подступающей смерти. Однако не было ни боли, ни крови, и только аккуратная дыра на куртке свидетельствовала о том, что свинцовая посланница безносой не пролетела мимо.
– Да сдохни ты уже! – видя, что я продолжаю стоять, снова выстрелил Костян. Вторая пуля, ввинтившись куда-то под рёбра рядом с первой, возымела ровно столько же эффекта. Убийца безрезультатно продолжал давить на курок, лишь сухо щёлкающий в ответ – патроны в магазине «Сайги» закончились.
– Миха, твою мать, гаси его!
Тот неуверенно вскинул было своё оружие, но не успел ничего сделать. Мой разум застелила багровая пелена, а тело налилось какой-то звериной силой, будто и не было двух кусков металла во внутренностях. Я испытывал лишь одно чувство, и это был не страх, не паника, не ярость и даже не гнев по отношению к ублюдкам, только что убившим единственного нормального человека в этой компании, а потом пытавшимся убить и меня. Это был голод, только голод и ничего больше, и он полностью захватил всё моё существо, не оставив ни одной мысли. В последний миг перед тем, как окончательно потерять связь с реальностью, я ощутил, как мой рот наполняется чужой горячей кровью, а ногти и зубы с влажным чавканьем впиваются в податливую плоть врагов… Хотя нет, они не были врагами. Они были просто мясом.
* * *
Восприятие действительности возвращалось постепенно. Первым, что пришло мне в голову, когда вновь появилась возможность думать, было: «Чёрт возьми, почему так неудобно?» Я лежал на спине на какой-то очень твёрдой поверхности и не мог пошевелиться, однако это оказалось, пожалуй, единственным источником дискомфорта в теле – несмотря на все приключения, ничего нигде не болело, даже хроническая боль в суставах, постоянно донимавшая с двадцати лет, куда-то исчезла. Кроме того, в меня же стреляли, и такие ранения по всем логическим законам должны были быть если не смертельными, то как минимум очень серьёзными, но тем не менее они абсолютно не беспокоили. Может быть, стрелявший просто промахнулся? А что тогда было дальше? Последующие события совершенно вылетели из памяти.
Затем частично вернулся слух. Удалось различить шум ветра, крики птиц и многочисленные лесные шорохи, свидетельствовавшие о том, что я нахожусь где-то на открытом воздухе. Запахи тоже долетали – сырого дерева, земли, мха, и кажется, костра. А вот со зрением возникла проблема – когда спустя некоторое время я наконец с титаническим усилием сумел приподнять веки, то увидел перед собой лишь темноту. Неужели ослеп? Или сейчас ночь? Но летними ночами никогда не бывает такого густого непроглядного мрака. Хотя, если присмотреться, какой-то свет всё же достигал моих глаз, правда, был настолько тусклым, что рассмотреть всё равно ничего не удавалось.
Я решил положиться на осязание. Ещё несколько минут, а может быть, и часов, ушло на то, чтобы просто пошевелить одним пальцем. Потом удалось пошевелить двумя, тремя, а затем, наконец, приподнять почти не слушающиеся руки и тактильно исследовать окружающее пространство, насколько это представлялось возможным. Подо мной была, похоже, какая-то грубая ткань наподобие мешковины, постеленная прямо на землю, по бокам – сочащиеся смолой доски, а сверху – сколоченная, видимо, из того же материала двускатная крыша, расположенная столь низко, что в этом непонятном убежище нельзя было даже сесть, максимум перевернуться с боку на бок и приподняться на локтях. Страшное подозрение быстро переросло в уверенность – я лежал в могиле. Точнее, в со́пам на савынкане.
Быть погребённым заживо в мои планы не входило. Слава богам, что здесь хоронили таким необычным способом – в традиционном месте упокоения, под землёй на двухметровой глубине, я бы давно уже задохнулся, а даже если и нет, всё равно выбраться оттуда не было бы ни малейшей возможности. Здесь же достаточно сломать или расшатать не особенно прочную деревянную конструкцию – и я на свободе. Правда, ресурсов на такие подвиги не было совершенно – тело казалось словно чужим и тяжёлым, как камень, напрочь отказываясь подчиняться командам мозга, но я не сдавался и раз за разом наносил по доскам слабые тычки кулаками, ногами и даже головой.
Между тем снаружи, кажется, начало что-то происходить – или просто слух наконец восстановился полностью и стал воспринимать более широкий спектр звуков. Послышались чьи-то мягкие шаги, тихие неразборчивые разговоры, треск огня и, кажется, козье блеяние. Я попытался было позвать на помощь, но из моего горла, к сожалению, вылетел лишь сдавленный сип немногим громче мышиного писка.
Вдруг где-то совсем рядом ударил бубен, ещё и ещё. Бум, бум, бум-бум, бум, бум, бум-бум. Темп нарастал, на заднем плане зазвучал сухой костяной перестук, к нему присоединилась атональная мелодия флейты и чьи-то гортанные выкрики, подхваченные многоголосым хором, затянувшим монотонную ритмичную песню на чужом языке, в котором периодически попадались смутно знакомые слова. Заскрежетало железо о железо, словно очень медленно затачивали нож, взвизгнуло и захрипело в предсмертной агонии какое-то живое существо, а затем внезапно что-то прошуршало по крыше и в глухую тьму моего тесного узилища ворвался свет, показавшийся с непривычки ослепительно ярким. Это отворилось незамеченное ранее крохотное окошко в дощатой стене, и протиснувшаяся в него человеческая рука протянула мне кусок чего-то влажного, липкого и умопомрачительно пахнущего свежей кровью:
– Ешь, друг, поправляйся. Вставать пора.
Я вцепился в мясо зубами словно голодный пёс, и с каждым движением челюстей чувствовал себя всё лучше и лучше. Силы стремительно возвращались ко мне, и даже не жуя проглотив последний кусок вместе с костью и кожей, я с лёгкостью отшвырнул прочь показавшуюся не тяжелее листа фанеры деревянную крышу, которая на самом деле даже не была как следует закреплена, и сел, ошалело вращая головой и оглядываясь по сторонам. Тут действительно было на что посмотреть.
Всё было точно так, как в моих снах – освещённая множеством факелов поляна посреди леса, окружённая величественными кудлатыми елями и усеянная домовинами наподобие той, из которой я только что выбрался. Только моя была новой, а большинство остальных – замшелыми и прогнившими, однако кое-где желтели пятна таких же свежих сосновых досок, и в некоторых местах среди них угадывалось чьё-то шевеление. Неподалёку из земли торчал кол с насаженной на него отрубленной головой, в искажённых чертах которой я с содроганием узнал Миху, а немного в стороне горел большой костёр, освещавший группу людей, столпившихся вокруг него и приплясывающих под звуки бубна, в который бил высокий худощавый старик в меховом одеянии. Ещё с полтора десятка фигур, возившихся с могилами, виднелось в разных концах савынкана, а прямо передо мной стоял, улыбаясь во весь рот, давно сгинувший приятель – Виктор Чернецов.
– Ну, здрав буди, Игорь Батькович. А я всё ждал, когда ты наконец к нам в Янкылму пожалуешь.
– П-привет, – заплетающимся языком пробормотал я, с трудом восстанавливая функции речи, и попытался было резко вскочить на ноги, но переоценил свои возможности и неуклюже шлёпнулся обратно.
– Осторожнее, – предупредительно вскинул руку Виктор, – Бегать и прыгать ты сможешь не сразу. Всё-таки больше месяца тут пролежал.
– Что?! Как больше месяца? – у меня аж отвисла челюсть, к такому повороту я не был готов.
– А что нам было делать? – виновато развёл руками собеседник, – Ты тогда… Ну… В общем, перестарался немного. Съел сразу столько, что впал во что-то вроде, хм, гибернации. У нас такое случается иногда. Ну, мы с Матвеем тебя в домовину и положили.
– Ничего не понимаю, – схватился я за голову, – Что съел? С каким Матвеем? Как так в домовину?
– Что-что, – проворчал, приблизившись к нам, тот самый камлавший у костра старик, – Дружка ты своего съел, этого, с ружжом, который тебе дырку в пузе сделал. Так разорвал, что иной медведь позавидует. В домовину положили, чтобы отлежался, передохнул, мы все там отдыхаем время от времени. А Матвей – это я, стало быть. Бобылёв Матвей Павлович, собственной, так сказать, персоной. Мы же с тобой соседями были, запамятовал уже, что ли?
Он откинул с головы расшитый многочисленными металлическими украшениями капюшон, и я узнал деда Палыча. Вот, значит, как его звали на самом деле.
– Палыч! Так ты не умер?
– Умер, – кивнул дед, словно это было само собой разумеющимся, – Я уж и не помню, сколь годов прошло с тех пор, вроде ещё при Хрущёве первый раз было. Так ведь и ты, Игорёк, умер.
– Что… Что ты имеешь ввиду? – прошептал я, похолодев не столько от самих слов, сколько от того, что он говорил об этом совершенно обыденно, как будто речь шла о погоде на прошлой неделе.
– Ну, помнишь, в июне корня какого-то наелся и в лес убежал? – ухмыльнулся старик, – Вот тогда и отмучился – отравился, видать. По лесу-то ты уже мёртвый шарахался.
– Ага, – глубокомысленно протянул я, изображая мыслительную деятельность, хотя под черепом вновь воцарилась знакомая космическая пустота. На самом деле давно уже было понятно, что со мной что-то не так. Одно из двух – либо я сейчас лежу в психбольнице привязанный к кровати и пускаю слюни, а всё происходящее вокруг существует лишь в моей голове, либо действительно уже покинул этот свет. По крайней мере, это объяснило бы всю сюрреалистичность событий прошедшего лета, а заодно и моё пробуждение на кладбище.
– Так что же, это и есть загробный мир? – спустя пару минут молчания проговорил я наконец, кивнув на окружавшие нас домовины, тёмные деревья, воткнутые в землю факелы и маячившие за ними силуэты.
– А, – махнул рукой Матвей, – Загробный, не загробный – какая разница? Мир, внучек, один и тот же что для живых, что для мёртвых, только видят его все по-разному, и живут каждый как умеет. Ладно, заболтались мы с тобой что-то – давай, вставай помаленьку, да домой пойдём.
– Домой? – грустно усмехнулся я, – А где он сейчас, мой дом?
– Как это где? – удивился дед, – В Янкылме, вестимо. Ты же наш теперь, куда тебе ещё деваться? Мы вот со старухой, вишь, решили было податься в город для разнообразия, так совсем там невмоготу стало – теперь снова у родных могил кости греем. Витька, вон, тоже недолго бегал – вернулся.
– Ага, – кивнул Чернецов, – Я, как помер, так сразу сюда. Верно ты мне, Матвей, тогда сказал – к вам всегда возвращаются.
– А то! – хохотнул старик, – Ну всё, хватит лясы точить, идти пора – путь-то неблизкий. Эй, соседи! – зычно крикнул он, и множество людских фигур с разных концов кладбища двинулось в нашу сторону, – Давайте, собирайтесь, а то скоро уже светать начнёт. Да с Игорем хоть поздоровайтесь, что ли.
– Да, – согласился я, – Нужно познакомиться. А потом домой. Янкылма ждёт.
* * *
Мы с Виктором сидели на кое-как расчищенной от снега куче брёвен на окраине Янкылмы и пили душистый, пахнущий лесными травами самогон, сваренный, конечно же, Глафирой Афанасьевной, супругой деда Матвея, которого я всё так же по старинке звал Палычем. Приближался новый год. Его здесь особо не отмечали, и уж конечно, никому не пришло бы в голову рубить ёлки, тем более что их вокруг росло в избытке и при желании можно было нарядить любую прямо в лесу. Именно так мы и поступили, и теперь наш взгляд радовала возвышавшаяся у околицы трёхметровая красавица, увешанная за неимением магазинных игрушек причудливыми деревянными фигурками, изображавшими менквов, утщи и разнообразных кулей. Вырезал их Николай Боровецкий, тот самый дядя Коля, напугавший меня когда-то в подъезде – при жизни он вроде бы ничем подобным не занимался, а вот после смерти неожиданно открыл в себе талант.
Сугробов в этом году, по словам старожилов, было ещё относительно немного, но всё равно гораздо больше, чем бывает в городе, так что постоянно приходилось прокапывать дорожки от одной избы к другой, чтобы деревню совсем не замело. Морозы тоже особо не беспокоили, несмотря на суровый северный климат. Всё равно даже приблизительно не получалось узнать, сколько на улице градусов, потому что работающего термометра ни в одном доме не имелось, а субъективные ощущения ни о чём не говорили. Это было ещё одно преимущество нового состояния – холод практически не чувствовался. Правда, и делать в такую погоду тоже ничего не хотелось, разве что завалиться на лавку, укрыться одеялом из козьих шкур и спать беспробудным сном. Я превратился в нечто вроде рептилии, активной в тепле, но впадающей в анабиоз при похолодании – кровь-то не греет.
Та же проблема была, собственно, у всех жителей Янкылмы, и решали они её очень просто – в зимнее время спали по двадцать часов в сутки, выбираясь из постелей лишь затем, чтобы затопить печь, проведать домашнюю живность, закинуть в рот пару кусков строганины и улечься обратно. Большинство из них умерли уже в пожилом возрасте, и такой образ существования не казался им чем-то непривычным и некомфортным, да и вообще для них с наступлением смерти мало что изменилось. А вот тем, кто помоложе, эта спячка успевала изрядно надоесть за долгие месяцы холодов.
Однако всё же существовало два способа повысить тонус наших организмов в этот непростой период. Первый – сожрать что-нибудь живое, пусть даже курицу или зайца. Тёплая кровь и парное мясо бодрили лучше любых стимуляторов, минус заключался лишь в том, что куриц так не напасёшься, а за зайцами надо ещё побегать. Вторым же способом был тот, которым мы пользовались прямо сейчас – хоть алкоголь и почти не вызывал опьянения, но в сочетании с травяными экстрактами бабки Глафиры прекрасно прогонял сонливость.
– Витян, а как ты умер, кстати? – нарушил я затянувшуюся тишину, – Так ведь и не рассказал.
– Да я не помню, – пожал плечами собутыльник, – Просто проснулся однажды и понял, что надо ехать в Янкылму. Я ведь в Москве неплохо устроился, думал дальше двинуть в Германию, а тут раз – всё бросил и сюда. Только здесь уже разобрался наконец, кто я теперь.
– А эти? Тоже как-то не догадался спросить, – кивнул я в сторону одного из домов, резко выделявшегося на фоне остальных новыми свежесрубленными стенами. В нём обитала весёлая компания молодёжи лет двадцати-двадцати пяти на вид, появившаяся здесь за полгода до меня.
– А, любители крипипаст? – ухмыльнулся Виктор, – Тоже, как ты, начитались моей писанины, поехали искать нашу деревню, да и замёрзли в лесу. Дядя Коля их привёл.
– Зимой поехали? – удивился я, – Вот экстремалы.
– Это точно, – кивнул Чернецов и приложился к берестяному стакану, – Ну, зато они нашли то, что хотели. Вроде им нравится.
Мы вновь замолчали, каждый думал о своём. Вокруг практически ничего не происходило, мир словно застыл и напоминал старую чёрно-белую фотографию. Лишь из леса доносилось воронье карканье и тихий пересвист снегирей, да где-то вдалеке переливисто, с коленцами, завыл волк – на сей раз настоящий, этих хищников в округе водилось немало. Из печной трубы в доме «любителей крипипаст» вертикальным столбом поднимался дым. Проснулись, похоже – наверняка скоро присоединятся к нам, самогона на всех хватит. Надо напомнить им, чтобы не забыли поставить рюмку Са́мсай-О́йке – духу-хранителю дома и по совместительству одному из хозяев мира мёртвых, тряпичное изображение которого здесь по традиции вешали у входа в каждое жилище. С местными богами надо дружить, всё-таки это их земля. А старшее поколение, как обычно, поднимется и займётся домашними делами только ближе к ночи, не раньше.
– Я к менквам ходил, – сказал вдруг Виктор, раскуривая самодельную трубку. С сигаретами здесь была напряжёнка.
– Да? – заинтересовался я, – И что говорят?
– Говорят, ещё трое к нам собираются, – пыхнул табачным дымом приятель, – И знаешь, кто? Твой кореш Олег, который тебя той дрянью накормил, а с ним ещё один парень с подружкой, такие же любители заторчать. Заинтересовались твоей пропажей, что-то там им явилось под кайфом, и понеслась. Даже дорогу как-то узнали, теперь сидят, весны ждут.
– Да ладно? – хлопнул я себя по коленям, – И что, он тоже того? Или живой ещё?
– Да вроде живой. Он-то тогда эту дурь не ел на самом деле, всё тебе продал.
– Вот скотина! – захохотал я на всю округу, – Так и знал ведь! Ну, сегодня влезу к нему в сон и устрою весёлую ночь. Зря, что ли, Палыч меня учил этим фокусам?
– А я тебе помогу, – скорчил страшную рожу Чернецов, –Заодно намекнём, пусть пару-тройку каких-нибудь попутчиков с собой прихватит, чтобы за мясом далеко не бегать.
– Это да, это дело нужное, – согласился я, – Между тем, и в самом деле зов начинают слышать всё больше людей.
– Ага, – кивнул Виктор, – Так, глядишь, у нас тут целый город вырастет.
– Не-не, только без городов, – замахал я руками, – Нам и в деревне хорошо.
– Пока да, но может, лет через двести передумаем, – мертвец скатал снежок и запустил им в сторону леса, – Ну что, давай ещё по одной? За нашу Янкылму.
– За Янкылму! – отсалютовал я стаканом. Ветер понемногу разгонял облака, обещая ясную морозную ночь, а к одинокому волчьему голосу в сонной тайге присоединилось ещё несколько. Где-то там, в полузабытом уже мире живых, прямо сейчас бушевали очередные войны, эпидемии и кризисы, которых в наступающем году, скорее всего, станет только больше, но я был мёртв, и я был дома. Всё остальное не имело значения.
Mrtvesvit, 2020, Екатеринбург.