Таблетка.
Она была простенькой с виду, синенькой и округлой, напоминая драже. Правда, столь крупные драже давно перестали производиться большими партиями, выйдя из моды, нынешний потребитель все чаще предпочитал покупать понятный «изюм в шоколаде» или «орех в шоколаде» вместо таинственного набора цветных глазурированных бусин с невразумительной кисло-сладкой начинкой внутри.
— Что здесь? — спросил мистер Хопкинс.
Может быть, от волнения голос его прозвучал суше, чем следовало. Он мысленно отругал себя — за свои сорок пять он так и не научился толком общаться с людьми, что уж говорить о разговорах с представителями таинственных криминальных структур.
— Юность.
Представитель упомянутых выше структур улыбнулся, улыбнулся очаровательно и в то же время словно бы чуть беспомощно. С виду ему было лет тридцать, в своей гладко выглаженной белой рубашке и черных брюках он выглядел на фоне мистера Хопкинса почти мальчишкой.
«Опять эти чертовы биологизмы в тебе», — вновь выругался мысленно Хопкинс. Вечное сравнение своего возраста с возрастами других, вечное стремление считать свой возраст «теперь наконец-то нормальным», а возраста остальных — «мальчишескими» или «старческими». Он читал немало психологических книг, читал даже об эффекте когнитивного диссонанса, который заставляет людей при анкетировании и опросах занижать свой собственный интеллект времен юности — еще бы, иначе же ведь не получится считать «нынешнего себя» поумневшим?
— Простите? — уточнил Хопкинс. С невозмутимым, как ему хотелось надеяться, видом.
Представитель криминальных структур развел руками.
— Вы ведь знакомы с нашей рекламой. Она, хочется верить, внятно описывает суть.
— В ней нет никаких подробностей о принципе действия препарата. Что это — эликсир молодости, ноотроп нового поколения, еще одна разновидность виагры?
— Все это — и вместе с тем нечто совершенно иное. Сразу скажу, пилюля эта ничуть не омолодит ваше тело, хотя встряхнет временно некоторые физиологические системы, включая либидо. В ней содержится огромнейший спектр веществ, от ноотропиков и афродизиаков до антидепрессантов, гормональных стимуляторов, витаминов и антигистаминов. Впридачу к тому — несколько катализаторов, что позволят перечисленным веществам действовать одновременно без помехи друг другу и даже ускорят их влияние на организм.
— И в чем будет состоять это влияние? — настойчиво поинтересовался Хопкинс.
Собеседник вновь улыбнулся, уже чуть уверенней.
— Юность. Не юность физическая — юность психическая. Вы не раз замечали, вспоминая себя в пять или в восемь лет, что тогда простой леденец во рту окрашивал всю Вселенную розовыми тонами не меньше, чем сейчас могла бы инъекция кокаина? Вы не раз вспоминали о том, как лет в восемнадцать могли думать чуть ли не о нескольких вещах одновременно, как за пару минут сидения на диване в вашем мозгу могла пронестись философская концепция, которую в письменном виде пришлось бы излагать часами? А талант юного мозга к строительству виртуальных миров, несуществующих, но завораживающих, в которых можно жить годами втайне от одноклассников и от родителей? Да что там фантазии или грезы, вы замечали когда-нибудь, что даже запахи, даже цвета в юности воспринимаются чуть-чуть по-иному?
Мистер Хопкинс прикрыл на несколько мгновений глаза.
Ему вспомнился недавний красочный фейерверк, устроенный мэром ко Дню Независимости, затем — состоявшееся полугодием раньше празднование Рождества.
Переливчатые огоньки на искусственной елке, краски разноцветных гирлянд — все это выглядело ошеломительным, все это словно будило некие давно позабытые струнки в душе. Будило лишь на долю мгновения — чтобы отправить в сон вновь.
— Замечал, — приподняв веки, произнес он.
Улыбка визави стала шире.
— Большинство людей старательно скрывает от себя на протяжении всей своей жизни наблюдения подобного рода. Разве что изредка прорвется — в подпитии или в блоге. Но мы изучали вас, мистер Хопкинс, и знаем, что вы не такой.
— Тайный сбор данных? — приподнял клиент бровь. — К чему, интересно? Уж не хотите ли вы сказать, что мое положение исключительно и что я первый тестер этого препарата?
— Обычная практика маркетинга, давно применяемая в массовом масштабе при поиске потенциальных клиентов. Каждый человек оставляет намного больше следов в логах поисковиков интернет-компаний, чем ему хотелось бы думать. Следов, говорящих о его характере и вкусах, выборе и предпочтениях.
Губы Хопкинса дрогнули в попытке улыбнуться в ответ, но он осознал, что улыбка скорее всего получится кислой, после чего расслабил лицевые мышцы.
И вправду — обычные приемы маркетинга. Технология бытового гипноза. «Я говорю вам то, что вы и без меня знаете» — призывающая доверие формула.
Беседуя с человеком, свежая история браузера которого хранит следы чтения пары десятков параноидально-конспирологических книжек, улыбнись ему дружески и намекни на истинность самых тайных его подозрений, чтобы расположить к себе.
— Сколько стоит пилюля? — желая оборвать разговор, резко спросил он.
Сумма оказалась приличной.
— Вы серьезно?
Теперь улыбка визави обрела извиняющиеся нотки.
— Это же не первая доза героина, после которой вы с весомой вероятностью придете за добавкой еще и еще. Компоненты таблетки не вызывают физического привыкания, что до привыкания психологического, то оно нами еще не изучено столь хорошо, чтобы делать на него ставку. Поэтому каждую порцию мы продаем индивидуально — без расчета на последующую серию аналогичных покупок.
«Снова маркетинговый гипноз. Видите, дескать, я сознаю, на какую Корпорацию Зла я работаю, но с вами я полностью откровенен об этом».
Мистер Хопкинс нахмурился.
Что-то из произнесенного только что визави насторожило его, царапнуло шишечку паранойи в мозгу, но ему уже хотелось закруглить как можно быстрее беседу. Не выпуская из рук таблетку — знаменитый прием «Дай подержать потенциальному клиенту покупку, чтобы он заранее ощутил ее своей собственностью» работает, даже если ты знаешь о нем.
— Вы знаете, что произойдет, если она окажется откровенной отравой, — счел все же своим долгом предупредить собеседника он, расплачиваясь. — Я вынужден был принять определенные меры.
Дилер лишь склонил утвердительно голову.
* * *
Выпроводив лучащегося радостью посетителя за квартирный порог, мистер Хопкинс вернулся в комнату и присел на диван, изучая взглядом продолжающую лежать около компьютерной клавиатуры таблетку.
Впрочем, какой, к черту, мистер Хопкинс? Посетителей в комнате уже нет, теперь можно отбросить маску мнимой вальяжности, можно вновь почувствовать себя тем, кем ты в действительности и ощущал себя вечно — Джеральдом или попросту Джерри.
«Быть может, в этом и заключается моя проблема».
Большинство Джеральдов, большинство Джерри становятся рано или поздно мистерами Хопкинсами, как учит нас тому массовая культура, субботние мультсериалы и даже Самая Главная Книга. Возраст должен давать нам вознаграждение за плавную потерю сил и амбиций, но с Джерри как-то так получилось, что он остался на всю жизнь Джерри, причем — постепенно слабеющим, грустнеющим и глупеющим. Поэтому-то он и относился настолько скептично к эйджистским стереотипам?
«Быть может, мне еще повезло».
В юности у него было немало знакомых, подобно ему, не умеющих или не желающих набирать некие смутноуловимые социальные баллы. Кто-то из них оказался в итоге на дне, кто-то — умер от спайсов.
Джеральду и впрямь повезло, помощь родных и близких позволила ему выплыть по течению к должности офисного клерка не самого низкого разряда. Феерическое достижение, учитывая, что юношеская некоммуникабельность его никуда не делась.
«Деньги».
Он усмехнулся слегка, хоть и сознавая, как театрально до тошнотворности это выглядит.
«Деньги и время».
Две главные ценности этого мира, разъедающие при этом по кусочку тихонько твой мозг. Избыток денег дает тебе избыток времени, а избыток времени позволяет тебе ощутить, как ты с каждым днем проваливаешься в вязкую серую пропасть. Твой ум деградирует, ты все чаще проигрываешь даже компьютерному оппоненту в Civilization, тебе лень смотреть любимые когда-то анимэ-сериалы, а лежащий на грани закона вирт с «возможными школьницами» — Джеральд никогда не уточнял возраст сетевой собеседницы — уже не так сладко будоражит тебя, как когда-то лет в тридцать.
Заниматься благотворительностью, развивать разум или духовность? Джерри не видел смысла помогать голодающим африканцам, хоть и отсылал периодически часть своего дохода в разные странные фонды. Чтение научно-популярных книг вызывало приятные чувства, но все чаще и чаще он ловил себя на том, что к концу книги не помнил ее начала.
Духовность?
Уйти в религию и стать псевдоморалистом, начать с копьем в руке на белом коне сражаться против всего того, что прежде защищал и даже насаждал? Джеральда всегда забавляло встречать в Интернете подобные сценки.
Браво, очередной перепуганный до ушей призраком Смерти старец гневно критикует хентай, обрушивается на геев и требует запретить непристойные фанфики. Ну, верно, дедуля, ты же уже почти импотент, теперь уже можно и запретить?
«Таблетка».
Джеральд вновь посмотрел на нее.
«Интересно, как долго она будет действовать?»
Их представитель как-то забыл поведать Джерри об этом. Впрочем, в их рекламных проспектиках что-то говорилось о периоде действия часа в три.
Он облизнулся.
Наверняка процентов на семьдесят пять здесь будет использован эффект плацебо. Случайно, что ли, их дилер не менее пары минут расписывал Джерри прелести юного разума? Ну а сама по себе их пилюля вполне может оказаться лишь заурядным экстази, овеяв его мозг эйфорией и заставив уверовать, что чудо произошло.
«Если бы».
Он взял таблетку, покатал синевато-сплющенный шарик меж пальцами. Что, если перед ним — пропуск в Край Позабытых Надежд, в Страну Вчерашнего Дня, в Мир Мечтаний и Грез?
Ему вдруг припомнились с невиданной яркостью некоторые из грез, заставив его заалеть. Да, чтобы проделывать в мыслях подобное с Мэнди, невинной героиней невинного мультсериала, надо быть не иначе как бессовестным школьником.
Ему смутно вспомнилось нечто иное.
Контуры диковинных мирозданий, невообразимо величественных и громадных. Тени невероятно длинных фэнтезийных сюжетов, тени невиданно сложных космооперных грез.
«Забавно, я еще даже не принял таблетку, а уже словно бы заранее ощущаю эффект ее. Кажется, я читал, что подобное бывает у наркоманов?»
Взяв в руку стакан с водой и положив на язык пилюлю, Джеральд прислушался к ее вкусу. Она была сладковатой — что, без сомнения, что-то символизировало, только бы понять, что.
«Яркость ощущения жизни, вы говорите?»
Он проглотил шарик.
* * *
Несколько секунд не происходило совершенно ничего, хотя Джерри подсознательно ожидал изменения красок вокруг и странных визуальных эффектов. Позже, впрочем, он вспомнил, что принял не NZT-48 и даже не LSD, да и окружают его не декорации сериала «Limitless». Реальная жизнь характерна тем, что любое лекарство в ней усваивается пищеводом не сразу.
«Не страшно».
Сейчас пищеварительные соки и вода растворят оболочку таблетки, сейчас содержащиеся в ней медикаменты поступят в кровь. Что он почувствует, интересно, — более быстрое сердцебиение, желание накупить на всю зарплату конфет, тягу к многочасовым неприличным фантазиям о преподавательнице английского? Некоторые из ноотропов, с которыми экспериментировал прежде мистер Хопкинс — почему ему вновь захотелось назвать себя так? — давали похожий эффект.
Вдруг подумав о том, что от возвращения в молодость у него может пробудиться страсть к графомании, страсть, поддерживаемая им в течение последних полутора десятилетий лишь искусственно, он сел за компьютер.
Чем черт не шутит, вдруг захочется набросать какой-нибудь эротический фанфик?
Или шутливую зарисовку?
«Жаль, что таблетка действует только лишь три часа».
Он моргнул.
«Только лишь?»
Взгляд его коснулся настенных часов, подаренных когда-то тетушкой Диной и работающих от энергии термических перепадов, секундная стрелка на них ползла удручающе медленно.
«Три часа — это же бездна времени», — с пугающим холодком в себе вдруг понял Джерри. Разве не выключали его на целую вечность из Вселенной в детстве субботние мультсериалы, длящиеся в общей сложности минут сорок?
Похоже, таблетка начинает усваиваться.
Или это лишь только самовнушение? Он облизнулся, чувствуя у собственной слюны вязкий неприятный привкус, взгляд его упал на клавиатуру впереди.
Положив на клавиши пальцы, он набрал несколько строк. О нет, не строк эротического фанфика или шутливой миниатюры, просто повествование об испытываемых им сейчас ощущениях.
Ощущения были странными.
Джерри давно уже не считал себя Главным Героем Пьесы — точнее, всячески глушил в себе это чувство, полагая, что если пьеса с его участием и имеет место, то пьеса эта трагична, а он в ней — призванный вызывать омерзение второстепенный статист. Теперь же он ощутил себя снова под лучом рампы, ощутил себя Осью Повествования, центром, вокруг которого кристаллизуются событийные линии.
Собственно, он об этом и написал. Текст был введен с потрясающей легкостью, причем ему было пофиг на стиль и на пунктуацию — чем-то написанное им смахивало на присылаемые порой редакциям видеоигровых сайтов письмена разных школьников.
«Занятно все-таки, — набрал он, попытавшись все же взять себя в руки и соблюсти хоть какие-то правила стиля. — Такое чувство, будто ты выпил кружку кофе или целых десять. Хотя нет, это не совсем то ощущение?»
Он зачем-то оглянулся.
Ну да, в детстве и даже отчасти в подростковом возрасте его постоянно преследовала боязнь, что за ним может наблюдать кто-то. Ну а если вспомнить пресловутый страх темноты, преследовавший его лет до семнадцати?
Пожалуй, и к лучшему, что таблетка будет действовать лишь часа три.
«С возрастом мы перестаем бояться монстров, — набрал он задумчиво на клавиатуре. — Увы, с возрастом мы перестаем также верить, что хоть как-то интересны Вселенной».
Его обожгло стыдом.
Странное чувство, уж не от прежнего ли мистера Хопкинса исходящее? Солидный сорокапятилетний дядька, сидящий за компьютером и набирающий шаблонные мелодраматичные сентенции в духе статусов девушек из Фейсбука.
Но что же набрать взамен?
«Эротический фанфик?»
Ему вдруг вспомнилась сослуживица, встречавшая его каждый день за конторкой при входе в банк, молоденькая сослуживица в скромных очках и с наивными серыми глазками.
Представив себе с пяток сюжетов с ее участием — даже облизнувшись при этом — Джерри положил было руки на клавиши вновь и стал набрасывать зарисовку, но что-то остановило его.
Страх.
Кого? Или — чего?
«Эй, незачем паниковать, старик, — воззвал он к себе точно так же, как, бывало, взывал к себе в юности. — Весь мир у тебя в руках, вечность в твоем распоряжении».
Вечность?..
Он вздрогнул.
Отведя руки от клавиатуры, прищурился и медленным, исподлобья, взглядом обвел не торопясь комнату. Комнату сорокапятилетнего мужчины, успешного офисного клерка, зарабатывающего достаточно, чтобы обеспечить себе пропитание и даже заказывать втихаря у теневых структур сомнительные психотропные препараты.
Он вспомнил.
Медленно, как из дымки, выныривали воспоминания. Воспоминания, никуда по большому счету не уходившие, воспоминания, всегда бывшие с ним, но до приема синей таблетки не имевшие никакого значения.
Воспоминания о том, чего он хотел...
Воспоминания о том, как он видел грядущее...
«Этого ты хотел? — насмешливо осведомлялся внутренний голос. — Работать каждый день на малоинтересного дядю, откладывать деньги на пенсию и постить время от времени свои туристические фотографии на Фейсбуке?»
Джеральд приглушенно застонал, стиснув виски ладонями.
«Да, помню, именно так ты все заранее и планировал, — хихикнуло каверзно изнутри, — сначала я стану гениальным хакером и взломаю материалы по Синей Книге, потом организую в Сети контору по исследованию паранормального, потом наведу повсюду в мире порядок и построю Утопию Мирного Разума, потом раскрою все загадки Вселенной и тайну Предназначения Жизни в частности, ну а под завершение — проработаю пару десятилетий скучным офисным клерком».
Кофе?
С губ Хопкинса, уже не знающего, как себя мысленно называть, сорвался жуткий смешок. О нет, это не походило на эффект десяти чашек кофе, куда больше это походило на эффект завершения хмельной вечеринки, когда ты сидишь перед собеседником с рюмкой в руке и изо всех сил пытаешься доказать ему что-то важное и философское.
Только вот разум его не был сейчас затуманен хмелем, напротив, он был предельно ясен. Ясен и переполнен энергией, энергией, распирающей череп и буквально сводящей с ума.
Экзистенциальный зуд поиска предназначения?
«Так и было, — с ужасом вдруг осознал Джеральд. — Именно так и было. Именно этот режим функционирования является естественным для юного мозга. И именно его мы старательно пытаемся забыть на протяжении всей оставшейся жизни».
Забыть.
Потому что — если не сделать этого — придется всю жизнь сознавать, что ты проиграл игру, не выполнил данного себе в юности слова, не справился с предназначением.
Или — уйти в ашрам, в монастырь, отправиться в заплыв по религиям и эксцентричным учениям, что не менее глупо и противоречит инстинкту поддержания социального статуса?
Его комната, квартира его вдруг показалась ему удручающе тесной.
«Весь этот мир, — вновь шепнул ему внутренний голос, уже не с ехидством, а скорее с сочувственной грустью, — вся эта реальность. Она была для тебя, она предназначалась для тебя с самого первого твоего шага. Что ты в ней сделал? Много ли секретов было тобою раскрыто, много ли квестов исполнено, много ли боссов побеждено?»
Он сцепил зубы.
Ему вспомнилось, что ощущения вроде переживаемых ныне когда-то были для него повседневностью, был даже период, когда он не просыпался без мыслей о самоубийстве.
Ну да, подростки частенько любят гордиться склонностью к Черным Депрессиям. Был, однако, некий аспект, в котором нынешнее его положение отличалось от прежнего.
Прежде была надежда.
Шанс, хоть исчезающе микроскопический, что когда-нибудь ты добьешься осуществления своих грез — пусть даже чудом. Шанс, хоть исчезающе микроскопический, что мир когда-либо освободится от переполнивших его миазмов глупости и абсурда — пусть после твоей гибели — так что дела, которые ты успеешь содеять при жизни, не исчезнут бесследно в веках, а лягут кирпичиками в основание сияющей пирамиды.
Будущее.
Пока у тебя есть будущее, у тебя есть надежда. Надежда, становящаяся все более зыбкой по мере накопления опыта и цинизма.
У каждого восемнадцатилетнего подростка, мающегося Черной Депрессией, есть впереди воображаемые двадцать или тридцать лет относительно здорового существования. Два или три десятилетия, за которые может произойти что угодно, будь то спасение мира, встреча с пришельцами или даже свидание с очаровательной девушкой.
Но восемнадцатилетний подросток Джерри, волею синей таблетки оказавшийся в теле сорокапятилетнего клерка и изучивший изнутри его память, со всей четкостью ощущал, что будущего впереди нет.
Свидание с девушкой?
Жалкая подачка былым устремлениям, хотя и могущая произойти в принципе даже сейчас, но едва ли способная возыметь хоть какую-то силу по окончании эффекта пилюли. Будь ее эффект вечным — можно было бы еще потрепыхаться, вновь попытаться отдать свою жизнь под власть былых целей и идеалов. Но влияние таблетки лишь временно, через три часа он снова станет растением, станет овощем, а значит, игра проиграна еще до начала.
«Шансов бы не было все равно, — встрепенулся внутри него еще чей-то голос, голос скрипучий и ветхий, как если бы каждая из голосовых связок его хозяина была покрыта огромнейшим слоем пыли. Старая версия мистера Хопкинса, не до конца убитая синей пилюлей? — Юности только кажется, что она всемогуща. Эта таблетка вновь окутала мозг — наш с тобой мозг? — прежним самоуверенным флером, но при попытке осуществить свои грезы воочию ты лишь получил бы несколько раз по морде или оказался бы за решеткой».
Спорить с ним не хотелось.
— Ты прав, Смит, — глухо пробормотал Джерри, выбираясь из кресла и оглядываясь по сторонам. Еще одна страсть подростков, страсть заменять собственные мысли пафосными чужими цитатами. — Ты всегда был прав...
Где там хранился у Хопкинса в тумбочке пистолет?
* * *
— Следы удалось замести, значит?
— Ну да. — Представитель криминальных структур склонил голову перед восседающим в алом кресле своим непосредственным руководителем. — По счастью, меры, которые он предпринял, оказались довольно стереотипны.
— Компромат в «облаке»?
— Вроде того. Я сам непосредственно не занимался исследованием его компьютера, это не моя компетенция.
Помолчав несколько мгновений, дилер все-таки осмелился задать вопрос:
— Вы знали, что подобное может случиться?
Не то чтобы вопрос этот имел существенное значение. По долгу работы на мафию ему случалось распространять среди клиентуры как героин, вызывающий привыкание с первой дозы, так и почти откровенные яды. Но все-таки, убивая человека, приятно заранее знать об этом.
— По поступающим данным, — говорящий разжег неторопливо сигару, — подобным исходом увенчивается более пятидесяти процентов случаев распространения нового препарата. Интересно, что среди случайных подопытных — первых попавшихся людей с улицы? — склонность к суициду проявило лишь около трех процентов. Похоже, что вещи эти как-то взаимосвязаны, желание любой ценой вернуть юность духа — и следующий за этим эффект.
— Пятидесяти?..
Дилер ничего не понимал. Какой смысл распространять препарат, который в открытую уничтожает клиентскую базу, причем, в отличие от героина, целиком и сразу?
— Вы можете идти.
* * *
Руководитель подождал некоторое время после закрытия за дилером двери, выпустив густое облако табачного дыма. После чего рука его потянулась к кнопке под правым подлокотником кресла, включая шифрованную квантовую видеосвязь.
— Работу в северо-западном регионе пора сворачивать. Отдельные журналисты и аналитики начинают видеть паттерн. Некоторые из клиентов успели распространить слух о «синей таблетке», что может привести к отображению ее обычным психотропным ядом, что не только неверно по сути, но и противоречит нашим намерениям.
Он не всегда был так многословен.
Однако в беседе с тем, с кем он сейчас разговаривал, некоторое многословие и наукообразность формулировок даже приветствовались.
— Благодарю за предупреждение, коллега. — Человек в очках с золотистой оправой уважительно склонил голову. — Это был беспрецедентный социальный опыт, давший нам много сведений для будущего конструирования оптимального профиля общества.
— Жестокий опыт, — встряхнул говорящий сигарой, сбрасывая вниз пепел.
Странная реплика для босса среднего звена в наркомафиозной структуре. Чуть менее странная — для человека, только лишь вынужденного по долгу службы играть эту роль.
— У каждого есть выбор, мистер Гексли, — философски произнес человек на экране, поправляя очки. — Кто-то переосмысляет существование и качественно меняет все свое бытие. Кто-то не находит в себе для этого воли — или приходит к выводу, что поезд его бытия зашел по неверной дороге уже чересчур далеко. Разве не лучше, разве не справедливее в чем-то, когда социальные единицы сами тестируют себя на пригодность?
Будто очнувшись от охвативших его некстати раздумий, человек в алом кресле вздрогнул.
— Что?.. Да. Да, полагаю, вы правы.
— В таком случае, — улыбнулся едва заметно человек в очках с золотистой оправой, — я прощаюсь с вами до следующего сеанса связи, мистер Гексли.
— И я прощаюсь с вами, Гроссмейстер.