Не открывали долго. За дверью слышалась возня, приглушенный звук работающего телевизора. Палец с острым когтем все продолжал нажимать на кнопку звонка. Ничего, терпения в запасе более, чем много. На улице трещали и хлопали запускающиеся салюты, вопила детвора.
Внизу, у почтовых ящиков, на первых ступеньках лестницы сидели несколько сопливых юнцов с бутылками пива. Весь подъезд усыпан блестками, конфетти, кое-где даже повесили мишуру и прилепили на грязные окна вырезанные из бумаги снежинки. Особенно приглянулись кривые и совсем нелепые, но сделанные, как показалось, с особой любовью. А их в подъезд вынесли. Да этим снежинкам цены нет, их под подушкой хранить или в первом ящике комода вместе с фантиками от вкусных конфет и билетами в кино.
Палец еще нажал на звонок. Право слово, сколько можно добираться до прихожей? Даже если коридоры в квартирах этого подъезда настолько длинные, не вечность же целая требуется в самом-то деле?
Тот, кто готов терпеливо дожидаться приглашения войти, поправил маску, раздобытую для походов по домам куртку, внимательно посмотрел на начищенные ботинки. Когда попросят представиться, то назовется Лешей, коллегой главы семьи, который внезапно оказался в новогоднюю ночь неподалеку и решил зайти на огонек. У каждого уважающего себя человека найдется такой Леша. Обычно с ним вместе работают, иногда даже приглашают в гости со всей семьей. С ним обязательно связана какая-нибудь смешная история, а его имя может стать нарицательным.
Щелкнул замок и перед гостем предстал тощий мальчишка в махровом халате, который ему был велик размеров на пять. Под халатом пижамная рубашка. Имелись и носки, только тот, что на правой ноге, сполз вниз. Мальчишка держал в руках глубокую миску с каким-то салатом, во рту же у него был бутерброд с ветчиной. В большой комнате дуром орал телевизор. Отличная звукоизоляция.
— Что же ты дверь открыл и не спросил кто там? — почему-то возмущенно начал гость, напрочь забыв о цели своего визита.
— Кто там? — пробубнил мальчишка, таращась на пришедшего. — Чего надо?
Из-за бутерброда во рту все слова коверкались, но мальчишку это не смущало.
— Родители дома? — поинтересовался гость, пряча за спиной руки с когтями.
— Сами-то как думаете? — мальчишка вытащил бутерброд и положил его в миску с салатом. – Меня бы мама на месте убила, если увидела, что я мимозу ложкой отсюда ем!
Он поднес миску прямо к маске. Действительно, почему такое сразу в голову не пришло, это же очевидно!
— В Новый Год? И не дома? — удивился гость. Мальчишка прыснул.
— Какой Новый Год? Сегодня уже первое число!
У гостя чуть сердце в пятки не ушло. Неужели он даты перепутал?
— Как первое? — пролепетал он. Опять не успел?
— О, видимо, хорошо отметили, — хихикнул мальчишка и посторонился. — Родители вернутся скоро, если хотите, то можете их дождаться. Я с вами мимозой поделюсь.
Гость неуверенно пожал плечами, но в квартиру зашел.
— Не страшно меня пускать?
Мальчишка отправил в рот ложку с салатом, облизал ее как следует.
— Страшнее дядь Коли никого не найдется все равно. Вы разувайтесь только на коврике, иначе мама вас кухонным полотенцем побьет. Она не любит, когда в обуви дальше проходят.
Он медленно прожевал, проглотил.
— Я один раз так сделал и получил, — задумчиво произнес мальчишка, глядя, как гость вешает куртку на крючок.
— А почему страшнее дяди Коли никого нет?
— Он отбитый, в ухо себе петарду один раз засунул.
Гость аж замер.
— Так он помереть должен был!
— Так он и помер, — совершенно будничным тоном сказал мальчишка. — В зал проходите, там на столе еще зимний салат остался и бутики с икрой. Заветрились немного, но есть можно.
Гость послушно проследовал за мальчишкой, который уселся в кресле у елки, поставил себе на колени миску с мимозой, уставился на экран телевизора. Пышнотелая дама в необъятном блестящем балахоне исполняла какую-то старую песню и гость, пытаясь вспомнить название, пропустил вопрос.
— Ау! — мальчишка пощелкал пальцами. Гость перевел на него взгляд.
— Чего в маске-то сидите? И вы мамин знакомый или папин?
— Папин? — немного неуверенно отозвался гость. С этой путаницей во времени он абсолютно позабыл про легенду, которой обычно придерживался. Приходишь так под шумок, туда, где очень много народу собралось. Никто даже не замечает, что еще людей прибавилось, плюс алкоголь и вкусная еда делают свое дело. Все становятся ужасно дружелюбными и готовыми на любые подвиги. Выбираешь самого пьяненького, ведешь в подъезд покурить и кушать подано. Кто его там потом искать станет, только к утру оклемаются и вспомнят. Или вообще не вспомнят.
— Работаете вместе? — задал следующий вопрос мальчишка. На столе — бокалы с недопитым шампанским, остатки салатов в глубоких блюдах. Насчет бутербродов с икрой мальчишка не обманул. Тоже имелись.
— Вроде того, — кивнул гость.
— А звать-то вас как?
— Леша.
Мальчишка призадумался.
— Маску чего не снимаете? — снова вернулся к насущной проблеме. Гость вздохнул и показал свое лицо. Мальчишка внимательно посмотрел, нахмурился.
— Вы такой страшенный, что на Лешу похожи очень отдаленно. Я бы вас называл Кощеем каким-нибудь. Без обид только. Вы точно-преточно Леша?
Гость кивнул, а потом помотал головой.
— Шуберт я.
— Еще лучше! — захохотал мальчишка. — Что я, по-вашему, совсем глупый? Я, между прочим, в музыкальную школу хожу и композиторов в лицо знаю.
— Меня мама так назвала, — растерянно сказал Шуберт. Мальчишке повезло, что гость оказался совсем выбит из колеи, плюс взрослых только жрал. Детей не ел, да и есть там нечего: кожа да кости. Так, на зубок.
— А как вас друзья называют? — поинтересовался мальчишка, снова облизывая ложку. Шуберт вздохнул. Друзей у него не то чтобы не было, но и назвать тех, с кем он общался, друзьями – очень большая натяжка.
— Шубой, — пробормотал гость, снова вперившись взглядом в экран. Полную женщину сменил тощий хлыщ с гитарой наперевес.
— Зачем ты это смотришь? Мозг же начнет размягчаться, — вздохнул Шуберт.
— Кстати, тебя-то как зовут?
— Вам то, как меня бабуленька называет или как папа?
— Давай первое.
— Тиша,— мальчишка поправил очки, почесал нос.
— А папа?
— Тихон, иди сюда, я тебе сейчас ремня всыплю, — разулыбался мальчишка.
— А мама?
— А это мы оставим при себе, — хмыкнул Тиша. — Слишком личное, чтоб всякая Шуба об этом знала. Слушайте, зачем же вы мне наврали, что вы папин знакомый? Я даже без очков могу увидеть, что вы из тех, кто людей ест.
— Тихон, хватит с тебя того, что ремня всыпят за постороннего в квартире, — подметил Шуберт.
— Врать нехорошо, вообще-то, — сердито буркнул Тиша. — Насчет имени тоже наврали небось. Какой из вас Шуберт?
— Честное вурдалакское! — Шуберт поднял вверх правую руку. — Моя мама просто тоже музыку сильно любила.
— Кто ж вам сказал, что я музыку люблю? — сощурился Тиша. — Я в музыкалку хожу, потому что мама не ходила, а ей очень хотелось. Ешьте, ешьте бутерброды, я разве за зря их нахваливал?
Под елкой, мерцающей огоньками гирлянды, лежали пустые коробки, разорванная упаковочная бумага.
— Мама разрешила ничего не убирать. У нас традиция такая: первое число – дата отдыха вообще от всего. Они вон, в гости ушли и со стола даже не убрали. Я вот подарки вытащил, коробки оставил. Путь себе валяются, — Тиша встал и поставил миску к остальным блюдам с салатами.
— Фух, не лезет больше.
Он поковырялся в носу, а Шуберт строго сказал:
— В носу ковыряться очень неприлично. Нужно это делать только наедине с собой.
— Вы мне просто завидуете, у вас вон, даже носа нет!
И действительно: у Шуберта вместо носа – две щели, как у змеи. Там не то что поковыряться не получится, туда палец засунуть сложно.
— Нет, — просто сказал Шуберт, — я не хочу подавать тебе дурной пример.
— Дяденька вурдалак, вам ли говорить о дурном примере, если людей в пищу употребляете? — Тиша копался в вазочке с конфетами, выискивал самые вкусные. — Хотите покажу что мне подарили?
Шуберт кивнул и мальчишка, издав радостный писк, скрылся в коридоре и вернулся с несколькими томами энциклопедии для детей, красивой нотной тетрадью и набором карандашей. Шуберт не слишком-то хорошо разбирался в подарках, но дети обычно при виде энциклопедий теряли весь восторг, там же почти нет картинок. Тиша же с упоением рассказывал про содержимое, совал в руки и велел рассмотреть получше что именно написано на странице.
— Ты, наверное, отличник, — произнес Шуберт, глядя на горящие радостью глаза мальчишки.
— Отличник! — фыркнул Тиша. — Это слово не может описать все то, чем я являюсь!
У вурдалака поползли бы вверх брови от удивления, но их не имелось, потому чуть расширились красные глаза.
— На городских олимпиадах был? — на всякий случай уточнил Шуберт. Тиша снова фыркнул.
— Всероссийские не хотите?
Шуберт как-то весь сжался. Настолько бесстрашного и бесцеремонного отношения к себе он еще не встречал. Люди обычно пугались и убегали в ужасе, едва смотрели в глаза вурдалака, замечали когти и зубы. А в этой уютной посленовогодней квартире Шуберт чувствовал себя униженным и оскорбленным, глядя на самодовольного мальчишку. А еще очень зашоренным и узколобым, как оказалось буквально через несколько минут. Тиша начал рассказывать про то, что они недавно закончили проходить по литературе, разжевал вурдалаку некоторые законы физики, не постеснялся указать на пробелы знаний в математике.
Когда дело дошло до изученного в музыкальной школе и в комнате возникла скрипка, Шуберт чувствовал себя просто раскатанным в лепешку. Ему не хотелось есть ничьих родителей, убежать бы побыстрее и никогда больше не видеть этого мальчишку.
— Дядь Шуба, я теперь понимаю почему вы людей жрете, — подытожил Тиша, убирая скрипку обратно в футляр.
— Почему? — проблеял вурдалак.
— Надеетесь, что мозгов прибавится, — Тиша покачал головой. Шуберт вдруг вспомнил, что он ведь прирожденная машина для убийств. Полоснуть когтем по тонкой детской шейке, делов-то!
— Давайте вот как сделаем, — Тиша ходил по комнате взад-вперед, заложив руки за спину, а халат тащился за ним длинным шлейфом.
— Как? — охнул Шуберт.
— Раз в неделю приходить будете, я вас поднатаскаю. С азов начнем, освоитесь. У меня бабуленька, кстати, языки иностранные преподает, может с вами позаниматься.
Пока Шуберт приходил в себя и осмысливал происходящее, Тиша уже перевалил часть салатов в разноцветные контейнеры, сложил их в пакет, сунул туда одноразовый набор столовых приборов и всучил в руки вурдалака.
— И раз уж мы живем в цивилизованном обществе, — Тиша искал по кухонным шкафам банку малинового варенья, — прекращайте людей есть. Минутное удовольствие, которое может привести к печальным последствиям. Вы ведь справки у жертв своих не спрашиваете? Нет?
Шуберт ошалело мотнул головой.
— Вот и зря. Мало ли какую заразу подцепить можно, — Тиша деловито завернул варенье в газету и отправил в пакет к остальному.
— Так мне сто лет в обед, — попытался отбиться Шуберт, но Тиша строго пресек:
— Тем более! В вашем возрасте нужно очень тщательно обследоваться и питаться правильно. Я вам салатиков положил, ешьте, не стесняйтесь.
Шуберт не заметил как очутился в прихожей.
— Контейнеры занесете потом, только помойте хорошо. Договорились?
И вурдалак снова стоит в подъезде, обутый, одетый, маску нацепил обратно. На его шее – колючий-преколючий шарф, который не носит никто в семье, а выбрасывать жалко. Шапка тоже к нему нашлась. Вурдалак хлопал глазами, пытаясь осознать произошедшее. Получалось с трудом, но одно понял точно: мальчишка его обвел вокруг пальца. Хотя, возможно, вел себя как обычно.
Покопавшись в пакете Шуберт нашел аккуратно сложенную бумажку с расписанием занятий. А малец не шутил, оказывается!
Вурдалак двинулся прочь от квартиры, постепенно приходя в себя. Всякое бывало, но чтоб контейнеры еще помыть просили. Такое впервые.
Шуберт спустился к почтовым ящикам, растолкал с досады подростков на лестнице. Маска сползла с лица. Вурдалак вышел на улицу под звон бьющихся бутылок и топот ног.
Даже и ловить никого не хочется, когда в пакете столько салатов.