— Митси , мы не проедем там. – Джером пытался говорить спокойно, но чувствовал, что сорвется, вот-вот сорвется. Он узнавал приступ ярости по начинающим неметь кончикам пальцев и по неприятному теплу в груди. Тепло ассоциировалось у него с чертовым непогашенным окурком, по вине которого вполне мог вспыхнуть бушующий пожар. Он сжал пальцами руль, сжал так сильно, что посветлели ногти на руках. – Чертову дорогу наверняка размыло так, что она превратилась в кашу из снега и дерьма. Я предлагаю оставить машину у шлагбаума и пройти пешком.
Митси ухмыльнулся, скривив губы. Боги, как же он ненавидел эту ухмылку на идентичных с его губах. Хотелось разбить в кровь его лицо. Митси был его братом, его сучей точной копией, его близнецом, который опередил его с рождением на шесть с половиной минут. Выпрыгнул, как черт из табакерки, ублюдок. Митси всегда торопился , сам не зная куда. Торопился на учебу, на работу, на всех вечеринках – нажирался в хлам одним из первых, торопясь выпить как можно больше. Торопился жить. Вот и сейчас он нетерпеливо встряхнул черными, как уголь волосами – такими же, как у Джерома, только его волосы словно были уложены в дорогом элитном салоне, спадали на бледный лоб неровными рваными прядями. У Джерома же волосы торчали, словно иглы бешеного дикобраза.
Митси красивый, с завистью думал Джером, разглядывая брата, очень красивый. И плевать было, что они близнецы. Митси все равно красивее, и невозможно избавиться от ужасного чувства зависти внутри. Глаза волчьи. Вроде бы обычные, серые, но с завораживающими золотистыми прожилками, бегущими по радужке. Родинка над верхней губой, которой Митси касался, когда хотел зацепить очередную девчонку. У Джерома не было и такой. Было только уродливое родимое пятно за правым ухом.
Митси улыбался, той улыбкой, которую Джером ненавидел до дрожи. — Джером. – произнес он таким тоном, каким говорят только с кончеными неудачниками, и Джером едва сдержался, чтобы не застонать от бессильной ярости. – Джером, не будь таким ссыклом. Может, тебе особо в кайф месить ногами грязь под проливным дождем, но лично я предпочту сидеть в теплой сухой машине и курить. Жаль, что ты куришь такое дерьмо, а то бы я был счастлив вдвойне. — Потрясающе! Отлично! – все-таки взорвался Джером, съехав на обочину и затормозив так резко, что Митси едва не влетел в лобовое стекло, вовремя подставил руку. Ухмылка наконец-то слетела с его губ. – Отлично, Митси! Прошу за руль, а я буду сидеть рядом и наслаждаться вкусом своих прекрасных сигарет.
— Ты прекрасно знаешь, Джо, что я не могу сесть за руль. – вкрадчивым полушепотом произнес брат, однако от этого шепота и от собственного исковерканного имени, Джером передернулся. Разумеется, он знал.
После страшной аварии в начале прошлой зимы, Митси больше не мог ходить. Митси был за рулем, когда машину развернуло на засыпанной снегом дороге и она влетела в бетонный отбойник. Капот машины собрался, подобно гармошке, и Митси кричал и выл, когда его вытаскивали из машины. Хрипел матом, до тех пор, пока не потерял сознание. Одну его ногу спасли. Она была сломана в шести местах – врач говорил, что она напоминает носок с шариками внутри. Вторую пришлось ампутировать. Со ступни и до колена. Впрочем, не нога это была уже. Сейчас нога была заменена протезом, жутким, всегда до дрожи пугающим Джерома. Сделанным еще во времена войны во Вьетнаме. Митси ходил, но хромая на правую ногу и волоча за собой уродство из пластмассы и металла, его походка была настолько нелепа и комична, что первое время Джером чувствовал ужасающее чувство приступов истерического смеха. Ему было стыдно за это, очень, но он не мог ничего с собой поделать. Митси превратился в инвалида.
— Прости. – примирительно произнес он через несколько секунд. – Прости, я не хотел. Митси не ответил ему, мрачно уставился прямо перед собой в залитое дождем стекло. Джером взял с приборной доски сигареты, прикурил. Крепкий дым обволакивал легкие, заставляя дыхание сбиться. Надо бы меньше курить, вяло подумал Джером, а то так и не долго легкие выплюнуть, выблевать. Он курил, стараясь не смотреть на Митси, на чертового Митси, который сейчас вызывал совершенно неуместное чувство жалости. Митси не должен вызывать жалость. Митси, с которым не могло такое случится.
Два месяца после операции на ногах Митси не вставал вообще. Протез был куплен неизвестным меценатом, и Джером, когда узнал об этом, мрачно пошутил, что раз этот говнюк меценат – более милосердно с его стороны было бы подарить заряженный по полной револьвер. Как оказалось в дальнейшем, шутка оказалась пророческой. Два месяца стали для Митси адом. Два месяца и все последующее за ними время. На правах любящего брата, Джером не отходил от Митси ни на шаг. Терпеливо, но с каким-то болезненным наслаждением он выносил все его ежедневные истерики, бережно стирал большими пальцами его слезы, которые, кажется, текли не прекращаясь. Он ближе подвигал поднос с едой и убегал на крыльцо, курить и жадно глотать вечерний воздух. Он смаргивал стыдливые слезы, которые выступали на его глазах от плохо сдерживаемого смеха. Смех по больше части был истеричным и полубезумным, но Джером ничего не мог с собой поделать. Митси, славный, красивый Митси, гордость мамы и обожаемый ученик университетского профессора философии – инвалид, недочеловек, с изуродованными ногами. Человек-краб. И ходит так же. И он фыркал сдавленно, зажимая рот рукой, ненавидя себя, а из глаз текли слезы. Когда в тот период, по вечерам он смотрел на себя в зеркало, ему с ужасом казалось, что ему не двадцать три года, а девяносто. После истерических приступов смеха, докурив, Джером возвращался в комнату к Митси. Митси все понимал, все знал, и от этого чувство бессильной ярости сильней отражалось на его лице. И он сдавленно скулил сквозь крепко сжатые зубы. Эти воспоминания заметно подняли настроение Джерома, и он хмыкнул, хлопнул брата по плечу. Тот передернулся.
— Убери руки, мелкий. – буркнул он, и тоже потянулся к сигаретам. – Поехали уже. Разумеется, все вышло так, как и предсказывал Джером. Дорогу, омерзительную даже летом, размыло так, что она напоминала попавшую под бомбадировку улицу в каком – нибудь Ираке. — Сука! – в конце концов снова не выдержал Джером, когда машина попала колесом на ледяной бугор и ее развернуло. – Я же говорил тебе, что не проедем! — Расслабься, Джерри. – Митси вернулся к своему излюбленному тону – тону всепрощающего учителя. Разговаривающего с учеником-идиотом. – Будь внимательней, и все будет хорошо. На какой-то момент Джером с ужасом подумал о том, что Митси специально заманил его на эту адскую дорогу, чтобы и он попал в аварию, чтобы и его ноги зажало, перемалывая в кашу из мяса и крови, и тогда Митси будет смеяться, смеяться до слез. Он встряхнул головой, улыбнулся через силу. Горячий комок вновь появился в его груди, и появилась знакомая дрожь. — Что, Джерри-Джером, страшно? –хмыкнул Митси, сплюнул в окно, которое было открыто и в которое в салон заливал дождь. Джером только оскалился в ответ. Машина словно не ехала – плыла, загребая колесами жижу из подтаявшего снега и грязи. Он снова схватился за сигареты. Уже драло горло от чертового дыма, но он не мог по другому. Ему казалось, что он сойдет с ума, если не закурит.
Они доехали до забора своего участка только спустя полчаса, и за все это время Джером успел насмерть проклясть себя, своего брата, машину, зиму, дорогу. Он резко вдавил тормоз и машина замерла, как вкопанная напротив покосившихся ворот. Митси откинулся на спинку сидения, ухмыльнулся криво. — Вот мы и дома, братик. – произнес он неторопливо, бросил на Джерома взгляд из-под черной челки. Джером ответил вымученной улыбкой. А потом Митси сказал – и тон его, просящий, почти умоляющий был как бальзамом на душу. – Поможешь выйти? Джером кивнул, открывая дверцу, выбираясь наружу. Постоял несколько секунд, с наслаждением вдыхая еще по зимнему холодный воздух. Пейзаж вокруг был совсем безрадостным, навевал такую тоску, что хотелось завыть. — Джером. – позвал его брат, и он, матерясь сквозь зубы и спотыкаясь в глубоком снегу, побрел обходить машину. Протянул брату руку, и тот вцепился в нее, как хватается утопающий за ладонь спасителя. Джером самодовольно улыбнулся при этой мысли. — Не скалься, мелкий. – беззлобно бросил Митси, неловко вылезая из машины, все так же опираясь на руку брата. Испытывая какое-то болезненное чувство сжимающегося сердца, Джером коснулся его плеча пальцами свободной руки, и Митси, подняв взгляд, стряхнул их: — Не смотри так на меня! – огрызнулся он. Руки замерзали на холодном ветру, когда Джером доставал ключи и пытался найти нужный. Нашел, повернул. Замок издал душераздирающий скрип, хрустнул, но открылся. Джером облегченно выдохнул и распахнул ворота. Замер на секунду, глядя на дом, почерневший после зимы, и вернулся к машине за братом и сумками.
Спустя полчаса, когда допотопный чайник вкусно зафыркал и заплевался кипятком, они уже согрелись и пришли в себя после почти трехчасовой дороги. С блаженством откинулись в креслах. Митси прикрыл глаза, а Джером принялся разглядывать его, уставшего, утомленного – не меньше чем он. В крохотной пристройке, которая служила дому и кухней и складом было тепло, даже жарко и от пара чайника и от включенных конфорок. Едва успев свалить все вещи, Джером зажег огонь и поставил воду, бросая в нее два початка замороженной кукурузы. Не Бог весть какой завтрак, но лучше, чем ничего. Позже он пообещался дойти до магазина за озером, но сейчас, разомлев от тепла и уютнейшего запаха чая, он лениво подумал, что и сам Дьявол сейчас не сдвинет его с места. Он склонился к своим коленям, с наслаждением чувствуя, как дрожь и напряжение, сковывающие его всю дорогу наконец то отпустили его, позволили расслабиться и вздохнуть чуть больше воздуха. Он снял куртку и под закатанными рукавами его рубашки были видны следы на сгибе локтя. Такие остаются от уколов. Он не помнил, откуда они. Надо спросить у Митси. Митси наверняка знает. Митси умный.
Он вспомнил, что когда Митси очнулся после наркоза и узнал, что одна его нога – ненужный кусок искалеченного мяса, а второй..второй просто нет, он молчал. Недолго молчал, минут пять, но и это время показалось Джерому вечностью. Он то ожидал, что брат будет биться в истерике и плакать на его плече, но глаза Митси были сухими, как пустыня, черными, как выжженная трава. Это было гораздо сложней. А потом Митси схватил со стола стакан и запустил его в стену. Джером только увидел, как брызнули в стороны осколки, а Митси сказал, произнес с мрачной уверенностью: — Я покончу с собой, клянусь. Доползу до осколков и перережу себе вены. И Джером навалился всем телом на него, словно пытаясь удержать, уберечь. Митси откинул голову на подушку и по его вискам потекли слезы. Он все таки перерезал себе вены – не этими осколками, эти Джером поторопился сразу же собрать. Перерезал грамотно, вдоль, от локтей и до запястий. Правда, только на одной руке. На второй не успел, Джером, который потом еще долго проклинал себя за то, что заснул возле его кровати, выхватил осколок, пережал пальцами его руку повыше локтя и кричал, кричал, пытаясь докричаться до чертовой суки – медсестры, которая занималась неизвестно чем на своем посту. Она прибежала только спустя несколько минут, толстая, одышливая. Когда пальцы Джерома скользили от крови, и вся простынь окрасилась багровым, а Митси плакал и выдирал руку из цепких пальцев брата. Сука – медсестра охала и бестолково суетилась вокруг кровати, и Джером закричал на нее, заорал так, что сорвал горло. Только тогда она метнулась к тумбочке с аптечкой, достала жгут, перетягивая руку Митси. Вены зашили, зашили рану, а врач потом зло шипел сквозь зубы: — И без руки решил остаться, идиот? Митси не слышал его, не реагировал, лежал с остекленевшими глазами. Он провел в таком состоянии еще месяц, долгий,бесконечный месяц. Он не отказывался есть, как бывает во всех сопливых книгах и романах, он ел, но в глазах – такая ублюдочная тоска, что хочется умереть самому, сдохнуть, исчезнуть. — Ты не можешь, не имеешь права. Ты нужен ему. – так сказала мать, и Джером с ужасом подумал тогда, что едва сдерживается, чтобы не выбить ей все зубы. Он ненавидел в тот момент мать, себя, проклятого Митси, который лежал на больничной койке беспомощным куском мяса. Ответственность была не для него. А эти слова матери означали, что теперь он главный, старший и ответственность на нем. Нечестно и несправедливо.
— Ты что задумался, мелкий? – окликнул его Митси, рывком выдергивая из уродливых мыслей. И Джером вздрогнул, вскинул на брата взгляд, улыбнулся вяло. Митси заулыбался в ответ. – Мы сегодня есть будем? -Да…конечно, да. Извини. – и Джером поднялся и пошел к плите за кукурузой. Спустя двадцать минут, когда початок был обкусан со вкусом со всех сторон и выпиты две кружи чая Митси откинулся на спинку стула, довольный и сытый словно домашний кот. Джером подмигнул ему, забираясь на стул с ногами и прихлебывая горячий чай маленькими глотками. Митси улыбнулся ему в ответ. Он ненавидел эту его улыбку – беспомощную, наполненную сопливой нежностью до краев. — Пойдем до озера потом? Наверняка оно уже растаяло. — Надейся. – фыркнул Джером, отставил кружку, дуя на пальцы. – ****ь, горячая, сука. — А потом еще в магазин надо…-Митси устало потер пальцами переносицу, вздохнул. – Ну хлеба там взять, чего еще? Надо же что-то жрать, нам тут еще три дня тусоваться. — Не тусоваться. – поправил его Джером. – Пахать, как проклятым. Точнее, мне пахать. Со все тем же болезненным наслаждением он смотрел как мрачнеет лицо близнеца, виновато улыбнулся. — Прости… я имею в виду.. — Брось, мелкий. – Митси через силу выдавил улыбку, и поднялся, опираясь о стену. Еще до того, как ему разрешили вставать, Митси отказался от костылей и трости. Это казалось ему унизительным, совсем «некруто». Не мог Митси, Митси – суперчеловек встать с костылями, как гребаный разваливающийся старик. И он вставал сам, первое время делая за полчаса четыре вымученных шага, а потом лежал без движения на больничной койке, ослабев от действий, которые он раньше выполнял за долю секунды. А потом появился протез, уродство из пластика и металла, тяжелое, как сам Дьявол, на которое невозможно было ступить. И он падал, делал шаг и падал, лежал обездвиженным трупом, а Джером поднимал его бережно, как только можно было бережно. Он плакал сам. Слезы были от непонимания – как? Как такое могло произойти с Митси, с красавцем Митси, с гордостью мамы. А еще было физически больно…, и плакал он от боли. Кто бы знал, как он впадал в ярость от этой чертовой близнецовости. Иногда казалось, что Митси не так больно, что больней Джерому – в сотню, тысячу раз больней. Что он взял всю боль брата на себя. И за это он ненавидел его в разы сильней. Он споласкивал посуду под ледяной водой – Митси сидел на крыльце, вытянув ноги и курил, прикрыв глаза. Наконец-то кончился дождь и тучи разбредались медленно, нехотя выпуская солнце. Еще в дымке, еще очень слабое, но солнце. Живое и теплое.
— Мелкий! – окликнул Митси, и Джером обернулся к брату, глядя как тот щурится на солнце, зажимая в пальцах сигарету, с таким блаженством вдыхая горький дым, что щемило сердце и рот сам по себе наполнялся слюной. – Мелкий, а Лю приехала, как думаешь? Джером резко отвернулся от него, чувствуя, как горячая кровь приливает к вискам и опаляет жаром щеки. Тарелка едва не выскользнула из мокрых пальцев. — Не знаю. – буркнул он, занавесившись челкой, вцепившись в губку и натирая тарелку с такой силой, будто она была его злейшим врагом. — Мелкий…-Боги, как он ненавидел этот его смех. Сам по себе мягкий, теплый, но иногда, особенно в такие моменты, как сейчас он напоминал крики гиен. – Мелкий, ты чего засмущался? До сих пор боишься милашки-Лю? Джером молчал. Посуда была вымыта, и он стоял, упираясь ладонями о раковину, тяжело дыша, сдерживая в себе ярость. — Я никого не боюсь. – наконец огрызнулся он еле слышно, так и не повернувшись к брату. Тот хмыкнул.Джером потер мокрыми пальцами висок, так и не повернувшись к брату, и снова услышал его гиений смех. — Вот как? А я-то думаю, что ты весь залился краской и ноги трясутся? Брось, Джерри, это было три года назад…три года, как ты выставил себя полным… Он не сдержался. Развернулся к брату так резко, что тот отшатнулся. Капли пота стекали по его вискам. Он сделал шаг к близнецу, скалясь, словно дикий пес. — Митси, может, ты больше боишься? – свистящим шепотом спросил он. – Может,боишься, что Лю увидит теб…вернее, того ,в кого ты превратился…и сбежит, сбежит с такой скоростью, будто за ней гонится стая чертовых собак. Ты же урод, Митси! Как тебя можно не бояться? – он видел,как смертельно побелело лицо брата, но он уже не мог остановится. В голосе зазвучали истерические нотки, от которых стало сосем плохо. – Чертов человек краб, который не может передвигаться без посторонней помощи. Ты ведь боишься этого? Что все девки теперь будут бегать от тебя,как от огня?
Он замолчал, остановился, тяжело дыша. Ногти впивались в ладони с такой силой, что из под кожи начала сочится кровь. — Пошел ты, ,Джерри. – глухо проговорил Митси, опуская голову, зажимая ладони между коленей. – Пошел ты. И Джером развернулся, понимая, что это единственное правильное, что он может сейчас сделать. Рукой он неловко зацепил только что вымытую тарелку, и она с грохотом раскололась, падая на плитку. «На счастье.» — подумал Джером, подавляя истерическое желание рассмеяться. И одновременно — разреветься, оседая на пол. Он побрел к дому, слыша тяжелое дыхание брата. Дома, включив старый, даже древний электрический камин, чуть ли не прижавшись к нему, осел на пол, прижимая колени к груди, словно обиженный подросток.
Красотка Лю была их давней знакомой. Их дача находилась почти напротив дома близнецов. Не подружкой – так как братья редко кого подпускали к себе близко –но знакомой. Они так долго называли ее просто Лю, что Джером забыл какое ее настоящее имя. У Лю была какая-то необыкновенная красота, мягкая, неяркая, но когда она улыбалась – Джером чувствовал,как по коже бегут мурашки – как в книгах, которые он читал взахлеб. Когда они были помладше – лет шестнадцать, а то и меньше, Джером ловил себя на мысли, что не может отвести от нее взгляд. Волосы длинные, шелковистые – такие, что хотелось пропускать пряди сквозь пальцы. Джерому всегда казалось, что от нее должно пахнуть корицей или ванилью. Принцесса, по другому не назовешь. Митси называл ее шлюхой с коровими глазами, и Джером злился, и бросал на брата ненавидящие взгляды. Тот только смеялся. — Джерри влюблен в милашку-Лю. – доверительно сообщал он матери за ужином, и фыркал от плохо сдерживаемого смеха, а Джером заливался краской, кажется, с головы до ног и пинал брата под столом ногой. – То чучело с участка напротив, помнишь? — Не смей так говорить о ней. – рычал Джером, а мать только улыбалась, считая слова обожаемого Митси безобидной шуткой. Один раз, в середине весны, Митси ворвался в комнату брата, сверкая глазами, плюхнулся на его кровать. — Все читаешь, задрот? – хмыкнул он, и Джером протяжно вздохнул, откладывая книгу и снимая очки. – Прекрасная новость. – Митси хлопнул его по плечу, и Джером не сдержался, вскрикнул. — Полегче, скотина. Что там у тебя? — У нас. – брат заговорщецки подмигнул ему. – У нас потрясающая новость. – он выдержал театральную паузу и выпалил: — Кейси в субботу собирает вечеринку. Джером недовольно скривился, фыркнул. — И что это за Кейси? Митси округлил глаза, хлопнул ладонью по лбу. — Ты что, больной? Кейси Миган, та потрясная девка с шестой улицы. Джером непонимающе нахмурился, и Митси закатил глаза. — Бог мой, брат, что ж ты такой тупой…Окей…Чтобы было понятней – у нее большие сиськи и она фанатеет по Манчестеру. — А…— Джером мигом потерял интерес к словам брата, снова потянулся к книге. – Та шлюха. Видеть ее не могу. Митси стукнул его по руке, подмигнул, расплываясь в ехидной улыбке. — Ну же, братик. – прошептал он вкрадчиво. – Не будь таким унылым. Джером раздраженно стряхнул руку брата. — Отвали. – буркнул он. – Не понимаю, неужели это так важно, что ты отвлек меня от интереснейшей книги? – он насмешливо улыбался, хотя внутри все сжималось от злости. Как же его бесил брат. Митси— красавчик, которые наверняка уже успел пару раз уложить ту самую Кейси. Джером помнил ее. Пережаренная на солнце блондинка с невероятно пошлыми розовыми прядями в сожженных волосах и смехом, напоминающим крики тюленя. Митси не ответил, уселся на его кровать поудобней, окидывая брата хитрым взглядом исподлобья. Достал пачку сигарет, и Джером оскалился, качая головой. — Никаких сигарет в моей комнате. – предупреждающе рыкнул он. – Мама почувствует – это будет третья мировая. — Говорят, мужчина в своей жизни должен сделать три вещи. – растягивая слова, произнес Митси. – Изнасиловать женщину, пропить дом и развязать войну. Джером скривился. — Где ты только слышал такую мерзость? Все не так. — Короче…-Митси как всегда пропустил его слова мимо ушей, прикурил сигарету , забирась на кровать с ногами, и Джером угрожающе зарычал. – ****ь, ты меня слышал, идиот. Спусти ноги и выброси сигарету. — Кстати, ты знал, что Кейси кузина Лю? – медленно, растягивая слова спросил Митси, изящным жестом смахивая пепел на его чистый пододеяльник, но Джером, разинув рот, как воспитанник долбанного дома для дебилов, даже не заметил этого. — Это правда? – он собирался сказать это тихим и серьезным тоном, но голос позорно сорвался и вышел какой-то детский писк. Митси засмеялся, потянулся к брату через кровать, хлопая его по плечу. — Что, Джерри, зачесались яйца? – спросил он и захохотал так, что на его глаза навернулись слезы, всхлипывая и взвизгивая. — Пошел к черту! – зло заорал на него брат, спихивая со своей кровати, и Митси грохнулся об пол, однако ржать, как конь, не прекратил, поднялся на колени, осторожно затушил сигарету в блюдце на столе.
— Как эта шлюха может быть сестрой…— Джером запнулся, и Митси снова захихикал.
— Прекрасной принцессы? – о, сколько же издевательских ноток было в его голосе! Джером сполз к брату на пол, рывком выдернул из его пальцев сигареты, прикурил сам. Брови Митси удивленно поползли вверх.
— Мой Бог, ты куришь ,Джерри?
Джером раздраженно тряхнул головой, снова впился взглядом в брата.
— Ну так. Объясняй.
Митси примирительно вскинул руки вверх, ладонями вверх, и улыбнулся, той самой обезоруживающей улыбкой от которой сходили с ума сотни девушек. На Джерома, впрочем, она никогда не действовала.
— Я сам узнал только два дня назад, Кейси мимоходом упомянула об этом. Я и сам удивился. Видимо, Лю старается не особо распространятся о таких родственных связях.
— Еще бы…-пробормотал Джером, затянулся, нервно сжимая пальцы в кулак. Митси хмыкнул и прикоснулся к его коленке рукой, и Джером отпихнул его.
— Ну что? Ты не передумал?
Джером выдохнул и наконец-то вымученно улыбнулся.
— Я подумаю.
Конечно же, он пошел. Не мог пропустить возможность увидеть свою святую принцессу. Принцессу, красавицу, богиню.
«Наверняка, хочешь напялить ее. – цинично заявил Митси перед выходом из дома, глядя на себя в зеркало. Джером злобно оскалился в его сторону, но не мог не признать, что в его словах есть доля правды. И довольно большая.
Рядом с братом, который каждый вечер живописал свои похождения, как, где и в какой позе, чем бесил Джерома до зубного скрежета, он чувствовал себя никому не нужным прыщавым девственником. И разумеется, красавица Лю была бы идеальным объектом для такого важного события, как первый секс.
Когда близнецы прибыли к дому Кейси на машине друзей Митси, вечеринка уже была в самом разгаре. Когда они вылезали из машины, Джером уцепился за рукав брата, взглянул на него почти умоляюще.
— Лю точно будет там?
Митси закатил глаза, и выбрался первым.
— Конечно, это же ее сестра. Пошли уже.
Разумеется, брат забыл о нем, как только они вошли внутрь дома. Обвесившись парочкой раскрашенных девиц, он залпом хлестал алкоголь, смеялся, развлекая и заражая своим настроением всех присутствующих. Джером слонялся по дому, сжимая первый и,наверно, последний за этот вечер бокал с шампанским, натянуто улыбался и проклинал себя за то, что снова подался на уговоры брата и теперь чувствует себя полным идиотом. Лю нигде не было видно.
От грохота музыки и истеричного смеха девчонок заболела голова, и Джером поплелся на второй этаж, чтобы посидеть в тишине. Наткнулся на небольшую комнатку, видимо, служившую в доме кладовкой. Там и правда был навален какой-то хлам, коробки, ящики,и Джером сел на один из пластиковых ящиков, устало выдыхая и достал сигареты. Он давно начал курить, еще, кажется ,раньше брата, но никогда не афишировал это в отличие от близнеца, который при каждом случае старался продемонстрировать, как ловко он закуривает и затягивается, совсем как взрослый. Позер чертов.
Дым наполнял маленькое помещение, и Джером закашлялся, поспешно затушил сигарету.
И в этот момент в комнатке вспыхнул свет. Джером вскинул взгляд на дверной проем и обомлел, увидев Лю. Она стояла, прислонившись к косяку, в низко сидящих джинсах, в клетчатой рубашке, завязанной узлом на груди, такая милая и божественно красивая. Бирюзовые глаза ярко блестели, а на губах играла улыбка.
— Привет. – чуть удивленно произнесла она, зашла внутрь, отодвинув ногой какую то коробку. Джером сглотнул, глядя на нее во все глаза, проблеял что-то невразумительное и тут же мысленно отвесил себе за это затрещину. – Ты чего сидишь здесь? Наши внизу тусуют…
— Я…тут…просто как бы…— он еще раз мысленно врезал себе и заговорил более членораздельно. – Там громкая музыка, я не очень ее люблю..
Девушка снисходительно усмехнулась.
-Зачем же ты тогда пошел на вечеринку?
«Чтобы тебя увидеть…» — едва не ляпнул он, вовремя вцепившись зубами в кончик языка. Смущенно улыбаясь, пожал плечами.
— Понятно…-протянула Лю, и плюхнулась рядом с ним, и парня обдало запахом ее сладких кокосовых духов, и он едва не скончался от восторга. – Я тоже ненавижу музыку, Кейси уговорила прийти.
— А меня Митси…— неожиданно для самого себя произнес Джером, и Лю засмеялась.
— Ясно…-придвинулась чуть поближе, и Джером замер, практически не дыша.— А знаешь…у Кейси здесь есть бутылочка виски. Папа дарил ей на совершеннолетие, а эта дура совсем про нее забыла…Ты как?
-А что…— Джером нервно облизнул губы и робко ухмыльнулся. – Можно было бы…
Девушка подскочила и хлопнула в ладоши.
— Отлично! Умница, Джерри!
Даже ненавистное имя из ее губ звучало как музыка. А уж за слово умница Джером был готов и душу отдать.
Через пару минут из дальнего угла была извлечена бутылка с темным напитком, и Лю, высунув от усердия язык, откручивала пробку, зажав бутылку между своих коленей, а Джером, то и дело сглатывая смотрел на ее загорелые, кое-где расцарапанные коленки. Он почувствовал, как кровь приливает к низу живота, и едва сдержался ,чтобы не сжать пальцами ширинку.
— Вооооо…-девушка с облегчением выдохнула и победно вскинула руку с зажатой в ней бутылкой вверх. Несколько капель виски попали на ее рубашку. – Готово.
От первого глотка Джерому показалось ,что наступил конец света – так обожгло горло и перехватило дыхание. А Лю только улыбалась. Она пила виски ,как обычную воду ,крупными глотками и совсем не морщась.
Джером опьянел быстро. Прижимаясь к девушке почти всем возбужденным телом, он шептал ей на ухо какую-то чушь, дурея от сладкого запаха ее волос, а она смеялась, отодвигаясь от него, сжимая его мокрые пальцы в своих.
— Знаешь, я думал…-язык заплетался, и Джером хихикнул ,сам удивляясь этому. – Я думал, тебе нравится мой брат, Митси…
— Кто, этот павлин? – Лю презрительно фыркнула, и обняла его сама, и Джером едва не задохнулся от нахлынувших эмоций . А она прижалась к его уху губами, заставляя пробудиться его плоть и прошептала: — Мне всегда нравился ты, Джерри…
И в этот момент Джером знал, счастье существует. Пьяно улыбаясь, он смотрел, как дрожащие пальцы девушки расстегивают рубашку на его груди, стаскивают ее с плеч. Он оказался полностью голым буквально через минуту, а потом она его поцеловала, придерживая его лицо обеими ладонями, и он буквально таял в ее руках, глядя в ее глаза влюбленным затуманенным взглядом.
— А ты…— еле шевеля и от алкоголя , и от нахлынувших эмоций языком прошептал он, отрываясь от ее лица. – Ты разденешься?
— Конечно, милый. – нежно сказала она, и резко поднялась. – Я сейчас. – и она выскользнула за дверь.
Он лежал и ждал ее, даже не чувствуя неловкости от своей наготы. Он думал над тем ,что Митси был прав, что ему стоило идти, и поклялся расцеловать своего брата при первой же возможности. Приятное тепло растекалось по телу ленивыми волнами.
А потом распахнулась дверь, и крики,смех, истошные издевательские вопли оглушили его, и он дернулся в сторону, едва не заорав от неожиданности, и упал, роняя на себя картонные коробки, глядя на беснующуюся в проеме двери толпу широко распахнутыми глазами.
Он видел Митси, который буквально сложился пополам от хохота, цепляясь за ручку двери, чтобы не упасть. Он видел Кейси, которая повисла на каком-то парне и тоже смеялась, смеялась так, что от ее смеха закладывало уши. И он видел Лю, обнимающую одного из друзей Митси с каким-то идиотским именем то ли Дерек, то ли Кевин. И она смеялась тоже, а потом громко сказала обращаясь к Дереку:
— Я же тебе говорила ,он идиот.
— Братец ,а чего ты разделся, не холодно? – крикнул Митси, и все снова захохотали, и Джерому показалось, что он куда-то проваливается, все ниже и ниже, и как перед глазами трясется липкая противная сетка, а рот наполняется горькой слюной.
— Да он рыдает. – в голосе Дерека смешалось презрение и легкие нотки жалости. – Митси, смотри, твой брат рыдает ,как баба.
— Наверное, хочет утопиться. – провыл Митси сквозь смех, и если бы Джером не был в таком потрясении, он бы понял ,что брат просто упоротый в хлам, отсюда и дебильный смех. Но он не понял. Он вообще сейчас себя чувствовал, как будто упал с огромной высоты, и по какой –то нелепой случайности не сдох, а так и лежал с переломанными конечностями и ребрами, из за чего так сложно было сделать вздох, но никак не умирал.
— Шлюха. – выдохнул он сквозь слезы, и Дерек немедленно замолчал и вскинул огромный кулак.
— Полегче, придурок. – угрожающе пробасил он. – Это вообще-то моя девушка.
— Прости, что умолчал об этом. – добавил Митси.
Слезы застилали глаза. Хотелось истошно кричать: «За что??», но он не стал, молча сел и начал одеваться.
— А как это, когда девка тебе не дала? – с неподдельным интересом спросил Дерек и в голову ударила горячая волна. Джером схватил
пустую бутылку из под виски и метнул в него. Она врезалась в каменный лоб дебила Дерека с глухим деревянным звуком, и тот покачнулся, и взвыл.
— Ах ты, тварь…— он рванулся вперед, с силой пнул Джерома по ребрам, отчего тот задохнулся и осел на пол, сжимаясь в комок.
— Эй-эй-эй…— Митси наконец-то перестал ржать, схватил друга за руку, оттаскивая от брата. – Хватит с него. Не надо.
— Не надо? – прорычал Дерек. – Он чуть мне голову не разбил, мудило!
— Ну так не разбил же. Расслабься. Пошли лучше вниз, сыграемв «крокодила».
— Детская забава. – буркнул Дерек, но от Джерома отошел, и они все исчезли ,ушли, оставляя Джерома лежать на полу и мечтать сдохнуть.
Вернулся домой он один. Он прошел двадцать километров пешком, продрогнув ,как сам черт. Едва только он отошел от дома Кейси, он упал на колени и его вывернуло наизнанку, и он долго стоял на коленях ,тупо уставившись на собственную блевотину на снегу. Было чувство, как будто его изнасиловали – даже не так, как будто его насиловали всю ночь, долго и жестоко. Все тело болело.
Когда он ввалился домой, и на шум выползла мама, она едва сознание не потеряла ,увидев в каком состоянии сын.
— Ты пьяный, Джерри? Боже, почему ты…Господи…Где Митси?! Джером, что произошло?
— Не ори…-устало откликнулся сын, привалился к стене. – Я не пьяный, просто устал. Меня вез домой Дерек, а по пути сломалась машина, пришлось идти пешком.
— А Митси? Где он?
— Он будет к семи утра. Приедет на другой машине..— и он отлепился от стены и побрел в свою комнату.
Он не смог заснуть этой ночью. Просто лежал и пялился в темноту. Было такое чувство ,что его пинком скинули с небес.
Митси долго просил и молил о прощении за этот вечер.
— Джерри, ты же знаешь ,я был под кайфом. Послушай…если бы не травка, я бы никогда не пошел бы на это..Джерри, братец…
— А когда ты не сказал мне, что Лю – подружка Дерека, ты тоже был под кайфом? – глухо спросил его Джером, и Митси в отчаянии закусил губу и сглотнул, а по его щекам проползли две слезинки.
Тогда Джером обнял его. Сказал ,что прощает и простил. Как было иначе, ведь они близнецы. Одно целое. Но этот вечер он запомнил навсегда.
И вот теперь Митси снова напомнил ему – снова унизил, и он курил и злился,смахивая пепел на ковер.
Скрипнула дверь, и он обернулся резко. Митси стоял в дверях, держась дрожащими пальцами за дверной косяк и улыбался так, как умел только он.
Джером вскочил на ноги, метнулся к брату, подхватил, поддержал.
— Зачем ты вскочил? Тебе нельзя долго ходить….
— Прости меня…— всхлипнул Митси, и,вскинув на него взгляд, Джером увидел, что тот плачет – натурально плачет , губы его кривятся, а из уголков глаз вытекают прозрачные капли слез, а из горла рвутся хриплые всхлипы. – Прости что я вспомнил об этом, Джерри…
— И ты прости меня…-шепнул Джером, и слезы показались и на его глазах. Он обнял еле стоящего на ногах брата, чувствуя, как сильно бьется его сердце о грудную клетку. Так же как и его собственное. – Я не должен был так говорить.
Они стояли минут десять, вцепившись в друг друга с такой силой, будто их отбирают друг у друга. Джером подумал ,что обожает такие моменты , в которые он чувствовал, что они и правда близнецы. Одно целое.
Потом Митси отстранился от него, неловко вытер глаза пальцами и улыбнулся беспомощно.
— Нам еще в магазин, помнишь?
— Конечно…да, пойдем…— И Джером ,тоже пряча от брата мокрые глаза, вернулся в комнату за курткой .
Ничего почти не изменились кругом. Только вот в конце зимы пейзаж был гораздо более тоскливым, чем в теплые времена года. Сухие, насквозь промерзшие ветки, почерневшие сугробы вдоль дороги и нависшие над землей темные облака.
— Матери не звонил? – нарушил молчание Митси, опираясь на руку брата и осторожно ступая по дороге. Джером качнул головой.
— Нет. Пьет ,наверно ,опять..
Митси невесело хмыкнул, уставился себе под ноги.
В последнее время мать и правда часто выпивала. Близнецы не могли винить ее за это. Раздавленная и опустошенная несчастьем с Митси, их мать словно бы постарела лет на сорок. Она часто плакала, часто срывалась на Джерома, переходя на крик, и часто Митси просыпался от того ,что мать целует его лицо, целует и рыдает навзрыд, словно бы он умер.
Джером молился поскорей закончить медицинский университет, в котором учился последние три годы и переехать. В Германию, в
Россию, на планету Бульбазавра, только бы не видеть и не чувствовать этого кошмара. Только вот Митси…Митси теперь навеки был привязан к нему.
— Иногда я думаю, лучше бы я сдох в той аварии. – медленно и раздельно выговаривая слова произнес Митси, и Джером содрогнулся ,вскинул на него перепуганный взгляд.
— Не смей так говорить. – твердо произнес он. – Я бы тоже не жил без тебя, Митси, ты этого хочешь?
С болью он увидел ,что в глазах брата опять появляются слезы.
— А ты и так не живешь. – с горечью проговорил Митси. – Ты навсегда привязан к убогому инвалиду, который и поссать может сам с трудом, Джерри.
— Не говори так о себе! – Джером закричал так ,что спугнул сидящих в ветвях птиц и они с криками рванулись в небо. Он злился, злился на себя ,злился на Митси ,который только что озвучит его собственные мысли. – Не говори…Митси… — он остановился, разворачивая брата лицом к себе. В глазах брата блестели слезы. Он вытер их ладонью, произнес сердито. – Ну же, Митси. Мужчины не плачут. Ты еще бегать будешь, обещаю.
Митси грустно ухмыльнулся.
— Обещаю. –повторил он. Он знал ,что не имеет права ничего обещать, но он больше не мог видеть в его глазах слезы. Просто не мог.
Они дошли до магазина за озером, накупили всякой вкусной ерунды – шоколад, чипсы и еще Митси уговорил Джерома взять пива.
Джером хотел возразить, но передумал. В голову пришла мысль, что они это заслужили – сегодня был тяжелый день.
На обратном пути подошли к озеру, которое уже начинало таять, на его поверхности были видны темные пятна воды.
— А вон пристань. – Митси заулыбался, ткнул пальцев в действительно возвышающуюся на самом берегу. – Помнишь ,как нас оттуда скинули?
— Угу. Нам тогда восемь было вроде, да?
— Вроде как…классно было в детстве, скажи, Джерри? Ни о чем не думаешь, не беспокоишься…если бы знать, что все будет так ,как сейчас, возможно, мы бы уже не радовались…— он помолчал, вглядываясь куда-то вдаль, достал сигареты, протянул одну брату.
— Скажи, Джерри, что ты чувствовал, когда узнал об аварии? – внезапно спросил он, и Джером почувствовал, как сердце проваливается куда-то в желудок.
Он прекрасно помнил ту ночь. Ни на секунду не забывал.
Он проснулся от чьего-то дикого крика. Такого, что кровь застыла в венах, а волосы встали дыбом. Спросонья ,поначалу, ему показалось ,что кричит мать, но потом он понял, что крик принадлежал его брату. Он сидел на кровати и, глотая открытым ртом воздух, ошалевшим взглядом всматривался в темноту. — Митси? – на всякий случай позвал он, зная, что это бесполезно. Поздно вечером, брат в прекраснейшем настроении уехал за город, один из его многочисленных друзей устраивал шикарный ночной пикник на природе. Митси пытался уговорить и брата, но Джером, наученный горьким опытом, стоял намертво. Митси обиженно нахмурился, по-детски выпятил нижнюю губу. Обожал он этот фокус. Как дите малое. Но с Джеромом такие шутки никогда не проходили.Он шутливо притянул брата к себе за шею, чмокнул в щеку. — Развлекайся, братик. А я проведу время с прекрасным Джоном Лестором. Митси недоуменно скривился. — Бог мой, Джерри. Ты подался в пидарасы? Кто такой этот Лестор? Джером не выдержал и рассмеялся. — Идиот, Джон Лестер писатель. Собираюсь прочитать его новую книгу. — Задрот. – беззлобно отозвался Митси, а потом обнял брата, хмыкнул. – Каждому свое. Отдыхай. — Золотые слова. – Джером бросил взгляд в сторону окна, недовольно нахмурился. — Там ливень. Может, поедешь без машины? — Ты сдурел? Я единственный на колесах, а тащиться двадцать километров в вонючем автобусе мне совсем не хочется. И он уехал, с ревом завел старую, еще оставшуюся от отца машину, наверняка закинув руку на пассажирское кресло, а в пальцах сжимая сигарету, гордый и довольный собой до невозможности. Около двенадцати ночи он перезвонил уже засыпающему Джерому на мобильный, разбудив того и вызвав поток недовольных слов. Чуть заплетающимся голосом сообщил, что у него все в порядке, и брат насторожился. — Митси, ты упоротый, что ли? — Покурил немного, выпил. – на заднем плане слышались чьи-то пьяные вопли. — Не вздумай сесть в таком состоянии за руль, идиот. – мгновенно вышел из себя Джером, подскакивая на кровати. – Ты меня слышал? — Хорошо, мамочка. – засмеялся Митси и отключился. Или оборвалась связь. Сейчас уже ничего не узнать. А Джером так и остался сидеть на кровати, пялясь на потухший экран телефона и проклиная своего брата. Он долго не мог заснуть, а потом, посреди ночи его разбудил этот самый крик, и он чувствовал, как от ужаса сводит все внутри, и коченеют конечности. — Митси? – еще раз безнадежно позвал он, втайне надеясь, что брат вот-вот отзовется, что он поругался с друзьями, поэтому приехал посреди ночи домой. Доехал, хоть и пьяный вдрызг и укуренный в хлам, но доехал. По-другому и быть не могло. Это же Митси. Неуязвимый, непобедимый Митси. Но никто не отозвался, и Джером попытался подняться с кровати. Попытался – потому что его ноги внезапно подкосились, и он рухнул на пол. Ошалело уставился прямо перед собой, едва не скуля от боли в ушибленных коленях и ладонях. — Что за черт? – прошептал он, и медленно, цепляясь за стену, все-таки встал. Ноги дрожали. С трудом он добрел до комнаты брата, с немой, отчаянной надеждой, что Митси все-таки дома. Толкнул дверь. В нос ударил отвратительный запах одеколона Митси – слишком резкий, слишком тяжелый – и чихнул. Щелкнул выключателем. Комната пустовала. Нет, конечно, не пустовала, вдоль стены стоит длинный диван, заваленный ворохом одежды – так Митси собирался на вечеринку, как обычно. Митси никогда не отличал ни порядок в комнате, ни порядок в голове. Письменный стол. Листы бумаги, исписанные мелким, почти бисерным почерком – Митси писал тексты. Совсем недавно, всего месяца три назад, он пошел на курсы игры на гитаре, но уже делал значительные успехи. Мать даже выпросила на работе премию и купила ему гитару. Дешевую, тяжелую и потемневшую от времени, но Митси все равно был счастлив. Митси умел быть счастливым, в отличие от своего близнеца. Умел наслаждаться жизнью. Митси, вечно окруженный толпами друзей, которые, казалось, ловили каждое его слово и заглядывая ему в рот. Едва научившись играть, Митси мигом решил, что будет знаменитым музыкантом и засел за написание текстов. Получалось неплохо, даже присутствовала рифма и ритм, но особой смысловой нагрузки они не несли. Джером, смеясь над очередными шедеврами своего брата, боялся признаться даже самому себе, что ему нравится, черт побери, очень нравятся его тексты. На столе, задвинутая на самый вверх, стояла фотография – совсем еще маленький Митси с отцом. Отец высокий, смешливый, в шляпе с широкими полями и черном пальто, обнимал старшего сына за плечи и улыбался в объектив. Джером даже сейчас вздрогнул, глядя в глаза собственному отцу. Рамон Берриольо, итальянец по происхождению и крови ,покинул семью, когда близнецам исполнилось по девять лет. Не ушел – его выгнала Мелинда, их мать, когда правда о синяках младшего из близнецов открылась ей. Возможно, слишком поздно для того, чтобы спасти поломанную психику сына – да, заботливый и нежный Рамон, который до потери сознания обожал жену и старшего сына, лютой ненавистью ненавидел своего второго ребенка. Первый раз он поднял на Джерома руку, когда тот едва успел отметить пятилетие. За какую-то мелкую шалость, вроде выплеснутой на брюки отца воды. Джером до сих пор помнил, как глаза отца из светло-карих, теплых, превратились в черные и как сильные пальцы сжали его запястье. Они находились на заднем дворе дома, Митси спал после обеда в дальней спальне, Мелинда уехала в город за выпечкой и фруктами, и их никто не мог услышать. Рамон размахнулся и влепил сыну затрещину, такую, что у Джерома пошла кровь сразу из двух ноздрей. Он не заплакал. Он уставился на отца, неуверенно улыбаясь, все еще надеясь ,что это такая игра – хоть и болезненная, но возможно ужасно интересная. И он осторожно стер кровь с лица, и сделал шаг к отцу. Рамон схватил его за воротник футболки и резко дернул на себя. — Щенок. – выплюнул он с такой злостью, что даже в таком возрасте Джерому стало ясно, что это уже не игра, не веселая, придуманная папой, забава. И тогда он заплакал, зарыдал, горько и громко – так ,что разбудил Митси, который сбежал к ним со второго этажа, и в ужасе замер, глядя на кровь на руках и лице брата. Лицо его сморщилось, он и сам хотел заплакать, но Рамон подошел к нему, бережно обнял и прошептал. — Тише, Митси, тише. Папочка просто воспитывает твоего братика. Если его не воспитывать, в одиннадцать лет он начнет курить, в двенадцать пить, а в тринадцать умрет от передозировки наркотиков. Ты хочешь ,чтобы твой брат умер, Митси? Митси в ужасе затряс головой, глядя на рыдающего близнеца во все глаза. — Тогда ты не должен говорить нашей мамочке об этом слышишь? – заговорщицким шепотом произнес отец, поднимая Митси на руки и прижимая к себе. – Никогда. Это будет нашей тайной. Это оставалось их тайной на протяжении четырех лет. Митси и Рамон безбожно врали матери, говоря, что Джером упал с лестницы и поэтому все его ребра в синяках, врали, что Джером бежал по двору и – надо же такому случится, Бог ты мой – наткнулся прямо на брошенные грабли, которые в кровь разбили его нос и губы. На протяжении четырех лет Джером падал в яму, вырытую для отходов у забора, срывался с мостика на берегу реки, натыкался на дверь. Мелинда, до смерти замученная на двух работах, безоглядно верила и сыну и отцу, не замечая кричащей мольбы в глазах Джерома. Правда открылась, когда Рамон, чуть выпивший и веселый, не рассчитал силу и так отшвырнул Джерома, что тот не устоял на ногах, и свалился с лестницы на самом деле, сломав руку и два ребра. От боли он потерял сознание, и Митси, рыдающий на коленях возле брата, кричал отцу, что теперь он все расскажет, точно расскажет матери. Ребра зажили, и рука срослась, а Рамон на следующий же день собрал свои вещи и ушел, оставляя после себя машину и дикий страх в душе младшего из близнецов. Митси долго плакал после ухода отца, и Джером до слез жалел своего близнеца, втайне радуясь так, что едва не прыгал от этой радости. Если бы мог – прыгал бы. Если бы так не болело все тело. «Просто сон, « — убеждал он себя, спускаясь по лестнице на кухню за водой, чтобы смочить пересохшее горло. – Просто что-то приснилось, и я…» Он мельком бросил взгляд к матери в спальню, когда проходил мимо, и сам не понял, что его заставило остановиться. — Мам? – осторожно позвал он. Тишина. Он толкнул дверь ,зашел. – Мам? Ты не спишь? Он протянул руку и щелкнул выключателем, и обомлел ,увидев, что комната матери так же пуста ,как комната Митси. Этого не могло быть, мать просто не могла куда-то уйти посреди ночи. Он прекрасно помнил, как в одиннадцать вечера он пожелал ей спокойной ночи, и мать ушла в свою спальню. Он бросился в прихожую, и, не найдя туфель и пальто матери, побежал наверх, в свою комнату. Схватил телефон, выронил. Выругался так, что будь бы рядом мать, мигом бы получил по губам, несмотря на то, что давно стал совершеннолетним. Он снова и снова попеременно набирал то номер матери, то номер Митси, и медленно сходил с ума. Телефон матери не отвечал, у Митси – был выключен. Как он узнал потом, в момент аварии телефон брата вылетел сквозь разбитое лобовое стекло, и вдребезги раскололся о мокрый асфальт. О том, что его брат теперь безногое существо с походкой краба – он узнал только в пять утра, почти поседевший от ужаса и до кровавой пены повторяющий: «Господи…Господи, пожалуйста…» Бог не внял его молитвам. В пять утра его телефон завибрировал, и он вцепился в него, едва не обмочившись от избытка чувств. — Да, мам! – заорал он, от волнения даже не сразу выговорив эти два элементарных слова. Несколько долгих-долгих секунд тишины, а потом голос матери, далекий и безжизненный. — Джерри, я в больнице. — Что? – прохрипел он, сползая вниз по стене. — Я в больнице с Митси. Он в реанимации, Джерри. Врачи… — ее голос сорвался, и Джером понял, что она плачет. – Врачи говорят, что он вряд ли выживет. Он…о, Господи… — Что случилось, ма… — Он попал в аварию. Машина врезалась в бетонное ограждение… Врачи говорят, он был пьян, и его ноги, Джерри, его ноги… Дальше он не слушал. Дальше – все было как в тумане. Вызов такси, пачка выкуренных сигарет, дождь, который под утро стал только сильней. Заплаканные, перепуганные глаза матери и белые больничные стены. — Врачи говорят, что у него сотрясение. Сильное, Джерри, вроде как трещина в черепе, или перелом. Сломана челюсть… И его ноги… — Что с ними? – он сам не слышал своего голоса. Сидел прямо на полу возле ее ног, глядя прямо перед собой невидящим взглядом. Он сразу же вспомнил, как не смог встать с кровати, и почувствовал, что сейчас сорвется, начнет кричать и бросаться на стены. — Их… — мать беспомощно развела руками. Сглотнула и попыталась продолжить. – Их зажало между рулем. Врач говорит, что, если он выживет, придется делать ампутацию… — Если выживет…— эхом повторил Джером и сжался от боли. Митси выжил. Выжил, и ампутация понадобилась только для второй ноги. Только не легче от этого было. Позже, он узнал ,что на вечеринке Митси поругался с друзьями. Поругался, и ушел, вскинув средний палец. Сел в машину и надавил на газ. И никто из его друзей, из тех, которые клялись отдать за него жизнь, его не остановил. — Я не знаю. – честно признался он, глядя в глаза брата. Они больше не были глазами человека, который счастлив. Они были глазами человека, который умер, но каким-то образом продолжал дышать, а кровь продолжала бежать по его венам. – Мне нужно было время, чтобы осознать то, что случилось. — Наверно, осознал, когда понял, что и поесть мне надо принести, и говно вынести? – с кривой ухмылкой отозвался Митси, и Джером вздрогнул, вскинул на него взгляд. — Митси…не надо... — он поморщился, как от боли, и брат согласно кивнул. — Ты прав, не надо. Пошли к дому? Они вернулись домой, когда уже начинало темнеть. В конце зимы день еще не разгорался в полную силу. Фонари вдоль улицы, из за экономии электроэнергии, не включались. Джером нашел в одной из комнат колоду карт, и они ,усевшись прямо на полу около камина, сыграли несколько партий в покер, выпив по две банки пива и закусывая шоколадом и чипсами. И Джером едва не пустил слезу, когда Митси заулыбался, выиграв очередную партию. Теперь это можно было увидеть очень редко – его улыбку. И он протянул руку, и почти сразу же Митси вложил в его ладонь пальцы и сжал. — Хорошо, что мы приехали. Я здорово скучал по этому месту. – тихо произнес Митси и неловко улыбнулся. Джером задумчиво кивнул. Когда они были помладше, лет по двенадцать, а то и меньше, они оба до хрипа умоляли мать приехать сюда. В детстве все казалось проще, это Митси правильно сказал. Без каких-то дурных мыслей, без забот. Без переломанных ног. Дорога в ад была вымощена кирпичами дружбы, в этом Джером не сомневался. Когда с Митси случилось несчастье, когда он рыдал от боли, пытаясь подняться, когда ему только установили протез, ни одного человека из его друзей не было рядом. Ни Дерека, который клялся в вечной верности. Ни Стива, которого Митси часто доводил до своего дома, разрешая отоспаться, а потом идти на повинную к родителям. Никто не появился и когда Митси пытался заново учился есть с трещиной в челюстной кости. Джером проталкивал между его зубов ложку, наполненную жидким пюре, а оно вытекало из уголков губ , и Джером осторожно стирал его полотенцем. Никто не стоял рядом и не поддерживал его, когда он делал первые шаги. Шесть в сторону двери, шесть обратно к больничной койке. Двенадцать шагов занимали теперь не меньше получаса. Никто не приходил в больницу с апельсинами и минеральной водой. Джером сам, разрываясь между институтом, матерью, которая медленно, но верно становилось алкоголичкой, работой в кафетерии и больницей, таская туда сумки с фруктовым пюре и бульонами. Он умирал от усталости. Только один раз он рискнул попросить помощи у Рикки, парня, на два года младше братьев, который, казалось, боготворил старшего из близнецов, ходил за ним на каждой вечеринке, как приклеенный. Рикки взял трубку после восьмого гудка, пьяный вдрызг, и даже не понял кто звонит. Торопливо, сбивающимся от волнения голосом Джером сказал ,что Митси нужна помощь. — Митси? – промямлил Рикки, недоуменно хмыкнул. – Какой еще Митси? И Джером скинул вызов. Больше к друзьям брата он не обращался. — А Лю и правда приехала, я видел ее машину на ее участке. – внезапно произнес Митси, и Джером вскинул почти испуганный взгляд. — Да? – зачем-то переспросил он, потом нахмурился. — Но мне-то нет дела, Митси… — Врешь. – безмятежно отозвался брат, с улыбкой откинулся назад, опираясь спиной о диван. Достал сигареты. — Не вздумай курить в доме. – на автомате предупредил Джером, сам погруженный в свои мысли. Да, он врал, чертов Митси, как всегда был прав. Он по-прежнему представлял Лю в ежевечерних порнографических фантазиях, заливаясь краской и сглатывая вязкую слюну. Он видел ее последний раз в прошлом году, как раз до несчастья, произошедшего с Митси. С годами девушка не изменилась. Только стала красивее. Если такое вообще было возможно. Митси снова поднял на него взгляд, как обычно проигнорировав его замечание по поводу курения, ухмыльнулся – не весело, больше печально. — Возможно, она уже все забыла. – осторожно произнес он, затягиваясь и опуская взгляд. Джером скривился так, будто эти слова причинили ему сильную боль. — Заткнись, Митси. – произнес он, но больше устало, чем зло. – Мы сегодня достаточно обсудили эту тему. И в кои-то веки он послушался, улыбнулся чуть более живо, все так же сжимая ладонь брата в руке. От выпитого пива в голове царил приятный туман, мысли лениво перекатывались, подобно тяжелым волнам, и сладко слипались глаза. Джером ответил на улыбку брата. Иногда, с ужасом, разъедающим внутренности и жгучим стыдом, он думал, что лучше бы брат погиб тогда. Погиб и не мучился бы так, и не терзал его, Джерома. Ему хотелось плакать от подобных мыслей. Все изменилось после той ночи. И Митси изменился. Стал похож на пса, больного и старого, с жалобным взглядом и тоской на самой глубине глаз. Это было очень тяжело. Тяжело было знать, что после той ночи мир раскололся на две половины. Вокруг резко стали другие запахи и другие чувства. Все словно обострилось до предела. Митси широко зевнул, протянул руку, взлохматил волосы на макушке брата. — Давай спать, Джерри. – чуть заплетающимся языком пробормотал он, и Джером согласно кивнул. Тепло, выпитое пиво и сигаретный дым действовали слишком усыпляюще. Он помог Митси снять джинсы, стараясь не смотреть на то, как брат смущенно прячет взгляд, помог расстегнуть протез. Он искренне надеялся, что Митси не заметит брезгливости в его глазах. Если заметит – будет очень – очень больно. Джером не хотел этого. Не хотел его боли. День слишком чудесно закончился, чтобы портить его такой мелочью. Не заметил. Джером рассеянно взлохматил пряди волос на макушке брата и тоже забрался в кровать. При этом ударился локтем от стену и зашипел от боли. — Поосторожней, братишка. – пробормотал Митси, и Джером устало оскалился в ответ и щелкнул выключателем. Глаза Митси устало блестели во сне. Уже засыпая, Джером вспомнил, что забыл спросить брата о следах от уколов на своих руках. «Надо не забыть спросить утром.» — вяло подумал он, и на удивление быстро провалился в сон. С момента аварии бессонницы часто мучили его. Часто, почти каждую ночь. Он засыпал на полчаса ,а потом просыпался, вцепившись зубами в собственную руку, чтобы не закричать. Сны, яркие, тяжелые, давящие были всегда одинаковые – как в кадрах повтора он видел, как машина брата врезается в проклятый бетонный отбойник и разлетается на куски, а потом взвивается к небу огненным столбом из дыма и обломков железа. В самые плохие ночи ему казалось, что он слышит крики брата, настолько явные, что проснувшись, он обычно вцеплялся пальцами в руку Митси, сильно, до побелевших костяшек. Митси просыпался и сквозь зубы шипел на него, а потом снова засыпал безмятежным сном младенца. Джером же не мог уснуть потом до утра, поднимался, сглатывая вязкую слюну и плелся на кухню, до рассвета курил и смотрел, как за окном гаснут фонари. Потом одевался и ехал на работу. Ложится рядом с Митси он стал сразу же после выхода того из больницы – он до одури боялся повторения кошмара. Кошмара с перерезанными венами.
Наутро он ничего не спросил у Митси, потому что выяснилась отвратительная вещь – Митси заболел. Он дрожал от озноба, тяжело сглатывал и смотрел на брата взглядом собаки, сперевшей с хозяйского стола кусок буженины. Джером сел на кровати, рассеянно погладил брата по горячей, шершавой,как наждачка, щеке. Вяло улыбнулся ему. Митси виновато ухмыльнулся и закашлялся, пытаясь встать. — Сиди. – устало бросил ему Джером, встал с кровати сам. Глаза совсем не хотели разлепляться. Он нащупал на полу джинсы, начал одеваться. Пальцы брата вцепились в его предплечье, и он нехотя поднял на него взгляд. На щеках Митси горел нездоровый румянец, глаза лихорадочно блестели. — Прости меня.— сказал он сорванным шепотом, и Джерому захотелось кричать на него, злясь на его вечно виноватый тон. Он стряхнул его пальцы. Митси смотрел на него все тем же взглядом, отчего болело и сжималось сердце. — Ты не при чем. При такой погоде это было бы чудо, если бы ты не заболел. – Джером осторожно снял руку брата с плеча. Надо было что-то решать. — Лежи. Я сделаю чай с корицей, и к обеду будешь, как новенький. – он безбожно врал ему, и Митси это знал. Неуверенно улыбнулся ему. Губы пересохшие и бледные. После аварии иммунитет Митси обвалился, как карточный домик. Теперь он мог подхватить простуду, даже споласкивая руки под холодной водой. Джером включил камин – на полную мощность, чтобы комната прогрелась, пока он заваривает чай, и ушел. Доплелся до колонки с водой – настолько ледяной, что перехватывало дыхание. Он умылся, стуча зубами от холода, даже заставил себя прополоскать рот. Зубы немедленно заныли. Он включил чайник, сел, обхватив голову руками. На секунду мелькнула мысль, что не стоило брать брата с собой на дачу. Но оставлять его с матерью было бы безумием. Да и он сам дико скучал по нему. Только вот он не мог знать, что все обернется так. Звук мягких шагов поглотил шум вскипающего чайника, поэтому Джером их не услышал. Лишь успел заметить краем глаза тень возле двери кухни и резко вскинул взгляд. И почувствовал, как привычный мир куда-то уплывает. На пороге стояла Лю. Такая же красивая, как несколько лет назад, только чуть старше. Одетая в клетчатое пальто и джинсы. Волосы, теперь темно-каштановые были небрежно собраны в хвост. — Привет, Джером. – она сделала жест пальцами, прислонилась к косяку. На губах легкая улыбка. А Джером, так же как и тогда, в шестнадцать лет, не мог вымолвить ни слова, замер, глядя на девушку широко распахнутыми глазами. — Я не знала, что вы приехали, а то бы зашла раньше. Мы сто лет не виделись. — Да…верно…-наконец промямлил Джером, и поднялся. Почти на автомате сделал шаг к ней и обнял. Получилось довольно неловко, и девушка явно была смущена, но зато он снова смог ощутить запах ее кокосовых духов. Все тех же самых. — Наверно, самые долгие сто лет в моей..
Он замолчал резко, фраза повисла воздухе, будто бы обрезанная ножницами. Он замер, не в силах даже сделать вздох. Лю недоуменно нахмурилась и обернулась, ахнула еле слышно. На крыльце дома стоял Митси, стоял с трудом, уцепившись обеими руками в перила. Губы его были искривлены в бессильной ярости.
Джером, стараясь не смотреть на брата, сидящего на противоположном крае стола, раскладывал по тарелкам рис с ароматным, чуть подсоленным бульоном. Митси выглядел гораздо лучше, чем когда только проснулся, но на щеках играл лихорадочный румянец – признак его нетерпимого гнева. Губы плотно сжаты, пальцы стиснуты в кулаки. — Я рад, что тебе полегчало. – наконец проговорил Джером. Улыбнулся. Улыбка вышла больше заискивающей и совсем неискренней. – Возможно… — Ты последнее дерьмо, Джерри. – глухо перебил его Митси, хлюпнул носом. Глаза его слезились, но хрипы в груди, которые так напугали Джерома исчезли. Джером молча уставился в тарелку, зачерпнул ложкой горсть снежно-белого риса, несмотря на то, что аппетит пропал.. Он чувствовал, как щеки заливает краска и внезапно разозлился – не на брата, на себя. Давно бесило то, что рядом с братом он чувствовал себя вечным школьником, застуканным в школьном сортире за курением. Лишь каким-то безумным усилием воли он смог поднять голову и широко улыбнуться брату. — Митси, умоляю тебя, хотя бы один день мы обойдемся без скандалов? — Я мог умереть!— почти взвизгнул брат, впиваясь в Джерома горящим от ярости взглядом. – Я мог умереть, а ты в это время дрочишь на девку! – последнее слово он буквально выплюнул, как больные выплевывают слишком горькую таблетку. — Я просто в бешенстве, Джерри. Но Джерри, так и не донеся ложку с рисом до рта, молча смотрит в глаза брата и не может сдержать улыбку. Почти торжествующую. Нет, в глазах Митси нет бешенства, есть только неприкрытая боль и страх. Сбылся его кошмар – Лю убежала, как только увидела его, «человека-краба», гребаного инвалида. Губы его вздрогнули, и Джером на один ужасный миг подумал, что брат заплачет, но он не заплакал. С силой стиснул зубы. Джером протянул руку и похлопал брата по коленке. Митси отшатнулся так, будто Джером плеснул на него раскаленным маслом. — Не драматизируй, Митси. – мягко сказал он, и приложил все силы, чтобы изгнать из голоса издевательски-покровительственные нотки. – Пожалуйста. Я просто был…немного удивлен, что увидел ее. Прошло почти семь лет, и я немного оцепенел. Я не должен был оставлять тебя одного, но ты должен понять мои эмоции. – он замолчал, выдохнувшись от длинной и, как ему показалось, весьма правдивой тирады и ободряюще улыбнулся брату. На этот раз в улыбке не было ни намека на издевку. – Прости меня. – и на этот раз он говорил искренне, вглядываясь в идентичные с его глаза. Митси выдохнул, как показалось Джерому, с облегчением и улыбнулся. Улыбка его вышла кривоватой, но тоже вполне теплой. В аварии Митси потерял способность нормально ходить, но он не потерял самого главного – способности забывать зло. За это Джером любил его и уважал еще сильней. — Пока я лежал…— Митси наконец-то взял ложку в руку, с видимым удовольствием приступил к рису. – Я дотянулся до радио и включил. Представляешь, работает. Джером хмыкнул. — А что ему будет? — Передавали, что сегодня вечером начнется снегопад. Да такой, какого вроде как пятьдесят лет не было. Брат поперхнулся, вскинул на Митси недоверчивый взгляд. — Ты меня разыгрываешь? Митси качнул головой. Джером уставился на него во все глаза. — Вот чего не хватало…в начале весны. – пробормотал он. – Мы ж так ничего сделать не успеем. Митси сделал глоток горячего ароматного чая, пожал плечами. — Ты бы лучше беспокоился о другом, Джерри. – он широко улыбнулся, но в глазах отчетливо читалось беспокойство. – Что хрен мы отсюда уедем, если снегопад и правда будет сильным.
Пока ухудшения погоды не предсказывало ровным счетом ничего. Солнце, мягкого сливочного цвета, уже было по-весеннему теплым и грело, если подставить его лучам лицо.
После завтрака близнецы занялись уборкой дома. Как накануне справедливо предполагал Джером, большая часть работы легла на него, но он был не особо против. Возможно, потому что все еще чувствовал вину за утренний инцидент, хотя, по сути, не так уж он был и виноват. Это Митси сделал все, чтобы вина лежала на нем. Митси знал, как это сделать, он всегда это умел. Наверно, он сделал это и тогда, почти двадцать лет назад, когда отец избивал Джерома, а не Митси.
Уже ближе к полудню, когда братья, оба достаточно обессиленные, чтобы ругаться, сидели на крыльце, почти синхронно выпуская кольца дыма, снова объявилась Лю. Она пришла, как и в прошлый раз, бесшумно и без предупреждения. В руках она держала тарелку, накрытую тряпичной салфеткой. При ее виде Джером снова почувствовал приятную тяжесть где-то в районе паха. Приятную и тягучую, как пастила. Он заулыбался против своей воли, глядя на девушку снизу вверх, чувствуя, как Митси напрягся рядом с ним. — И снова привет, Лю. – произнес Джером, как ему показалось, весьма красивым и глубоким голосом, однако девушка на него не смотрела. Взгляд ее был устремлен на Митси, а на губах ее застыла виноватая улыбка. — Митси. – произнесла она, и, затаив от бессильной ярости дыхание, ярости, Джером видел, как брат робко и совсем обезоруживающе улыбается ей, и она отвечает на улыбку. Теперь она у нее более теплая, солнечная. Она опускается перед Митси на корточки и осторожно убирает с тарелки салфетку. — Я принесла тебе пирог, который делала утром. – девушка глубоко вздохнула, и хоть потом Джером не был в этом уверен, в тот момент он бы заложил последний цент на то, что Лю умирала от смущения. – Я бы хотела извиниться за утреннее поведение. Прости меня. Я не имела права убегать..Я просто была напугана. Я не могла поверить, что такое случилось с тобой, Митси. Простишь меня? — Конечно. – почти без паузы ответил брат, с видимым удовольствием принимая из ее рук блюдо с пирогом. — Теперь можете обменяться кольцами. – беззлобно огрызнулся Джером, ткнул брата локтем. – Твоя обида прошла? — А я и не обижался. – Митси широко улыбнулся девушке. Лю подалась вперед, чмокнула его в щеку, и Джером вдруг подумал, что его сейчас стошнит. Действительно, тошнота рванулась к горлу, и ему пришлось глубоко вздохнуть и сглотнуть, чтобы она отступила. Он прикурил вторую сигарету, затягиваясь так глубоко, что почувствовал саднящую боль в легких. Поднял взгляд к небу. Вот теперь мрачное предсказание Митси начало сбываться – по всем четырем сторонам к ним подступали тучи, тяжелые, почти черные, напоминающие клубы дыма. Как в осаде, подумалось Джерому и он нервно хмыкнул. — Погиб в аварии. – донесся до него тихий голос девушки и он вздрогнул, внезапно облившись ледяным потом. В груди неприятно задрожало и начали трястись руки – приступ, приступ, как называл он его. После того ужасного года в больнице они не оставляли его надолго. – Я до сих пор не могу заставить себя сесть в машину. — Мне очень жаль. – говорит Митси, и Джером вскинул на них обоих перепуганный взгляд. Глядя на него, Лю не смогла удержаться от улыбки – так забавно он выглядел. Однако улыбка почти сразу пропала. — Мой отец, полгода назад. На трасе М7. Про это даже показывали в новостях… В ее бирюзовых глазах родились капельки слез. Родились и выползли наружу, скользнули по щекам. Митси, осторожно удерживая пирог в одной руке, коснулся пальцами ее волос. Девушка благодарно улыбнулась ему. Джером снова почувствовал обжигающую вспышку ревности глубоко в груди, уставился на брата прожигающим взглядом. Митси мельком взглянул на него, отвернулся. Джером поднялся на ноги, и Лю подняла на него взгляд. — Джерри, я уже наскучила тебе? – улыбаясь, спросила она, и он затряс головой, глядя на нее почти с ужасом. — Нет. Нет, мне просто сегодня еще убираться на чердаке, а от этого помощи не добьешься. – он криво ухмыльнулся, указав на Митси, и тот скривился в ответ. Последнее, что он увидел, скрывшись в доме, это как Лю усаживается на крыльцо рядом с Митси и ее плечо прижимается к плечу брата.
На чердаке было пыльно и сухо, и Джером немедленно зашелся в кашле, вдыхая горячий воздух. Паутина серыми космами свисала из углов, облепленная трупами насекомых. Окон здесь не было – в свое время не хватило денег установить их, и весь существующий здесь свет робко и словно неумело пробивался сквозь довольно широкие щели на крыше. Идеальное место для съемок фильмов ужаса про окровавленных девиц и про свисающие с потолка крюки и цепи. Джером засмеялся и тут же испуганно зажал ладонью рот – так жутко прозвучал его смех в тишине и жаркой темноте чердака. «Мне надо убраться на чердаке» — сказал он пару минут назад, но сейчас ,глядя на царящий здесь хаос, он решил, что сказать всегда проще. Слова слетают с языка, легкие, как зерна попкорна, отскакивают от него, как от горячей сковородки, но дела не идут так легко. Он медленно прошел к дальнему углу чердака, прислушиваясь к режущему слух скрипу полусгнивших половиц. Он искренне надеялся, что ему не попадется та половица, которая гнилая больше чем наполовину. Он неожиданно ярко представил, как половица разваливается под его ногой с глухим треском, а дальше возможно несколько вариантов развития событий. А) Нога застревает в образовавшийся дыре, и внутри с хрустом ломается кость, пропарывает кожу, выплескивая алую кровь и он вопит так, что стены вздрагивают. Спустя три часа, заволновавшись, Митси говорит Лю, чтобы она поднялась наверх. И она находит его, потерявшего сознание, с пеной у уголков губ и белого, как статуя. Б) Половица проваливается целиком, и он летит вместе в ней, целых три метра и с чудовищным грохотом падает на дощатый пол первого этажа. — Эй, Джерри, ты там не упал? – полуиздевательски-полувстревоженно крикнет с крыльца Митси, а у него даже не будет сил крикнуть, что, кажется, он сломал несколько ребер, ногу и запястье. Он поежился от этих мыслей, чуть ли не на полусогнутых ногах добрел до старого, можно было бы даже сказать древнего комода. Несколько ящиков были открыты, и хлам, которым он был буквально забит, вываливался наружу, как внутренности распотрошенной индейки. Старые, пожелтевшие бумаги, счета, выписки, старые записки, разорванные на рукавах или подоле свитера или старые мамины хлопчатые халаты, в которых она обычно стирала или опрыскивала химикатами листья садовых деревьев. Все это разноцветной кучей лежало на полу. Джером тяжко вздохнул, понимая, что фраза об уборке на чердаке была явно лживой. Он и пальцем не собирался прикасаться к этому хламу, который явно целенаправленно разводился годами. Он присел на корточки, моргнул. Глаза уже несколько привыкли к темноте, и предметы он видел достаточно отчетливо. Он бездумно перебирал пальцами бумажный мусор. Запах постаревшей пожелтевшей бумаги ему нравился, и он даже поднес один из клочков поближе к носу, с наслаждением вдохнул. И тут же отпрянул: в нос ударил совсем другой запах: тяжелый и медный. Напоминающий… — Кровь… — потрясенно выдохнул Джерри, даже не замечая, как пугающе звучит его голос в тишине. Сквозь пробивающийся свет он видел кровь на своих пальцах. Она сочилась из невидимых ран и заливала клочок в его руках, который успел весь вымокнуть в крови. Он с омерзением отшвырнул его от себя, словно кровоточил он, а не его руки. Не понимая, где он умудрился так порезаться, он засунул окровавленные пальцы в рот, чтобы остановить кровь, почувствовал легкую тошноту от металлического вкуса. А потом пришла боль, распространилась от кончиков пальцев до запястья и выше, к локтю. Он уставился на свои руки, и с недоумением и ужасом он увидел порезы на обеих руках, широкие, глубокие,с неровными краями, словно их оставили обломками железа. Ладони, запястья, предплечья были словно изрезаны невидимыми лезвиями, и из этих порезов текла кровь, капала на его светлые джинсы, капала на ворох бумаг возле его колен, крупными, горячими каплями. Он закричал, вскакивая на ноги и ударяясь головой о низко прибитую балку. Снова рухнул на пол. Пальцы оставляли на потемневшем полу кровавые разводы. — Джерри? – послышался с первого этажа встревоженный голос брата. И сразу следом за ним голос Лю, чуть ближе. — Джерри, ты в порядке? «Нет» — хотел крикнуть он, но не мог, лишь только беззвучно открывал рот. Джинсы потемнели от крови, ее тошнотворный запах бил в нос и заставлял слезиться глаза. Ушибленное место чуть повыше затылка болело. Дробно застучали каблучки – Лю спешила к нему по дощатой лестнице, тревожно выкрикивая его имя. — Что там? – громко спросил Митси – в голосе его слышалась паника. – Лю, что там? Она подбежала к нему, легкая и хрупкая, под ней даже половицы не скрипели, опустилась рядом с ним на колени. Даже сквозь удушающий запах крови он ощутил аромат ее кокосовых духов. Она не видела кровь, которая теперь запачкала и ее джинсы тоже, запачкала ее рубашку и кончик шарфа. С тревогой схватила его за раненые руки, и Джером едва не вскрикнул от боли. Ее бирюзовые глаза пытливо вглядывались в его лицо. – Что случилось? Он в изумлении уставился на нее, нахмурился. — Ты что, не видишь? Это же…— он опустил взгляд и закричал повторно, глядя на свои абсолютно чистые без единого пятнышка крови руки. Целые и без порезов. Идеально чистые светлые джинсы, лишь только на бедре темная полоска от пыли. Он отшатнулся от девушки, уже не крича, лишь глухо постанывая, глядя на нее широко раскрытыми глазами. Она решительно (за что он, кажется, влюбился в нее еще больше)схватила его за плечи и встряхнула. — Успокойся, Джерри! Что произошло? Снизу все еще кричал Митси. — Я порезался об бумагу. Это больно, знаешь ли. – сказал он первое, что пришло в голову, и запаниковал, увидев, что она ни на йоту ему не верит. – И с паутины спустился огромный паук. Правда, он был просто чудовищных размеров. Вот такой. – он развел большой и указательный палец примерно на десять сантиметров. Он начал успокаиваться, так же резко,как и поддался ужасу, даже смог улыбнуться все еще вздрагивающими губами. Она снова не поверила ему, но ответила на улыбку, поднялась на ноги, ладонями отряхнув джинсы. — Спускайся вниз,паникер. – насмешливо произнесла она, и пошла к лестнице, на ходу успокаивающе говоря Митси, что все хорошо, все в порядке, что брат скоро спуститься. — Что за черт? Что это? – Джером вцепился в костяшки пальцев зубами, разглядывая правую руку. Ни единого пореза. Лишь только на сгибе локтя две посветлевшие точки – похожие на следы от…уколов? Обязательно надо спросить Митси, что это. А пореза ни одного и текущая кровь исчезла. Он бы мог списать на тени, гуляющие по чердаку, мог бы списать на полумрак и собственные невеселые мысли, но только невменяемый человек мог бы списать на это. Кровь он видел, ощущал горячие капли, он чувствовал ее запах, от которого до сих пор першило в горле, чувствовал саднящую боль. Он спустился вниз, и не найдя брата с Лю на крыльце двинулся к кухне. Его слегка штормило, как после головокружительного аттракциона, но тошнота и боль прошли, и он с наслаждением вдыхал влажный прохладный воздух, внезапно подумав, что воздух снова пахнет снегом, как поздней осенью. Не весной, прелой травой и согретой землей, а снегом и холодом. Джером повыше поднял воротник куртки и вздрогнул, бросив взгляд на небо. Тучи полностью заслонили солнце, черные, как сама ночь и тяжелые. А ветра не было. Даже макушки высоких деревьев не колыхались, стояли смирно, как солдаты в карауле. Он все яснее ощущал себя подобно лисе в клетке, а давящее чувство безысходности и чувство приближения чего-то опасного усилилось. Снова появился горячий ком в груди и до боли знакомая дрожь в руках. Он понял, что не дойдет до кухни, сел на край брезента, которым были укрыты доски, дрожащими пальцами достал пачку сигарет. От первой затяжки его едва не вывернуло, табачный дым был почему-то с соленым медным привкусом, и он со страхом зажмурился, сглотнул, ожидая, пока тошнота отступит.
А небо становилось все темней.
В кухне никого не оказалось, и Джером растеряно замер на пороге, покусывая нижнюю губу. Прошел внутрь, потрогал пальцами бок чайника, уже остывший. На столе аккуратно сложены тарелки и вилки – так, как они с Митси оставили после завтрака. Внезапно заныло сердце – тоскливо и протяжно, и Джером едва не застонал. Он вышел на улицу и теперь чуть ли не бегом бросился к дому. Он понял, что они в маленькой комнате возле лестницы на чердак – такой маленькой, что мать раньше пользовалась ей, как кладовкой для консервов. Он слышал их голоса – приглушенные, но он чувствовал, что они чем-то довольны и даже смеются от этого удовольствия. Сердце снова зашлось, заколотилось, как безумное. Он сделал шаг по направлению к двери кладовки и остановился. Он услышал стон. Протяжный, тягучий, как пастила плавящаяся на солнце, и стон этот был явно не от боли. Он словно вошел в его грудь серебряным клинком, выбивая дыхание и обрывая его. Он замер, как вкопанный, внезапно осознав, что происходит за этими дверьми, и это знание обрушилось на него, подобно черной лавине. «Ты же инвалид!» — едва не закричал он. – Ты же гребаный инвалид, как ты можешь заниматься…» — мысль оборвалась, когда тошнота снова рванулась к горлу, и он зажал ладонью рот, подавляя и тошноту и крик. Снова стон, мягкий, как бархатная ленточка, густой, наполненный животной страстью. «Митси…» — громкий шепот девушки, а за ним – опять смех, мелодичный, как перелив колокольчика, и Джером бросился обратно во двор. Его воображение было развито на ура, и сейчас, с полуобезумевшим взглядом сидя на ступенях крыльца, придерживаясь рукой за перила, как упавший немощный старик, он представлял, как Лю, широко разведя ноги, садиться на бедра Митси. Как она запрокидывает голову и ее рыжие волосы рассыпаются волнами по молочно-белой спине, как ее пальцы судорожно сжимаясь, переплетаются с пальцами брата. Другая рука Митси гладит ее волосы, пропуская сквозь пальцы атласные пряди. И девушка начинает движения… Его щеки горели огнем, когда образы, подобно вихрю, разноцветному и постыдному проносились в его голове. Он выкурил три сигареты, держа их в дрожащих непослушных пальцах, и уже собирался прикурить четвертую, когда Митси появился на пороге доме. Сначала он, а за ним Лю. Растрепанные ее волосы были собраны в хвост, над верхней губой дрожали капельки пота, а на щеках расцвел лихорадочный румянец. Верхняя пуговица рубашки была расстегнута, и это почему-то еще больше задело Джерома, это было слишком интимно, слишком вульгарно…уж лучше бы она вышла с голой грудью, а Митси с расстегнутой ширинкой, это бы и то выглядело приличней. Он отвернулся, запустил пальцы в пряди волос. — Не скучал? – абсолютно будничным тоном спросил Митси, и Джером тут же возненавидел его еще больше. Лю, как показалось, Джерому в наступающих сумерках залилась краской. — Мы чуть-чуть задержались…— промямлила она, бросила быстрый взгляд на Митси. – Но теперь мы тут…-закончила неловко. — Я думаю, примирение прошло более чем удачно. – произнес Джером и вздрогнул, когда на его руку опустилась снежинка. Первая за последний месяц, и он поднял взгляд на небо. Ветер уже начинал набирать силу, верхушки деревьев задрожали, зашелестели. Под одежду, под кожу начал забираться холод, и от него веяло не свежестью, а могильной изморозью. Начиналась буря. Митси облегченно выдохнул от его слов, по-видимому, ничего не замечая, засмеялся, и Лю последовала его примеру. Джером холодно улыбнулся им обоим. — Предлагаю переместиться в дом. Я думаю, на кухне мы замерзнем насмерть. — Если хотите, можем пойти ко мне. – предложила Лю, и даже в этих словах Джером уловил мерзкий неприличный подтекст, и скривился. Митси благоразумно покачал головой. — Мы до тебя будем идти минут двадцать. А буря вот вот разразится. — Идите в дом. – подвел итог Джером, не взглянув на брата, не удостоив его даже взглядом. – А я пойду на кухню и сделаю коктейль. Согреемся. Он и правда замерз, ноги превратились в исколотые иголками куски мяса, особенно ниже колена, онемели руки. Он выдохнул облачко горячего пара. «Хотя вы-то уже согрелись» — вертелось на его языке, и снова у него перехватило дыхание. Лю несмело улыбнулась ему, но он не ответил. Ярость теперь кипела в нем огромными раскаленными комками, которые словно пульсировали в груди. — Я помогу тебе. Митси, дойдешь до дома сам? — Мне не надо помогать. – резко оборвал ее Джером. Какая-то слепая ненависть полыхнула в его глазах, заставляя девушку отшатнуться. – Я…— он сглотнул, обнаружив, что брат смотрит на него с плохо скрываемой болью. Заставил себя продолжить, уже спокойней. – Иди с ним. Я, знаешь ли, переживаю, когда он один. На ее глаза навернулись слезы, и она пальцами запахнула ворот рубашки. Несколько прядей волос выбились из импровизированного пучка, и она поспешно убрала их за ухо. — Мне так неловко. – выговорила она, и Джером поднял руки ладонями вверх, умоляя ее замолчать. – Правда, Джерри. Я… И Митси, красивый Митси, который, оказывается, остался красавчиков и после превращения в гребаного инвалида, схватил ее за руку. — Оставь его. Оставь, пойдем. И она, видно, согласилась, что это лучший вариант, то ли всхлипнула, то ли вздохнула и пошла обратно в дом. — Джерри, мы ведь не будем врагами из-за девчонки? – Митси повернулся к нему, бледный, пристыженный, словно ребенок застуканный за кражей конфет. – Джерри, я прошу тебя… Но он уже не слышал брата, шел по направлению к кухне. Ярость шока прошла, осталось только холодное и мрачное спокойствие, непоколебимое, как ледяная глыба.
На кухне было тепло, на кухне смутно пахло ванилью и недавно сваренным здесь рисом. Джерри достал из ящика три бокала, налил немного холодного молока, яичный желток, насыпал какао. В нижнем ящике шкафа он нашел бутылку рома и, прежде, чем добавить его в коктейль, основательно приложился к горлышку. Рваное тепло обожгло его желудок, заставляя судорожно вздохнуть. Он не помнил, когда последний раз пил крепкие спиртные напитки. Возможно, это и было как раз на той вечеринке в шестнадцать лет, которая закончилась его лежанием голым на полу в кладовке и громовым хохотом остальных. Митси и Лю… Лю и Митси. Казалось, эти два имени кроваво-красными буквами вспыхивают в его мозгу, как неоновая вывеска. И каждая вспышка сопровождалась спазмами где-то в лобной части головы, заставляя его морщиться. Он вновь почувствовал режущую боль повыше запястий, испуганно дернулся, едва не выронив бутылку. Уставился на свои руки. Порезы не появились, и кровь не потекла из них снова, зато теперь были ясно видны шрамы на месте тех чердачных порезов. Розоватые, чуть выпуклые шрамы. Джером вскрикнул, затряс руками, отступая от стола и прижимая ладонь ко рту. — Что за херня такая, а? – дрожащим голосом спросил он неизвестно у кого. – Боже мой, что это такое происходит? Ответа не пришло, и он внезапно ощутил сейчас себя покинутым, несчастным. Такое бывало с ним нечасто, те разы, которые были после аварии – вообще можно по пальцам пересчитать. С ужасом он ощутил, как на глаза наворачиваются слезы. — Что это? – снова беспомощно спросил он. Курить, как и вдыхать воздух, было больно почти физически, но он все равно закурил, опустился на стул. За окном ветер ревел уже вовсю, бил сильными порывами в стенки кухни, заставляя ее раскачиваться ,как на волнах. Снег, вперемешку с градом застучал по крыше, и Джером, торопливо разлив по бокалам с коктейлем ром, поспешил в дом. На миг сердце испуганно сжалось, когда он представил, как он входит в комнату и натыкается взглядом на ее золотистые волосы, рассыпанные по спине и на руки Митси на ее пояснице. Но ничего такого не оказалось. Лю сидела возле камина, обхватив колени руками, откинув голову на кровать за спиной, отчего ее медного цвета волосы рассыпались, похожие на растаявшее золото. Митси опустился в кресло, задумчиво смотрел куда-то в сторону окна, покусывая губу. По стеклу влажно постукивали мокрые тяжелые снежинки. Увидев Джерома, Лю мигом поднялась с пола, забрала из его рук два бокала. Ее холодные пальцы соприкоснулись с пальцами Джерома, и он едва сдержался, чтобы не отшвырнуть его руку. С молчаливой ледяной улыбкой он наблюдал, как она старательно отводит от него взгляд. Как она острожно, чтобы не пролить коктейль, опускается на корточки перед братом, передавая ему бокал. Руки ныли и почему-то ужасно чесались шрамы. Он нервно усмехнулся – как настоящие. Джером с глубоким вздохом опустился на кровать. — Джерри, ты открыл в себе зачатки кулинарного мастерства? – спросил Митси, с наслаждением вдыхая аромат коктейля. В его голосе, как обычно звучала насмешка, но Джером уловил в нем заискивающие нотки. Омерзение наполнило все его существо до краев. Он отстраненно кивнул, не поднимая на брата взгляд. Зачатки никуда и не девались, хотелось ответить ему. Ему хотелось напомнить брату, как после аварии, когда он умирал от адской боли в сломанной челюсти, Джером готовил ему протертые овощные и фруктовые пюре, но он не стал. Снаружи бушевал ветер, и казалось, дом раскачивается вместе с деревьями, и стонет, как смертельно раненое животное. — Предлагаю за встречу. – внезапно расколол тишину Митси, вероломно и бесцеремонно. Чуть приподнял свой бокал. На секунду его щеки вспыхнули едва заметным румянцем, но он улыбался. Джером перевел на него тяжелый взгляд, и неожиданно ответил на его улыбку. — Да, конечно. – голос его спустился до свистящего шипения, и он последовал примеру брата, поднимая бокал. – Ты-то Митси, лучше, чем кто-то, оказывается, может оказать теплый прием. Его слова произвели больший эффект, чем он рассчитывал. Митси вздрогнул так, будто его здорово шарахнуло током, бокал Лю выскользнул из ее дрогнувших пальцев. Коктейль застыл на ковре мокрым пятном. Он, наверно, навсегда запомнит ее глаза в тот момент, когда она вскинула взгляд на него. Большие, широко распахнутые, с затаенной обидой на самой глубине. Потом она вскочила, так резко, что ее волосы золотой волной взметнулись за спиной, взяла с кровати свое пальто, надела. Медленно, небрежно повязала шарф. На братьев она не смотрела, а вот Митси уставился на нее с возрастающей паникой в глазах. — Я провожу тебя. Подожди.. — Не стоит. Я дойду одна, Митси. — Там метель. Лю… Она раздраженно повела плечом, поправила волосы, которые рассыпались золотыми прядями по темно-зеленому капюшону пальто. Промолчала. Ветер все выл за окном. Джером старался не смотреть на брата и девушку, пил свой коктейль, большими почти судорожными глотками. Спиртное мягким теплом обволакивало все внутри, било по мозгам. Хриплое дыхание Митси нарушало повисшую в комнате тишину, и Джером наконец повернулся к ним, махом допил коктейль и поднялся. — Тебя провожу я. Я привык гулять перед сном. Не дождавшись ответа, он вышел за дверь, выбрался на крыльцо. За каких-то полчаса земля успела полностью укрыться снегом, сугробы в сумерках напоминали огромных белых псов, и холод стоял такой, какого не было даже в январе. Впрочем, Джером этого холода даже не ощутил. Алкоголь в крови грел не хуже самой теплой куртки. Он прикурил, задумчиво наблюдаю за облачком дыма, бросил взгляд на двор, который был почти полностью погребен под толщей снега. Ветер словно обезумел, выл, как брошенный в опустевшем доме пес, раскидывая горсти снега, собирая его в огромные сугробы. Он сделал слишком глубокую затяжку, судорожно закашлялся. Рот наполнился вязкой слюной. — Я бы прекрасно дошла сама. – сердито сказала девушка, появляясь на пороге. На щеках до сих пор алел лихорадочный румянец— то ли от стыда, то ли от гнева. Джером улыбнулся ей. — Лю, мое поведение не поддается никакому описанию. После того, что случилось с Митси, я не понимаю, что творится с моими нервами. — Я не злюсь. – голос девушки чуть смягчился, и уголки губ тронула улыбка. Снежинки падали на ее волосы, таяли там, замирая прозрачными бусинами. — Мне правда пора домой. Мы с матерью созваниваемся каждый вечер в одно и то же время, и если я не возьму трубку… — У тебя же есть мобильный. – резонно заметил Джером, когда они осторожно побрели к калитке. — Она не умеет звонить на него. Она вообще странная после смерти отца… Они помолчали. Ветер становился сильней, взрывал снег вдоль дороги, превращаясь в настоящую метель. Лю спрятала лицо в складках шарфа. — У нас ничего не было с Митси. – наконец произнесла она, поежилась. Взгляд на Джерома она не подняла. – Мы поцеловались, только и всего. Я чувствовала вину за свой утренний побег, и подалась на его уговоры. Джерри, я… — Ты подалась на его уговоры из за жалости? Стало жалко беспомощного инвалида? – вопрос прозвучал слишком резко, и Джерому стало почти плохо от прозвучавших в вопросе ноток надежды. Лю помолчала секунду, потом качнула головой, отчего капюшон сполз с ее головы, обнажив растрепанные пряди волос. — Он никогда не производил и не производит сейчас такого впечатления. – наконец сказала она, хмыкнула виновато. Эти слова были холодней, чем пронзительный, по зимнему морозный ветер, и Джером вздрогнул, сжался всем телом. Остальной путь они проделали молча – вот чудо, Джером безошибочно узнал ворота ее дома – все так же выкрашенные темно-бордовой, цвета запекшийся крови краской. Они остановились, и Лю наконец-то подняла на него взгляд – глаза ее были изумительно красивы,особенно сейчас, когда на ресницах блестели капельки растаявших снежинок. — Спасибо. – пробормотала она, неловко поежилась, переступив с ноги на ногу. – Но, правда, не стоило переживать… Ее губы дрогнули, и Джером не смог сдержаться, поднял руку, пытаясь прикоснуться к ним онемевшими от холода пальцами. Девушка осторожно, но твердо перехватила его руку. — Не стоит, Джерри. – мягко сказала она, и он замер. Уже знакомая дрожь – смесь ярости и отчаяния – зародилась вновь в его груди, забилась там, как птица с ядовитыми перьями. — Я тебе совсем не нравлюсь, да? – еле слышно прошептал он, и ему показалось, что его слова потонули в свисте ветра. – Не нравился тогда, не нравлюсь и теперь? Но она услышала его. На секунду в ее светлых глазах промелькнула – не боль – досада, а потом она резко оттолкнула его руку и пошла к воротам. — Лю! – окликнул он ее, но она не обернулась.
К брату он вернулся совсем больным, промокшим и усталым. На улице царил настоящий буран. Митси поднял на него уставший взгляд, когда он зашел в комнату, и во взгляде у него смешалась тревога и печаль. — Джерри, послушай меня… — Забыли, Сеско. – ровным голосом остановил его Джером, и Митси в изумлении приоткрыл рот. Джером специально использовал эту уловку –в детстве это было единственным способом купировать очередную ссору, а Сеско было детским прозвищем Митси. С ума сойти, он сто лет не называл его так. Это сработало и сейчас – Митси замолчал, и настороженность ушла из его взгляда, уступив место выражению облегчения. Он улыбнулся. — Как скажешь. Джером и сам успокоился, глядя на брата. То, что случилось, казалось чем-то вроде досадной ошибки, нелепого сна, и Джером настойчиво прогонял мысли, что это не так, что все это было на самом деле. — Как тебе погода?Все, как я говорил… — Митси похлопал ладонью рядом с собой, приглашая брата сесть, но Джером лишь качнул головой. – Мы не уедем отсюда, да? — В ближайшее время – нет. – Джером задумчиво провел ладонью по лицу. Положение хуже некуда, это так. Дома мать – одна. В любой момент она может заснуть в кровати с зажженной сигаретой и их городской дом вспыхнет, как иссохшая спичка. Дома его ждет работа, много работы, на электронной почти десятки заказов, а он заперт в заснеженной тюрьме, вместе с Митси. Черт. Он раздосадовано свел брови. — Хорошо бы ночью появилась техника. – снова говорит Митси, и Джером снисходительно смотрит на него и фыркает. — Не смеши меня. Она тут и в лучшие времена никогда не появлялась, а уж сейчас – подавно. Митси беспомощно пожимает плечами. — Можно доехать на автобусе. — До автобуса идти не меньше трех километров. – огрызнулся брат, поднимаясь на ноги. – Ты уверен, что дойдешь? — Нет. – Митси смеется, но в его смехе нет ни грамма веселья – только тоска. А за окном падает снег, все падает, и падает.
Этой ночью Джерому снова приснился кошмар – этого не случалось с ним давно. Приснились охваченные огнем обломки машины, только не Митси на этот раз сидел в машине, а он сам. Это его ноги были погребены под грудой искореженного металла, его ноги были изуродованы, как фарш, как бесполезное мясо, и это он кричал на водителском месте, сходя с ума от ужаса и боли. Он проснулся с перехваченной болью грудью, со сдавленным криком внутри и долго вглядывался в уже начавшее розоветь небо.
Снег шел всю ночь, и все утро. Братья, сонные, угрюмые, неторопливо жевали овсяные хлопья, оставшиеся из их малочисленных запасов. — Что делать-то будем, мелкий? – Митси поднял на близнеца мрачный взгляд. Он выглядел сейчас почти так же, как после выхода из больницы – беспорядочно лежащие пряди и почерневшие круги под глазами. – Какой черт нас вообще понес в эту глушь? Он нервно усмехнулся, но в голосе угадывался страх. Сейчас, когда холод окончательно заключил их местность в объятия, все казалось еще более безнадежным. — Мы даже до магазина не дойдем. – продолжал Митси, и Джером кинул на него злобный взгляд. — Заткнись. – сказал он, но без особого раздражения. Скорее, с тоской. – Заткнись, Митси, не нагнетай… Воздух пах снегом – настоящим, зимним снегом, словно и не наступала здесь весна. Снег падал уже не снежинками, а крупными тяжелыми лохмотьями, покрывал землю сплошь и целиком. Уже скрылся под белой пеленой покрытой плесенью и илом колодец за домом, а снег все шел. Джером поднял на брата взгляд, улыбнулся криво. Если бы он видел сам эту улыбку, он бы не смог сдержать дрожи – в ней не было ни веселья, ни смеха. Ему хотелось сказать, что-то шутливо-зловещее, например, «Мы остаемся гнить здесь», но подумал, что не стоит. Митси и без этого выглядел не слишком здорово – над его верхней губой дрожала цепочка капелек пота. Джером, уже заготовивший ехидную фразочку, мигом проглотил ее и с легкой тревогой поинтересовался: — Митси? Что-то случилось? Брат попытался улыбнуться в ответ, но не смог. Нахмурился внезапно. Он что-то сказал, но Джером не расслышал, звуки его голоса неожиданно стали растягиваться, как будто кто-то запустил пленку на кинопроигрывателе в замедленном режиме. — Что? Что? – переспросил Джером, с беспокойством понимая, что его слова звучат точно так же. – Митси, что произошло? Митси оскалился как-то странно, а потом его лицо исказилось, словно от боли. Онемев от ужаса, Джером смотрел, как руки брата взметнулись к лицу, как две вспугнутые птицы, и между пальцев потекла кровь, густая и алая. -Митси! – заорал Джером на пределе своих легких и бросился к брату, продолжая безостановочно повторять его имя. Он вцепился в его воротник, но одежда внезапно расползлась под его пальцами, обнажая кожу, отчего-то черную, пузырящуюся. И тут понял, что кожа у брата сползает вместе с лохмотьями одежды. Он закричал, отшатываясь от брата, споткнулся об собственную ногу и рухнул на пол. Все поплыло перед глазами. Пришел он в себя, только когда Митси одной рукой вцепился в его волосы на затылке, а второй отвесил пощечину. — Джерри! – слова уже звучали в нормальном ритме, но до сих пор доносились как сквозь вату. – Джерри, мать твою, что с тобой?! Заткнись, Джерри! – он снова ударил его по лицу, уже не с такой силой, но все равно ощутимо – от удара голова Джерома мотнулась назад. Он уже не кричал, лишь шумно и хрипло дышал. Он моргнул пару раз, дождался, пока зрение сфокусируется на донельзя перепуганном брате. Левую щеку неприятно саднило после пощечины. — Что с тобой? – снова спросил Митси, сидя перед братом на полу и все так же сжимая его волосы, постепенно расслабляя пальцы. Неуверенно усмехнулся, потом сказал почти шепотом: — Галлюцинации? Джером тяжело дыша открытым ртом, облизнул губы, как завороженный глядя на брата. Одежда целая, кожа целая, только волосы растрепались на макушке. — Да…— хрипло выдохнул он и внезапно испытал горячее, почти безумное желание обнять Митси, прижать к груди так крепко, словно его пытаются отнять. Это было такое странное, почти забытое чувство. Митси сейчас был такой взволнованный, такой родной. Он встряхнул головой, отстранился от брата, бледный, растерянный. Сглотнул тяжело. Митси сел на пол рядом с ним, неловко подогнув больную ногу. Оперся подбородком на руки, пристально глядя на брата. — Это снова началось… -как-то обреченно проговорил он, и Джером, понемногу приходящий в себя, вскинул на него взгляд. — Началось что? Митси? – он непонимающе нахмурился, и почувствовал, как противно заныли и задрожали кончики пальцев, и сердце забилось, как безумное. Брат долго молчал, покусывая губу. Потом наконец произнес: — Снова начались галлюцинации, Джерри. Джером облизнул пересохшие губы, непонимающе свел брови. — Снова? Митси, ты что, под кайфом? У меня никогда не было галлюцинаций.. Он наконец смог подняться и, хотя ноги еще плохо слушались, доковылял до стула, рухнул на него, сжавшись всем телом. Митси печально смотрел на него снизу вверх. — Митси…я…никогда не было. – с трудом выдохнул он, дотянулся до стакана с водой, выхлебал ее залпом. Сердце все еще не билось в груди, как –то странно дергалось после недавнего страшного видения. Митси снова долго молчал, потом перевел взгляд с лица брата чуть ниже, ухмыльнулся невесело. — Снегопад, домой вернуться невозможно, я заперт здесь с безумным братом. Звучит как название одного из молодежных фильмов ужаса, не находишь? Джером улыбнулся ему в ответ сухими дрожащими губами, откашлялся. Трясущимися пальцами нащупал на столе пачку сигарет. Он вспомнил, как сутки назад на чердаке из его ран на руках ручьями била кровь, вспомнил как на его руках появились шрамы, уродливые, багровые шрамы. Появились – а потом исчезли. Вспомнил, как просыпался от кошмаров, где его неизменно накрывала волна огня и крови, крови и огня. Вспомнил – и содрогнулся. На глазах выступили слезы. — Я что, псих, Митси? Митси не ответил ему, неловко поднялся с пола сам, усаживаясь напротив брата, прикурил тоже. Сильный порыв ветра швырнул в стекло мокрый снег, и Джером вздрогнул. Он сейчас был похож на ребенка, заблудившегося в тайге, перепуганный, растерянный и не понимающий, что происходит. — Митси? – чувствуя, как сжимается горло от сигаретного дыма, прошептал он. И Митси заговорил, глухим, едва слышным голосом. Видно было, что ему неприятно это вспоминать, неприятно и больно. — В первые месяцы после аварии ты получил огромный стресс, Джерри. Я знаю, что ты чувствовал все то, что я…всю боль, возможно даже сильней. — Во много раз сильней. – глухо подтвердил Джером. Затянулся сигаретным дымом так сильно, что почувствовал колющую боль в легких. — Спустя три месяца у тебя произошел…нервный срыв. Я не знаю, как это пережила наша мать, но именно после этого она пить начала…Ты месяц лежал в психоневрологическом, Джерри. В одной со мной больнице. В другом корпусе. — Я ничего не помню, Митси. – голос его очередной раз сорвался, и он закашлялся глядя поверх плеча Митси в большое окно. Сквозь призму стекла небо казалось совсем багровым. Снег все сыпал и сыпал, и чувствуя, как фильтр сигареты обжигает его пересохшие губы, Джером вдруг с ужасом подумал, что снег никогда не остановится. Похоронит их здесь. Погребет. Митси потер пальцами переносицу, выдохнул, сдувая пепел с кончика сигареты. — Врач говорил, что побочным эффектом может быть частичная амнезия. А может, это из-за той дряни, что тебе там кололи. Джером перевел взгляд на сгибы локтей, где еле-еле виднелись следы от игл. Содрогнулся. — Они не повторялись около трех месяцев. Я думал, все прошло…— Митси нахмурился, свел брови болезненно. Джером вымученно улыбнулся ему, но брат не ответил на улыбку. Затушил сигарету и только тогда произнес. – Джерри, это очень плохо, что они вернулись. Очень плохо…
После завтрака Джерому пришлось снова лезть на чердак – искать теплые вещи. На этот раз он лез туда с опаской – даже не с опаской, а с глухо затаенным тихим страхом. Половицы так же поскрипывали под его весом. Никаких галлюцинаций. Никаких чудовищ. «Я думал, все прошло».
Снегопад прекратился только после часов двух дня – остановился, хотя в этом уже не было смысла – огромные снежные сугробы выросли тут и там, на деревьях, лавочках и крышах появились огромные снежные шапки. А небо продолжало темнеть, мрачное, как сама смерть. — Сигареты кончаются. И жрачка. – печально констатировал Митси, натягивая теплый свитер через голову. Пальцы чуть подрагивали от холода. – Джерри, ты в курсе, что мы в глубокой заднице? Джером вздрогнул ,поднял на брата взгляд и под челки. В глазах его мелькнул не страх – ужас, который он не успел загнать внутрь. — Это ничего. Переживем. Митси замолчал. Только наблюдал за братом своими невероятными глазами, нервно покусывая губу. — У нас есть музыка… — невпопад сказал Джером. Улыбнулся вяло. В воздухе пахло снегом. Снегом и больше ничем. – я нашел старые пластинки на чердаке. Митси вяло улыбнулся.
Тот факт, что положение – хуже не придумать – до Джерома дошло только сейчас. Он понимал – разумом понимал, что пройдет немного времени – и ситуация станет еще хуже. Еда действительно кончалась – осталось две банки со стручковой фасолью и упаковка кукурузных хлебцев. И последняя пачка сигарет. Он знал, что идти в магазин бесполезно – машина с продуктами вряд ли бы доехала сквозь завалы снега – магазин был явно закрыт на амбарный замок. Безнадежность наваливалась, подобно черному атомному облаку, мешая дышать и связно думать.
Когда им было лет по восемь, мама взяла их на прогулку в горы. Когда они только начали подъем – воздух был прекрасный, свежий, настолько вкусный, что казалось, его можно было есть ложками, как сахарную вату. В воздухе висел сладкий, едва уловимый запах цветов – повсюду, вокруг них цвели кустарники – вишня, черешня, яблони. На нем и на Митси были одеты одинаковые джинсы – голубые, с нашивкой на карманах. Одинаковые курточки – ярко-желтые, отчего они еще больше были похожи на цыплят из одного инкубатора. Когда они выходили из машины, Митси не вовремя сунул пальцы в проем пассажирской дверцы, и мама прищемила их. Вой, который издал Митси, был похож на брачный зов древнего доисторического животного и разнесся над горными вершинами. Сейчас, когда они уже начали подниматься, Митси все еще хныкал, но уже словно бы по привычке, а не потому что – больно. Три пальца на левой руке чуть припухли. И вот когда они были почти на самой вершине, воздух стал густой, как сироп. Стало даже трудно дышать.
Сейчас было так же трудно сделать вздох. Митси курил почти без остановки, широко распахнутыми глазами глядя на провисшие от снега провода. — Круто будет, если без света останемся, правда, Джерри? Джером вяло пожал плечами. Засыпал в алюминиевую турку кофе, темный, восхитительно пахнущий кофе. Залил воды, поставил на огонь. Вздохнул протяжно. — Если так пойдет и дальше, придется охотиться на птиц. – пошутил Митси. Митси, который изо всех сил старался не терять бодрость духа, но это уже удавалось с трудом. Джером вообще чувствовал себя на грани истерики. — Где мы их возьмем? – хмыкнул он. – Я не видел еще не одной. — Как так? Вон их сколько. – Митси указал рукой в небо, и Джером, проследив за его взглядом, увидел трех воронов, сидящий на нижних ветках осины. Джером содрогнулся – на какой-то миг ему показалось, что она из птиц смотрит прямо на него блестящими черными глазами. Неприятное чувство, настолько, что по спине к затылку пробежали мурашки. Джером поспешно отвел взгляд. — Джерри, здесь не ловит телефон. – полушепотом произнес Митси, и Джером, вскинув на брата взгляд, увидел капельки пота над его верхней губой. И почти ничем не скрываемую панику в глазах, таких же, как его собственные. Митси протянул руку и сжал его ладонь. Так сильно, что Джером вскрикнул, и едва сдержался, чтобы не отшатнуться от брата. Вместо этого он подался вперед и обнял его одной рукой, чувствуя, как Митси дрожит под курткой. — Мне страшно. – признался Митси, и голос его сорвался. Джером осторожно погладил его по плечу, провел ладонью по затылку. — Все будет хорошо. – рассеянно пробормотал он, сглотнул тяжело. – Митси, все будет отлично. Ты веришь мне? Брат не ответил. Послышалось тихое шипение и плеск – кофе выплеснулся на плиту, и Джером, выругавшись сквозь зубы, бросился снимать турку с огня.
В доме было тепло, в доме пахло кофе, ромом и играла музыка. Старый добрый Чак Берри. Совсем негромко. Джером лежал на кровати, прикрыв глаза рукой. Митси хмурился и то и дело щелкал зажигалкой, выбивая оттуда дрожащий огонек. — Хватит. – наконец не выдержал Джером, и Митси медленно поднял на него взгляд. Глаза уставшие, воспаленные. Брат провел рукой по лицу, сказал очень тихо и хрипло: — Нам надо дойти до дома Лю. У нее есть телефон. Нам нужна помощь, Джером. Джерома напугал не его тон. Его напугало то, что брат впервые за долгое время назвал его полным именем. — Пора вызывать вертолеты, как в страшных фильмах про зомби? – он все еще пробовал шутить, но взгляд брата, полный ужаса и тоски, оборвал его. — Это не шутки. Это не смешно. Мы даже не можем дойти до магазина. Ты понимаешь? – лихорадочный блеск в глазах брата все больше и больше заставлял мурашки бежать по спине Джерома. Он поежился, со вздохом поднялся с кровати. – Я схожу. Хорошо, Митси, я схожу. Только, прошу, перестань паниковать. Хочешь, я пойду на кухню перед уходом и приготовлю тебе… — Нет. Иди сейчас. – Митси говорил тихо, но очень твердо. Он смотрел лежащие на коленях руки и почти не двигался. Черные пряди волос упали ему на лицо. Что-то насторожило Джерома в его облике – что-то призрачно-неуловимое, но он не стал задерживать на этом внимание. Повернулся и вышел в морозные сумерки.
До дома Лю было идти пять минут – Джером шел все двадцать. Снег выпал высотой в метр – не меньше, и пробираться по нему с каждым шагом было все труднее и труднее. Света в окнах кирпичного красного дома не было, дом выглядел потусторонним, словно бы незрячим… Он крикнул пару раз ее имя, но сквозь ветер и сам не расслышал своего голоса. Руки немели на холоде, снег лип на ресницы и волосы. Он толкнул калитку, и она подалась, с громким протяжным скрипом. Джером позвал снова. Только стук снежинок о стекла окон. Чувство чего-то жуткого, неправильного, того самого ,которое не покидало его с того самого момента, когда только начался снегопад, только усилилось. Он начал подниматься по ступеням, еще снизу увидев, что дверь в дом приоткрыта. Воздух снова сгустился вокруг. На тонком слое снега на ступенях были видны следы – слишком крупные для крохотных сапожек Лю. Джером сглотнул, смахнул с ресниц и волос снег. Почему-то сердце билось, как безумное, заходилось внутри отбойным молотом. Дверь действительно была открыта, и он вошел, медленно, осторожно, едва не споткнувшись о высокий порог. Где-то сбоку должен быть выключатель…где-то…он помнил это из далеко детства. Пошарил рукой по стене, нащупал. И долго не решался включить свет. Что-то внутри словно протестовало против этого. Его настораживал запах, царящий в абсолютно темной прихожей:густой-густой. Запах чего-то нездорового, недоброго. Вроде бы неуловимо знакомый и вместе с этим отталкивающий и тяжелый. Он щелкнул выключателем. Он сразу же понял, что это был за запах – такой приторный и металлический — кровь. Кровь была везде. Кровью, густой, черной, похожей на чернила с бурым оттенком, была залита вся прихожая, словно здесь разделывали свинью. Багровые подтеки на стенках и несколько капель на потолке. Джером пошатнулся, вцепился пальцами в косяк. Ему показалось, что он сейчас потеряет сознание, и прихожая бешено завращалась перед глазами. Он сделал пару нетвердых шагов вперед. На секунду ему показалось, что то, о чем говорил Митси действительно вернулось – что сейчас его посетила галлюцинация, один из тех страшных образов. Он до боли вцепился зубами в нижнюю губу, зажмурился, затряс головой. А когда открыл глаза, видел все то же…Видел.. Лю лежала в комнате, раскинувшись на кровати, подобно морской звезде. Одна ее рука свесилась с края кровати и пальцы были перепачканы в крови – видно, по ним стекала кровь – сейчас уже она полностью запеклась. Джером поймал себя на том, что старается задержать взгляд на этой руке, старается увидеть каждую деталь, вплоть до скусанных заусенцев. Только бы не поднимать взгляд, не видеть всего остального. Не видеть ее налипших на лицо волос. Из светлых они превратились в багряные, как осенние листья. Она была раздета – из одежды на ней были только белые, почти прозрачные трусики, которые…которые оставались чистыми. Просто было чудо, что они не испачкались, не покрылись кровавой коркой. Посредине грудной клетки зияла рана, чернильно-черная, как сама ночь. Крови вокруг почти не было. И чуть ниже, в правом боку, ниже ребер — тоже рана. Запах крови и смерти ударил в нос так сильно, что Джером почувствовал, как закружилась голова, и свет померк перед глазами. Он даже не мог закричать. Желудок болезненно сжался, выплескивая содержимое, и Джером сполз на колени, прижимая к губам перепачканные пальцы. — Лю…— позвал он еле слышно, едва шевеля одними губами. Как эхо собственного голоса, который десять минут назад звучал на лестнице. – Лю, кто…-он поперхнулся собственными словами, сдерживая еще один рвотный позыв. Все словно стихло вокруг, даже не выл ветер за окном. Только гулко капала вода из протекающего крана на кухне. Как во сне, Джером поднялся на ноги, как во сне вытер руку о джинсы. Он подошел к кровати, широко распахнутыми глазами вглядываясь в тело девушки перед собой, душа глубоко внутри пронзительный вопль. Он протянул руку и коснулся пальцами ее волос. Убрал их с ее лица. Ее глаза с длиннющими черными ресницами были полуприкрыты, словно бы она спала – уже просыпалась, но застыла между сном и реальностью. Провел пальцами по ее губам, по ее скулам. Он хотел приложить пальцы к ее шее, как делали в фильмах,, чтобы прощупать пульс, но отдернул руку. Она была мертва, он чувствовал это. Девушка, которую он любил всю жизнь, была мертва, в своем заснеженном темном доме на потяжелевших от крови простынях. Была убита… Перепачканными пальцами он достал сигарету, и прикурил. Руки тряслись так, что зажигалка едва не выпала. Запах табачного дыма заглушил тошнотворный, тяжелый запах крови, и Джером наконец-то смог вздохнуть полной грудью. Он осознал, что почти не дышал с того момента, как переступил порог. «Нельзя ничего трогать на месте преступления…» — вяло подумал он, но все равно протянул руку и обхватил ее тоненькие пальчики. Сжал их так крепко, словно бы это могло возродить ее. Заставить кровь вернуться обратно в вены, а сердце – застучать снова. На его руку упали горькие горячие капли – он даже не заметил, как из глаз потекли слезы. Ужас сжимал горло до размера булавочной головки, не давая сделать вздох. Раны были нанесены ножом. Очень острым ножом с длинным тонким лезвием, это он понял, как только увидел их. Они проходили, изучали их виды на третьем курсе института. Он вздохнул судорожно, и тут же замер, услышав шаги на ступенях. Они были едва слышными, осторожными, как у крадущегося волка, но он их услышал, и волна страха окатила его снова. Еще шаг. Еще. Время вокруг словно застыло, и изнутри захлебываясь от ужаса, он почувствовал, как между его лопаток потекла тоненькая струйка холодного пота. Шаги замерли возле двери. «Это убийца.» — промелькнула в голове шальная мысль, и он едва сдержался, чтобы не застонать. – Это тот, кто убил Лю, а теперь убьет и меня.» Он и правда ждал, что сейчас откроется дверь и появиться маньяк, такой, каким изображают его в фильмах – в черном капюшоне и в черном плаще. Возможно, из его левого рукава торчал бы железный ржавый крюк. Но ничего не произошло. Шаги стихли, а за окном снова завывал ветер. И вот тогда страх овладел им полностью, окатил ледяной лавиной и то, что произошло, стало осознанным, почти осязаемым. Он закричал, вскакивая с кровати, отталкивая от себя руку мертвой девушки и роняя погасшую сигарету. Закричал, затряс головой, словно пытаясь отогнать от себя реальность, как ночной кошмар. И бросился из комнаты вон. Он распахнул входную дверь – и долго вглядывался в чернильную темноту перед собой. Никого не было. Только небо роняло редкие снежинки на землю. Его стошнило снова — ужасный, тошнотворный запах преследовал его, и, казалось, даже тонны свежего воздуха не помогли бы ему избавиться от него. Он не мог идти – ноги не слушались его, словно бы это он был гребаным инвалидом – но все равно спустился по ступеням. Спустился – и осел прямо на землю, закрывая лицо руками.
Лишь когда он уже входил – почти вползал — в их с Митси дом, до него дошло, что в том проклятом доме он так и не вспомнил про телефон.
— Джерри? – Митси вскинулся на кровати, как только вспыхнул свет в комнате. Тяжело сглатывая, он смотрел на замершего на пороге брата, белого-белого, как простыня. Пальцы Джерома, его воротник – были покрыты коркой засохшей крови. Он смотрел, как брат привалился к косяку, медленно – словно бы в полусне убрал дрожащими пальцами волосы с лица. – Что произошло, Джерри? Митси сейчас выглядит так, словно бы хочет пошутить по поводу его вида, но подумав, решает, что не стоит этого делать. — Лю умерла. – абсолютно будничным тоном сообщил Джером. Глаза широко распахнуты, и он делает судорожный вздох, облизывает губы. Взгляд остекленевший, словно бы неживой. – Лю умерла, ее убили. Ужас пережитого получаса уложился всего в два слова. Два слова словно бы разбивают густую пелену вокруг них, и она рассыпается в пыль. Оцепенев, Митси смотрел, как брат всхлипывает, а потом – сползает вниз, дрожа, как в лихорадке. — Что за бред, Джерри? – непослушными губами прошептал Митси, поднялся с кровати, медленно приблизился к своему близнецу. – Ты что несешь? — Ее зарезали, как свинью. – все тем же ровным голосом сказал Джером, по его белым, словно восковым щекам текли слезы. Он поднял руку ко рту, закусил костяшки пальцев, словно пытаясь сдержать крик. – Митси, там везде кровь… — Ты бредишь, Джерри. – уверенно произнес брат, засмеялся – смех выглядел настолько нелепо, что становилось жутко. – У тебя снова галлюц… Это не галлюцинации! – заорал на него Джером и вскочил на ноги, наконец-то выйдя из транса. — Эта кровь...— он резко поднес к лицу брата пальцы, и тот опрянул. — Её! Эта кровь — галлюцинации?! Скажи мне, Митси! Брат молчал, и Джером увидел, как в его глазах заплескалось осознание происходящего. Он поверил ему. Он закрыл рот ладонью, глядя на Джерома широко распахнутыми глазами. Джерри, она вчера была жива...Она была здесь, Джерри! — его охрипший от ужаса голос сорвался на крик, и Джером медленно кивнул, закрыл глаза, застонал. Тошнота отступила наконец, и им овладело какое-то мрачное спокойствие. Он поднялся на ноги, добрел до окна, задернул шторы. Только руки дрожали, как от лихорадки. Только ледяной ужас застыл в груди. Кто убил ее? — задал Митси самый нелепый и вместе с тем самый логичный вопрос. — Джерри, что там произошло? Он лишь сдавленно всхлипнул в ответ и замолчал, больше не в силах произнести ни слова. Джерри...— стонущим шепотом произнес брат. — Кто мог убить ее? Кроме нас троих, в поселке никого нет, ты понимаешь это?! Шепот сорвался на визг. Разумеется, он понимал. Понимал и еще кое-что. Нам нужно оружие. — медленно и размеренно произнес он. Брат вжался в стену от его слов — почему-то сейчас он выглядел младше и до смерти напуганным. Джерома и самого напугала собственная фраза, прозвучавшая так торжественно и надрывно, как погребальный звон. До этого он слышал ее в кино, но герои, произносившие ее, точно не выглядели так, как он сейчас. Как попавший под снег котенок, дрожащий, с рвущимся из груди диким криком. Сердце жалобно билось где-то в горле, мешая дышать. Взгляды почти полностью идентичных глаз скрестились. В подвале есть оружие...— медленно произнес Митси. Его пальцы скользнули по одеялу, нащупали пустую пачку сигарет и смяли ее. — Отец хранил в подвале оружие, помнишь? Джером кивнул, так же медленно, почти не слыша брата. В голове перепуганной птицей билась мысль: «Не надо было ехать.» Не надо было. Ты сможешь туда спуститься? Я не смогу, там плохая лестница... Смогу. — шепотом отозвался Джером. Он посмотрел на брата, и что-то неясное схватило его сердце, сжало, так, что он забыл как дышать. Что-то рвалось внутри. Митси смотрел на него, щурясь и моргая, словно пытаясь скрыть слезы. Щеки белые, как сахарная пудра, как снег. Взмокшие волосы и вздрагивающие нервно губы. Он и сейчас выглядел так же. Он, вечно забитый, неуклюжий Джерри. Но Митси не такой...он не должен выглядеть так. На какую-то секунд ему показалось, что нет никакого Митси...что это он сам сидит на диване и смотрит на себя же этим жутким немигающим взглядом. Но потом видение прошло.
Он прихватил из кладовой фонарь — старый, но света тот давал достаточно. Обхватил его скользкой ладонью. Все замирало внутри, скручивалось узлом от страха. Казалось, от перегрузки эмоций и переживаний его сознание отключилось, или балансировало на грани безумия. Он облизнул пересохшие губы. Все смешалось вместе — кровь и снег, снег и кровь. Так много ее было, этой чертовой крови… Он внезапно подумал, что даже не знает, есть ли от старого отцовского ружья патроны. Они точно были, он даже помнил большую деревянную коробку, но что если мать тут разбиралась? Что если они отправились в мусор? Что, если они отсырели? Где-то в глубине подвала гулко капала вода. Луч света плясал как безумный на влажных серых стенах в его трясущихся руках.
Оружие он нашел быстро. Дробовик, тяжелый, пахнущий пылью и порохом. Джером действовал, как на автомате. Проверил заряд. Патрон. Руки взмокли, взмокло все тело. Металлический лязг в тишине прозвучал слишком отчетливо, и сердце вновь пропустило удар.
Когда он поднялся наверх, обнаружилось, что Митси пропал. Это было так внезапно, что Джером замер в дверях, судорожно хватая ртом воздух, как в припадке астмы. На краю пепельницы лежала потухшая сигарета, был примят плед, а Митси не было. Сердце пропустило удар, и застучало, как бешеное. Джером сглотнул, пытаясь подавить рвущийся наружу крик. Позвал брата еле слышным, сорванным шепотом. Никто не ответил ему. Он не мог уйти. Он бы не бросил его, не оставил, зная, что Джером сойдет с ума от страха, не отыскав его в комнате. Он привалился к косяку, чувствуя, как подгибаются колени и каким-то чудом устоял на ногах. Организм был настолько истощен, что даже не отреагировал, когда внизу что-то разбилось с жалобным лязганьем. Джером с трудом приподнял дробовик. Руки его дрожали. — Митси? — все тот же сиплый шепот. Он попытался откашляться, но слишком сильно резало горло. Он медленно повернулся к зияющей темноте лестницы, ведущей на первый этаж. — Митси, ты? Он увидел, как подножье лестницы озарилось тусклым светом — кто-то зажег свет на кухне.
И засмеялся. Жутким издевательским смехом, от которого Джером содрогнулся. «Это не Митси» — как в бреду подумал он. Оружие выскальзывало из его взмокших от пота пальцев. — «Там, внизу, не Митси. Он бы не стал так поступать...это слишком...» Теряя сознание, всхлипывая от ужаса, он сделал шаг к лестнице. Один, второй… Шаги. Снова смех. Перед глазами все плыло, и слезы закапали из глаз. Кто-то прошептал его имя.
Он спустился вниз, держа дробовик, как держали его крутые парни в старых вестернах. Палец скакал на спусковом крючке. Но дело в том, что он не был крутым парнем, совсем не был. Он замерз, он был напуган до смерти, он был весь перепачкан в крови. Он почти ничего не соображал.
С кухни снова донесся тихий смешок, как будто кто-то отчаянно сдерживал рвущийся наружу хохот. «Митси...» — губы едва шевелились, а перед глазами затряслось красное марево, и он на секунду испугался, что сейчас ослепнет. Торопливо потер глаза пальцами. Сердце не билось, как — то странно содрогалось в груди, как будто от ударов током. — Джерри. — а вот это был голос брата, хриплый, но почти спокойный, но он шел не от кухни. Он шел от другого конца коридора, где не было света, но Джерома не насторожило это, он был чертовски рад слышать его голос. — Придурок, какого хрена…— он опустил оружие и пошел на голос, улыбаясь и думая о том, что сейчас даст брату хорошего пинка. — Ты напугал меня, ты знаешь? — Ты с охотничьим дробовиком — это незабываемое зрелище. — он по прежнему не видел Митси, но слышал голос. Насмешливый, но такой родной. Он сделал еще шаг, и этот самый родной голос крикнул так, что он едва не подскочил. — Стой на месте, Джерри! Он замер. Он все еще слышал смех на кухне, но он больше не пугал его, скорее вызывал раздражение, как зудящий над ухом комар. Он отмахнулся от него. — Что происходит, Митси? — Джером снова перешел на шепот. — Какого черта? Повисла тишина, и его вопрос начала завис в ней, а потом раскололся, как хрустальный сосуд. — Не подходи ко мне. — голос брата был таким же ровным и спокойным, но теперь, услышав его, Джером почувствовал, как вздыбились волосы на его затылке. Ему нестерпимо хотелось бросится вперед, обнять брата или хотя бы вцепиться пальцами в его руку, чтобы почувствовать, чтобы убедиться, что это он. — Сейчас не надо подходить.
— Митси, сейчас не время для шуток, вообще ни разу не время. — зашипел он, прислоняясь к стене. — Нам надо держаться вместе, ты что придумал?! Тут и так происходит...
— Да ничего особенного не происходит. Точнее, я б сказал — ничего нового. — прервал его брат. — В нашей жизни — опять какая-то ерунда, да, Джерри? Голос опустился до хриплого шепота. Джером прищурился, тщетно стараясь разглядеть в чернильной густой пустоте хотя бы силуэт брата, и не смог. Он был там, он чувствовал каждое его движение, но не видел. — Вечно с нами что-то происходит… — Хватит валять дурака, Митси! — прикрикнул он, ощутив как на глаза снова навернулись слезы. То ли от вновь возвратившегося страха, то ли от напряжения. — Я думал, что сойду с ума от страха, когда увидел, что тебя нет! Митси издал странный звук — то ли усмешка, то ли стон, и Джером понял, что сошел с ума не он, а Митси. — Нет меня...а может, и к лучшему, Джерри? Джерри зябко повел плечами. Ощущение чего-то неправильного, жуткого и невыносимо страшного становилось почти осязаемым. Он хохотнул — нервно, напряженно и вымученно. — То есть мало того, что мы оказались в полной заднице, Митси, мало того, что кто-то вспорол нашу подругу детства, как свинью, ты решил, что будет забавным сойти с ума именно сейчас? — его голос сорвался, и последний звук растворился в липкой, как паутина тишине. — Прекрати немедленно! Митси, иди сюда. И тишина, вся та же тишина была ему ответом. Внезапно ему показалось, что кто-то заткнул ему уши, и он поднял руку, уловив при этом в чернильной темноте движение, как будто повторяющее его. — Митси? — жалобно позвал он. Сердце словно нырнуло вниз с обрыва, забухало, как молот где-то в желудке. — Митси, сука, я прошу тебя… Он сделал шаг вперед, ожидая вскрика брата, который по какой-то причине сошел с ума и отказывался от его приближения, но ничего не было. Он волочил за собой ставший неподъемным дробовик, как несколько лет Митси таскал за собой свой жуткий протез. Как человек-краб, ха-ха... как… в одной руке он сжимал оружие, а другую вытянул вперед, как внезапно ослепший человек, ожидая, когда его рука коснется теплой груди или плеча брата. Но ничего не было. Еще один шаг. Митси стоял там, притихший и скалящий в усмешке зубы, он наконец увидел его лицо, словно вдруг вспыхнула лампочка, увидел и отпрянул. Потому что что-то изменилось. Улыбка брата не успокаивала, а пугала до сведенного в судороге сердца. Митси держал руку за спиной, словно прятал для брата подарок и никак не решался отдать. — Что происходит? — Джером вглядывался в его лицо, дыша как загнанный зверь, чувствуя, как раздирает от боли легкие. — Митси? — Я убил Лю. — внезапно произнес брат абсолютно будничным тоном и засмеялся искренне и по-настоящему, как умел только он. И Джером почувствовал, как от этих слов поплыло его сознание, ускользая. Он пошатнулся, захлебнувшись воздухом. — Что…— это был не вопрос, выдох еле слышный. — Да, убил. Почему нет, Джером? Я думал, ты будешь счастлив. Ты ж так расстроился из-за того, что мы с ней проявили к друг другу интерес. Едва не плакал, правда? Знакомое чувство? Как всегда, на заднем плане, Джерри? — Замолчи, Митси… — он не слышал своего голоса. Сердце стучало так, что казалось, что сейчас не выдержит напряжения, взорвется. Или остановится. — Заткнись… — Обидно тебе, мой хороший? — ласково произнес брат, и глаза его сверкнули, как сталь ножа. Джером отступил назад, и Митси скопировал его движение. — Ты же всегда был на вторых ролях, всю свою жалкую, ничтожную… — ЗАТКНИСЬ! — заорал Джером, и ощутил, как внезапно в руках появилась сила. Дернул рукой, вскидывая оружие, сжимая его трясущимися руками, и в оцепенении увидел, что Митси сделал то же самое. Вот что пряталось за его спиной, тупо подумал Джером. Только вот откуда он его взял? В подвале нет второго дробовика, и никогда не было. Митси смотрел на него поверх черного зияющего дула, он больше не улыбался. Глаза его были такими же обезумевшими, такими же полными ужаса, как и глаза самого Джерома. Обезумевшими… Руки затряслись, как в лихорадке. Перед глазами все плыло. — Митси? — одними губами. Он опустил дробовик, и брат тоже. А потом Джером сделал шаг вперед и протянул руку. И содрогнулся, когда пальцы его коснулись холодной гладкой поверхности зеркала. А Митси, этот ублюдок, смотрел на него сквозь стекло, смотрел и снова улыбался своей неотразимой улыбкой, чуть склонив голову и тоже вытянув руку, словно стараясь дотронуться до пальцев брата. Крик застрял в горле, словно рыбная кость. Он не мог прикоснуться. Не мог, потому что Митси умер год назад, погиб, сдох, окочурился. Сгорел в машине, возвращаясь с пьяной вечеринки домой. Кожа сползала с костей лохмотьями, как с вареной курицы, и, боги, как он кричал. Джерому кажется, что он видит и слышит все это снова, так же отчетливо, как год назад.
— Ты уверен, что стоит тащиться на машине? — в сотый раз задал вопрос Джером, усаживаясь на пассажирское сидение и благоразумно пристегивая ремень. Снова с тоской подумал об оставленной наверху книге, и задался вопросом, какого черта он опять идет оберегать этого идиота. Идиот фыркнул в ответ, прикурил сигарету, запрокидывая голову, как делал каждый раз, чем раздражал ужасно. Попытался закинуть руку на спинку его сидения, но Джером стряхнул ее. — А ты уверен, что тебе вообще стоит туда ехать, с таким настроением? — недовольно отозвался брат. — В этот раз, заметь, твоя инициатива, я тебя даже не уговаривал. — Отвали, Митси. Я просто знаю, как это будет. Ты напьешься, выкуришь косяк и поедешь кататься по городу. У матери и так настроение дерьмо, а если ей с утра придется ехать в полицейский отдел, чтобы спасти тебя, дебила, ей лучше не станет. Митси рассмеялся и без предупреждения тронулся с места с такой скоростью, что Джерома откинуло назад. — Не говори ерунды. Такое последний раз когда было? — Месяц назад. А до этого еще месяц. На дорогу смотри, кретин. — Спасибо, мамуль. — оскалился Митси, но, вырулив на дорогу, скорость сбросил и вообще превратился в пай-мальчика. Добрались они быстро. Когда Митси из пай-мальчика превратился в пьяное чудовище, не стоящее на ногах, Джером не заметил. Просто в какой-то момент не увидел брата, и, отправившись на поиски, обнаружил того в сортире на втором этаже дома. Тот буквально висел на раковине, навалившись на нее всем телом. В раковину капала кровь. — Какого черта с тобой случилось? — свистящим шепотом спросил Джером, закрывая за собой дверь. — Митси, твою мать, смотри на меня! Брат поднял плавающий взгляд и широко улыбнулся разбитыми губами. — Да так. Подрался, прикинь? Какой-то ублюдок… — Это ты ублюдок, причем пьяный. — проворчал Джером, наблюдая, как Митси пытается поймать ладонью струйку воды, чтобы смыть кровь. — Давай в машину. Мы уезжаем.
— Правда? — еле слышный шепот выдернул его из воспоминаний. Свистящий, как шипение змеи. Он привалился спиной к стене, зажмурился крепко-крепко, чтобы не видеть свое отражение. Отражение, которое сейчас шептало голосом брата. Или это был его голос? Он не понимал. — Все было именно так? Уверен, Джерри-Джером? А может… — Все было так. — шепнул Джером, сглатывая соленую слюну. По щекам потекли слезы, вытекая из под закрытых век. — Заткнись. Умоляю тебя, заткнись. Все было так… — А может, ты нашел меня совсем в другом месте? На диване в одной из дальних комнат? Кто был со мной тогда, Джерри? Кто это был, ты помнишь?
Он не хотел вспоминать. Он выронил оружие из рук, и закрыл уши руками, завыл хрипло. Его отражение не шевельнулось, лишь стало размытым, как стекло после дождя. Черты лица отражения распадались, словно отслаивались, накладывались одно на другое.
Он помнил. Он пошел искать брата, когда иссякло терпение и запас бодрости. Митси был не один, когда он его нашел. Он был с… — Лю. — подсказало его отражение, его точная сучья копия. Он пошатнулся, прислоняясь к стене. — Со мной была Лю и догадайся, что мы делали, братик? Или ты не произносишь таких слов? — Заткнись! — он рванулся вперед, ударил по стеклу. — Заткнись! Тебя нет, ты не существуешь! Не существуешь! Он помнил, как сел за руль. Помнил оцепенение, которое охватило его после того, как он увидел брата с девушкой его мечты. Митси плюхнулся рядом, обдавая его запахом алкоголя. Рубашка на груди была порвана, и он пытался придержать ее пальцами. Волосы взмокли от пота, дыхание прерывалось. Ему не хватало только таблички на груди с надписью «Я ТОЛЬКО ЧТО ТРАХАЛ ЛЮ». Джером поспешно отвернулся, побоявшись, что его сейчас стошнит. До скрипа сжал зубы. Ненависть, душная, липкая, мешающая сделать вздох навалилась лавиной. «Это должен был быть я!» — кричало все внутри, а чей-то холодный, издевательский голос в голове отвечал: «Ты уверен? Ты на себя давно смотрел в зеркало, Джерри — Джером?» Он едва подавил стон, заводя машину. Митси попытался коснуться его руки, но Джером с бешенством стряхнул его пальцы. — Обиделся? — брат хмыкнул, достал сигареты, наконец оставляя в покое несчастную рубашку. Он не ответил ему. — Ты семь лет вздыхаешь по ней, как кастрированный боров на случке, братик. Кто-то же должен был порадовать девочку. Джером не ответил ему. Снег падал крупными хлопьями с чернильно-черного неба, и дворники скрипели, работая на полную. Они выехали на шоссе, и нога утопила педаль газа почти в пол. — Эй! — Митси бросил на него озабоченный взгляд. — Да прекрати ты уже. Не последняя девка в твоей жизни. Тем более… — он выдохнул дым в открытое окошко, выкинул окурок и прикрыл окно. На его коленях блестел залетевший снег, и он стряхнул его. — Тем более она мне не особо и понравилась. Что-то сдавило, сместилось в груди, словно кто-то вдруг руками раздвинул его внутренние органы, перемешивая их, и прервалось дыхание. Ему показалось, что небо рухнуло вниз, потому что в глазах потемнело. — Как я тебя ненавижу… — одними губами пробормотал он, и в этот же момент руль вырвался из его рук, вывернулся и машина, истерично взвизгнув шинами, рванулась к бетонному ограждению дороги.
— Ты опять врешь… — Джером смотрел в глаза своему отражению, взгляд которых из издевательского превратился в печальный и скорбный. — Руль не вырывался из рук, Джерри. Ты сам повернул его. И он кивает, кивает и обессиленно смеется, прижимаясь горячим лбом к холодной поверхности зеркала.
Он помнил. Помнил, что удар был такой силы, что машину отшвырнуло назад, как перышко при порыве ветра, а их бросило вперед. Ремень безопасности рывком впился в его тело. Он почувствовал, как сдавило грудь, и оборвалось дыхание, как сдавило легкие. Он не мог вдохнуть. Машина перевернулась на бок, смятая, как ненужная бумажка, капот превратился в гармошку. Осколки лобового стекла едва не сняли скальп — Джером чувствовал, как горячие капли крови выплеснулись из рассеченного лба. Слух внезапно пропал — Джерому показалось, что он оглох и наступила полная тишина. Лишь через несколько мгновений, как сквозь бетонную стену, он услышал дикий крик брата. Митси не был пристегнут, он никогда не пристегивался, самоуверенный кретин, и от удара о приборную доску в его груди внезапно появилась дыра, сквозь пелену Джером видел, как часть его ребер провалилась внутрь, а белая рубашка вмиг стала красной. А еще у Митси не было половины лица — осколки содрали кожу со щеки, и она висела разлохмаченным куском мяса, обнажив зубы, отчего казалось, что Митси ухмыляется самой жуткой и страшной улыбкой. Он больше не красавчик, урод, им бы непослушных детей пугать, подумал Джером, и рассмеялся истерично. — Прости… — всхлипнул он и открыл дверь со своей стороны. Непросто это оказалось сделать, когда машина в таком положении, но он сделал, а вот вылезти не мог. С удивлением он понял, что больше не чувствует своих ног — опустил взгляд, и увидел, что ног-то, в принципе, больше нет — что-то кроваво-красное, жуткое, неправильное вместо них. Зажатое между рулем и сидением. Почему-то боли не было. — Помоги мне…-всхлипнул Митси. Всхлип сорвался и перешел в вой. Но Джером едва ли услышал его. До его ноздрей, помимо тошнотворного тяжелого запаха крови, донесся резкий, но очень узнаваемый. Запах бензина. Он снова толкнул захлопнувшуюся дверь, с глухим рычанием, сдирая кожу с пальцев. Кровь из пореза на брови заливала правый глаз. — Джером… — Заткнись. — глухо прошипел он, желая не слышать этого полного мольбы голоса близнеца. Не слышать, не чувствовать, не знать. Пахло гарью, но он старался не думать о том, что через несколько минут вполне может такое случиться, что машина взлетит на воздух, как в боевиках. Может быть такое в реальности? Он не знал. Он слышал, как закричал от боли брат, и на секунду испытал почти болезненное желание обнять его, успокоить его боль, а потом выбраться, одному Богу известно как, но выбраться и вытащить его. Протянул к нему руку, и тут вспомнил тот стон в конце коридора. Хриплый стон наслаждения. Пальцы протянутой руки дрогнули, и он отдернул ее ухмыляясь сквозь бегущие по щекам слезы. Черная волна ненависти поднялась откуда-то снизу, словно ядовитые пары из жерла вулкана, перед глазами затряслась черная паутина. — Сдохни, Митси. — прошептал он, и брат моргнул, глаза его расширились. Грудь часто поднималась и опадала. — Я надеюсь, тебе сейчас очень больно. С этими словами он снова толкнул дверь. В салон ворвался воздух — холодный, обжигающе холодный, а вместе с ним пришла боль. Она была такой сильной и пронзительной, что Джерому показалось, что сейчас сознание покинет его. Словно бы его ноги макнули в кипящее масло. Странно, но именно эта боль придала сил. Зарычав, он вцепился обеими руками в проем двери и дернул свое тело наверх. Он упал на обледенелый асфальт, хрипя и всхлипывая от боли и ужаса, и начал отползать прочь от машины, машины, которая стала бомбой замедленного действия. По ее окнам скакали блики огней спасательной машины — красные и синие, и кто-то кричал. Митси? Или кто-то еще? Он не знал. Кто-то, большой, заслоняющий собой свет, подбежал к нему, вцепился больно в плечи, стер кровь с лица. — Все хорошо… — голос доносится откуда-то сверху, но он не видит лица говорившего, не может увидеть, все меркнет и расплывается перед глазами. — Все хорошо, здесь врачи и спасатели, сынок. Кто еще был с тобой в машине? Там кто-то еще есть? Джером молчит, лишь сглатывает попавшую в горло кровь и безудержно плачет. — Ответь мне! Сынок, с тобой был кто-нибудь в машине? И он отвечает сорванным голосом, хрипит, качая головой: — Нет, я ехал один. В машине больше никого. И человек кивает ему, машет рукой врачам, что бы поторопились, тут человек, мать его, умирает, и поворачивается, чтобы отойти, и тут машина вспыхивает, загорается, как свечка, и тот же человек кидается к нему, чтобы оттащить. В этот момент из салона доносится дикий крик, разрывающий морозный воздух.
Джером хрипло дышит. Ему кажется, что темные стены коридора сжимаются вокруг него, и он вскрикивает, отступая назад. Митси больше не смеется. Митси печально смотрит на него по ту сторону зеркала. Ему вдруг начинает казаться, что вместо его рта кровавая рана, рваная дыра, и его одежда начинает расходится на груди и плечах, лопаться, как от сильного жара. — Если бы ты сказал, что ты не один, они бы успели меня спасти…— говорит он, но в голосе нет ни злости, ни обиды. Только глухая обреченность. — Меня бы успели вытащить. «Ты бы все равно умер», думает Джером, но вслух говорит другое. — Но я не сказал, потому что… — он на секунду замолкает, жадно ловя его потерянный взгляд, торжествуя, торжествуя, как и тогда возле горящей машины. А потом выкрикивает, выплескивая боль, выплескивая собственное безумие. — Потому что так хотел, чтобы ты сдох! Голос его звоном прокатился по голым стенам коридора. Митси молчал в ответ. Потому что не было никакого Митси, было только его собственное отражение в зеркале, и он рыдает в голос, воет, уставившись в свои безумные глаза. — Митси! — закричал он на грани легких. — Митси, вернись ко мне!
Он вспомнил все, и мир закружился вокруг него. Это не Митси человек-краб, это он сам, это его ноги тогда превратились в фарш на ледяной дороге. Митси погиб, Митси больше не может вернуться. Он вспомнил психиатрическое отделение больницы, перетянутые жгутами руки выше локтей и бесконечные иглы и таблетки. Или психиатрическое было потом? Сначала была реанимация, с белыми давящими стенами и потолком, который грозил рухнуть. Была рыдающая мать, поседевшая за одну ночь. Это он кричал от боли и рассекал руку осколком, стараясь добраться до вен, только спасать его было некому. Он бы и умер, наверно, только вошел дежурный врач, забывший вечером при обходе свой блокнот. Это он матерился и перекрывал его раны, злясь на то, что из за неудачника-самоубийцы он теперь не скоро вернется к просмотру фильма в подсобке и горячему чаю.
— Я не хотел. — со стоном произнес он. Ему ответом была тишина. — Митси, я не хотел. Прости меня. Вернись. Вернись ко мне. Голос его сорвался. В зеркале, на секунду будто бы померкшем, мелькнула тень, и он дернулся назад, дернув оружие, вскидывая дробовик, удивляясь, что на это нашлись силы. Все прыгало в глазах, двоилось и рассыпалось в пыль. Зеркало будто бы превратилось в мозаику. Он моргнул, раз, другой. В зеркале снова появился Митси, со своей неизменной улыбкой, а потом опять его отражение, с горящими безумными глазами и черными зрачками. Он закричал и нажал на курок. Грохот был такой силы, что ему показалось, что небо обрушилось на землю, а руки обожгла боль от отдачи. Он так и стоял, прижавшись спиной к стене, куда его откинуло после выстрела и внезапно сообразил, что не услышал, как разбилось зеркало. Зато услышал что-то другое. Выдох, словно кого-то ударило в грудь. А потом...звук упавшего тела. Он смотрел на темноту впереди себя широко распахнутыми глазами, глотая текущие по щекам слезы, и никак не мог сообразить, что произошло. Тело Митси, Митси, которому грудь словно вскрыли консервным ножом, упал навзничь, нелепо подогнув больную ногу и больше не шевелился. Митси, который всего на несколько секунд разминулся с безумным братом, когда спускался за ним в подвал. С лязгом рухнуло об пол оружие, и Джером засмеялся так громко, что это напомнило крик. Смеялся, хрипя сорванным горлом, смеялся, пока мог, глядя сумасшедшими глазами на труп своего близнеца.
Женщина, мать двоих детей, поняла что случилось что-то совсем страшное, сразу же, как они въехали в поселок, сразу же жгутом сдавило сердце. — Здесь направо — сказала она мужчине за рулем, напряженно вглядываясь в темноту. — Сейчас...вот тот дом… Машина мягко скрипнула колесами по свежем снегу и замерла. Мужчина включил дальний свет, осветив запорошенную машину чуть поодаль. — Они здесь. — выдохнула женщина, откинулась на пассажирском сидении. Почему-то облегчения не было, страх сдавливал горло и мешал дышать, а откуда-то из желудка волнами поднималась истерическая душная волна. Руки начали трястись. Она нащупала ручку, хотела выйти, но мужчина мягко остановил ее, перехватив за запястье. — Останьтесь в машине. — тихо, но твердо сказал он. — Я зайду в дом. Если все в порядке, я позову вас. Если нет… — он не договорил, тяжело вздохнул и вышел. Она поняла, что и он тоже не верит в то, что в доме может быть все в порядке. Не зря он считался лучшим психиатром. Не зря он первый сказал, где надо искать их подопечного. Она досчитала до десяти, подождала, пока за врачом закрылась калитка, и выскочила следом. Постояла немного. Дрожащими руками пытаясь накинуть на растрепанные волосы платок, потом бросила бесплодные попытки и проваливаясь в глубокий снег, поплелась к дому.
Врач уже выходил ей навстречу, когда она перешла на бег, задыхаясь и всхлипывая , моргая сухими глазами. Перехватил ее за талию, как страстный любовник, и едва не повалил в снег. Она глянула на него бешеными глазами, попыталась оттолкнуть, просипев только одно слово: — Нет… Нет,нет… — В машину! — он тряхнул ее за капюшон, рявкнул прямо в ухо, и она почувствовала, что такое, когда земля уходит из под ног. Какой раз за всю ее жизнь. — Быстро, в машину! — и удерживая ее одной рукой, он начал набирать на мобильнике номер полиции.
Она не знала, сколько они просидели в машине, и сколько сигарет она выкурила, обжигая пальцы до фильтра. Она внезапно поняла, что знала, знала, что произошло еще до того, как он начал говорить. Поэтому только кивала в такт его словам. — Митси… -говорит психиатр, и держит ее руку в своей. Словно боится, что она сейчас вырвется из машины. — Митси, возможно, хотел его остановить, и он застрелил его. А, возможно, что-то из его воображения стало слишком реальным. Это моя вина, моя ошибка. Мы отпустили его слишком рано. Один из полицейских подходит к машине, стучит в стекло, жестом просит врача выйти. Она все так же неподвижно сидит, глотает дым и смотрит на снег за стеклом. Над деревьями, далеко-далеко, рождается светлая полоска по горизонтали неба. Нет ни слез, ни эмоций. Она все выплакала давным-давно. Когда ушел муж, когда детский психолог в школе сказал, что с ее сыном что-то не так. Она защищала его дикой волчицей, боролась. Первый раз все было не страшно, скорее смешно. Первый раз он придумал себе девушку. Он рассказывал, как они гуляли и ходили в кино. Как они держались за руки, и однажды она поцеловала его в щеку.Ему было тринадцать, и его брат, давясь смехом, делился с ней,что этого не могло быть, он уже два вечера не выходил из комнаты. Она смеялась. Дура, дура. Потом начались ночные кошмары. — Я не могу с ним спать в одной комнате. — пожаловался Митси за завтраком, игнорируя испепеляющий взгляд брата. — Он орет, будто его насилует толпа. Она укоризненно кашлянула — за грубость, но сама знала, что Митси не врет, она и сама через стенку слышала эти крики. Когда все развалилось окончательно, и она поняла, что ее жизнь, педагогический опыт, ее существование рассыпается на куски, утекает сквозь пальцы как песок? Она не знала. Она помнила ту кошмарную ночь. Ей позвонили из больницы в три часа ночи, и она рыдала, рыдала навзрыд, какой-то частицей разума понимая, что все последние годы ждала и боялась такого звонка. Джером ждал ее в коридоре — на руках ссадины, на лице кровь, но его даже не стали госпитализировать. В отличии от второго сына. Второй сын стал инвалидом. Ее поразило, что он не плакал, не кричал и не выглядел потрясенным. Он просто улыбнулся ей потусторонней жуткой улыбкой, которая была так похожа на оскал, и сказал: — Митси больше не человек, мам. Митси теперь краб и будет ходить, как краб. Так врач сказал. Потом она разрывалась надвое. Металась между хирургическим и психиатрическим отделением, и чувствовала, как сама сходит с ума. Потом пришли таблетки и алкоголь, алкоголь и таблетки. Падая в яму, она утянула с собой их двоих. Врач возвращается в машину, дует за замерзшие руки. — Мы приняли ремиссию за исцеление. — говорит он, и она кивает на автомате, выкидывает в приоткрытое окно сигарету, и подкуривает новую. Так же на автомате. — И это привело к катастрофе. Она сглатывает и смотрит на него, медленно повернув голову. Облизывает онемевшие губы. — Они...оба…? — она не может произнести слово «мертвы», но врач понимает ее,. И качает головой. — Нет. Митси, и еще..соседская девушка Элеонора Кернер. Знаете ее? Лю. Конечно, она знает. Несчастливая невыдуманная любовь ее безумного сына. — Какого черта она вообще здесь делала..— шепчет она больше для самой себя. Врач пожал плечами, откинулся на сидении. — Я думаю, теперь вы понимаете, когда я предлагал пожизненное лечение? Она уставилась на него бессмысленым взглядом, потом моргнула и кивнула медленно. — Я тоже допустила страшную ошибку. — спокойно говорит она. — Когда не согласилась.
Он словно бы не узнавал ее. Потом поднял на нее взгляд, и она едва не удержалась, чтобы не отшатнуться. В его серых глазах не было ничего родного и знакомого. Пустые, словно леденцы. Джером судорожно облизнул сухие губы и улыбнулся — самой жуткой улыбкой,которую она когда-либо видела. — Я все равно бы не смог с этим жить, мам. — сказал он и лицо его скривилось, будто бы он хотел заплакать, но передумал. Сказал невпопад, и замолчал. Она тоже молчала. Это была их последняя встреча, потом его уведут, и больше ее не пустят. Но почему-то слова не рождались в голове и не стремились выйти наружу. Ей больше не хотелось ничего говорить. — С чем? — наконец выдавила из себя она.
Но он не стал ей отвечать. Смотрел куда-то поверх ее плеча и молчал. Руки его лежали на столе, и она с нарастающим ужасом увидела, что ногти сгрызены до крови. Увидела следы зубов на фалангах пальцев. Словно бы он кусал себя, пытаясь избавиться от невыносимой боли. Она внезапно почувствовала, что больше не может здесь находиться. Поднялась со своего места, махнула рукой одному из санитаров, чтобы он открыл дверь.
И, когда она уже выходила, он произнес: — Я просто убил себя, мам. Выстрелил и убил. Только почему-то не умер. Мам, почему я не умер?
Стены белые и потолок белый. Как тогда, много месяцев назад. Он пытается сесть на кровати, но ремни не дают этого сделать. Запястья уже болят — сколько он проспал, интересно? В голове совсем пусто, не единой мысли. Смотрит на тень на белой стене — от решетки на окне. Смотрит, пока глаза не начинают слезиться. И тогда тень разрастается, меняет форму, обретает очертания человека. Он знает кто это, даже не поворачивает головы. Митси обходит его кровать и садится рядом. В волчьих глазах, серых, с золотистыми прожилками, насмешка. — Доигрался, Джерри? — шепчет он еле слышно, и Джером морщится, как от боли. Терпеть не может, когда тот его так называет. Было бы здесь оружие. Пристрелил бы.
Автор: Keiser1988