Я открываю глаза ... нет, правильнее сказать, что я вдруг осознаю себя, там, где не должен сейчас находиться. Или все же должен? Мысли путаются. Сердце бешенно ухает в груди. Кажется, будто я вспотел, как во время гриппозной лихорадки, но моя кожа остается сухой.Обвожу взглядом довольно просторное помещение, где оказался и не нахожу ничего угрожающего: я полу-сижу полу-лежу на металлической скамье, которых вокруг с десяток, рядом какой-то киоск, автоматы с напитками, стены из мрамора (или похожего материала), облепленные рекламными баннерами.
Здесь светло. Свет проходит через огромные, немного подкопченные пылью, окна. Судя по всему, вечереет. В воздухе пахнет дезинфецирующей жидкостью, осенней улицей и фрэнч догами. Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю, успокаиваясь. Нужно вспомнить, кто я, и зачем здесь нахожусь. Первое вспоминаю легко, а вот со вторым возникают проблемы. Напоминаю себе, что такое со мной уже бывало, когда несколько суток подряд не спал, работая над дипломом. Переживать не следует — это просто временные причуды восприятия спросонья. Сейчас во всем разберемся.
— Привет! — обращается ко мне кто-то. — ты это... не паникуй, ладно?
Эта просьба оказывает обратный эффект: в голове сразу рождаются десятки нехороших предположений, почему мне стоило бы паниковать. Я начинаю бешенно ощупывать себя, проверяя не ранен ли я, на месте ли мои вещи и документы. Всё в порядке, наверное?
Незнакомец терпеливо ждет. Наконец, я фокусирую на нем взгляд. Передо мной молодой, полноватый парень приятной наружности. Волосы собраны в хвост.
— Ты не понимаешь, где находишься. Это нормально, это сперва со всеми так — говорит он.
— Вообще-то понимаю, это старый ж\д вокзал — отвечаю, даже раньше, чем осознаю это сам.
— Хорошо! — незнакомец натянуто улыбается — Быстро сообразил. А кто ты сам такой, помнишь?
Киваю в ответ.
— Ну тогда самый главный вопрос: что мы тут все делаем? — он делает долгую паузу и разводит руками — Что не знаешь? Увы, я тоже.
— Всмысле? — Вообще-то я был уверен, что этот парень меня просветит. Я смотрю на свои ладони и вижу, что они на месте. Сгибаю-разгибаю пальцы. Они, само-собой, сгибаются и разгибаются. Ну а что ты ожидал ? — спрашиваю уже сам у себя. Не в слух, конечно, но незнакомец реагирует на мой перфоманс:
— Все как-будто нереально, да? Такая же фигня, мужик. Мы тут тоже пытаемся разобраться что к чему, но не выходит. Может будешь нам полезен, а если нет, то вместе все равно спокойнее.
Он предлагает отвести меня к «остальным». Я соглашаюсь. А что еще делать?
— Кстати, я Сёма — протягивает мне руку незнакомец — Только не зови меня Семёном, лады? Просто Сёма. — его рукопожатие крепкое, уверенное.
— Максим. Не буду. — коротко отвечаю я.
Мы на втором этаже знакомого мне с детства вокзала и движемся из одного его края в противоположный, точнее не могу понять, давно я тут последний раз бывал. Я останавливаюсь, чтобы посмотреть в окно — большое в два этажа высотой. Снаружи улица, конечно, а что там еще может быть?
Улица выглядит совершенно нормально: машины, парковка, заросли зеленой зоны, изуродованные бездарными реставраторами исторические здания. Позади них коллоссом нависает громада климатической башни. Её вершина теряется в облаках. Ночью можно было бы заметить моргающие красные маячки, но до темноты еще минимум пара часов. Контраст поразительный: я на вокзале, который еще при царе построили, а совсем рядом эта титаническая хреновина, непонятно как не проваливающаяся в болота, на которых построен город.
Я отлипаю от башни и тут до меня все-таки доходит, что же снаружи не так.
— Семё... всмысле Сёма. А где все?
— Люди то? Так нет никого, в том то и дело. Мы одни здесь — нарочито бодро отвечает Сёма и чешет щетину на подбородке — Тут херня какая-то творится: все люди, кто есть — здесь, а наружу выходить нельзя.
— Это еще почему?
— Табло запрещает.
Я смотрю на него несколько секунд и еле сдерживаю эмоции. Мне вдруг резко захотелось дать по роже этому типу.
— Какое, блять, табло? — вместо этого тихо выдавливаю я.
Сёма примирительно вскидывает руки вверх.
— Спокойно, Макс, спокойно. Мы в одной лодке. Никто ничего не понимает. Пошли, сам увидишь.
Глубокий вдох — медленный выдох. Я массирую себе виски, и мы идем дальше. Повернув за угол, я вижу кафешку. Там сдвинув несколько круглых столиков, сидят люди. Невероятно тощая, но милая девушка с грустными глазами поднимает руку в знак приветствия. Между пальцев тлеет тонкая сигарета. Есть еще парочка: крепкий, постепенно седеющий мужик средних лет обнимает светловолосую женщину помоложе, и о чем-то тихо с ней разговаривает. Меня они пока что удостаивают только беглым взглядом. Дородная, пожилая женщина с короткой прической непонятной рыже-свекольной расцветки, кивает мне. Сутулый парень в очках встает со стула и делает шаг навстречу. Сёма представляет меня народу. Парень в очках называется Витюшей — сыном Нин-Петровны — женщины со странным цветом волос , девушка с сигаретой — Кристиной, а парочка Олегом и Агнешей, они муж и жена. Взгляд у Олега такой суровый, будто он ветеран Афгана и Вьетнама одновременно. Агнеша вся покрасневшая от слёз. Не удивлюсь, если по вине супруга.
Мне задают несколько ожидаемых вопросов, вроде того, кто я и откуда, а я, в общем, вполне уверенно на них отвечаю. С памятью все, по большей части, в порядке. Но с мозгами все же что-то не так. Жуткая растерянность сковывает, не давая мыслям течь, как им полагается. Мне предлагают кофе, и я не вижу причин отказываться. Заодно беру у Кристины сигарету, хотя много лет, как завязал с куревом.
Приходит время мне задавать вопросы, и я спрашиваю, что за Табло такое, тут всем запрещает выходить на улицу. Мне показывают на стену. Там, ну да, обычное информационное табло, на котором, по идее, должны отображаться номера прибывающих и отбывающих поездов, пути-пероны и так далее, но этого всего сейчас там нет, зато есть сообщение:
УБЕДИТЕЛЬНАЯ ПРОСЬБА НЕ ПОКИДАТЬ ТЕРРИТОРИЮ ВОКЗАЛА. СНАРУЖИ ВАМ ГРОЗИТ СМЕРТЕЛЬНАЯ ОПАСНОСТЬ. ОТКРЫВАЯ ДВЕРИ ИЛИ ОКНА ВЫ ПОДВЕРГАЕТЕ ОПАСНОСТИ СЕБЯ И ДРУГИХ ГРАЖДАН. ПОЖАЛУЙСТА, ПОЖАЛУЙСТА, ПОЖАЛУЙСТА, НИКУДА НЕ ВЫХОДИТЕ.
Я, честно говоря, не знаю, как на это реагировать. То ли заржать в голос, то ли расплакаться. Моё запутанное положение распутываться не спешит. Все таки беру себя в руки и спрашиваю:
— Вы, блин, серьезно? Все здесь застряли из-за этого?
Народ утвердительно молчит.
— В чем опасность находится снаружи?
— Мне кажется, что сообщение не врет — твердо говорит Кристина — сам подумай: на улице ни души, а обычно толпы людей. Вокзал же. Что-то случилось. Кроме того, в сообщении написано «ПОЖАЛУЙСТА, ПОЖАЛУЙСТА, ПОЖАЛУЙСТА» — её тонкие губы трогает слабая улыбка.
— А давно вы здесь?
— Да все по-разному — отвечает Сёма — я был первым, потом появилась Нина Петровна с сыном в том же самом зале, что и ты.
— Да что значит появилась ? Люди не появляются просто так из воздуха! — восклицаю я, но уже предвижу, что не получу нормального ответа — Это все херня какая-то несусветная! Вы мне, блять, мозги пудрите. Зачем? И, кстати, сообщение на этом табло задается с компа изнутри вокзала. Почему бы не пойти, да не поговорить с теми кто его написал?
— А я сразу предложила — фыркает Нин-Петровна.— Я вообще считаю, что это реалити шоу дибильное, идиотский пранк! Накачали нас чем-то, да запускают в тот зал по очереди, и ржут сейчас над нами. Но каморки эти административные мы уже проверили — никого там нету.
— Ага, вокзал целый под это дело арендовали, площадь перекрыли? — спрашивает Олег. Предположение Нин-Петровны, действительно, не выдерживает никакой критики. Такое подстроить — не по зубам никакому блогеру. Да и жопой чую: случилось что-то нехорошее, а, скорее всего, очень-очень плохое. На самом деле, как только открыл глаза, это чувство уже было со мной.
— Постойте — говорю я, нащупывая в кармане телефон — дайте угадаю: связи нет, интернета нет, так?
— Не угадал — хмыкает Сёма — вообще-то и интернет и телефоны работают.
— Тогда в чем подвох?
— Никто не берет трубку, вот воообще. Но позвонить друг-другу мы можем. Интернет как бы живой, но, сука, неживой: новых постов в соцсетях нет, новостей нет, на сообщения никто не отвечает — говорит Сёма и я вижу в его глазах что-то такое, что мне очень не нравится. Кристина закуривает новую сигарету от предыдущей. Агнеша, кажется, снова беззвучно плачет уткнувшись в плечо мужу.
— Да ну нахер! — я дрожащими руками разблокирую телефон и начинаю серфить. У меня уходит несколько минут, чтобы убедиться, что они не врут. Меня, как ледянная вода из проруби, начинает накрывать осознание масштабов происходящего безумия.
— Это ... это значит, что ... — мне не хватает воздуха сказать. И не хватает духа.
Я прихожу в себя на полу, в обмнимку с собственными коленями. Кажется, это была истерика или паническая атака. Уж не знаю, как это правильно называется. Со мной такое впервые. Похоже, что я не сдержался и разнылся. Как же позорно... С другой стороны, достойнее повода не найти.
Кто-то гладит меня по волосам. Фальшиво так, на отвали, но я все равно благодарен этому человеку.
Воспаленные от слез глаза встречаются с глазами Кристины. Она сидит рядом на полу, скрестив ноги, курит и грустно на меня смотрит. Сёма тоже ощущается поблизости. А остальным, похоже, на меня плевать. Или они так тактично отстранились.
— Значит ... Значит мы, это, получается, одни в мире остались? — зачем я это спрашиваю, раз и так все понятно, я не знаю. Впрочем, я почти успокоился. Скоро смогу нормально соображать.
— Типо того — Кристина выпускает мимо меня дымное колечко и смотрит, как оно распадается на отдельные эфемерные пряди и исчезает.
— А я так не считаю — говорит Сёма — я думаю, мы попали, ну вроде как в другой мир, где никто не живет. Ну как у Стивена Кинга.
— Лангольеры чтоли? — спрашиваю я его и хмыкаю, но по спине пробегают мурашки. — Снаружи стало быть опасно, потому что там кто-то вроде лангольеров? Монстры?
— Мы людей там не наблюдаем, но ... — Кристина задумчиво смотрит в сторону — Мы видели птиц вообще-то. Значит, снаружи опасно, не потому что там какой-то газ или вроде того.
— Это и так понятно. Вокзал же не герметичный. — я задумываюсь — у Кинга персонажи примерно представляли, как очутились в неправильном мире, и благодаря этому, придумали, как выбраться обратно.
— А мы не представляем. Никто из нас не помнит последние три дня или около того, если верить дате на телефонах — Сёма чуть наклоняется ко мне — собственно, мы надеялись, что раз ты появился последним, то помнишь чуть больше?
Я заползаю обратно на стул рядом с ребятами. И пытаюсь вспомнить. На этом вокзале я последний раз был, когда переезжал в другой город учиться. Потом там и остался, работал, нашел себе новых друзей, девушку, разошелся с девушкой, машину купил, разбил, купил новую, иногда выбирался на море, днями залипал в интернете, играл в видеоигры, иногда бухал, иногда наоборот был за ЗОЖ — короче, ничего такого экстраординарного, жил обычной жизнью. Никакой мистики со мной не происходило до сего момента, странные незнакомцы не предлагали мне выбор между двумя таблетками, заключить сомнительный пакт, проследовать за ними в кроличью нору, и тэдэ и тэпэ. Странные предметы, которые могли бы оказаться волшебными артефактами, я тоже не находил.
Даже сюда я поехал не на поезде, а на машине, навестить родителей. Много лет с ними общался только по телефону, да по скайпу и вот решил, что пора бы уже их повидать. Помню: то был хороший такой, солнечный, осенний день. Ветер гонял пожелтевшие листья по асфальту, в машине играла какая-то ненавязчивая музыка. Я летел по трассе в город, где родился и вырос. Заодно на местную Башню хотел в живую поглядеть. У нас было аж две своих, но они же везде немного разные. Эти сооружения мне всегда необъяснимо нравились, вселяя в меня надежду на будущее человечества? Наверное так. Может быть люди, с помощью этих штук, смогут разрулить то дерьмо, что сотворили с планетой. Нивелировать свои косяки прогрессом. Жаль только, что никто так и не дал нормального объяснения, как работают эти хреновины. К-башню я в итоге увидел сегодня в первый раз, а вот с родителями так и не встретился. Получается, до них я не доехал, а воспоминания обрываются где-то на трассе.
Ну конечно! Мне стоило раньше догадаться.
— Я или в коме, или умер, а это всё посмертие! — почему-то эта мысль меня куда меньше тревожит, чем реальность, в которой мы — последние люди. Вместо паники, чувствую себя удивительно хладнокровным. Как будто сотни раз умирал.
— Ну вот и он туда же — разводит руками Сёма. Парень выглядит разочарованным — Кристина покажи ему, пожалуйста.
Кристина ощутимо тыкает меня тонким пальчиком промеж ребер. Больно!
— Ай!
— Боль есть, значит живой — уверенно говорит Сёма. Но я не могу с ним согласиться вот так просто.
— Не убедили — потирая бок, говорю им я — откуда мне знать, как посмертие или кома работают? Меня сейчас пытаются реанимировать после аварии — отсюда и боль, а мозг просто достраивает картину так, чтобы ваши действия соответствовали придуманной им же истории. С него станется. А если я умер совсем, и всё это — стремный лимб, то тем более. Хрен его знает, как работают лимбы на самом деле.
— А ведь Максим прав — говорит Кристина — я тоже так думаю. Мы в чистилище, сидим и ждем пока ...
— Ну нееет! — восклицает Нин-Петровна. Мы с Витюшей вообще дома были и потом тут оказались. Ничего с нами не могло случится.
— А может газ взорвался? — спрашивает у нее Олег.
— Так нету у нас в доме газа и не было никогда!
— Простите, — подключается Витюша — но, если мы все умерли, то почему не помним из-за чего? Вы, Максим, помните момент столкновения, или как с трассы вылетели?
— Нет — отвечаю я — но это и не обязательно: если это кома, то у меня возможно мозг поврежден настолько, что все последние воспоминания физически уничтожены вместе с частью мозга. А если чистилище — то не факт, что я вообще это должен помнить. Если честно, я даже не уверен, что вы — самостоятельные сознания, а не представляете какие-то черты моей личности.
— Обидно вообще-то — говорит Сёма — Но это все беспочвенные рассуждения. Раз мы не помним последние три дня, за это время могло случится все что угодно. Не факт, что мы погибли, а если погибли,а я уверен, что это не так, то не факт, что в последний миг наших воспоминаний.
Он прав. Может и так.
— Мне надо подумать — говорю и встаю со стула, направлясь прочь от людей.
— Наружу не выходи — Олег догнал меня в два прыжка и схватил за плечо.
— А я и не собирался. Просто хочу побыть один — я довольно грубо стряхиваю его руку и заглядываю ему в глаза. Он может и мощный дядька, но это было грубо. Впрочем, драться сейчас у меня желания нет, так что надо быть вежливым.
— Не переживайте, Олег — говорю — Я никуда не выйду, не обсудив это сперва со всеми, обещаю.
Он вроде отстал, но не поверил, идет следом, зато держится на расстоянии. И пускай идет, меня это устраивает. Выходить наружу я, и правда, не собирался. Eсть другая идея. Иду на первый этаж, ко входу. Здесь тоже все застекленное и неплохо видно улицу. Прижимаюсь к окну. Оно грязноватое, но сойдет. Снаружи без перемен, разве что темнеть начало. Время идет значит. Хоть тут без мистики. Я прижимаю ухо к стеклу и слушаю, но не слышу ничего кроме шума крови в своей голове. Тогда я осторожно стучу костяшками пальцев по стеклу.
Тук—Тук
Что-то меняется или мне снова кажется. Стучу еще несколько раз. Метрах в тридцати замечаю какое-то движение, но его скрывает куст и припаркованная рядом легковушка. Мне страшно, но не слишком. Любопытство сильнее. Я стучу еще несколько раз, и, 'лангольер' таки показывается. Я вздыхаю, то ли от облегчения, то ли от разочарования. Обычный человек. Я стучу уже без страха, привлекая внимания. Жаль, что рассмотреть его толком не получается — зрение у меня отнюдь не орлиное, но и так видно, что это не зомби или монстр какой: нормальная человеческая походка, идет спокойно, естественно, одежда не порвана, топор за собой не волочит по земле. Даже кровь из него не течет.
Но вот он подходит ближе и я чувствую, как дыбом поднимаются волоски у меня на коже. Нет, с человеком все нормально, но ...
Это я подхожу с другой стороны стекла. Или моя полная копия. Я слышу, как сзади приближается Олег.
— Эй! Кто это там у тебя? — а потом он видит, кто с другой стороны и замирает рядом со мной.
Двойник подходит ближе и смотрит сначала на меня, потом на Олега. Он выглядит нормально, но ровно настолько, насколько нормальной может выглядеть идеальная, совершенная кукла. Даже не могу сказать, чем уж он так отличается хотя бы и от отражения в зеркале. Во взгляде у него что-то такое. Невыразимая словами гадость. Ну и на лице странноватая гримаса: что-то вроде едва заметной, кривой ухмылки.
— Бляяя — Олег отступает на шаг и будто становится меньше ростом — Что за!?
Из кустов появляется вторая фигура. Я ещё не разглядел чья, но уже понимаю, что это двойник Олега.
И вот: двое их и двое нас по разные стороны стекла. Двойники смотрят, словно ждут чего-то. Олег тяжело дышит. Я слышу, как он сглатывает слюну. Двойники синхронно поднимают руки и подносят их к стеклу.
Тук Тук
Тук Тук Тук
Мы с Олегом пятимся от окна, не отрывая от них взгляда. Стекло тут толстое, однако, при желании, сломать его — минутное дело. Но двойники не пытаются проникнуть внутрь. Они молча ухмыляются и смотрят на нас. И стучат.
Тук Тук. Тук Тук. Тук Тук.
Мы уже отошли достаточно далеко, но я все равно их слышу. Может, стучат они теперь у меня в голове.
Не знаю сколько проходит времени. Мы возвращаемся к остальным целую вечность. Я все жду, когда удары усилятся и послышится треск стекла, а потом звон осколков. А потом мы увидим их. Хоть они и похожи на нас, наверняка бегают они куда быстрее, а бьют больнее. Оружия нет, спрятаться негде. Они догонят и тогда...
Но они не пытаются пробраться внутрь, они просто колотят в стекло. Нас окликает Агнеша. Явилась за мужем. Мы пока не говорим ей в чем дело, надо обсудить с остальными. Я, кажется, все еще слышу их. А остальные — нет.
Потом нас засыпают вопросами.
На информационном табло новое сообщение:
ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ОБЩАЙТЕСЬ С ДВОЙНИКАМИ И НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ПРИВЛЕЧЬ ИХ ВНИМАНИЕ. ДВОЙНИКИ СМЕРТЕЛЬНО ОПАСНЫ.
— А я все равно хочу посмотреть на своего двойника — говорит Кристина — можно я пойду на них взгляну хотя бы издалека?
Такая постановка вопроса, мягко говоря, вызывает у народа недоумение. В итоге, мы отговариваем Кристину от этой странной идеи, и вроде бы, пусть и нехотя, соглашается с нашими аргументами.
Мы ждем. Наступает ночь и ничего не происходит. Спать никому не хочется. Не знаю, слышит ли Олег, но я знаю, что они продолжают стучать. Слышу у себя в голове.
Тук Тук.
Я допустил ошибку, вызвав их.
Нет. Не ошибку. Мы же не можем вечно сидеть на этом вокзале! Воспоминания о последних трех днях ни к кому так и не вернулись.
Возвращаюсь в телефон и пытаюсь найти какие-нибудь подсказки в интернете. Новостные порталы замолчали три дня назад, а в том, что они успели выложить — ничего интересного. Стандартный трэш, к сожалению, ставший уже рутиной. Никакого намека на массовые исчезновения людей. Мне удается найти и более свежие новости, но сперва обрадовавшись, я быстро разочаровываюсь. Судя по всему, они автоматически выложены ботами, а описываемые события по-прежнему не ближе, чем в злополучные три дня. Сообщения в соцсетях уходят в третий день чуть глубже. Вроде бы все как обычно. И если честно, мне сложно понять одну вещь. Я раньше никогда не залипал ни в твиттер, ни в контач. У меня есть там аккаунты, но я и не пользовался ими толком. У моих знакомых и друзей все совсем глухо. Я начинаю просматривать рандомные страницы и фолловить рандомных людей. И тут я нахожу, что-то странное:
меня их зачем-то поет, ведет помочь
— пишет кто-то и не ясно, что он вообще пытался донести, до кого и зачем. Реакций на сообщение нет. Похоже на дисграфию или аграфию или как там называется расстройство, когда человек не может правильно связывать слова. Сообщение, не страшное само по себе, вызывает у меня дрожь.
Ищу дальше и вижу, что человек в своем расстройстве не одинок. Я нахожу десятки похожих сообщений. В сгенерированных нейросетями сообщениях жизни куда больше, чем в этих тревожных обрывках.
Я натыкаюсь на посты, в которых текст теряет даже подобие смысла. Они свежее. Кое-где одни лишь цифры. Мне удается найти только один хоть сколько-нибудь адекватный пост двухдневной свежести. Мессадж простой и даже отчасти понятный:
башнянеболибашнянеболибашнянеболибашнянеболибашнянеболибашнянеболи
Новее совсем ничего нет. Башня не боли. Или башня не-Боли? Имеется ввиду к-башня? Отсюда её не видно, но когда я смотрел на нее в последний раз — с ней все было в порядке. Визуально...
Меня отвлекают от раздумий, говоря, что пора идти в дозор.
Будет очень плохо, говорят они, если появится кто-то еще и откроет двойникам дверь, так что мы все по очереди дежурим в Зале Появления, как его окрестили. А теперь, как раз, мой черед. Дежурим парами, по одиночке им страшно. А мне вроде бы нет, хотя трудно сказать на верняк. Двойники меня все ещё изрядно пугают. Даже если мы все уже мертвы, то что они могут с нами сделать? Может ли быть участь хуже смерти? Вечная жизнь, наполненная страданием? Мы не сказать, чтобы счастливы, запертые здесь. Хотя и не особо страдаем. И на вечность это пока не тянет. Но я чую, что роль пассивного наблюдателя — это тупик. Я чувствую, что это путь в никуда, в том смысле, что ничего не поменяется. Мы так и будем тут торчать. Может быть годы, а может быть вечность. Вряд ли с нами произойдет что-то плохое, если будем дальше слушать Табло. Но и хорошего ничего не произойдет. Никогда.
Пары у меня нет, но я могу позвать Сёму или Кристину. Они такие же одиночки тут, как и я. С Сёмой вроде бы надежнее, все-таки он крепкий парень, но я все равно зову Кристину. Она легко соглашается, словно ждала этого.
Не успеваем мы дойти до Зала Появления, как она бесцеремонно хватает меня за руку.
— Пошли пообщаемся с лангольерами.
— Пошли.
Вот так просто. Я не смог ей отказать. Потому, что не хочу отказывать. Словно и не было никакого ужаса перед стучащими в стекло нами.
Через минуту мы уже спускаемся по злополучной лестнице, шурша кроссовками по ступеням. Двойники ждут. Рука Кристины трепещет в моей, как маленькая птичка. Их уже семеро — каждому человеку по своему клону. Они все ещё жуткие, но не настолько, чтобы я сейчас от них побежал. Надо понять хоть что-нибудь. И раз Табло не спешит делится с нами информацией, что ж. Я почти уверен, что пока это безопасно. Хотели бы прорваться внутрь — уже бы прорвались.
Я почти уверен.
Тук—тук. Тук—тук. Тук—Тук. Тук—тук. Тук—тук. Тук—Тук. Тук—Тук.
Они стучат и улыбаются, как извращенные подобия Джоконды, своей поганой полутенью улыбки. Зовут меня, суки. На фоне сгустившегося мрака их лица — белые пятна во тьме. Мое отражение на стекле наслаивается на мое отражение ЗА стеклом. Безумие. Безумие. Безумие.
Кристина опять закуривает, прямо здесь, разглядывая свою копию почти в упор. Кристина-по-ту-сторону не курит. Просто стучит.
— Так вот я какая. Жалкое зрелище.
— Э-э ... Да нормальная ты — я вопросительно смотрю на неё.
— Я вот думаю: а что, если настоящая я — там, а не тут? — спрашивает она и выдыхает сигаретный дым в стекло.
Тупой вопрос. Нормальные Кристины не стоят ночью у окон и не стучат в них, до усрачки всех пугая.
— Ну, — отвечаю — твое сознание, твоя самость, ты, находишься по эту сторону. Неважно насколько ты можешь быть ненастоящей, это не повод относится к себе так, будто ты менее важна, чем твое отражение.
Она кивает и прикладывает руку к стеклу. Прикрывает глаза. Кристина-по-ту-сторону перестает стучать и прикладывает руку в ответ. Вот те раз!
Проходит мгновение. Или несколько минут. Кристина открывает глаза и раздраженно махает рукой. Уж не знаю, что она пыталась сделать, но у неё не вышло.
— Попробуй ты — говорит.
Я пробую. Но не жмурюсь, как она. Я смотрю своему двойнику прямо в глаза. И в ответ на эту мерзкую ухмылку, отвечаю своей. Бросаю вызов. Не знаю, зачем я решил это сделать.
Я-по-ту-сторону пятиться и скрывается во вдруг сгустившийся тьме. Я победил? Или что произошло? Кристина глядит на мои 'успехи' с уважением.
— У меня не было инструмента — говорит она — Она просто хочет, чтобы я вышла. Иначе, она не сможет ничего мне показать. А твой ...
Мой клон возвращается и у него в руках что-то есть.
— Твою мать — выдыхаю я.
Я-по-ту-сторону принес мне моего Кислотного Зайца. Заяц ярко-зеленый как канцелярский маркер, с глазами-крестиками и обвисшими ушами. Клон держит его на вытянутых руках, наверное, чтобы я как следует мог рассмотреть.
— Как мило — говорит девушка — он принес тебе игрушку.
— Хм. Мне этого зайца бывшая подарила. Выиграла в автомате, таком знаешь, где робо-рука. У меня никогда не получалось там что-то вытащить. А она как-то умудрялась эти штуки обманывать.
— Как это все связано с твоей бывшей ?
— Да хрен его знает — искренне отвечаю я — Мы нормально расстались, не общались уже сто лет. Вроде никакой драмы не было. Не понимаю, причем тут заяц.
— Вот бля! — раздается сзади голос Сёмы. — Так и знал, что вы тут. Написано же, не общаться с ними! Ребята, вы чего?
— Мы не можем однозначно доверять сообщениям с табло — говорит Кристина не поворачиваясь — Мы не знаем, кому верить. Вдруг Табло врет. Двойники страшные, но не опасные. Мы просто пытаемся поговорить с ними.
— Да я заметил, что пытаетесь — Сёма неуверенно приближается к нам с опаской поглядывая на силуэты за окном — Пиздец, да как вы до такого додумались вообще!?
— Они бы выломали это стекло уже десять раз, если бы хотели или могли — говорю ему я — Мы их не провоцируем. Все норм.
Я надеюсь, что мы их не провоцируем.
— Вас Олег бы убил, мне кажется, но зассал сюда идти — говорит Сёма с тенью усмешки — Отвел меня в сторону и попросил вас вразумить. Он справедливо считает, что вы нас всех погубите. Боже, ну и жуткие же они!
Мы предлагаем ему сделать тоже, что сделали мы. Он мнется, но в итоге соглашается.
Сёма прикладывает ладонь к стеклу и его двойник делает тоже самое. Какое-то время не происходит ничего. А потом лицо Сёмы-клона начинает покрываться темными пятнами. Глаза выпучиваются и мерзкой кашицей вытекают наружу, рот расширяется и нос проваливается в него. Еще мгновение и вместо лица остается лишь зияющий чернотой провал. Двойник вздрагивает и бьет обеими руками в стекло так, что дрожит пластиковая рама. Мы кричим и отпрыгиваем от окна. Тварь снаружи начинает визжать.
Мы бежим прочь, а вопль двойника вгрызается нам в спины.
Мы больше не пытаемся понять лангольеров. Олег встретил нас с импровизированной дубинкой из ножки стула в руках. Я до сих пор не знаю, как удалось избежать с ним драки. Он кричал, брызгал слюной, как разъяренный питбуль, и нелестно отзывался о наших интеллектуальных способностях в форме трехэтажного мата. Возможно, нас спасла Нин-Петровна, которая почему-то за нас вступилась. Так или иначе, главное, что все закончилось без драки. Тварь больше не вопит, но Сёма ушел в себя. Нет, с ума он не сошел, но от приятного, общительного парня мало что осталось: отвечает он теперь односложно, выглядит пришибленно. Вообще, наша не очень то единая группа, по крайней мере на время, развалилась. Мы семеро чужих друг-другу людей и мы почти не взаимодействуем друг с другом. Благо, еды и воды полно. Нам пока не грозит ни голод, ни жажда. Тварь снаружи не пробила стекло, но это вся проверка, на которую наш коллектив хватило.
Ночь проходит без приключений. Не уверен, удалось ли мне поспать или я просто потерялся в своих мыслях. На табло ровно сто двадцать восемь восклицательных знаков. Утро не приносит ничего нового, разве что, как мне кажется, солнце теперь светит как-то тусклее. Народ, чтобы как-то себя развлечь, начинает играть в карты. Мы с Олегом не участвуем. А Сёма играет, но жизнерадостность к нему не вернулась. Да и остальные, такое ощущение, что начинают тихо сходить с ума.
Днем Олег ставит свой стул напротив меня, садиться и смотрит мне в глаза.
Я киваю ему вопросительно: «Мол, что надо?»
— Вам что-нибудь удалось выяснить у ЭТИХ?
— Только то, что они открыты к общению. Но они не говорят, а показывают. Хотят, чтобы мы что-то поняли.
— Почему они на вас напали?
— Они не напали. Агрессивно себя повел только двойник Сёмы. Почему не знаю, он не сказал.
Мы пытаемся распросить Сёму. Он молчит очень долго, но в итоге отвечает:
— Что бы мне не хотел сказать тот, другой я, но он принял облик моего детского кошмара. Я так представлял себе Тьму. Всмысле, тьму, если бы она была персонифицирована. Я, когда был маленьким, боялся засыпать без света. Но родители все равно его выключали, типа, я уже взрослый и все такое, что мне пора бы перестать боятся темноты. Что монстров там никаких нет. А у меня окна выходили на лес. В пасмурную погоду, когда не было видно звезд, мрак сгущался такой, что хоть глаз выколи. Только под дверь просачивалась узкая полоска света из комнаты родителей. Я смотрел на неё и представлял, что если повернусь в другую сторону то увижу над собой белого такого длинного человека, а вместо лица дыра, через которую ничего не видно. Вот в него то мой двойник и превратился.
— Сёма вздохнул — Иногда он мне снился и я тогда просыпался, а родители уже спали, и полоски света под дверью уже не было. Тогда я кричал, а родители, конечно, были недовольны. Отец у меня военный, так что все равно не давал включать свет, но потом его все же достало просыпаться каждую вторую ночь от моих воплей, и даже он сдался. А я с тех пор, так и не преодолел свой страх. Вот теперь сплю с ночником или оставляю телевизор работать.
— А у тебя какой самый главный страх? — спрашивает меня Олег.
— Э-э-э, даже не знаю. Я, конечно, боюсь смерти, как и все. И неизвестности. И брать на себя слишком много ответственности, наверное — я пожимаю плечами — Ну прям такого конкретного страха, вроде боязни пауков или темноты, у меня нет.
— Твой двойник что-то подобное делал?
— Нет. Показал мне зайца.
— Какого еще зайца?
— Моего плюшевого зайца. Я называю его Кислотный Заяц.
Олег, кажется, расстерялся.
— Ты боишься своего плюшевого зайца?
— Нет конечно. Хотя он довольно уродский.
— Ничего не понимаю — говорит Олег — Я подумал было, что двойники пытаются манипулировать вами через ваши страхи. Выходит я ошибся... Придется самому проверить.
— Погоди-ка, мужик. Ты же сам нас чуть не прибил за то, что мы с ними общались, а теперь туда же?
Он сразу как-то поник и скуксился. Его кулаки плотно сжимаются, а взгляд направлен в пол.
— Извини — говорит — Все извините. Вы правы. Мы должны хоть что-то выяснить. Пока мы тут сидим, время идет и, кто знает, может быть мы теряем что-то очень важное. И ещё, мне кажется,
— шепчет он, чтобы услышал только я,— что из воздуха пропали запахи.
Я принюхиваюсь. И правда. Ничем не пахнет. Или пахнет 'ничем'. Я задумываюсь. Мир вокруг стал чуть менее живым, чем раньше. Это просто ощущения или нездоровая тенденция?
— У меня кончаются таблетки — впервые подает голос Агнеша. Это звучит оглушающе тихо и печально. — Простите меня. Без них мне будет... очень плохо. Они пока есть, но надолго их не хватит.
— Да ладно. Все нормально — вздыхаю я — Все же на нервах, да? Лично я не против. Но будем в этот раз осторожнее.
Кристина что-то хочет сказать, но останавливается, машет рукой — мол, пофигу — и закуривает очередную сигарету. У нее, похоже, их запасы бесконечны, в отличии от таблеток Агнеши. — А я против — вклинивается в разговор Нин-Петровна, но Олег уже встает со стула и отходит от нас, не обращая на нее внимания.
Теперь уже мы все идем ко спуску. Нин-Петровна не хочет, но её даже Витюша не слушает и убегает с нами, так что она вынуждена ворча последовать за ним. Олег идет впереди, а наша процессия преследует его на некотором расстоянии.
Вот мы подходим к ступенькам. Олег идет дальше, а мы остаемся наблюдать за ним сверху. Витюша пытается спустится тоже, но Сёма хватает его за руку и не пускает дальше. Двойники за стеклом никуда не делись. Ждут, сволочи. Но хоть стучать перестали.
Клон Сёмы, вроде бы, выглядит нормальным. Нормальным, ха. Лицо у него снова есть, и на том спасибо.
Олег подходит к ним ближе и останавливается. Так он стоит несколько минут, молча изучая другого себя. Потом поднимает руку и медленно, очень нехотя подносит её к стеклу. Я отсюда вижу, как эта рука трясется. Иронично, что этот серьезный дядька боится своего отражения гораздо больше, чем боялась хрупкая Кристина. Его пальцы касаются стекла и я вижу, что лицо Олега-по-ту-сторону меняется почти, как это было у Сёмы. Не так радикально, оно просто становится каким—то другим. Жаль деталей не видать. Зрение меня снова подводит. Будь он по эту сторону от стекла ...
Судя по тому, что Агнеша сзади издает странный нечленораздельный звук — видит она гораздо лучше и увиденное её, как минимум, удивляет.
Олег медленно оборачивается и я... замечаю в его глазах слезы?
— Не ходите за мной! — резко выкрикивает он и кидается к двери так стремительно, что никто не успевает даже слова сказать. Он толкает дверь, которая, оказывается, даже не заперта! Вот он проходит через стекляный «предбанник», толкает вторую дверь, вылетает наружу и ... исчезает!
Да, он просто исчез. Без шума и спецэффектов. Пропал, словно его и вовсе не существовало. Двойники никак не реагируют на это событие. Ну, разве что, улыбки стали еще глубже и неприятнее. Ладно, это, наверное, мне просто кажется. Я почти не различаю их лиц отсюда.
Агнеша кричит.
Кричит кто-то еще. Может быть я тоже сейчас кричу? Я не понимаю. Не могу даже повернутся. Только тупо смотрю в ту точку, где только что видел Олега, но снаружи его нет. Он исчез.
Растворился в воздухе.
Проходит время, и, я наконец выхожу из ступора. Замечаю, что клон Олега тоже пропал. Наши остались, а вот его двойника нету. Теперь нас шесть и их шесть. Я поворачиваюсь и вижу, что Агнешу всю трясет. Так сильно, будто она не сама дрожит, а её кто то схватил за плечи и мотает из стороны в сторону. Нин-Петровна и Сёма пытаются взять её под руки, но почему-то у них не получается.
Крик ужаса перерастает в визг боли.
Я вижу, как свитер у нее на животе словно проминается. Бежевая ткань рвется. Я понимаю, что, на самом деле, это происходит очень быстро, но я вижу каждое чертово мгновение. Под тканью расходится плоть и выступает кровь. Её все больше и больше. Потом вырастает еще одна рана. И ещё. Время ускоряет свой бег. Женщина кричит еще громче, хотя громче, казалось бы, уже некуда.
Её вопль ввинчивается мне в мозг. Я только и могу, что что-то промычать.
Все заканчивается так же внезапно, как и началось.
Агнеша исчезла. Я не сразу осознаю это, как и остальные. Несколько мгновений мы, отупевшие от этого зрелища, переглядываемся друг с другом.
Блять! Что это было?
— Он невидимый! — кричит Витюша — Он невидимый!
Невидимый убийца пришел нас зарезать? Это Олег? Я судорожно оглядываюсь в поисках укрытия. Куда спрятаться от невидимки!?. Люди кричат. Нин-Петровна куда-то тащит Витюшу. Сёма с Кристиной уже убежали из зала прочь. Я бросаюсь обратно в кафе. Сердце бешенно колотиться в груди. Хватаю стул, и мотаю им из стороны в сторону, судорожно вслушиваясь в звуки поблизости. Невидимка же все равно будет издавать звуки, верно? Рядом со мной никого нет. Или есть? Вот-вот острое невидимое лезвие воткнется мне в бок. Я жду, пытаясь предугадать удар. Но ничего не происходит. Оно охотится за остальными?
Прошел, наверное, уже час. Я больше не могу держать проклятый стул ножками вперед. Я жду дальше.
Я так устал. Несколько стульев расставлены полукругом для защиты моего угла. Если Невидимка полезет, то заденет один из них.
Не знаю сколько уже прошло времени. Но народ возвращается. Никто больше не пострадал. Похоже, что Невидимый Олег удовлетворился тем, что зарезал собственную жену и ушел. Остальные пришли к тому же выводу.
Мы осторожно обсуждаем этот случай. Что такого увидел Олег, что решил выйти наружу и что же произошло потом? Зачем он убил Агнешу? Никто не сомневается, что это был он.
— Там было обычное лицо — говорит Кристина. У нее зрение получше нашего. — Просто лицо другого человека.
— Может быть, родственник? — предлагаю я вариант — Допустим, умер у них кто-то из семьи. Вот Олег и выскочил на эмоциях.
— А зачем этот урод убил Агнешу? — спрашивает Нин-Петровна.
И правда, зачем? Не выглядели они особо счастливой парой (что легко списать на обстановку), но и вражды между ними не было. В чем тогда дело? И что же пытаются донести до нас двойники? Как связаны между незнакомый человек, тьма и долбаный Заяц?
Я поднимаю взгляд на Табло, но оно совершенно пустое.
— Эй, ты, хозяин этого места! К тебе обращаюсь! Объясни, что за херня тут творится? — кричу я в пустоту. Странно, но в почти пустом вестибюле нет эха.
Сначала ничего не происходит, а потом на табло появляются буквы:
Я ПРОСТО ПЫТАЮСЬ ПОМОЧЬ
— Как нам отсюда выбраться?
ВАМ НЕ НУЖНО ОТСЮДА ВЫБИРАТЬСЯ
Буквы совсем бледные и их тяжело прочесть.
— Когда мы сможем отсюда выйти?
Табло потухает. И больше не реагирует на наши вопросы. Мы ничего не предпринимаем. Что нам остается? Все просто сидят и ждут, когда все это закончится. Но закончится ли оно? Время тянется мучительно медленно. Сначала мы пытаемся развлечь друг-друга разговорами, но как-то не клеится. Вечно здесь теперь жить что ли?
От скуки начинаю качать себе книги на телефон, но не могу сосредоточится на тексте. Ищу, что попроще, но ролики на ютубе вызывают какую-то немыслимую тоску. Это все обман. Этого мира больше нет. Люди исчезли, и выйдя на улицу, я и сам исчезну. Тогда зачем что-то делать? Но я не хочу умирать. И не хочу жить вечно вот так.
Время будто бы пошло еще медленнее. Я чувствую, что у меня едет крыша. Может просто выйти наружу, и будь что будет?
Нет, это самоубийство. А я всегда был против таких штук. Надо бороться, надо придумать хоть что-нибудь. Я снова анализирую в голове то, что показали нам клоны.
Заяц. Какая то мысль, связанная с ним вертится на грани осознания.
— Кристина, — спрашиваю я — какой твой самый яркий сон?
— А? Чего? — она непонимающе смотрит на меня. Кажется, я оторвал её от собственных размышлений. — Сон? Ну, тут такое дело...
Она на какое то время замолкает. Взгляд у нее растерянный. Потом продолжает:
— Мне не снятся сны. Врачи говорят это из-за пренатальной травмы, когда мама была беременна мной. И что я их на самом деле вижу, просто ничего не запоминаю.
Вот оно что! Паззл в моей голове вдруг начинает стремительно складываться. Кислотный Заяц — это якорь. Я раньше пытался практиковать осознанные сны, а игрушка появившаяся в неподходящем для нее месте, должна была сигнализировать о том, что я сейчас сплю. У меня ничего не получилось, и я забросил, толком даже не начав. Как и многое в жизни, но не суть. Кристине ничего не показали потому, что для нее нельзя провести ассоциации со сном! Монстр Сёмы — кошмар. Человек Олега — ,скорее всего, воспоминание, тревожащее его во снах.
А суть в том, что я сплю! Это точно не простой сон, но все равно сон!
— Я понял! — кричу я — Дело в том, что мы ... — но я не могу договорить. Мой язык будто прирос к нёбу. Я лишь бессвязно мычу.
— Мы что? — спрашивает у меня Кристина испуганно глядя на меня.
Я ничего не могу ей сказать. Я хватаю телефон, но мои руки перестают слушаться. Резкая боль ввинчивается мне в позвоночник и я вообще не могу пошевелить руками. На грудь словно сел кто-то тяжелый.
Народ кричит. Меня кто-то трясет, но я не могу на него посмотреть. Глаза тоже парализованы. Кажется, я лежу на полу. Вокруг мелькают ноги. Склоняются надо мной лица.
Выйти из вокзала — это выйти из чертова сна. Двойники — это и правда настоящие мы? Они хотят всего лишь, чтобы мы проснулись!
Ну же, проснись!
Но я остаюсь тут. Надо как-то добраться до двери. Ко мне возвращается какая-то часть контроля. Я не полностью парализован. Я могу ползти. И ползу. Меня зачем-то пытаются остановить, но, как ни странно, у них не получается. Я стал для них неосязаемым и прозрачным? Да. Руки проходят сквозь меня. Это ощущается как неприятная вибрация в теле. Удивительно, но частично утратив телесность, я передвигаюсь не так уж и медленно.
Как же глупо это, наверное, смотрится со стороны.
Вдруг я начинаю смеяться. Внутри себя. Мой язык все еще остается вросшим куда-то в череп. Злой и веселый смех придает мне сил и, неожиданно, я понимаю, что могу встать. Во всем теле будто острые стеклянные обломки, грозящие проткнуть органы в любой момент. Они растут. У меня мало времени. Одним прыжком я преодолеваю ступени и оказываюсь внизу. Приземляюсь мягко, не ощутив удара о землю. Еще мгновение, и пальцы сжимаются на дверной ручке.
Первая дверь.
А вдруг я совершаю ошибку? Олег тоже вышел, но стал убийцей для Агнеши. Что если я тоже кого-то убью?
Так я же сплю! Все это не реально!
Стекло внутри протыкает мне сердце. У меня мгновения. Нет времени сомневаться.
Я толкаю вторую дверь и буквально вываливаюсь наружу.
И открываю глаза. Теперь то по-настоящему.
Воздух врывается мне в легкие.
Меня сотрясает жуткий кашель. Мы с трудом поднимаемся с кровати, сдирая с себя какие-то мерзкие рыжие пряди, что-то похожее на водоросли или губку. Они рассерженно шевелятся на полу, словно живые. Они и есть живые. У них есть имя.
У себя я, в старой моей квартире. Отчий дом.
Кроме меня здесь есть некого. Должен ли тут жить кто-то еще? Я не помню. За стенкой кто-то кричит, будто его разрывают на полоски, как бумажный лист. Мне все равно. Нужно найти окно. Я оглядываюсь по сторонам, но окна нету. Возможно телефон мне поможет. Раньше он помогал мне находить то, что мы ищем. Я с трудом вспоминаю, как выглядит вещь. Экран загорается при моем прикосновении, но дальше мне не пройти. Символы непостижимы. Раньше я их как-то разбирал, но то было так давно. Я швыряю бесполезный аппарат в стену и слышу звон бьющегося стекла. Вот и окно. Оно расплывается и ускользает от меня, но я фокусируюсь на нем взглядом, заставляя окно замереть. По ту сторону кто-то горит. Желтые листья плавают в лужах, некоторые из коих, окрашены в цвет жизни. Чудесное существо, похожее на огромного ленивца, цепляется за стену дома напротив. Во дворе выстраивается процессия. Некоторые люди сражаются между собой, но Предводительница Процессии жестом приказывает им перестать. Я должен пойти за ними. Увы, пока я выбираюсь из дома, преодолевая лабиринты лестниц и коридоров, процессия уже уходит.
В небе Новое Солнце. Оно и выглядит и светит совсем иначе, чем прежнее. Я чувствую холод и тихую песню. Звук идет волнами, то затихая, то становясь громче. Когда Песнь касается моего тела, меня всего передергивает. Я словно что-то на миг вспоминаю, и от этого чего-то мне страшно и грустно. Следуя зову, иду куда-то, и никто не решается меня остановить, хотя я чувствую, как другие смотрят мне в след, то ли с завистью и гневом, то ли с грустью и ненавистью. Улица тянется вперед и вверх, и под углом и идти по ней, не свернув — трудно. Но обойдя, очередной жилой комплекс, я понимаю, куда шел. Башня. Это она поет. Это Песнь Климатической Башни, которая,конечно же, совсем не климатическая. В её чертах, тех, что я запомнил, что-то изменилось. Её будто немного перестроили. И запятнали бурой ржавчиной. Думаю, это что-то паразитическое: растение, а может и гриб. Та же штука, что я сорвал с себя, только намного больше.
Меня кто-то хватает. Воротник больно впивается в шею. Человек заглядывает мне в глаза и отшатывается. Да, приятель, я явно не тот, кто тебе нужен.
Я снова смотрю на Башню. Наверное, она и правда пыталась мне помочь. Спрятать меня от Меня Нового. Скрывала правду? Или эту «правду» сейчас делаю я сам? Её пульс все слабее. Она умирает. А может быть преображается, как я.
Мир вокруг меня отваливается слоями, как старые обои, открывая свою пульсирующую плоть.
Налетает ветер.
Я отворачиваюсь и шагаю прочь.
Автор: GospodinF