Голосование
Чёртова горка
Это очень большой пост. Запаситесь чаем и бутербродами.

Эту историю не стоило бы начинать подобным образом, вряд ли рассказ о детстве деревенского мальчишки заинтересует искушённого читателя, и он не забросит текст после первого абзаца, но после некоторых размышлений я пришел к выводу, что без предыстории человеку, чуждому моему образу жизни, будет сложно понять мотивы некоторых моих поступков. Итак, если вы ещё читаете это нагоняющее дремоту вступление, перейдем к повествованию.

Моё первое воспоминание связанно с лесом.

Пасмурным летним днём мы с матерью сидим на высоком крыльце. Мать курит какие-то дешёвые сигареты (других в то время не было), но я не прячусь от дыма – сильный ветер уносит его прочь. — Мам, а где папа? – спрашиваю я. — Папа, — мать делает глубокую затяжку, — папа в лесу, на охоте. После этих слов я посмотрел на шумящую тайгу. Что-то манящее и в то же время пугающее было в её суровом величии. Я вспомнил сказки о нашем лесе, которые бабушка рассказывала перед сном, и мне стало страшно за папу. — А если волки папу съедят? — Не съедят, сынуль, у папы ружье. Слова мамы успокоили меня. Для всех мальчишек в округе, а я не был исключением, ружье казалось чем-то вроде волшебной палочки, спасающей от всех опасностей.

Каждый день, когда мама приходила с работы, мы ходили гулять. Мы шли до конца нашей улицы и выходили на поле, где паслись коровы и козы. Коров я боялся, а козы были маленькими и нестрашными, я любил кормить их хлебом. У меня были больные ноги, и я не мог долго ходить, поэтому на поле мы садились отдыхать на лавочку к пастуху деду Коле. Он называл меня разбойником, смеялся и угощал пряником или конфетой. В нашем доме редко появлялись конфеты, и я был очень рад сладостям дедушки. Посидев с пастухом, мы шли по полю к границе леса, но, несмотря на то, что тропинка вела дальше, всегда поворачивали обратно. Боясь волков и леших, я никогда не просил мать пойти лес по тропинке, но всегда думал, что когда я стану большим и сильным, возьму ружье и преодолею порог таинственной чащи.

Примерно через год бабушка сильно заболела и больше не могла присматривать за мной. Меня отдали в детский сад. Там было очень грустно: пока все дети бегали и веселились, я сидел в углу – из-за хромоты не мог играть с ребятами. Старая нянечка жалела меня и пыталась развлечь сказками. Мне нравилось слушать старушкины рассказы о страшных чудищах и отважных охотниках. Уже в сознательном возрасте я заметил, что в фольклоре нашего Богом забытого лесного края место богатырей и добрых молодцев занимают искусные добытчики дичи. Север накладывает отпечаток на народное творчество.

В шесть лет я научился читать и стал самым частым гостем детской библиотеки. В первом классе мои однокашники только учили азбуку, а я уже осилил в сказки о Пеппи Длинный Чулок и Карлсоне. В школе я нашёл хороших друзей – Витька и Серёгу, но был очень болезненным ребёнком и редко мог разделять их забавы на свежем воздухе и часто проводил вечера с книгой. Не удивительно, что немного повзрослев, я начал писать сам и к моменту начала этой истории уже имел пару призовых мест на конкурсах юношеской прозы.

Всё началось в начале августа 2011 года, мне было 17 лет. Рано утром в аську (год назад нам провели интернет) пришло сообщение от моего друга Вити. Он написал, что вечером нас ждет важное дело, и он придет ко мне в 6 часов. О сути этого <<важного дела>> Витя как всегда ничего не сказал, он думал, что это крайне весело, заинтересовать человека и не отвечать на его вопросы. После сообщения Вити модем как назло залагал, поставив крест на моём желании полазить по мировой паутине. После тщетных попыток заставить капризную технику работать я понял, что, скорее всего, на линии снова начались проблемы. Тогда я взял в одну руку томик Фета, а в другую складной шезлонг и отправился читать во двор.

Витя пришёл раньше назначенного срока часа на два. На нём были резиновые сапоги по колено, камуфляжные штаны и потрепанная спецовка. — Ты куда так вырядился, покоритель севера? – спросил я. — Куда-куда, в лес пойдём, по пути всё объясню, собирайся, — бормотал Витя и чесал свою рыжую голову. Я знал, что объяснений я не дождусь, пока он сам не посчитает нужным, поэтому быстро оделся и через десять минут мы шагали по лесной тропе. Многие горожане боятся тайги, особенно после захода солнца, но мы с Витей и Серёгой бессчётное число раз ходили за грибами, шишкой и ягодой, и знали, что самый опасный зверь в радиусе 15 километров – это бурундук. Дальше могли водиться, скажем, медведи, но так далеко мы никогда не заходили. — Витёк, так куда мы идём? — Короче, слушай тему, — сказал он, натягивая на лицо москитную сетку, — у нас девчонки из класса предложили всем вместе в поход сходить через неделю, так вот мне место подыскать поручили. — Так пойдём на прошлогоднюю поляну, чего думать. — Да пожди ты, Емеля, — махнул Витёк рукой, — слушай сюда. Помнишь Чёртову горку? — Нет, блин, забыл, — съязвил я.

Чёртовой горкой в нашей деревне называли участок леса, который находился много выше тропы. Он был почти непроходим. По какой-то причине в этом месте толком ничего не могло вырасти, молодые деревья часто гибли, отчего вся горка была усыпана сухостоем, а старые и высокие кедры и ели без каких-либо причин, будто-бы срубленные топором, валились на земле. Из-за этого было проще сломать ногу, чем пройти через Чёртову горку. Но люди и без того туда не ходили – место считалось нехорошим.

— Ты, Санёк, лучше не остри, а меня слушай, — продолжал Витя, — в этом году у нас облцентре чёт всех по пожарке вздрючили, головы полетели, проверки начали проверять, и их начальник взбеленился, что у вас, мол, в …ом районе близь населённого пункта пожароопасный участок, быстро устранить, это он про горку. Ну вот, за недельку, как ты у дядьки Новострижево гостил, тут МЧСников понаехало, расчистили, в общем, горку, пойдём там посмотрим.

Примерно через 15 минут мы свернули с тропы налево и, топча мох, дошли до склона. Я взял палку и, опираясь на неё, взобрался на горку – хромота всё ещё беспокоила меня. Честно говоря, я ожидал большего. Чёртова горка была похожа на старый участок леса, пострадавший от пожара. В пейзаже вроде-бы не было ничего особенного, но меня посетило странное чувство восторга и лёгкого страха. Наверняка, что-то подобное испытывали Колумб или Ермак, когда совершали свои великие открытия. Мы прошли немного вперёд, и не найдя хорошего места хотели возвращаться обратно, но я увидел недалеко от нас полянку со старым кедром. Вы, наверное, помните, что в этом месте кроме нечастых хилых молодых ёлочек и мха ничего толком не росло, поэтому вековой исполин привлёк моё внимание. Мы дошли до него, и место, где он рос, нам очень понравилось: в двух шагах была поляна с совсем низенькой травой, по которой можно гонять мяч, а возле кедра мчсники навалили целую гору веток – не нужно было искать дрова для костра. Мы решили пойти в поход сюда.

Как и было запланировано, через неделю ранним утром больше половины класса стояло у моего дома – я жил ближе всех к лесу. Среди галдящей толпы была и она – девочка с волосами орехового ветра. Я давно был влюблен, все это знали, и от этого становилось неловко. Хотелось выглядеть свежим и бодрым перед Кирой, но всю последнюю неделю по ночам мне снились кошмары, я совсем не высыпался. Вид у меня был ужасным.

По дороге на поляну я держался чуть позади одноклассников, почему-то разболелась нога, которая уже год почти не беспокоила меня. Рядом шли Серёга и Витя. Они помогли мне забраться на горку, здоровенный Серёга чуть ли не донёс меня на руках. Я немного удивился, когда мы поднялись наверх. Та самая смесь восторга и страха снова нахлынула на меня, на этот раз я даже вздрогнул. — Ты чё дёргаешься? – спросил Серёга? — Не знаю, волнуюсь чего-то. — Знаю, твое волнение, длинноволосое такое, — пошутил Витя и сам рассмеялся, — смешно, потому-что, правда, — добавил он.

Не вижу смысла в подробностях описывать, как прошел день, если вы хоть раз ходили с друзьями в поход, то всё прекрасно представляете. Я вызвался быть костровым и весь день распиливал толстые ветки для костра. Всё время я чувствовал странную тревогу, похожую на ту, что испытываешь, когда уехал далеко от дома и не помнишь, выключил ты утюг или нет. Настроение не поднимало и то, что Кира весь день порхала вокруг Кости – местного красавца-комсомольца. Одним словом, расположение духа было паршивое.

Вечером, наигравшись в футбол, все уселись вокруг костра. Пьяный Серёга рассказывал страшные истории с бородой длиннее, чем у Гендальфа. Я заметил, что Кира тоже скучает и набрался смелости подойти к ней. — Привет. — Привет, — Кира улыбнулась, слегка обнажив верхнюю десну. — Как ты? — Я, хорошо, тут так весело… — щебетала хмельная девочка. Не знаю, что в ней так манило меня, может быть едва различимые веснушки, или хрупкий, соломенный стан, а может быть её нежная любовь к детям, но светлый образ Киры до сих пор живёт в моей памяти. В тот вечер я слушал её, как римляне слушали Павла, если не с большим огнём в сердце. Её рассказ прервал Костя, он подошёл к Кире и жестом повлёк девочку куда-то на поляну. Она с радостью последовала за ним, бросив мне что-то вроде извинения.

Я был взбешён, кровь ударила в голову, и в ярости я совершил самый глупый поступок в жизни. Не желая никого видеть, я направился в глубь Чёртовой горки. Намеренья этого урода были предельно ясны, и то, что Кира сейчас воркует с этим павлином, который до этого дня не обращал на неё внимания, выводило из себя. Я локомотивом нёсся вперёд, ломая деревца на пути. Когда успокоился, на смену ярости пришёл страх. Не помня себя, я далеко зашёл и уже не видел света от костра. Более того, я не помнил, откуда пришёл. В панике я начал метаться по лесу, пытаясь увидеть заветный огонёк, но ничего не получалось, на глаза навернулись слёзы. Трепеща от страха, я сел около трухлявого пня и обхватил голову руками. Лес окружал меня каким-то леденящим, иррациональным, лавкрафтовским ужасом. Каждый шорох, каждый порыв ветра казался мне предвестником чего-то ужасного. Некоторое время я сидел беспомощным ребёнком и трясся от каждого звука, но капля за каплей рассудок возвращался в мою черепную коробку. Когда я начал рассуждать, то понял, что шёл около 20 минут, так как в дни, когда у меня начинает болеть нога, я не могу пройти больше 10 минут без отдыха, но поскольку гнев ослабляет боль, я накинул ещё десять минут. Затем прикинул размеры горки и понял, что нахожусь на середине, и когда меня хватятся, то наверняка пойдут сюда. В конце концов, я вспомнил про мобильный телефон в кармане и то, что и раньше бывал в лесу ночью и почти успокоился, а сильный страх списал на расстройство нервов. Всё— таки не хотелось, чтоб одноклассники, подгоняемые пьяным Витьком, отправились меня искать, и я поплёлся туда, где по моим прикидкам должна была быть наша полянка. Телефон показывал половину 11, отображалась надпись <<Нет связи>>. Ночь была лунной, а высоких деревьев вокруг не было, так что я без труда проследил свой маршрут по примятой траве и поломанным сучкам. В какой-то момент путь мне преградила гора веток, через которую я продрался в невменяемом состоянии. Я решил не рисковать во второй раз и обойти нагромождение. Когда я обходил кучу, в ноге сильно стрельнуло, и я кубарем покатился куда-то вниз. Я и по сей день благодарю Господа, что не сломал позвоночник в ту ночь.

Я поднялся на ноги в абсолютной темноте и потянулся к поясу за фонариком. Он чудом не разбился. Щёлкнув кнопку включения, я не понял, где нахожусь. Вместо земляного склона оврага прямо у меня перед носом возникла стена. На ней было что-то выцарапано, какие-то странные буквы. Я поднёс фонарик поближе и понял, что это русская азбука допетровских времен. Жутко увидеть странные письмена в глубине леса, но любопытство взяло верх над страхом и я начал читать. Я отпрянул от стены, когда разобрал первое слово. Это было слово <<Смерть>>. Обернувшись, я увидел каменный коридор идущий куда-то вниз. Адреналин ударил в нос, развернувшись на месте, я завидел лунный свет и сломя голову рванул и этого чертова места. Как оказалось, до поляны оставалось совсем недалеко. Одноклассники даже не заметили моего исчезновения. Я сел недалеко от костра. Вскоре мы отправилась по домам.

В ту ночь мне снова снились кошмары. Мне снова 4 года и мы с мамой идём гулять. Мы доходим до конца улицы, на поле я кормлю коз и сижу с дедом Колей на лавке. После этого мы как всегда идём по тропинке, но почему-то не разворачиваемся у врат леса, а идём дальше. Я дергаю маму за руку и спрашиваю, почему мы не идём домой. Она не замечает меня, и смотрит куда-то вдаль. С каждым шагом вокруг становится темнее, становятся слышны странные шорохи, пугающие силуэты мелькают где-то рядом с тропой. Вдруг я замечаю, что мамы уже нет рядом. Я плачу и бегу вперёд, а вокруг всё темнее, шорохи становятся всё громче, и силуэты всё ближе, я уже вижу красные глаза шныряющие где-то совсем рядом. Вдруг тропа кончается, и я стою перед тем самым входом в подземелье. Я впадаю в истерику и истошно зову маму. Внезапно рядом раздаётся знакомый голос. — Сашенька, не плакай. — Деда Коля, ты где? — Я здесь, Сашенька, не плакай, я тебе конфетку дам, иди ко мне. Дед Коля стоял у входа в подземелье. Почему-то на четвереньках. Его обычно причёсанная борода была жутко запущенна и измазана чем-то грязно-красным, лицо запачкано, одежда сильно изношена. Но больше всего пугали его глаза. Дикая, первобытная, звериная жажда отражалась в них. — Иди сюда Сашенька, ну же иди! – голос деда под конец фразы сорвался в мерзкое утробное клокотание. — Нет, деда, я тебя боюсь, уходи, — плакал я, — где моя ма… Не успел я закончить фразу, как дед с громким рыком по-кошачьи прыгнул на меня, схватил за руку и потащил в своё логово. Изо рта (или, может быть пасти?) несло смрадом бездны. Я пытался вырваться, но существо, которое пыталось притворяться дедом, всё глубже утаскивало меня в своё логово.

В этот момент я проснулся. Меня разбудил кот. Он лежал у меня на груди и дышал на лицо. — Нервы, нервы, — успокаивал я себя. Мне всё ещё было не по себе от вчерашних событий. После утреннего туалета и завтрака я помолился об упокоении души деда Коли. Уже 3 года его не было в живых. Молитва немного успокоила меня, и я решил всё обдумать за чашечкой чая. На кухне, возле чайника, я увидел записку от мамы: <<Сынок, отец уехал в Лесную на охоту, а меня отправляют в командировку, вечером только узнала, вчера связи не было, а утром не хотела будить. Поживёшь недельку один, если захочешь нормально поесть сходи к тёте Люде. Целую, звони.>>. Эта новость меня совсем не радовала. Я взял чай, овсяное печенье и сел за компьютерный стол. Я неплохо знал историю нашего края, но о сооружениях, похожих на то, что я нашёл вчера, я ничего не знал. После поисков в интернете ситуация не только не прояснилась, но ещё больше запуталась. Я точно запомнил, что видел надписи, сделанные старинным русским шрифтом, но русские пришли в наш край только в конце 18 века, когда писали уже совсем по-другому. После этого я подумал, что тот коридор вёл в катакомбы с кельями монахов, но вскоре отмёл эту идею как маловероятную. Наша деревня вплоть до 1880-х годов была крошечным поселением, больше похожим на острог, следовательно, монахи в то время должны были жить в глухом лесу, что значит, они не могли жить на пожертвования селян, и должны были добывать пищу самостоятельно. Но в лесу невозможно заниматься земледелием, а поскольку монахи обычно не охотятся, они бы просто не смогли себя прокормить. Но больше всего меня удивило то, что в нашей болотистой местности на небольшой глубине откуда-то взялись твёрдые породы, в которых был вырублен коридор. Хоть я не был ни историком, ни геологом всё это казалось мне странным, нелогичным и пугающим. Чтоб поберечь и без того расшатанную психику, я решил поскорее забыть про это, и больше не посещать Горку.

Ближе к обеду решил проверить электронную почту. Помимо разного спама 3 дня назад пришло письмо от редакции фантастического журнала <<Гнездо Дракона>>. Гнездо спонсировалось местным бизнесменом, его, кажется, посадили год назад, но суть не в этом. Гнездо объявляло конкурс на лучший рассказ, который будет опубликован в декабрьском номере журнала. Тема рассказа была указана жирным шрифтом: <<Таинственные места>>. Я думаю, что вам, дорогие читатели, понятен дальнейший ход моих мыслей.

Я вызвонил Серегу, и мы договорились встретиться в 3 часа. Серёга был немного глуп, но очень добр и отзывчив, к тому же редко задавал вопросы, что вместе с богатырской силой делало его идеальным спутником. Продумав план действий, я взял с собой фонарь-миллионник, чтоб освещать дорогу, фотоаппарат, чтоб запечатлеть все интересное, кусочек мела, чтоб делать отметки на стенах, если внизу окажется много поворотов и отцовский охотничий кинжал. На всякий случай. Когда мы встретились, я рассказал, куда идём. Серёга совсем не удивился, только сказал: <<Ну, в подземелье, так подземелье>>. К счастью, нога у меня совершенно не болела, и чувствовал я себя отлично, так что, до Горки мы добрались довольно быстро. Когда я поднимался наверх, почувствовал легкую, но постепенно нарастающую тревогу. Был солнечный теплый день, у меня было отличное самочувствие, но что-то не давало покоя. Дальше — больше. Наверху на меня накатила волна страха, скрутило живот, чуть не стошнило. Но вместе со страхом я ощутил дикое желание спуститься в подземелье. Всё это продлилось не больше минуты. — Э, Санёк, тебе плохо? — видимо Серёга заметил, как я изменился в лице. — Ничего, нормально, нормально. Спуск искали около четверти часа. Когда мы нашли то самое место, я заметил, что земля оврага неестественно резко сменяется каменным полом. Видимо, такие мелочи не интересовали Серёгу, и он уверенной походкой направился вниз. — Постой, Серёг, мне надо тут осмотреться, — окликнул его я. — Ну, давай, жду.

Текст, выдолбленный в стене, был только с одной стороны коридора написан в семь строк длинной примерно 2 метра и высотой около 30 сантиметров. Я сфотографировал эти письмена, и мы направились дальше. Мой мощный фонарь освещал коридор от пола до потолка (потолок был примерно 2 метра высотой). Я с бешено колотящимся сердцем ожидал, что фонарь вот-вот выхватит из тьмы адский чудовищ, следы чёрной мессы, горы трупов, но то, что я увидел, ещё больше поразило моё воображение. Перед нами открылся коридор длинной примерно в 15 метров, с левой стороны которого находились три дверных проёма без дверей, а в конце коридора дальнобойный фонарь утыкался в жёлтую дверь. Ничего ужасающего или, по крайней мере, необычного я не увидел, но это и было удивительным. Серёга, в свойственной ему манере, без тени опасения направился изучать помещения слева. Мне не хотелось оставаться одному, и я пошел за другом. Все дверные проемы вели в небольшие комнаты, где-то 2,5х2,5 метра. В комнатах я не нашёл никаких надписей, что меня очень расстроило. Вы хотите подробностей? Боюсь, описывать мне нечего, комнаты были абсолютно пусты, найдите фотографии христианских горный монастырей и вы увидите почти такие же жилища иноков. Пока я делал фотографии пустых комнат (не зря же я брал фотоаппарат) Серый расспрашивал об этом месте, рассказывал что-то про хозяйство, даже шутил о том, что сюда может переехать дядя Гена, которого тётя Наташа выгнала из дома за пьянство. Это место совсем не тяготило его, мне же было не по себе. Обследовав все комнаты, мы подошли к двери в конце коридора. Дверь была довольно массивной, металлической, с круглой ручкой, без каких-либо замков или запоров. Она была бледно-жёлтого цвета. Было не похоже, что дверь чем-то красили, скорее всего, сам металл был такого оттенка. Пока я рассматривал дверь, из глубин сознания выплывало какое-то навязчивое желание. Это было желание открыть дверь. Я потянулся к ручке, но меня схватил за руку Серёга. Его рука дрожала, его колени дрожали, казалось, он вот-вот расплачется. — Саш, пойдём отсюда, — на грани истерики попросил Серый. — Что такое, братик? – страх друга начал передаваться мне. — Просто, пойдём, — бросил он, тут же развернулся и побежал. Я бросился за ним так, будто бы у меня были здоровые ноги. Мы пробежали всё подземелье, поляну, спуск с Горки. Лишь тогда Серёга остановился и сел на землю. Он выглядел разбито, измученно, его колотило, будто в горячке. На лице были видны дорожки от слёз. В руках он сжимал нательный крестик. — Серег, братишка, ты чего? – я сел рядом и обнял его за плечи. — Не знаю, Сань, просто… Мне так страшно стало, не знаю, почему просто, страшно.

Теперь стало страшно мне. Серёга, парень который один выходил драться на троих, от груди жал больше моего веса, ещё пятнадцать минут назад с шутками разгуливал по подземелью, вдруг шарахнулся от обычной двери, как кот от воды. Что пряталось за этой дверью? Минут через десять мой друг пришёл в себя, и мы направились в деревню. Придя домой, я тут же сел за компьютер выгружать фотографии. Весь вечер я посветил изучению текста, выдолбленного на стене, порывшись по сайтам, посвященным старорусской письменности, я смог понять примерный смысл отдельных предложений. Судя по всему, надписи были сделаны во второй четверти 18 века, в начале текста упоминалась смерть безбородого царя-демона. Было не трудно догадаться, что речь идёт о Петре Великом. Дальше шло перечисление авторов текста, всего 7 старорусских имён. После этого понять, о чём идёт речь стало гораздо труднее. Судя по всему, эти семь человек по каким-то причинам отказались от православия и приняли местный вариант язычества. Совсем не к месту употреблялись слова: болото, камень, кремль белокаменный, солонина, кинжал, духи, и что меня больше всего удивило – царство Польское. Несколько часов работы дали мне сущие крохи. Я совсем не приблизился к разгадке тайны подземелья.

Когда я встал из-за стола на улице темнело. Я понял, что мне страшно быть одному. Я закрыл входную дверь и включил свет во всем доме, но пленяющие страхом тёмных миров мороки не хотели оставлять меня. На границе бокового зрения я то и дело замечал какое-то едва уловимое движение, но оборачиваясь, видел лишь привычную обстановку комнат. Через некоторое время я пошёл на кухню и накапал в рюмку 10 капель снотворного, как положено по инструкции. Выпив, я подумал, что сегодня нужно принять ещё 10 капель и накапал 15. Очень скоро меня начало клонить в сон, и когда я в полудрёме валился на кровать, то будто-бы заметил что-то лишнее в зеркале напротив.

Проснулся ближе к полудню. Солнечный свет успокаивал, но ходя по дому, я то и дело оборачивался: не подкрадывается ли кто ко мне со спины. За спиной, естественно, никого не было, но гадкое чувство сохранялось. Спешно позавтракав жареными яйцами прямо со сковороды, я решил прогуляться, в надежде, что свежий воздух прогонит скверные предчувствия. Я вышел на крыльцо, и меня окликнула соседка. Она взволнованным голосом сказала, что какая-то шпана выбила нам <<окошко снизу>> и невесть что вытворяла. Этим окошком было вентиляционное окно, ведущее в подвал. Дома на нашей улице строили для нефтяников в конце 70-ых годов, поэтому всё в них было основательным, в том числе и эти окна. Они были довольно широкими, туда мог пролезть подросток или просто нетолстый человек. Один раз дядя Юра забыл закрыть окошко на ночь, и кто-то стащил всё варенье из подпола. Я направился к стороне дома, на которой находилось окно. Уже на подходе увидел тоненькую дорожку, тянущуюся от забора к стене. Сначала я пытался противиться стремительно наступающему осознанию, но оно, мерзким комком засело в горле.

Земля была залита кровью.

Стекло было неаккуратно выбито и его остатки по краям были заляпаны красным. След уходил дальше, вниз. На ватных ногах я отошел от стены и сел возле собачьей конуры, надеясь, что Рекс защитит хозяина, но пёс уехал с отцом на охоту. Тогда я крепко сжал в руках топор, что стоял рядом с будкой. Разглядывая окно, я понял – пока я беспробудно спал, что-то пробралось в подвал и вполне возможно до сих пор сидит там. Я бы мог весь день просидеть у будки в мандраже, если бы меня не окликнул дядя Серёжа.

— Санёк, ты чего там сидишь? – спрашивал он, облокотившись на забор. Тогда мне в голову пришла, на мой взгляд, отличная идея. — Да просто, отдыхаю, — ответил я, — дядь Серёж, а вы торопитесь? — Куда ж нам торопится – он был немного пьян уже с утра. — А вы можете из подвала мне помидор достать, а то я у меня ноги болят, не могу по лестнице спускаться. — Отчего ж не помочь, пойдём. Да, я струсил, но вы бы не струсили?

Я незаметно спрятал небольшой топорик под ветровкой и притворно хромая вошёл в дом. В кладовке, где находился спуск в погреб, был перевёрнут тяжёлый ящик с инструментами, что стоял на крышке погреба. Крышку хотели открыть снизу. Когда дядя Коля спускался вниз, я держался подальше от двери в кладовку, ожидая что-то ужасное, но дядя Коля совершенно невредимым вылез наверх вместе с банкой, лишь заметив, что внизу весь пол чем-то заляпан. Я поблагодарил и пошёл с банкой на кухню. Естественно, есть я не хотел, и как только хлопнула дядя Коля вышел за ограду, я схватил мобильник и вылетел на улицу. Оставаться дома было невыносимо. Не зная куда идти, добрёл до конца улицы и сел на качели.

Во всех последних событиях я видел нечёткую, но вполне очевидную взаимосвязь. Десятки книг о демонах и культистах всплывали в памяти, и если хотя бы десятая часть в них была правдой, то дела мои были хуже некуда. По крайней мере, днём на улице я чувствовал себя в безопасности, но нужно было искать место для ночёвки, возвращаться к себе казалось безумием. Когда я в очередной раз проклинал конкурс, затянувший меня в то проклятое подземелье, раздался звонок. Звонили с неизвестного номера. Я взял трубку, и услышал плачущую мать Серёги. Он спрашивала, не знаю ли я, где прошлой ночью был её сын. Я сказал, что нет, и спросил, что случилась. Она очень путанно, то и дело прерываясь на плачь, рассказала, что рано утром пошла доить корову и на пороге обнаружила залитого кровью Серёгу. Он был без сознания. Серёга жил без отца, поэтому его мама тут же побежала к соседу. На жёлтых жигулях сосед повез раненого в больницу. Врачи констатировали большую, но не смертельную кровопотерю и множественные порезы стеклом. В сознание он не пришёл до сих пор.

После этого картина приобрела более-менее целостный вид. Стало понятно, кто проник в подвал. Было совершенно не ясно зачем. Ещё более взволнованный, чем утром, я набрал номер Витька. Он уже знал про Серёгу, даже ходил в больницу, но там сказали, что до завтрашнего дня в палату никого не впустят. Витя предположил, что Серёга повздорил с речниками, и те проткнули его розочкой. Я не стал переубеждать друга. Поделившись впечатлениями, мы договорились, что я останусь у него ночевать, а завтра утром мы вместе пойдём в больницу.

Совершенно не зная, что делать дальше, я отправился скитаться по улицам посёлка. В голову лезли совершенно разные догадки, от помешательства Серёги, до древнего проклятия, но ни одна из них не могла удовлетворить бурлящий разум. Когда я посмотрел на часы, было уже 16:17. Выходит, я около 2 часов прослонялся по улицам и даже не сел отдохнуть. На удивление, ноги не дали о себе знать, я даже не устал. Тем не менее, я решил, что лучше не шутить со здоровьем, и сел за столик на ближайшей детской площадке. Погрузившись в раздумья, я не заметил, как кто-то подошёл ко мне. Поднял взгляд. Это были Кира и Костя. Они держались за руки. — Приветик, — поздоровалась Кира, и они сели напротив. — Чо грустишь, — забасил Костя, — не грусти, а то не будешь расти! — Чего тебе надо? — раздраженно ответил я. — Ты чо не в настроении, видеть меня чтоль не рад? — Допустим. — Э, чёт я не понял, я к тебе типа всем нутром, а ты меня видеть не рад? — А кто тебя рад то видеть? Гопота твоя? – в обычной ситуации я вряд ли позволил себе так разговаривать, но сейчас мне было всё равно. — Слышь, щегол, ты метлу то успокой, я слыхал, хахаля то твоего пырнули, некому за девочку больше заступиться. Этой фразой он сильно задел меня, и я не очень культурно выразился о половой ориентации Кости и его друзей. Он встал из-за стола, в намеренье приукрасить моё лицо, но Кира схватила его за плечи и повела прочь. Уходя, он кинул, что мы ещё увидимся.

День клонился к вечеру. Я встал из-за столика и пошёл к Витьку. Мысли об утренних событиях ненадолго оставили меня, но лучше от этого не стало. Едкое, подобное изжоге чувство рождалось где-то в районе живота и, прожигая слизистую, поднималось выше. Этот презрительный взгляд, это плетенье пальцев, маленьких, почти детских, и грубых, с почерневшими ногтями. Как же противно. Было бы хорошо забыть эту картину, но я намеренно прокручивал её в голове всё снова и снова и заводил себя всё больше. Если бы не дом Витька, неожиданно образовавшийся передо мной, то я мог бы схватить с дороги первую попавшуюся палку и пойти на разборку прямо сейчас. Разборку заменил хмурый Витёк. — Неважно выглядишь, — уронил он.

Вечер провели за игрой в карты. Отхлёбывая чай из огромных, полулитровых кружек, говорили о Серёге. Витя был твёрдо уверен, что Серёга чего-то покурил прошлой ночью: около месяца назад из тюрьмы вышел Саня Спичка, который попал туда за торговлю дурью. — Я и сам знаю, что Серёга спортик и всё такое, — парировал мои аргументы Витя, — но, как по-другому то объяснить, не демон же в него вселился. На этих словах я невольно вздрогнул. Мы проболтали до 11 и легли спать на раскладном диване. Витя вырубился почти сразу, я не мог уснуть. Всякое лезло в голову. Проворочавшись до 12, я, тихо, чтоб не разбудить друга, перешагнул через него (я спал у стенки) и пошёл на кухню. Поставил чайник, по-хозяйски достал из холодильника колбасу и нарезал бутербродов. Темень августовской ночи разгоняла тусклая лампочка в абажуре советских времен. Было немного не по себе из-за темноты за окном, но храп Витька успокаивал – за стенкой спит живой человек. Жуя бутерброды, я разглядывал себя в зеркальце. Густые брови, выпирающие скулы, длинный нос с горбинкой, помесь множества кровей давала о себе знать, вырисовывая совсем неприглядную физиономию. Ещё и эти глаза, цвета болотной гнили. Отложил зеркало и стал разглядывать висящую на стене картину Шишкина. Что там увидели эти мед.… Не успев закончить мысль ,я потянулся за зеркалом. Память не обманула меня. Из зазеркалья на меня смотрел кто-то другой. Он был очень похож на меня, тот же нос, те же губы, всё тоже, но глаза – ярко-голубые. Я бы списал всё на плохое освещение и нервы, если бы не зрачки. Я точно знаю, ни в одном языке мира не найдётся слов, чтобы точно описать это. Зрачки были не просто чёрными, они были пустыми, будто бы сотканными из антиматерии, из чего-то невообразимого миру живых. Эта субстанция будто проникла в костный мозг и накачала меня чем-то чудовищным изнутри. Скованный ужасом я зажмурился и на ощупь добрался до дивана. Забившись в уголок, натянул одеяло на голову. Я лежал и слышал Витю, но всё равно умирал от страха. Провалился в сон только ближе к утру.

Разбудил меня свист кипящего чайника. Витя уже готовил завтрак. Пытаясь унять жуткую головную боль, я пошёл в ванную и посмотрел в зеркало. К огромному облегчению, с глазами всё было в порядке. Опустил голову под струю ледяной воды, стало немного легче. После завтрака мы отправились в больницу. Там уже сидела мама Серёги. Мы поздоровались и стали ждать доктора. Через полчаса сельский врач – сухонький дедушка по имени Степан Петрович, позвал нас в свой кабинет. Было видно, что он волновался: мял в руках какие-то бумаги, облизывал губы. Сначала я хотел попросить таблетку от головы, но увидев нервозное состояние доктора, решил сделать это позже. — Присаживайтесь, пожалуйста, располагайтесь, — доктор указывал рукой на стулья, — сейчас всё расскажу. Оксана Никитична, я допустил архисерьёзную ошибку, простите меня голубушка. Видите ли, мы поместили Сереженьку в самую просторную палату, одного, под капельницу. И видите ли, как получилось, Оксана Никитична, в этой же палате стояли шкафы с наркотическими средствами, на их больше некуда поставить, клянусь Богом, это так! Обычно в этой палате никто не лежит, поэтому мы её всегда закрываем на ключ, вы ведь знаете, Оксана Никитична, сколько у нас в посёлке наркоманов! Вчера вечером, с 22 до 24 часов я наблюдал за вашим сыном, и не обнаружил ни причины его бессознательного состояния, ни каких-либо предпосылок к его пробуждению. Тогда я решил, что навещу его утром. Это и было моим просчётом, простите меня, Оксана Никитична! Утром наша медсестра отперла палату и обнаружила Вашего сына лежащим у двери, видимо на какой-то короткий период к нему вернулось сознание, но мы всё прокараулили, прости нас Господь! — Степан Петрович, что же теперь будет? – прижимая носовой платок к груди, спросила мать. — Мы отправим вашего сына в облцентр, надеюсь, там ему помогут. Как бы печально это не было, но я не могу понять, почему Серёжа не приходит в сознание. — Степан Петрович, когда же мы поедем? — Мы могли бы отправить Серёжу и сегодня на служебной <<санитарке>>, но вы же знаете, какие у нас дороги и какие у нас машины, мы подождём, через 2 дня обещали прислать вертолёт из города, — было видно, что доктор волнуется за Серёгу, как за собственного сына. В любом случае, дела не столь плохи, у Сереженьки всё ещё работает мозг, вчера он неосознанно, повторял какие-то стихи, вот, я записал: <<Лишь в отражение увидишь нас, открой ту дверь и отпущу его>>. Вы знаете…

Мы часто обманываем себя, не желая принимать неизбежное. Мы говорим себе, что через пару недель дедушка выздоровеет, но он стоит на пороге иного мира, мы пытаемся верить, что собаки на улице задрали чужого кота этой ночью, но на утро Барсик не приходит домой. Я пытался уверить себя, что мне никогда не придётся открывать дверь в адском подземелье.

Я знал, что в нашем доме хранится 2 ружья. Отец забрал только одно. Через 20 минут в моих руках был ключ от сейфа. Дверка стального ящика мерзко заскрипела, и в полумраке показался отливающий серебром ствол шестизарядного карабина. Где-то в районе висков работал кузнечный молот, причиняю боль с каждым ударом сердца. Я с трудом зарядил оружие, взял фонарь и направился в сторону леса. — Пострелять вышел? – окликнул меня кто-то, но я не ответил.

Было утро, но дорога казалась мне тёмной. Я ни о чём не думал, а просто шёл вперёд, как контуженый солдат идёт к окопам противника. Головная боль стала просто невыносимой, кажется, у меня начались галлюцинации – перед носом плыли какие-то чёрные тени, я отгонял их рукой, но они возвращались. У горки в черепной коробке будто-бы взорвалась. Я упал на колени и пополз наверх, почти ничего не видя. Ружье мешало двигаться, пару раз оно спадало с плеча, и я тупыми, размытыми движениями надевал его обратно.

Как только забрался на Чёртову горку, меня будто бы облили ледяной водой. То самое чувство снова нахлынуло. В это раз меня охватил неведомый, неземной ужас, я свернулся на земле калачиком и тихо скулил. Всё вокруг хотело расщепить моё тело на атомы, нужно было бежать спасаться, но не домой, нет. Я видел спасение только там – за желтоватой дверью. Если бы это продлилось чуть дольше, то я бы сошёл с ума, но через пару минут страх, так же резко, как пришёл, отступил. Ужасные боли ушли вместе с ним. Я поднялся и щёлкнул предохранителем. Проходя через поляну, вжал голову в плечи. Я увидел что-то необъяснимое. Вся трава пожухла, а на месте богатырского кедра стояла высохшая коряга. Руки тряслись, ружьё прыгало вверх-вниз.

Около спуска долго не мог сдвинуться с места, пытаясь что-нибудь высветить в глубине гнездилища скверны. Из подземелья доносился тошнотворный, кислый запах. Очень хотелось убежать, но я держал в голове образ Серёги, прикованного неизвестными силами к больничной койке. Я встал спиной к стене, в которой нет дверей, прислонил ружье к бедру и боком начал спускаться. С каждым шагом запах. Появился тихий тревожащий звук – будто сухие листья трут об что-то железное. Долго стоял у первого дверного проёма, не решаясь заглянуть туда. Звук и запах шли оттуда. Зажмурился и сделал шаг. Нет, меня не сожрали, пока я пытался слиться со стеной. Открыл глаза – ничего. Всё та же комната. Вторая. Третья. Ничего. Я готов был поклясться, что звук и запах шёл из каждой из этих комнат, но они были совершенно пусты. С мокрыми глазами подошёл к двери, глубоко вздохнул и взялся за ручку. Она была ледяной, я не мог отнять ладони, будто схватился за железный прут зимой. За спиной кто-то очень высоко, почти визжа, засмеялся. Испуганный до смерти, я навалился на дверь и попал внутри небольшой комнаты. Сразу заметил, что на полу лежал какой-то нож. Гонимый каким-то предчувствием, я схватил его.

Как только мои пальцы коснулись рукоятки, я полностью успокоился. Я больше не слышал странных звуков и смеха, не чувствовал запаха гнили. Подземелье казалось чем-то родным и уютным. Посидев на полу какое-то время, нехотя отправился домой. Высохший кедр на поляне казался мне естественным, даже красивым. Я бежал вприпрыжку, весело махая ружьём. Было здорово.

Дома я рассматривал нож, он был небольшим, как кухонный, ручка шероховатая каменная, лезвие отдавало тёмно-зелёным и было на удивление острым. Нож был непередаваемо красив, я гладил его взглядом, рассматривал в тени и на свету, подбрасывал в воздух и удивительно ловко ловил. Любование прервал звонок мобильника. — Слушаю, — я взял трубку. — Слышь, Емеля, — раздался голос Кости, — побазарить надо. Через час у шеснаря, лучше тебе прийти. Предстоящая встреча меня совсем не напугала. Я зашнуровал кеды и отправился к 16 дому в центре посёлка. Нож я прихватил с собой (взял отцовские ножны для охотничьего кинжала). Он был слишком хорош, чтоб с ним расстаться. Путь занял не больше 15 минут, но Костя и ещё двое парней в спортивных костюмах уже были на месте. Недалеко с ноги на ногу переминалась Кира. — Слышь, ты, сталагмит, — Костя думал, то это ругательство,— ты чё вчера про мою братву сказал? Я повторил свои вчерашние слова. Трое стали сыпать угрозами, я молчал. Тогда один из них предложил: <<Костян, уработай ты его ,да и всё>>. Кира пыталась что-то говорила, пытаясь всех успокоить. Не вышло. Костя с размаху ударил меня в подбородок. К большому удивлению я не упал, мне даже не было больно. Было жутко обидно. Сразу же последовал второй удар. Я снова остался на ногах. — Ни**я он терминатор – обратился больше к самому себе, чем к другим, Костя. Тут же последовал третий удар, снова не было больно, но стало ещё обидней. Я не хотел, чтоб меня били по лицу. Я ударил в ответ. Кривой, непоставленный удар, уложил Костю на землю. Ещё двух хватило на его друзей. Все обидчики уже лежали на земле, но пламя в груди требовало продолжение битвы. Я сел верхом на Костю и начал колотить его по лицу, кажется, выбил зуб. Недалеко что-то кричала Кира. Один из друзей Кости поднялся и оттащил меня за шиворот, но вскоре снова был отправлен в нокдаун. Я не задумывался, откуда у меня взялась такая сила, это казалось чем— то обыденным. Я снова склонился над Костей, но на этот раз не стал бить его, а просто рассматривал окровавленное лицо. В это время Кира, старая не приближаться ко мне, потянула Костю за рукав. Он отдёрнул руки и с трудом поднялся на ноги. Я ударил его ногой по рёбрам. Он снова упал. Я вовсе не мстил, просто избиение человека казалось мне чем-то прекрасным.

Внезапно, в голову пришла идея довести дело до конца. Я достал нож. Костя увидел это и стал отползать назад, что— то мыча. Кира кинулась ко мне и схватила за руки. Она что-то сказала мне, возможно, эти слова, возможно вид её заплаканного лица, но что — то привело меня в себя. Я ужаснулся и побежал прочь. Добежав до реки, я бросил нож в воду. Всплеск воды, это последнее, что я запомнил, перед тем, как потерять сознание.

Очнулся утром в больнице. Мне сказали, что меня нашли на берегу ночью. Степан Петрович сообщил, что Серёга пришёл в сознание и идёт на поправку. Костя хотел написать на меня заявление, но никто не поверил, что я избил трёх спортсменов.

С тех пор прошло несколько лет. Я учусь в университете города ****. Я больше никогда не показывал сверхсилу, мои болезни вернулись ко мне, но я рад этому. Не знаю, кто создал то подземелье, чем был тот нож, но я уверен, они принадлежат к другому, извращённому, нечеловеческому миру. Иногда мне снится кошмар. Я иду по родному посёлку, а вокруг кружатся чёрные тени. Они шепчут: <<Убей, и мы выйдем>>. Я стараюсь уверить себя, что это только сон. Всё шло относительно хорошо до прошлого понедельника. В тот день я сел посмотреть новости. В одном из сюжетов рассказывали про деревню, что стоит ниже нашего села по реке. Местный рыбак сетями выловил какой-то странный нож. Рыбак отнёс его в краеведческий музей. Когда репортёр брал интервью у директора музея, я ужаснулся. Он держал нож, а его зрачки были непроглядно-чёрными.

Всего оценок:2
Средний балл:2.50
Это смешно:0
0
Оценка
0
1
1
0
0
Категории
Комментарии
Войдите, чтобы оставлять комментарии
B
I
S
U
H
[❝ ❞]
— q
Вправо
Центр
/Спойлер/
#Ссылка
Сноска1
* * *
|Кат|