Сколько я знаю своего брата – то есть, всю жизнь – у него всегда были непростые отношения с правдой. В детстве это проявлялось в виде шуток – он пытался убедить меня во всяких невероятных вещах, и я каждый раз ему верил. Помню случай, когда мне было пять или шесть, я ушиб голову, пытаясь в спешке выглянуть в окно и увидеть небо в горошек. Крису за это часто влетало, но он только улыбался и говорил: «У тебя все будет хорошо». У меня из-за этого случая, до сих пор проблемы с памятью. Потому я и веду дневник.
В любом случае, неспособность Криса говорить правду со временем стало проблемой. Когда он лгал, он относился к своим словам как к Евангелию. Так, например, он мог часами сидеть над домашним заданием, а когда учитель спрашивал, закончил ли он свое сочинение, Крис отвечал: «Нет», и краснел от стыда. В школе он был не очень популярен, но каким-то образом сумел завести себе пару подружек. Впрочем, его отношения с обеими длились не так уж долго. С одной он расстался, когда назвал её уродкой, с другой, когда сказал, что от нее воняет. Крис мог до вечера сидеть в гостях у кого-нибудь из своих приятелей, но после этого его больше туда не приглашали. Мои родители были с ним не так близки, как я, и никак не могли понять, что нас связывает.
Я всегда говорил своим друзьям, что Крис безупречно честен. Я до сих пор так считаю. В отличие от большинства лжецов, которые лгут, когда им надо, но в остальных случаях говорят правду, можно было быть уверенным, что, если Крис что-то говорит, он имеет в виду нечто полностью противоположное. Иногда это становилось немного жутковатым. Как-то раз мы поехали всей семьей в Нью-Йорк повидать нашего дядю, который только что получил хорошую работу где-то в Манхеттене.
– Сегодня будет хороший день, – сказал Крис, тот день и должен был быть хорошим. Мы должны были приземлиться в середине дня, с хорошей погодой и голубым (а вовсе не в горошек) небом. Однако наш полет отменили после того, как террористы загнали пару самолетов во всемирный торговый центр. Остаток дня Крис ходил с мечтательной улыбкой на лице.
На втором году старшей школы Криса исключили. Весь факультет его ненавидел, он отчуждался от своих друзей и в конце концов стал изгоем. Мой брат ничего не говорил родителям, пока не стало слишком поздно. Он проводил все свое время дома, делая заявление за заявлением, и через некоторое время у него появились последователи. Когда он оставался один дома, к нему заходили несколько странных ребят и задавали ему вопросы. Мы знали об этом, но родители не имели ничего против, и каждое утро Крис восседал как Будда, только с плохой прической, делясь со всеми своей перевернутой мудростью. Бывало так, что я приходил из школы пораньше и заставал одного или двух взрослых, внимательно слушавших его ложь. Они сказали, что мой брат знал вещи, которые он просто не мог знать. Один из его учеников, парень по имени Джонатан, которого я всегда считал недалеким, был убежден, что Крис неправильно (а значит, правильно) предсказал смерть его родителей. Это было уже слишком, и я убедил отца заставить Криса прекратить принимать на дому этих странных посетителей. «Ничего гарантировать не могу», – сказал Крис, и мы успокоились.
Когда Крису исполнилось двадцать лет, дело пошли совсем плохо. Он пару недель говорил перед обедом, что не голоден, и когда он совсем истощал, родители наконец-то кого-то вызвали. В то время я был в колледже, и когда я узнал, что брата отправили в психушку, я как можно скорее отправился домой. Я был очень недоволен тем поступком родителей, но Крис сказал мне: «Они обойдутся и без меня», и подмигнул.
После этого, что бы ни случилось, я стал каждый день навещать своего брата. За эти годы я перенес ураганы, болезнь, наводнения и автокатастрофы. Но удержать меня от этих визитов могла только смерть.
В тот день, когда мама умерла от отравления угарным газом, я был убит горем. Но я все равно примчался к брату и рассказал ему новости.
Он как-то неуклюже обнял меня – как и в тот день, когда сгорел наш дом, и в пожаре погиб отец.
Оба раза Крис смотрел на меня с болью в глазах и говорил, что он или она теперь в лучшем месте.
Сегодня я снова пришел его навестить, и он был так же ошеломлен. По-моему, он провел все эти годы в ступоре от лекарств, и в глазах медсестер, которые ухаживали за ним, читалась жалость.
– Привет, – сказал Крис и снова отстранился.
Мы просидели вместе несколько часов, болтая о том, что случилось этим утром и прошлым вечером. Мы сыграли в карты – как всегда, когда случалось что-то странное.
Вдруг его поведение совершенно изменилось.
– Перестань навещать меня, - сказал он голосом, в котором чувствовался страх.
Я был потрясен. С требованиями у него проблем никогда не было. Если он говорил собаке: «Сидеть», он хотел, чтобы она села. Неужели ему стало еще хуже? Я не знал, что делать. Я люблю своего брата, для меня он много значит. В здравом уме он не стал бы меня отталкивать. Я попытался улыбнуться.
– Ни за что, брат. Я люблю тебя, – сказал я, сам начиная паниковать. – Поэтому я и прихожу к тебе каждый день. Я всегда приходил, даже когда у меня был аппендицит. Даже в день рождения Дженни.
Я был готов расплакаться. Хотя я пробыл у него дольше чем обычно, когда он увидел, что со мной происходит, я обнял его и собрался уходить.
– Пока, Крис, – сказал я перед уходом.
На его лице снова появилась широкая мечтательная улыбка.
– Завтра увидимся, – сказал он.
Автор: desperate d’escalier