Мисс Гейсс с выгодного наблюдательного пункта на балконе старой школьной колокольни следила за тем, как новый ученик бродит по игровой площадке для первоклашек. Она опускала ствол «ремингтона» калибра .30-.06, пока ребенок не оказался на пересечении линий оптического прицела. Он был виден как на ладони в свете раннего утра. Это был мальчик, ей не знакомый, на вид ему было лет девять-десять, когда он умер. Зеленая футболка с черепашками-ниндзя разодрана на груди, и вдоль разлохмаченных краев виднелись пятна запекшейся крови. Мисс Гейсс заметила, как сверкает белым торчащее наружу ребро.
Ее одолели сомнения, и она оторвалась от прицела, чтобы посмотреть, как маленькая фигурка ковыляет и спотыкается, пробираясь между сооружениями игрового комплекса и обходя гимнастический снаряд «джунгли». Возраста он был подходящего, но у нее и так уже двадцать два ученика. На одного больше, и — она знала — классом станет сложно управлять. К тому же сегодня класс фотографируется, и ей не нужны лишние трудности. Более того, внешность ребенка едва отвечает требованиям, принятым для четвертого класса… в особенности в день, когда класс фотографируется.
«До Бедствия ты едва ли позволила бы себе подобную роскошь», — мысленно упрекнула она себя. Она снова прижалась глазом к пластмассовому окуляру прицела и чуть поморщилась при мысли обо всех детях, которых «подсаживали» ей в начальные классы на протяжении стольких лет: глухих детях, слепых детях, детях, страдающих аутизмом, страдающих эпилепсией и синдромом Дауна, гиперактивных и переживших сексуальное насилие, брошенных и с дислексией, детях, умирающих от рака, и детях, умирающих от СПИДа…
Мертвый ребенок перебрался через неглубокий ров и уже приближался к ограждению из колюще-режущей проволоки, которой мисс Гейсс обнесла школу, в том месте, где гравийная игровая площадка для младших классов примыкала к мощеной баскетбольной площадке четвертого класса и прямоугольным кортам. Она знала, что мальчик так и будет идти вперед, не обращая внимания на проволоку, сколько бы кусков мяса та ни вырвала из его тела.
Вздохнув, уже ощущая усталость, хотя официально занятия еще даже не начинались, мисс Гейсс опустила «ремингтон», поставила на предохранитель и пошла вниз по лестнице колокольни, чтобы приветствовать нового ученика.
* * *
Она заглянула в классную комнату по дороге к хозяйственному чулану, расположенному на втором этаже. Класс гудел, дневной свет и голод вынуждали их дергать цепи и рваться из железных ошейников. Саманта Стюарт, формально слишком маленькая для четвертого класса, за ночь почти полностью разодрала на себе платье. Сара и Сара Джей запутались в цепях друг друга. Тодд, самый крупный из стада, бывший главный хулиган класса, снова сжевал резиновую подкладку ошейника. Мисс Гейсс увидела крошки черной резины на белых губах Тодда и поняла, что металлический ошейник почти до кости стесал плоть с его шеи. Скоро ей придется решать, что делать с Тоддом дальше.
На длинной доске объявлений позади учительского стола она видела тридцать восемь фотографий класса, которые сама там развесила. Тридцать восемь лет. Тридцать восемь фотографий класса, все сделаны в этой школе. Начиная с тридцать второго года работы фотографии стали гораздо меньше по формату, потому что делались уже не студийными широкоформатными камерами, а «полароидом», которым мисс Гейсс обзавелась, чтобы не прерывать традицию. Классы тоже стали меньше. На тридцать пятом году ее работы в четвертом классе было всего пять учеников. Сара Джей и Тодд были в том классе, живые, розовощекие, худые и испуганные, но здоровые. На тридцать шестом году живых детей не было… зато было целых семь учеников. На предпоследней фотографии запечатлено шестнадцать физиономий. В этом году, сегодня, она наведет камеру, чтобы увековечить в одной рамке целых двадцать два ученика. «Нет, — подумала она, — двадцать три с этим новеньким».
Мисс Гейсс покачала головой и пошла в хозяйственный чулан. У нее было еще пятнадцать минут, прежде чем зазвонит запрограммированный школьный звонок.
Захватив из чулана шест с петлей, щипцы, полицейские наручники, толстые перчатки и резиновый фартук, мисс Гейсс поспешила по широкой лестнице вниз, на первый этаж. Перед парадной дверью она взглянула на мониторы, убеждаясь, что во внешнем дворе, на подъездной дорожке и игровой площадке для четвероклассников нет никого, кроме нового мальчика, завязала фартук, забросила за плечо «ремингтон», натянула перчатки, отодвинула засов на обитой сталью двери, удостоверилась, что щипцы и наручники лежат в кармане фартука в пределах досягаемости, подняла ловчий шест с петлей и вышла навстречу новому ученику.
Футболка и джинсы мальчика разодрались еще больше после встречи с колюще-режущей проволокой. Лохмотья обескровленной плоти свисали с предплечий. Когда мисс Гейсс вышла на солнечный свет, он поднял свое мертвое лицо и обратил тусклые глаза в ее сторону. Зубы у него были желтые.
Мисс Гейсс задержала дыхание, когда мальчик зашаркал и заковылял к ней. Дело было не в запахе, она уже привыкла, что от этих детей несет как от раскатанных по асфальту животных. Этот самый ребенок был немногим хуже большинства ее учеников, совсем не так плох, как Тодд. Джинсы у него насквозь пропитались бензином после блужданий по канаве на границе школьной территории, и запах бензина перебил собой почти всю вонь. Она поняла, что сдерживает дыхание, потому что даже спустя столько месяцев… лет, осознала она… при первой встрече с новым учеником испытывает смущение.
Мальчик прошаркал последние разделяющие их пятнадцать футов бетонной площадки. Мисс Гейсс встала потверже и подняла ловчий шест.
Некогда этот ловчий шест был просто семифутовой палкой из дерева и меди, которым в старой школе открывали и закрывали высоко расположенные форточки. Мисс Гейсс усовершенствовала его, прикрутив тяжелую рыболовную катушку с толстой упаковочной проволокой, добавив кольца, направляющие проволоку, и некое устройство на конце, фиксирующее двойную петлю. Она почерпнула идею из старого видео «Общности древнего царства Омаха», где, как бишь там его, здоровый симпатичный парень, который выполнял всю работу, Джим, использовал похожее приспособление, чтобы ловить гремучих змей.
«Бедный ребенок гораздо смертоноснее любой гремучей змеи», — подумала мисс Гейсс. После чего она полностью сосредоточилась на отлове.
Это было несложно. Ребенок бросился. Мисс Гейсс накинула двойную петлю из проволоки ему на голову, отпустила зажим, чтобы затянуть петлю, и снова защелкнула его. Проволока глубоко вонзилась в горло мальчика, но была слишком толстой, чтобы прорезать плоть. Если бы он дышал, петля удавила бы его, но об этом уже не было нужды беспокоиться.
Мисс Гейсс сделала шаг вперед, и мальчик дернулся, отшатнулся, взмахнул руками и завалился на спину. Голова его ударилась о бетон с болезненным стуком, похожим на звук, с каким раскалывается арбуз. Учительница обернулась через плечо, убеждаясь, что двор и игровая площадка по-прежнему пустынны, а затем пригвоздила вырывающегося ребенка к земле — сначала вытянутым ловчим шестом, а затем собственной подметкой. Ногти мальчика заскребли по толстой коже ее высокого сапога.
Привычным движением мисс Гейсс уронила свой шест, удерживая запястья мальчика одной рукой в толстой перчатке, свободной рукой защелкнула на нем наручники и уселась ему на грудь, подтыкая подол платья с набивным рисунком. Мисс Гейсс весила сто девяносто пять фунтов, опасения, что ребенок вырвется, не возникало. Критическим взглядом она оглядела его раны: рана на груди была смертельной, судя по ее виду, мальчика прикончили мясницким топором или длинным ножом, все остальное — царапины, порезы, укусы и одиночное пулевое ранение в плечо — добавилось уже после его смерти.
Мисс Гейсс кивнула, как будто удовлетворенно, оттянула вырывающемуся ребенку губы, словно устанавливая возраст лошади, и выдернула ему зубы щипцами. Мальчик не издал ни звука. Она отметила, что мухи отложили яйца в углах его глаз, и мысленно велела себе принять меры во время санобработки.
Немного переместив центр тяжести, она развернулась на сто восемьдесят градусов, подтянула к себе его скованные запястья и вырвала ребенку щипцами ногти. Под ногтями у него была засохшая мутная субстанция.
Ребенок разевал на нее рот, словно разозленная черепаха, однако его челюсти не могли прокусить кожу, не говоря уже о резиновых «веллингтонах» мисс Гейсс или вельветовых штанах, надетых под платье.
Она снова обернулась через плечо. Несколько месяцев назад ее застигли врасплох пятеро из тех — все взрослые, — они беззвучно прошли через проволоку, пока она присматривала за детьми во время перемены, а у нее в «ремингтоне» было всего шесть патронов. Один из выстрелов пришелся мимо, но она сумела прицелиться точнее, когда нападавший зомби был всего в четырех футах от нее, и потрясение от той встречи вынуждало ее проявлять бдительность.
На игровой площадке было пусто. Мисс Гейсс крякнула, потянула новенького, ставя на ноги посредством проволочной петли, одной рукой открыла дверь и повела его перед собой с помощью шеста. Как раз хватит времени, чтобы провести санобработку, прежде чем прозвенит звонок.
* * *
Первым делом, среди назначенных на утро, было написать на доске расписание занятий. Мисс Гейсс всегда так делала, чтобы объяснить детям, чем они будут заниматься и что изучат в течение дня.
Первым в списке дел на доске значилась Клятва Верности. Мисс Гейсс решила, что сначала это, а потом она представит нового ученика. Он сидел теперь за третьей с конца партой в ряду у окна. Мисс Гейсс сняла с него наручники, защелкнула на ногах кандалы, которые были закреплены в полу, обмотала цепь вокруг его пояса, пристегнула ее к длинной общей цепи, которая тянулась вдоль всего ряда парт, и надела на него железный ошейник. Мальчик бросался на нее, в его мертвых глазах на секунду зажглось нечто похожее на жажду, однако руки ребенка были просто-напросто слишком коротки, чтобы причинить вред взрослому.
Даже до Бедствия у мисс Гейсс всегда вызывало улыбку, когда она видела в кино или телешоу, как дети, используя приемы дзюдо или каратэ, валяют взрослых по комнате. Из своего многолетнего опыта она знала, что простые законы механики делают обычно все детские щипки безвредными. Детям просто не хватает веса, длины рук, силы, чтобы причинить настоящие увечья. Теперь, когда у новенького были вырваны зубы и ногти, мисс Гейсс могла бы управляться с ним без ловчего шеста и цепей, если бы захотела.
Только она не хотела. Она держала детей на почтительном расстоянии из опасения заразиться, как держала одного ВИЧ-положительного ученика еще до Бедствия.
Время Клятвы Верности. Она оглядела класс из двадцати трех учеников. Некоторые стояли и напряженно тянулись в ее сторону, позвякивая цепями, но большинство распростерлись на партах или свешивались со стульев, как будто бы могли сбежать, припав поближе к полу. Мисс Гейсс покачала головой и потянула большой переключатель у себя на столе. Шесть двенадцативольтовых батарей были соединены последовательно, идущие от них провода подсоединялись к общей цепи, протянутой от парты к парте. Она видела настоящие искры и ощущала запах озона.
Электричество, разумеется, не причиняло им вреда. Ничто не могло причинить вред этим детям. Но разряд каким-то образом действовал на них, точно так же как при опытах Гальвани, который при помощи электричества заставлял дергаться лягушачьи лапки, даже когда эти лапки были отделены от тел.
Ученики непроизвольно дрогнули, дернулись и рывком поднялись, оглушительно грохоча цепями. Они вставали на цыпочки, словно пытаясь воспарить над потоком электрического напряжения, проходящим через их тела. Их руки выворачивались и нервно извивались на уровне груди. Некоторые раскрывали рты, как будто в беззвучном крике.
Мисс Гейсс прижала руку к груди и повернулась лицом к флагу над дверным проемом.
— Клянусь в верности флагу, — начала она, — Соединенных Штатов Америки…
* * *
Она представила нового мальчика как Майкла. У него, естественно, не было никаких идентификационных меток, и мисс Гейсс была уверена, что он не посещал эту школу до Бедствия, но других Майклов в классе не было, и внешне он вполне мог бы быть Майклом. Класс не обратил ни малейшего внимания на представление. Равно как и сам Майкл.
После Клятвы первым уроком шла математика. Мисс Гейсс оставила класс без присмотра, чтобы спуститься вниз, проверить ряд видеомониторов и взять поощрительные награды с длинных полок открытых холодильных камер, расположенных в помещении под лестницей. Она перевезла морозилки в прошлом году из «Сейфвэя». Ей помогал Донни. Мисс Гейсс дважды моргнула, подумав о Донни, своем друге и бывшем охраннике. Донни столько раз помогал ей, без него она ни за что не наладила бы производство поощрительных наград на оборудовании с фабрики по изготовлению куриных наггетсов, расположенной на краю города, не сумела бы подключить видеокамеры и мониторы «Радио Шак». И Донни так и продолжал бы помогать, если бы не тот грузовик, набитый беженцами, летящий по соединяющему штаты шоссе…
Мисс Гейсс отринула прочь эти мысли, поправила ремень «ремингтона» и понесла коробку учебных наград в учительское крыло. Установила таймер микроволновки на три минуты.
От запаха разогретых наггетсов ученики пришли в экстаз, стоило ей войти в классную комнату. Мисс Гейсс поставила коробку с наградами на столик рядом с учительским столом и подошла к доске, чтобы начать урок математики.
«Слава Господу, Донни знал, как обращаться с фабричным оборудованием, производящим куриные наггетсы», — подумала она, выписывая цифры от нуля до десяти.
Дети, конечно, не стали бы сами есть кусочки курятины. Дети, как и все прочие, кто возвратился во время Бедствия, имели вкус к совсем иному.
Мисс Гейсс бросила взгляд на поднос с разогретыми наггетсами. Против ее воли рот от этого запаха наполнялся слюной. Где-то в одной из хранящихся в морозильных камерах коробок, знала она, покоятся прошедшие глубокую заморозку и процесс превращения в наггетсы останки мистера Дельмонико, бывшего директора, а заодно с ним останки еще полудюжины бывших преподавателей начальной школы. Это Донни понял, что волна самоубийств в таком маленьком городке не должна прокатиться впустую, это Донни вспомнил о фабрике по производству куриных полуфабрикатов и тамошних громадных морозилках. Это Донни понял, как полезно человеку иметь под рукой запас провизии, когда табуны скитающихся по округе голодных мертвецов все разрастаются. Это, говорил Донни, все равно как кусок мяса у ночного грабителя, чтобы отвлекать внимание сторожевых собак.
Но вот потенциальную пользу куриных наггетсов как поощрительных наград оценила уже мисс Гейсс. И по ее скромному мнению, подавляющий всех мистер Дельмонико и прочие ленивые члены педагогического коллектива никогда еще не служили делу просвещения с большим рвением, чем в этом новом качестве.
— Один, — произнесла мисс Гейсс, указывая на большую цифру, которую нарисовала на доске. Она подняла один палец. — Скажите «один».
Тодд жевал новое резиновое кольцо, которое мисс Гейсс подложила под его ошейник. Кирстен запуталась в своей цепи и грохнулась лицом о парту. Крошка Саманта рвала на себе одежду. Джастин, по-прежнему пухлый и через десять месяцев после смерти, мусолил пластмассовую спинку стула перед собой. Меган дергалась на цепи. Майкл разворачивался вокруг своей оси, пока не оказался лицом к задней стене класса.
— Один, — повторила мисс Гейсс, все еще указывая на написанную на доске цифру. — Если не можете сказать, поднимите одну руку. Один. Один.
Джон слюняво щелкал беззубыми челюстями через равные паузы. У него за спиной Абигейль сидела совершенно неподвижно, если не считать того, что она медленно высовывала и убирала пересохший язык. Дэвид все бился и бился лицом о крышку своей парты. Сара жевала белые кончики костей на кистях рук, тогда как Сара Джей позади нее внезапно вскинула руку, один палец угодил в глаз и так там и застрял.
Мисс Гейсс не колебалась ни секунды.
— Прекрасно, Сара, — сказала она и поспешно прошла вдоль ряда между хватающими руками и чмокающими ртами. Она сунула наггетс в расслабленный рот и быстро отступила назад.
— Один! — сказала мисс Гейсс. — Сара подняла один палец.
Все ученики тянулись к подносу с наггетсами. Палец Сары Джей так и торчал в глазу.
Мисс Гейсс отступила к доске. В глубине души она понимала, что реакция девочки была случайной. Это не имеет значения, говорила она себе. Дайте побольше времени и поощрительных наград, и причинно-следственная связь установится. Вспомните хотя бы Элен Келлер и ее учительницу, Анни Салливан. И это притом, что ребенок был совершенно слепой и глухой, который всего несколько месяцев слышал человеческую речь, прежде чем совершенно погрузиться в темноту. Всего лишь одно детское словечко «ба-ба» позволило Элен спустя время познать все.
А у этих детей за спиной оставались целые годы, когда они разговаривали и мыслили, прежде чем…
«Прежде чем умерли, — завершила мисс Гейсс. — Прежде чем их разум, память и личности рассыпались в прах, словно моток сгнившей пряжи».
Мисс Гейсс вздохнула и указала на следующую цифру.
— Два, — произнесла она бодро. — Кто мне покажет… покажите, как сможете… покажите мне «два».
* * *
После того как она сама пообедала, пока ученики отдыхали после кормежки, мисс Гейсс продолжила сносить бульдозером дома.
Сначала она думала, что уединенного местоположения школы, вырытой канавы и колюще-режущей проволоки, шарящих по ночам лучей прожекторов и установки видеомониторов будет достаточно. Но те по-прежнему прорывались.
По счастью, городок был маленький, меньше трех тысяч жителей, и располагался в сорока милях от настоящего города. Теперь, когда Бедствие разделило живых и мертвых, первых почти не осталось, а вторых было всего несколько человек во всей округе. Редкие машины, набитые перепуганными беженцами из живых, с ревом проносились через городок, но большая их часть так и застряла на шоссе между штатами, а в последние месяцы шума проезжающих автомобилей почти не было слышно. Некоторые из тех просачивались — из деревень, из далекого города, из собственных могил, — и их тянуло на свет прожекторов, питающихся от генераторов, как бабочек на огонь, однако толстые стены школы, защитные стальные решетки и прочие меры предосторожности всегда удерживали их за пределами школьной территории до утра. А утром проблему разрешал «ремингтон».
Однако мисс Гейсс по-прежнему хотелось расширить зону обстрела или, как назвал ее однажды Донни, «зону бескомпромиссного истребления». Она напомнила Донни, что слово «истребление» в данном случае неуместно, потому что они никого не истребляют, а просто восстанавливают нормальный порядок вещей.
Вот почему мисс Гейсс однажды съездила в строительный вагончик на границе с недостроенным участком соединяющего штаты шоссе и вернулась с динамитом, подрывными капсюлями, детонаторами, запальным шнуром и на бульдозере «Катерпиллер Ди-7». Раньше мисс Гейсс никогда не водила бульдозер, никогда не закладывала динамит, но в строительном вагончике оказались инструкции, а в библиотеке Карнеги нашлись соответствующие книги. Мисс Гейсс всегда поражало, что люди даже не подозревают, сколько знаний и полезной информации можно почерпнуть из книг.
Сейчас, когда оставалось еще полчаса от обеденного перерыва, она вошла под открытый с одной стороны навес для бульдозера, забралась на широкое сиденье «Ди-7», выжала сцепление, переставила рычаг передач в нейтральное положение, потянула регулятор оборотов, открывая заслонку карбюратора, передвинула правый рычаг и закрепила его в нужном положении фиксатором, еще раз убедившись, что поставила на нейтральную передачу, и потянулась к рычагам стартера. Сделала паузу, проверяя, безопасно ли лежит «ремингтон» в держателе, куда некогда помещался огнетушитель, прямо под ее правой рукой. Видимость сделалась гораздо лучше после того, как все дома в радиусе трех кварталов от школы были снесены, однако все равно оставалось слишком много фундаментов и мусорных куч, за которыми можно спрятаться. Пока она не замечала никакого движения.
Мисс Гейсс установила рычаги трансмиссии и компрессии в правильное положение, дернула на себя стартер пускового двигателя, открыла топливный клапан, установила воздушную заслонку, опустила выхлопной клапан, щелкнула зажиганием и потянула рычаг, который приводил в действие электрический стартер.
«Ди-7» с ревом возродился к жизни, черный дизельный дым вырвался из вертикальной выхлопной трубы. Мисс Гейсс передвинула рычаг управления двигателем, отпустила сцепление, добавила тяги правой гусенице, так что массивный бульдозер крутанулся влево и направился к ближайшей куче мусора.
Взрослый труп выкарабкался из разрушенного подвала справа от нее и полез по кирпичным завалам к мисс Гейсс. Волосы трупа были прибиты к голове белой пылью, зубы сломанные, но острые. Одного глаза нет. Мисс Гейсс показалось, что она узнает отчима Тодда, пьяницу, который избивал мальчика каждую пятницу.
Труп поднял руки и двинулся на бульдозер.
Мисс Гейсс бросила взгляд на «ремингтон» и решила не тратить патроны. Она добавила тяги левой гусенице, ловко развернула бульдозер вправо, приподняв отвал. Нижний край отвала завис как раз над карабкающимся к ней покойником. Мисс Гейсс опустила отвал раз, другой… Третьего раза не потребовалось, потому что труп перерезало пополам. Ноги мертвеца бессмысленно взбрыкивали, однако пальцы вцепились в сталь, и верхняя половина туловища принялась подтягиваться на отвал бульдозера.
Мисс Гейсс потянула за рычаги, перевела машину на задний ход, откатилась назад, опустила отвал и обрушила полтонны строительного мусора на обе половины подергивающегося трупа, засыпая кучей обломков фундамент. Потребовалось меньше минуты, чтобы насыпать в дыру еще тонну камней. После чего она отодвинулась назад, огляделась, убеждаясь, что больше поблизости никого нет, и принялась заравнивать подвал.
Когда дело было сделано, она спустилась на землю и прошлась вокруг бульдозера: получилась ровная и гладкая поверхность, как заасфальтированная стоянка. Отчим Тодда, может быть, до сих пор дергается и скребется там внизу, однако теперь, когда над ним двенадцать тонн утрамбованных камней, он никуда не денется.
Мисс Гейсс только пожалела, что не могла проделать такое со всеми никудышными отцами-пьяницами и отчимами, каких встречала за свою жизнь.
Она вытерла лицо носовым платком и посмотрела на часы. Через три минуты начинается урок чтения. Мисс Гейсс оглядела сровненные с землей городские кварталы, монотонность которых нарушали только несколько последних куч мусора и недобитых цоколей. Еще неделя, и зона обстрела будет чиста. Сделав передышку, чтобы прийти в себя, ощущая все свои шестьдесят с лишним лет и артритное поскрипывание суставов, мисс Гейсс снова забралась в «Ди-7», чтобы отогнать его обратно и поставить на ночевку под навес.
* * *
Мисс Гейсс читала классу вслух. Каждый день, в умиротворении после обеда и кормления учеников, она читала какую-нибудь из книжек, которые, как она знала, они успели прочитать за свою короткую жизнь или которые когда-то читали им. Она читала: «Спокойной ночи, Луна», «Кролик Пат», «Горилла», «Хайди», «Банникула», «Суперглупость», «Черная красавица», «Азбука Ричарда Скари», «Зеленые яйца и ветчина», «Приключения Тома Сойера», «Голоса животных», «Гарольд и фиолетовый карандаш», «Питер-кролик», «Полярный экспресс», «Где живут дикие звери» и «Сказки для четвертого класса». И пока мисс Гейсс читала, она высматривала малейший проблеск узнавания, интереса — жизни в этих мертвых глазах.
И не видела ничего.
Проходили недели и месяцы, мисс Гейсс читала любимые детские книги.
Ученики не реагировали.
В дождливые дни, когда тучи висели совсем низко, а настроение у мисс Гейсс падало и того ниже, она иногда читала им из Библии или из своих любимых пьес Шекспира — обычно из комедий, но иногда и из «Ромео и Джульетты» или «Гамлета» — и время от времени что-нибудь из своего обожаемого поэта Джона Китса. Но когда слова завершали свой танец, когда последний отголосок прекрасного затихал, мисс Гейсс поднимала глаза и не видела в других глазах ни единого проблеска разума. Рядом с ней были только мертвые глаза, расслабленные лица, разинутые рты, бессмысленное копошение и приглушенная вонь разлагающейся плоти.
Это не слишком отличалось от тех лет, когда она учила живых детей.
Сегодня днем мисс Гейсс читала то, что, как ей всегда казалось, было их любимым, — «Спокойной ночи, Луна». Она сама получала удовольствие от описания того, как маленький кролик совершал забавную церемонию, бесконечно желая спокойной ночи всему, что было в его комнате, в надежде оттянуть неизбежный миг, когда придется отправляться в постель. Мисс Гейсс дочитала маленькую книжку и быстро подняла голову, пытаясь, как обычно, уловить какой-нибудь проблеск в глазах, заметить сокращение мышц рта или движение век.
Расслабленные лица. Пустота. У них есть уши, но они не слышат.
Мисс Гейсс тихонько вздохнула.
— До перемены займемся географией, — сказала она.
* * *
Слайды великолепно смотрелись в затемненной комнате. Купол Капитолия в Вашингтоне. Арка Сент-Луиса. «Космическая игла» в Сиэтле. Всемирный торговый центр.
— Поднимите руку, если увидите знакомый город, — сказала мисс Гейсс, перекрывая жужжащий вентилятор проектора. — Покажите жестом, что видите что-то знакомое.
Озеро в Чикаго. Денвер, с горами, восстающими на заднем плане. Бурбон-стрит во время Map ди Гра. Мост Золотые ворота. Все великолепие цветов пленки «Кодак».
Слайды сменялись. Дети вяло закопошились, просто потому, что их снова начинал донимать возобновившийся голод. Никто не поднял руку. Никто, кажется, не заметил на экране прекрасного изображения Бруклинского моста.
«Нью-Йорк», — думала мисс Гейсс, вспоминая тот сентябрьский день двадцать семь лет назад, когда она сделала эту фотографию. Первое бодрящее дыхание осени заставило их надеть свитеры, когда они с мистером Фарнхэмом, методистом, с которым она познакомилась на съезде работников образования, шли пешком через Бруклинский мост. Они сходили в музей Метрополитен, потом погуляли по Центральному парку. В тот изумительный день обостренным чувствам мисс Гейсс шуршание каждого листика казалось отчетливым и красноречивым. Они едва не поцеловались, когда он высадил ее возле гостиницы «Барбизон» тем вечером после ужина в «Речном» кафе. Он обещал позвонить ей. И только спустя несколько месяцев мисс Гейсс узнала от одной знакомой учительницы из Коннектикута, что мистер Фарнхэм женат, женат вот уже двадцать лет.
Дети громыхали своими цепями.
— Поднимите руку, если узнаете на картинках Нью-Йорк, — устало произнесла мисс Гейсс.
Ни одна рука не поднялась в ярком луче проектора. Мисс Гейсс попыталась представить, как выглядит Нью-Йорк сейчас, спустя годы с начала Бедствия. Все выжившие там стали добычей сотен тысяч, миллионов жаждущих плоти нечестивых созданий, унаследовавших его грязные улицы…
Мисс Гейсс быстро пролистнула оставшиеся слайды: Сан-Диего, статуя Свободы, солнечный изгиб пляжа на Гавайях, остров Монеган в утреннем тумане, Лас-Вегас ночью… Все места, которые она повидала за чудесные летние каникулы, все места, которых она больше никогда не увидит.
— На сегодня с географией все, — объявила мисс Гейсс и выключила проектор. Ученики, кажется, забеспокоились в темноте. — Большая перемена, — сказала их учительница.
* * *
Мисс Гейсс понимала, что они не нуждаются в физических упражнениях. Их мертвые мышцы не атрофируются, если их не использовать. В ярком свете весеннего дня дети казались только еще более омерзительными в различных стадиях своего разложения.
Но мисс Гейсс и подумать не могла, что четвертый класс можно держать в помещении весь день, не пуская на перемену.
Она вывела их наружу, все еще нанизанных на четыре общие цепи, и закрепила концы цепей на железных прутьях, которые когда-то забила в гравийную и асфальтовую игровые площадки. Дети дергались из стороны в сторону, в конце концов останавливались, натягивая свои цепи, словно надувные шары в форме детишек, дожидающиеся начала парада «Мейси». Никто из них не обращал внимания друг на друга. Несколько человек тянулись в сторону мисс Гейсс, беззубые десны причмокивали, словно в предвкушении, однако это зрелище и звук были настолько привычны, что мисс Гейсс не ощущала ни малейшей угрозы или тревоги.
Она прошла дальше через игровую площадку для четвертого класса, продолжила путь через извилистый лабиринт, который оставила в колюще-режущей проволоке, пересекла гравийную игровую площадку для первых классов и остановилась только тогда, когда добралась до рва, которым обнесла небольшой городской квартал, где располагалась старая школа и принадлежащая ей территория. Мисс Гейсс называла это рвом; в военно-инженерной литературе, которую она отыскала в фондах библиотеки Карнеги, это называлось противотанковой ловушкой. Однако в технических характеристиках противотанковых ловушек речь шла о канаве по меньшей мере восьми футов глубиной и тридцати футов шириной, с откосами, поднимающимися под углом сорок пять градусов. Мисс Гейсс с помощью «Ди-7» выкопала ров вполовину мельче и уже, с медленно осыпающимися краями, под углом не больше двадцати градусов. Но ведь если мертвецы явятся сюда, рассуждала она, они определенно явятся не на танках.
Бензин был штришком, который она добавила, почерпнув из старых статей сведения о том, как сражались защитники Ирака во время войны в Заливе. Отыскать бензин было не проблемой — Донни реквизировал большую цистерну, чтобы забирать топливо из подземных резервуаров «Тексако», обеспечивая работу генератора, который они установили в школе, — зато удержать топливо в канаве, не давая ему просачиваться в почву, было трудновыполнимой задачей, пока мисс Гейсс не вспомнила об огромных полотнищах черного полиэтилена, оставленного на шоссе у строительного вагончика.
Теперь она смотрела на плещущийся в канаве холодный бензин, размышляя, насколько нелепы все эти меры предосторожности, все эти прожектора, эти видеокамеры.
Зато ей было чем заняться.
«Точно так же, как делать вид, будто учишь чему-то эти несчастные потерянные души?» Мисс Гейсс отбросила эту мысль и направилась обратно к игровой площадке, поднося свисток к губам, чтобы дать сигнал к окончанию большой перемены. Никто из учеников не реагировал на свисток, однако мисс Гейсс все равно свистнула. Традиция.
* * *
Она повела их в зал для рисования, чтобы сделать фотографию. Она не знала, почему студийные фотографы делали снимок именно здесь — цвета были бы неизмеримо лучше, если бы они фотографировали детей на улице, — однако, сколько она себя помнила, классы фотографировались в зале для рисования; всех учеников выстраивали — самых низеньких в передние ряды, хотя передние ряды все равно опускались на колени — под громадной керамической картой Соединенных Штатов, каждый штат на которой был сделан из обожженной коричневой глины и помещен на свое место каким-то художественно одаренным классом лет пятьдесят, а то и больше, назад. Углы керамических штатов загнулись вверх по краям своих контуров, словно некое сейсмическое явление раздирало нацию на части. Техас вообще отвалился лет восемь-девять назад, и обломки были приклеены на место не слишком аккуратно, отчего штат походил на федерацию, состоящую из более мелких штатов.
Мисс Гейсс никогда не любила Техас. Она была еще ребенком, когда в Техасе убили президента Кеннеди, и, по ее мнению, все в стране пошло наперекосяк именно с того момента.
Она ввела детей в зал колоннами, зацепила концы их общих цепей за радиатор, поставила разогретое блюдо поощрительных наград на пол между камерой и классом, убедилась, что кассета с пленкой, которую она вставила этим утром, легла правильно, установила таймер, быстро шагнула, чтобы встать рядом с Тоддом, тянувшимся, как тянулись все остальные ученики, чтобы добраться до наггетсов, и попыталась улыбнуться, когда таймер зашипел, и затвор щелкнул.
Она сделала еще две поляроидных карточки и лишь мельком взглянула на них, прежде чем сунуть в карман своего фартука. Большинство детей смотрели вперед. Это уже хорошо.
До завершения учебного дня оставалось еще десять минут, когда она снова усадила класс на места, однако мисс Гейсс никак не могла заставить себя заняться с ними правописанием, или почитать вслух, или хотя бы всунуть карандаши им в руки и положить перед ними по листу толстого пергамента. Она сидела и смотрела на них, ощущая тяжкий груз усталости и безнадежности у себя на плечах.
Ученики таращились в ее сторону… или же в сторону блюда с остывающими наггетсами.
В три часа пополудни прозвенел спасительный звонок, мисс Гейсс прошла по широким рядам, кидая детям наггетсы, после чего выключила свет, заперла дверь и покинула класс до завтрашнего дня.
* * *
Утро, и свет такой насыщенный, какого мисс Гейсс не видела многие годы. Когда она подходит к классной доске, чтобы написать задание для класса рядом с уже написанным расписанием, она замечает, что выглядит сейчас гораздо моложе. На ней платье, какое было в то утро, когда они с мистером Фарнхэмом шли по Бруклинскому мосту.
— Достаньте, пожалуйста, свои книги для чтения, — произносит она негромко, — Группа «Время зеленого салата» пересаживается вперед со своими книгами и списком проверочных вопросов. «Волшебные кроссовки», я посмотрю выписанные вами в словарик слова, когда мы закончим. «Спринт», пожалуйста, выполните упражнение из учебника и будьте готовы выйти и отвечать на вопросы в десять пятнадцать. Все, кто закончит раньше, могут получить вопросы повышенной сложности для любознательных.
Дети спокойно занимаются своими заданиями. Группа за передним столом читает мисс Гейсс и тихонько отвечает на вопросы, пока остальные дети работают, порождая тот негромкий, почти не поддающийся восприятию гул, который повсеместно является шумовым фоном всякого хорошего класса.
Пока группа «Зеленого салата» письменно отвечает на вопросы, помещенные в конце рассказа, мисс Гейсс проходит между остальными учениками.
У Сары на голове платок, завязанный на затылке. Концы платка торчат сзади, словно маленькие кроличьи ушки. Обычно мисс Гейсс не позволяет находиться в классной комнате в головных уборах, однако Сара недавно прошла курс химиотерапии и лишилась всех волос. В классе никто ее за это не дразнит, даже Тодд.
Сейчас Сара склоняется над учебником и вчитывается в помещенные там вопросы. Время от времени она принимается грызть ластик на конце своего карандаша. Ей девять лет. Глаза у нее голубые, а кожа молочно-прозрачная, словно осколок дорогого фарфора. Щеки, кажется, тронуты здоровым румянцем, и лишь с близкого расстояния становится видно, что все это легкий грим, который наложила ей мать, что Сара все еще бледна и измучена болезнью.
Мисс Гейсс останавливается рядом с ее партой.
— Что-то не получается, Сара?
— Я не понимаю вот этого. — Сара указывает пальцем на строчки с заданием. Ногти у нее изгрызены так же, как и резинка на конце карандаша.
— Здесь сказано, что надо выбрать подходящую приставку и прибавить ее к слову, — шепотом объясняет мисс Гейсс.
В передней части комнаты Кирстен с громким скрежетом затачивает карандаш. Весь класс наблюдает, как Кирстен вытряхивает опилки в мусорную корзину, внимательно осматривает кончик карандаша и снова принимается скрежетать.
— А что такое «приставка»? — шепотом спрашивает Сара.
Мисс Гейсс наклоняется ниже. Их обеих на мгновение объединяют заговорщические узы, порожденные близостью и гипнотическим фоновым жужжанием занятой делом классной комнаты. Мисс Гейсс ощущает тепло, исходящее от щеки сидящей рядом девочки.
— Ты прекрасно помнишь, что такое «приставка», — отвечает мисс Гейсс и показывает девочке.
Она подходит к переднему столу как раз тогда, когда «Время зеленого салата», самая сильная группа, возвращается за свои парты, а «Спринт», маленькая группка середнячков, выходит вперед. В «Спринте» всего шестеро учеников, четверо из них — мальчики.
— Дэвид, — произносит она, — можешь рассказать мне, как дельфин одновременно спас мальчика и причинил ему боль?
Дэвид хмурится, как будто погружен в глубокие размышления, и грызет конец карандаша. Его листок, предназначенный для ответов на вопросы, чист.
— Тодд, — обращается мисс Гейсс, — можешь рассказать нам?
Тодд переводит на нее гневный взгляд. Мальчик кажется постоянно раздраженным, словно ведет какой-то сердитый внутренний спор.
— Рассказать о чем?
— Расскажи нам, как дельфин одновременно помог мальчику и сделал ему больно.
Тодд начинает пожимать плечами, но в последний момент замирает. Мисс Гейсс отучила его от этой привычки, проявляя терпение и ободряющую настойчивость: похвала, дополнительные почетные поручения, если ему удавалось продержаться весь день, не пожимая плечами, грамота «Лучший в классе» в конце недели, которую можно показать дома.
— Он спас его, — произносит Тодд.
— Очень хорошо, — отвечает мисс Гейсс с улыбкой. — Спас его от кого?
— От акулы, — говорит Тодд. Волосы у него нечесаные и немытые, шея грязная, зато глаза ярко-голубые, гневно горящие.
— И как он едва не причинил мальчику вред? — спрашивает мисс Гейсс, поглядывая на маленькую группку, которая будет отвечать следующей.
— Они идут, мисс Гейсс! — громко выкрикивает Тодд.
Она смотрит на самого рослого своего ученика, собираясь сказать ему, чтобы он не отвлекался, однако то, что она видит, заставляет ее окаменеть раньше, чем она успевает заговорить.
Глаза Тодда внезапно превращаются в пустые, провалившиеся, белесые ямы. Его кожа делается по цвету и текстуре похожей на брюхо дохлой рыбы. Зубы исчезают, десны иссохшие и синие. Тодд еще шире раскрывает рот, и внезапно это уже не рот, а просто дыра, вырытая в лице мертвеца. Раздающийся голос выходит из живота трупа, как будто крошечный магнитофон работает внутри какой-то мерзкой куклы.
— Скорее, мисс Гейсс, они идут, чтобы причинить нам вред. Проснитесь!
* * *
Мисс Гейсс села на постели с колотящимся сердцем, хватая воздух ртом. Она нашарила на ночном столике очки, водрузила их на нос и оглядела комнату.
Все было в порядке. Яркий свет уличных прожекторов просачивался сквозь маркизы на высоком окне и рисовал белые прямоугольники на полу классной комнаты верхнего этажа, которую она переделала под свою спальню-гостиную. Мисс Гейсс изо всех сил прислушивалась, не обращая внимания на грохочущий в ушах пульс, но из классной комнаты под ней не доносилось никаких необычных звуков. Снаружи тоже было тихо. Молчаливый ряд видеомониторов рядом с ее кроватью показывал пустые коридоры, залитый светом двор, замершие игровые площадки. На ближайшем к ней мониторе отображалась темная классная комната: ученики стояли, сидели, распростершись на партах, заваливались в стороны или натягивали цепи. Все они были здесь.
«Просто сон, — сказала себе мисс Гейсс. — Ложись и спи дальше».
Но вместо этого она встала с постели, натянула свое лоскутное платье поверх фланелевой ночной рубашки, повязала поверх резиновый фартук, сунула ноги в сапоги, взяла «ремингтон», отыскала прибор ночного видения, который Донни привез с городского склада, набитого подобными товарами, и вышла, чтобы подняться по широкой лестнице на колокольню.
Мисс Гейсс вышла на узкую площадку, огибающую колокольню по периметру. Отсюда просматривалась вся территория, и лишь участок восточного двора школы был закрыт фронтоном. Свет прожекторов заливал игровые площадки, ров, освещал ближайшие участки разровненного бульдозером мусора там, где когда-то стояли соседние дома. Ничто не двигалось.
Учительница зевнула и покачала головой. Ночной воздух был холодным, она видела облачко собственного дыхания. «Я уже слишком стара, чтобы вот так вскакивать. Банды беженцев сейчас гораздо опаснее покойников».
Она развернулась, чтобы спуститься по лестнице, но в последний момент задержалась перед распределительным щитом, который они с Донни установили на колокольне. Тихонько вздохнув, она потянула рубильник, отключающий прожектора, и принялась возиться с прибором ночного видения. Он был тяжелым, плохо сидел у нее на голове и не налезал поверх ее очков. Кроме того, она постоянно ощущала, что выглядит по-идиотски с этой штукой на лице. Однако Донни рисковал жизнью, когда ездил за ним в город. Она передвинула свои очки на лоб и опустила на глаза прибор ночного видения.
Развернулась и окаменела. Твари шевелились на западе, за пределами того круга, который высвечивали прожектора. Они копошились между мусорными кучами, бледные сгустки выбирались из фундаментов и нор в каменных завалах. Мисс Гейсс могла определить, что они мертвы, по тому, как они спотыкались и падали, и поднимались снова, натыкаясь на препятствия, и все равно упрямо продолжали продвигаться вперед. Их было двадцать… нет, не меньше тридцати высоких силуэтов, направлявшихся прямо к школе.
Она развернулась на север. Еще штук тридцать или больше фигур двигалось оттуда. На востоке еще отряд, на расстоянии броска камня ото рва. И еще сколько-то на юге.
Больше сотни мертвецов приближалось к школе.
Мисс Гейсс сдернула прибор ночного видения и присела на край лестницы, пригибая голову едва ли не к коленям, чтобы черные пятна перед глазами померкли и она снова смогла нормально дышать.
«Они никогда еще не организовывались вот так. Никогда не приходили все вместе».
Она ощутила, как сердце прыгнуло, дрогнуло, после чего снова забилось.
«Я и не подозревала, что в окрестностях осталось столько мертвецов. Как же…»
Часть ее разума кричала, чтобы она прекратила теоретизировать и сделала что-нибудь. «Они идут за детьми!»
Это нелепо. Мертвецы едят только живую плоть… или хотя бы плоть, только что бывшую живой. Значит, они должны идти за ней. Однако кошмарная уверенность не проходила: «Они хотят забрать детей».
Мисс Гейсс защищала своих детей на протяжении тридцати восьми лет. Она оберегала их от самых худших проявлений жизни, позволяя своим ученикам, насколько это было возможно, оставаться в безопасности и плодотворно трудиться весь учебный год. Она защищала своих детей друг от друга, от хулиганов и их же недобрых ровесников; она защищала их от бессердечного тупоумного начальства; она оберегала их от превратностей учебного плана и от кошмарных местечковых философий. Мисс Гейсс защищала, по мере сил, свои четвертые классы от слишком раннего взросления и вульгарных проявлений общества, всегда поощряющего вульгарность.
Она защищала их — всеми своими способностями и силой воли — от побоев, похищений, психологического и сексуального насилия со стороны тех монстров, которые прятались под масками пап и мам, приемных родителей, дядюшек или дружелюбно настроенных чужаков.
И вот теперь эти мертвые твари явились за ее детьми.
Мисс Гейсс пошла вниз по лестнице так стремительно, что фартук и подол платья захлопали на ветру.
* * *
Мисс Гейсс понятия не имела, почему в строительном вагончике на шоссе оказался сигнальный пистолет, в отсеке, соседнем с тем, в котором она обнаружила подрывные капсюли, но пистолет она оценила. К нему прилагалось всего три заряда, тяжелые штуки, которые походили на гипертрофированные патроны для дробовика. До сих пор она не израсходовала ни одного.
И вот теперь она поспешно поднималась обратно на колокольню с ракетницей в руке и тремя зарядами в кармане фартука. Еще она прихватила четыре коробки патронов калибра.30-.06.
Некоторые из покойников все еще топтались в сотне ярдов от игровой площадки, но остальные уже форсировали ров.
Мисс Гейсс извлекла из кармана заряд, переломила ракетницу и неловкими пальцами принялась вставлять патрон. Заставила себя остановиться и перевести дух. Прибор ночного видения болтался на шее, тяжелый, словно альбатрос. «Где мои очки? Куда я подевала свои очки?»
Она протянула руку к голове, опустила на место свои бифокальные очки, снова отдышалась и засунула ракету в пистолет. Со щелчком соединила части ракетницы и потянула рубильник, включающий прожектора, отчего игровые площадки залило белым светом.
Дюжина или больше мертвецов находились перед рвом. Еще десятки ковыляли по улицам с двух сторон.
Мисс Гейсс взяла ракетницу обеими руками, закрыла глаза и нажала на курок. Ракета взмыла слишком высоко и упала, не долетев до рва дюжины ярдов. Она заполыхала алым огнем, лежа на земле. Голый покойник с торчащими наружу берцовыми костями перешагнул через огонек и продолжил рывками двигаться к школе. Мисс Гейсс перезарядила пистолет. Взяла ниже и выстрелила в западном направлении.
На этот раз ракета ударилась в грязный склон на дальней стороне рва и исчезла из виду. Алый огонек пошипел секунду, а потом погас. Еще с дюжину бледных силуэтов форсировало ненадежную преграду.
Мисс Гейсс зарядила последнюю ракету. Внезапно раздался звук, похожий на порыв неизвестно откуда взявшегося ветра, и всю западную часть рва охватило пламя. Последовала пауза, после чего пламя ринулось на юг и на север, заворачивая за углы, словно приведенные в движение хитро уложенные костяшки домино. Мисс Гейсс перешла на восточную сторону смотровой площадки, наблюдая, как огонь несется по рву, пока вся школа не оказалась в центре громадного прямоугольника пламени тридцати футов высотой. Даже с расстояния пятьдесят ярдов она ощущала жар на лице. Она опустила ракетницу в большой карман фартука.
Примерно две дюжины фигур, уже пересекших канаву, ковыляли через игровую площадку. Несколько запуталось в колюще-режущей проволоке, но затем вырвалось на свободу и двинулось дальше.
Мисс Гейсс посмотрела на свои руки. Они больше не дрожали. Она старательно зарядила «ремингтон», заполнив обойму. Затем подтянула ремень винтовки, как было показано в книгах, надежно уперлась локтями в перила, глубоко вдохнула и приставила глаз к телескопическому прицелу. Когда повсюду полыхало пламя, ей не нужны были огни прожекторов. Она выбрала первый движущийся силуэт, прицелилась ему в череп и плавно спустила курок. После чего прицелилась в следующего.
На краю игровой площадки все остальные форсировали ров, несмотря на огонь. Кажется, ни один не повернул назад. Каким бы невероятным это ни показалось, но несколько даже прорвалось, закопченные, но невредимые; большинство выходило пылающими, словно вымоченные в бензине факелы, языки пламени играли на их телах, накатывая оранжево-черными волнами. Они продолжали двигаться вперед еще долго после того, как сгнившая одежда и сгнившая плоть обгорали до костей. Даже наполовину оглохнув от грохота «ремингтона», мисс Гейсс слышала далекое «чпок», когда мозговая жидкость, перегревшись и превратившись в пар, взрывалась в черепах, превращая их в осколочные гранаты. После чего тело падало, добавляя к общей иллюминации персональный погребальный костер.
Мисс Гейсс передвинула прицел, выстрелила, кинула взгляд поверх ствола, убеждаясь, что труп упал на землю и там и остался, нашла новую мишень, прицелилась и снова выстрелила. После трех выстрелов она переходила по балкону в следующий сектор, опиралась на перила и выбирала мишень. Ей пришлось перезаряжать пять раз.
Когда она закончила, на игровой площадке валялось больше сотни тел. Некоторые до сих пор пылали. Все было тихо.
Однако она слышала треск и грохот металлической решетки с той стороны, где твари все-таки прорвались, с восточной стороны школы. Здесь на линии огня находился фронтон здания. Тридцать или даже больше тварей добрались до школы и раздирали оконные ставни и укрепленные двери.
Мисс Гейсс оттянула воротник своего платья и утерла им лицо. На ткани осталась копоть от дыма, и она с удивлением заметила, что у нее слезятся глаза. Повесив «ремингтон» на плечо, мисс Гейсс спустилась по лестнице и вошла в свою комнату. Автоматический девятимиллиметровый браунинг Донни лежал в ящике, куда она положила его в тот день, когда кремировала Донни. Пистолет был заряжен. Также в ящике лежали два запасных магазина и желтая коробочка с запасными патронами.
Мисс Гейсс положила коробочку и магазины в карман своего фартука, вынула браунинг и пошла вниз по широкой лестнице, ведущей на первый этаж.
* * *
В конце концов, она едва не погибла из-за усталости.
Она расстреляла все три магазина, один раз перезаряжала и была уверена, что ни одного из тех не осталось, когда опустилась на дорожку, чтобы отдохнуть.
Последний труп принадлежал высокому мужчине с длинной бородой. Она прицелилась из браунинга с пяти футов и выпустила оставшуюся пулю в левый глаз твари. Труп упал, как будто ему перерезали сухожилия. Мисс Гейсс и сама рухнула, тяжело опустившись на боковую дорожку, слишком измотанная и переполненная омерзением, чтобы возвращаться через парадный вход.
Огонь во рву утих, спалив верхний слой почвы. Костры поменьше добавляли дыма и огня в воздух, уже затянутый темной пеленой. Десятки распростертых тел усеивали парадное крыльцо и боковые дорожки. Мисс Гейсс хотелось зарыдать, но она слишком устала, чтобы делать хоть что-нибудь, она смогла лишь опустить голову и глубоко, медленно дышать, пытаясь избавиться от вони сгоревшей падали.
Бородатый труп перед ней рывком поднялся и заковылял по шести футам разделяющей их дорожки к мисс Гейсс, протягивая когтистые пальцы.
Мисс Гейсс успела подумать: «Пуля ударилась о кость, не попав в мозг», — и тварь выбила у нее из рук браунинг, заставив ее повалиться назад, подминая под себя винтовку на ремне. Очки слетели с носа, когда в нее вцепились холодные пальцы трупа. Его рот начал приближаться, словно желая поцеловать ее лишенным губ, разинутым ртом.
Правая рука мисс Гейсс была придавлена, но левая свободна, она принялась шарить ею в кармане фартука, нащупывая оставшиеся пули, находя и отбрасывая щипцы, и наконец рука вынырнула, сжимая что-то тяжелое.
Мертвец наклонился, чтобы сожрать ей лицо, прогрызть себе путь к мозгам. Мисс Гейсс сунула ему в пасть по-мультяшному широкое дуло ракетницы и спустила курок.
* * *
Костры догорели к восходу солнца, однако в воздухе пахло дымом и гнилью. Мисс Гейсс прошаркала через коридор, отперла классную комнату и остановилась, глядя на класс.
Все ученики были необычно притихшими, как будто каким-то образом узнали о ночных событиях.
Мисс Гейсс не заметила этого. Чувствуя, что усталость захлестывает ее, словно волна, она возилась с замками, снимая цепи с их шей и запястий, потом повела их на улицу на общих цепях. Она протащила их через проходы в колюще-режущей проволоке, словно вела на прогулку свору слепых, неуклюжих собак.
На краю игровой площадки она отперла замки железных ошейников, выдернула из них общие цепи и швырнула все на землю. Маленькие тела пошатывались, как будто пытаясь восстановить равновесие, какое им помогали сохранять натянутые цепи.
— Занятия окончены, — устало произнесла мисс Гейсс. В свете восходящего солнца от предметов вокруг тянулись длинные тени, и у нее болели глаза. — Уходите, — шепотом проговорила она. — Идите по домам.
Она не оглянулась, проходя через лабиринт в проволоке и направляясь обратно к школе.
* * *
Кажется, прошло немало времени, пока учительница сидела за своим столом, слишком уставшая, чтобы двигаться, слишком уставшая, чтобы подняться наверх и поспать. Классная комната была пуста так, как только может быть пуста классная комната.
Спустя какое-то время, когда солнечный свет прокрался по лакированным деревянным полам почти до самого ее стола, мисс Гейсс начала было подниматься, но ей помешал толстый фартук. Она сняла фартук и вытряхнула содержимое карманов на стол: щипцы, желтая коробочка с патронами, девятимиллиметровый браунинг, который она взяла из ящика, наручники, которые она только вчера сняла с Майкла, пустые гильзы, три поляроидных снимка. Мисс Гейсс взглянула на первый снимок и неожиданно опустилась обратно на стул.
Она поднесла фотографию к свету, внимательно рассмотрела, затем проделала то же самое с оставшимися двумя.
Тодд улыбался в камеру. В этом не было никакого сомнения. Это не была гримаса, не был спазм, не было случайное сокращение мышц мертвого рта. Тодд смотрел прямо в камеру и улыбался — показывая голые десны, что верно, то верно, но все равно улыбался.
Мисс Гейсс всмотрелась еще внимательнее и поняла, что Сара тоже смотрит в камеру. На первом снимке она смотрела на куриные наггетсы, зато на второй фотографии…
Из коридора донесся шаркающий, скребущий звук.
«Боже мой, я же забыла заложить засовом западную дверь». Мисс Гейсс осторожно отложила фотографии и подняла свой браунинг. Магазин был полон, один патрон в патроннике.
Шарканье и скрежет продолжались. Мисс Гейсс уперлась прикладом в бедро и принялась ждать.
Тодд вошел первым. Лицо его было лишено выражения, как и прежде, но в глазах у него было… что-то. Потом вошла Сара. Кирстен с Дэвидом появились спустя секунду. Друг за другом они, шаркая, входили в классную комнату.
Мисс Гейсс слишком устала, чтобы двигаться. Она знала, несмотря на все ее рассуждения о слабости детских рук и пальцев в качестве оружия, двадцать три ребенка просто сметут ее, как приливная волна. У нее нет двадцати трех пуль.
Да это и не имело значения. Мисс Гейсс знала, что ни за что не станет стрелять в этих детей. Она положила пистолет на стол.
Дети продолжали входить в комнату. Сара Джей вошла вслед за Джастином. Майкл появился последним. Все двадцать три были здесь. Они пошатывались, спотыкались и толкались. Цепей не было.
Мисс Гейсс ждала.
Тодд первым нашел свое место. Он упал на стул, затем рывком поднял себя рядом с партой. Остальные дети наталкивались и стукались друг о друга, но постепенно находили свои места. Глаза их вращались, взгляд блуждал, но все они смотрели более-менее вперед, приблизительно в сторону мисс Гейсс.
Их учительница сидела перед ними один долгий миг, ничего не говоря, ни о чем не думая, едва осмеливаясь дышать из боязни спугнуть мгновение и опасаясь, что все это лишь наваждение.
Момент не был нарушен, просто прозвенел первый звонок, разнесшийся эхом по длинным коридорам школы. Последняя учительница посидела еще секунду, собираясь с силами и подавляя горячее желание расплакаться.
Потом мисс Гейсс поднялась, подошла к доске и своим самым лучшим наклонным почерком принялась выводить расписание, чтобы они знали, чем будут заниматься и что изучат за этот день.
ㅤ
Автор: Дэн Симмонс