Пастух Михась, влюбленный и счастливый, поздней ночью возвращался от своей подруги Любки, жившей на хуторе. Муж ее был в отъезде, в городе, по каким-то делам, а значит, дорога Михасю была открыта. И уже три дня кряду, как только солнце садилось за горизонт, скрывая его от людских глаз, собирался к своей милой. Был он парень молодой, неженатый, спросить с него было некому. А что касалось Любки, то не один Михась протоптал тропинку к ее дому. Но в обиде никто не был.
Улыбаясь чему-то и напевая про себя, он свернул к старому пруду, возле родной деревни. Днем там было полным-полно ребятишек. Иногда мужики приводили сюда лошадей – напоить и помыть. А к вечеру, после работ в поле, здесь бултыхались и хлюпались бабы, смывая пыль с натруженных за день тел.
Поздними ночами, особенно в полнолуние, с пруда доносилось лягушачье пение – в камышах жили артели квакушек. Сегодня было полнолуние, но их почему-то не было слышно. Ярким зеркалом блестела гладь пруда, ветра не было. Луна, красивая как молодая девушка, отражалась в воде, и Михасю показалось, что это полное и мягкое Любкино лицо.
С непреодолимой силой захотелось искупаться, хотя он с детства знал, что ночью этого делать нельзя – под корягой живет водяной, и он тотчас же утянет к себе на дно. А еще – русалки, те вообще могут защекотать до смерти.
Но разомлевшему то ли от Любкиных ласк, то ли от огромной луны Михасю нисколечко не было страшно. Оставив простую холщовую одежду на берегу, он с разбегу бросился в воду. Бил ее руками, фыркал, смеялся, словно сошел с ума. Наконец, он вышел на берег, засунул в штанину одну ногу, затем натянул другую и, потянувшись уже было за рубахой, резко отпрянул. Полная луна в небе зашаталась туда-сюда, и Михася так затрясло, словно душа вон вырвалась.
Перед ним стоял неизвестный темный человек огромного роста и с большими горящими глазами. Одет он был во все черное, лишь по его сюртуку шли в два ряда крупные блестящие пуговицы, и они беспощадно жгли глаза Михася. А может, это и не пуговицы были, а лишние глаза страшного незнакомца. Луна куда-то исчезла, стало темно-темно, поднялся холодный ветер. По пруду побежала искаженная жуткая рябь.
Страшный незнакомец как щенка приподнял Михася над землей, держа его лицо на уровне своих кошмарных глаз, полыхающих гееной, открыл клыкастую кровавую пасть и сказал:
— Сослужишь мне службу, несчастный! Только не сдохни со страху раньше времени. Даю тебе мешок с мукою, отнесешь его бабке Натке, что в твоей деревне живет. За это угощу тебя табаком дорогим, знатным. Да не забудь главного – мешок поставишь на скамейку под окном ее дома. В дом не входи, и ее не зови. Сама знает.
Дьявол опустил трясущегося пастуха наземь, затряс появившейся на его личине козлиной бородой, погрозив пальцем с глянцево блеснувшим когтем и закричал: — А ну сними с шеи крест!
Михась со страху чуть не помер. Черт сдернул с него медную цепочку с оловянным крестиком и бросил в пруд. Затем в страшном оскале изобразил дьявольскую улыбку и произнес:
— Вот еще что. Конечно, если это тебе сейчас нужно. Сгинул муж твоей Любки, ограбили его разбойники, да и убили. Скоро об этом узнаешь. А через год оженит тебя вдова на себе, и пойдешь жить в ее дом, на ее добро. А вот это – подарок тебе. Держи!
– под ноги Михасю упала небольшая штуковина. В это же миг ярко сверкнуло и щелкнуло, и бес в своем парадном облачении исчез. Вновь появилась круглая луна. Стало светло, и под ногами на песке Михась увидел дорогую серебряную табакерку. Чуть поодаль от нее стоял мешок.
* * *
— Снято! Всем спасибо! – протрубил режиссер. – Сережа, сегодня ты прекрасен! Отличная игра. Все, до завтра!
Съемочная группа стала сворачиваться.
Актер Сергей Поляков открыл дверь своей квартиры, включил в прихожей свет.
— Сережка, ты что так поздно? Два часа ночи…
В прихожую вышла жена, она была в широкой «ночнушке» и босиком.
— Я не спала тебя ждала, потом так крепко заснула… И тут – звонок в дверь. Поляков обнял жену. Она была в положении и в последнее время стала нервной и даже дерганной.
— Звонок, говоришь? – он поцеловал ее. – Во сколько? Кто был, чего хотели? И почему ты без тапочек?
— Сереж, я не поняла ничего, наверное, перепутали квартиры.
— Ну а чего хотели-то?
— Сказали, чтобы муж мешок с мукой на скамейку под окном поставил. Представляешь, какая чушь? И это в двенадцать ночи! Пекарня здесь, что ли?
— Абсурд – медленно выдавил Сергей. Какая-то смутная мысль промелькнула в его голове. – Ну, ты иди, ложись, Ларис. Я пойду чайку на кухне попью. Хорошо?
— Нее, я тоже с тобой.
— Ну ладно.
— Как съемки прошли? Чем порадуешь? — спрашивала Лариса, доставая варенье и конфеты из холодильника.
— Знаешь, все до невозможности хорошо. Старик хвалил.
— Да ты что! – радостно оживилась Лариса.
— Ага.
— Поздравляю! А это ваш герой-любовник?
— Нет. Он нынче в демонах ходит.
— Аа, ты же говорил. И что?
— Ларис, ну что «что»?
— Ну, хвалили его?
— Ты как маленькая. Всех хвалили.
— А тебя больше всех?
Поляков рассмеялся. — Больше, больше. Иди, спи.
Сергей, вымывая чашки, иронично усмехнулся. «Что это – совпадение, или как? Или глухая и тупая зависть? Стасик Орлов мне завидует? Если он был вместе со мной на съемках, то просто физически не мог быть здесь. Это раз. Потом, попросить кого-то, допустим, из молодых фанатов или еще кого, разыграть меня? Бред. Не полный же он дурак. Сценарий знает ограниченное число людей. Чужие исключаются. Конечно, Орлов –сволочь известная, но чтобы так, по-детски… Конечно же, совпадение».
* * *
Утром он почему-то вызвал такси. Самому за рулем сидеть не хотелось. Была у него такая причуда. Поцеловав спящую жену, он покинул квартиру. Голова была тяжелая, настроения не было. Выйдя из подъезда, стал ждать такси. Такси все не ехало. Он снова позвонил в службу, поругался с диспетчером. Обернувшись, увидел на скамейке у палисадника, прямо по окном Варвары Дементьевны большой мешок. Надпись на нем гласила: «Мука. Высший сорт. 20 кг». Сергея будто дернуло. Мешок. Скамья, окно…
Штора за окном первого этажа зашевелилась и показалась лицемерно-слащавая физиономия соседки. Они встретились взглядами. Нужно было поздороваться. Мало ли что Сергей думал об этой старой стерве, но он приветливо кивнул показавшейся в окне старухе. Та в ответ быстро-быстро закивала.
— Ваша мука? – показал он на скамью. Старуха открыла окно, наклонилась, покосилась на скамью и, с минуту подумав, ответила:
— Нет, не моя. Я с роду с тестом не в ладах. Не кулинар, не дано. Да ведь это же, наверное, вам привезли?
— Как это? – удивился Сергей.
— Так ведь сегодня ночью, где-то около двенадцати – звонок в дверь. Спрашиваю: кто? Называют номер вашей квартиры. Видать, вы не открыли. Пусть, говорят, муку заберет. Я им еще участковым пригрозила, думала, хулиганит кто, спать не дает.
Сергей задумался.
— Так ты это, сосед… забирай добро! Твоя мука, раз заказывал. – продолжала Дементьевна. Он остался в недоумении.
Подъехало долгожданное такси. Сергей и так встал с утра не с той ноги, а теперь что-то все дальше заводило его в глухой тупик. Вспомнилась чья-то дурацкая фраза «Актеры – люди эмоциональные». Сергей сплюнул. Весь этот бред начинал выбивать его из колеи. Садясь в машину, он оступился и упал на асфальт.
* * *
— Что, очухались, ваше благородие? Больно уж вы, барья, нежные. Ну подумаешь, вдарили пару раз в рожу. И чо? Да если б меня так нежно били в свое время, я б как кровь с молоком ходил, ей-богу! Ты уж не обессудь, офицерик, я тут тебе по карманам прошелся, пока ты в чувство приходил. Кой-чего нашел, тебе, я так думаю, не пригодится, а нам все радость какая-никакая.
Сергей открыл глаза. Рядом с ним на корточках сидел небритый, заросший, как леший, мужик. Одежда на нем была рваная и явно несовременная. И шла от мужика такая вонь, словно он не мылся от рождения.
— Где я? – просил Сергей.
— О, барин. Хорошо же тебя комиссар отметелил, ни хрена не помнишь. Как теперь на фортепьянах играть будешь? – заржал бродяга.
Сергей почувствовал сильную боль в голове. Губа была разбита, левый глаз отек и почти не открывался. Он лежал на куче сена в старом темном сарае. Воняло навозом, дегтем и грязным, немытым телом.
— Хорош табак у тебя, благородие, слышь?
— Какой табак? Ты кто?
Мужик молчал, попыхивая в полумраке сарая самокруткой.
— Хорош все же табак, век такого не видывал. Видать, заграничный, а, барин?
— Какой я тебе барин? Не чади, лучше дверь открой, дышать нечем!
— Ну. если ты, офицерик, не барин, при такой-то табакерке да выправке твоей, то я не Кирюха Косой, а попадья.
И паскудный мужик опять загоготал.
Голова у Сергея трещала, он ничего не понимал. Не помнил, как здесь оказался, почему на нем офицерская форма царских времен. А может, он болен и у него бред? Сергей застонал и потерял сознание.
— Эй, голуба кровь, околел что ли? — мужик тряс избитого офицера. – Слышь сюда?!..
Сергей открыл глаза. Тьма в сарае стала еще гуще. Очевидно, была ночь.
«Уму непостижимо! Это не съемки, не роль, нет такого сценария! Я не помню… Тогда что же? Где я, где Лариса, что с нею?»
Все было нереально.
— О, очухался, паря! – донесся откуда-то из угла голос неряшливого мужика. – Чушеь, шлепнут тебя утром, я сам слышал. Ты чего – лазутчик, аль шпиён какой? Слышь, дуря?.. Вроде, не сильно бит, а башка у тя не соображает. Давай сбегем, а? Подкоп сделаем – тут земля рыхлая. Слышь, голубая кровь? Тут комиссар со своей кодлой заходил. Пнул тебя, говорит: «Вот гад! Так бабке Натке мешок муки и не отдал. Ведь сказано было оставить на скамейке под окном». А раз ослушался, то будет, говорит, ему , смертная казня. Утречком его и шлепнем.
— Я ведь как думал – продолжал мужик. – тебя к стенке, а меня, как обиженный царизмом элемент, на свободу пустют, ан нет! А знаешь, за чо? Э, паря, черт меня дернул табакерку твою стырить! Комиссар увидел и говорит: «Махновец. Ворюга, мародер». Обоих, говорит, к стенке. Видишь, ты не в себе был, ни хрена не помнишь! Вот ведь беда так беда! Бежать надо, барин.
Услыхав про мешок с мукой, Сергей глухо замычал. Что же происходит? Он попытался встать, но упал, тогда он пополз к двери и изо всех сил, что у него оставались, стал колотить в нее кулаками. Мужик жутко переполошился:
— Христом богом прошу, барин, перестань! Как собак, перебьют, ты чо творишь!?
Дверь заскрипела, отворяясь, и в отблесках костра снаружи Сергей увидел огромного темного человека, одетого во все черное, с двумя рядами блестящих пуговиц. В руках он держал винтовку.
— В чем дело, штабс-капитан Поляков? – спросил адский часовой.
* * *
Актер Сергей Максимович Поляков очнулся в больничной палате. Было яркое летнее утро. Рядом сидела жена его, Лариса, с оттопыренным на животе халатом. За ее спиной стоял доктор средних лет с приятным, добродушным лицом.
— Сережа! – взволновано и радостно почти закричала Лариса. – Очнулся, слава богу!
— Девушка, не переживайте вы так. Ничего страшного не случилось. Через пару дней будет дома, поедет на свои съемки. Все хорошо. Ждем ваших новых фильмов, Сергей Максимович. Вот и супруга ваша тоже скоро всех обрадует. Пока оставлю вас.
Сергей во все глаза смотрел на жену. Она ли это, или ему снова кажется? Взял ее за руку.
— Лариса!
Она заплакала от радости.
— Сережа. Ты так сильно меня напугал
— Прости, дорогая. А что, собственно, случилось?
— Ты оступился у самого дома, когда садился в такси. А соседка Варвара Дементьевна, ну что с первого этажа, все это видела. Скорую вызвала. Ты что, ничего не помнишь?
— Ну не совсем, почему же… – с сомнением ответил Сергей.
Лариса продолжала:
— Представляешь, уже после она зашла к нам с каким-то мужчиной, и он занес к нам мешок муки. Там килограммов двадцать. Что с нею делать? Она говорит, ты заказал. Ничего не понимаю.
— Лариса, приедешь домой, немедленно выброси, то есть попроси кого-нибудь выбросить этот мешок в мусорный бак.
— Как, муку?
— Это не мука́, а му́ка, ей-богу. – Сергей повысил тон, выходя из себя. На глазах Ларисы выступили слезы.
— Сережа, что с тобой? Тебе плохо? Позвать врача?
Он сильнее сжал ее руку и поспешил успокоить.
— Я тебе потом расскажу, слышишь? Все нормально. Ничего не думай. Это профессиональное, и только. Со мной все в порядке. Потом расскажу и вместе посмеемся.
— Это точно смешно? Ну, давай, скажи сейчас! Ну, Сереж!
— Все, давай домой, позвони Старику, ну, Евгению Палычу, скажи – через два дня появлюсь, пусть не переживает. Ну все, иди.
* * *
Когда Лариса подходила к дому, она вновь увидела на подъездной скамейке мужчину, что заносил к ним давеча злополучный мешок. Она тотчас к нему обратилась:
— Ой, здравствуйте, помните, вы на днях помогали нам на четвертый этаж мешок занести?
— А то как же вас не помнить, конечно.
— Извините, как вас зовут?
— Кирилл. По фамилии – Косых. А соседка ваша Дементьевна – моя тетка по матери. – он кивнул на окно родственницы.
Та, как всегда, несла боевое дежурство у окна – как бы чего не прозевать! Старуха открыла окно, поздоровалась с Ларисой, попросила племянника помочь соседке.
— А чем вам мука-то не по вкусу? – спросил Кирилл, поднимаясь по ступенькам. – «Высший сорт», хотя по мне – мука и мука. Привередливый вы народ, бабы.
Они вошли в квартиру.
— Да вы знаете, там червяки завелись. Видимо, в сыром месте хранилась. – преодолевая себя, соврала Лариса
— Вы, пожалуйста, выбросьте ее где-нибудь в мусорку. – и она неуклюже сунула ему в руку деньги – Вот, за работу.
Он не прекословил.
Когда грузчик уже спустился вниз, она услышала его слова:
— То занеси, то унеси, странные люди. Не мука́, а му́ка. Ха-ха-ха!
Это «ха-ха-ха» было сказано так внезапно и зловеще, что ее передернуло.
И тут она вспомнила, что эти же слова сказал в больнице Сергей. Мурашки пробежали по всему телу. Что Сергей не договаривает и почему оказался в больнице?
Теперь ей оставалось только ждать его выздоровления.
* * *
Прошло полгода. Фильм был снят. Он с успехом прошел в кинотеатрах, сделав неплохие сборы. Сергей, как человек здравомыслящий, начисто вычеркнул из головы весь бред, который с ним произошел. Лариса благополучно родила девочку и за новыми, но уже радостными хлопотами позабыла всю эту историю, а может, как умная жена, просто об этом молчала.
Спустя еще время, в разгар жаркого лета члены съемочной группы решили выехать на места бывших съемок для пикника. Приехали в живописную местность, к известному им пруду, где снимали памятную сцену с демоном. Сергей поначалу не хотел ехать, но после уговоров друзей, как благоразумный современный человек без всякой тени сомнений и малейшего намека на суеверия все же поехал. Жена с малышкой оставались дома.
Компания была что надо, недаром что артисты. Отдохнули, поели ухи на свежем воздухе, ягод, повеселились от души. Хотя у них все и всегда шло от души. Творческие люди! Сергей ни на минуту не пожалел, что вновь сюда приехал. День выдался солнечный, даже какой-то праздничный. Уезжать вечером никому не хотелось, но не взяли палатки. Не спать же под открытым небом. Ночевать в деревне, где велись съемки, как-то не хотелось. Начнут автографы просить, расспрашивать, в рот заглядывать. Чувствуешь себя, как блоха на лысине. Лучше уж тогда по домам. Убирая все «продукты цивилизации» с места привала, Сергей поднял с травы журнал, пролистал. Решил прочесть в дороге. Редкая минута выдавалась у него для чтения: репетиции в театре, съемки…
Журнал оказался так себе. И пестрый, разноплановый. Ничего не заинтересовало его. Кроме…
Он вернулся на предпоследнюю страницу. Там была короткая заметка с фотографией. Что-то на тему экологии. В одной стране третьего мира чуть не разразилась эпидемия чумы. Спас ситуацию турист, снимавший местные красоты. В кадр его аппарата попал человек с мешком, который явно намеревался высыпать что-то в воды озера. Путешественник скрутил его и вместе с подозрительным багажом доставил в отделение местной позиции. Дело закрутилось дальше. Настойчивый турист добился анализа в столице – и результаты всех ошеломили. В мешке была мука, зараженная чумой. И это было бы ладно, но… На маленьком цветном фото Сергей узнал Кирюху Косого!
Машинально сунув журнал в дорожную сумку, Сергей погрузился в тягучее раздумье. И чем больше он вспоминал все детали этой истории, тем в больший тупик приходил.
В город приехали очень поздно. Свет в его квартире горел. Стало теплей и спокойней. Он быстро вбежал в подъезд и на первом этаже наткнулся на Варвару Дементьевну, метущую площадку.
— Не поздновато ли, бабка Натка? – ядовито спросил Сергей.
— А это кому как. Неужто догадался! – с ухмылкой ответила бабка. – Такой табак понапрасну пропал! Эх, ни себе, ни людям! Говорю: ни тебе, ни Кирюхе Косому!
Из сумки Сергея что-то выпало и прокатилось по ступенькам. Это была та самая табакерка, серебряная в драгоценных камнях. Бабка смахнула ее веником пониже, и Сергей увидел, что это уже вовсе не табакерка, а болотная жаба – жирная и мерзкая.
— И почему ж ты не принес мешок-то мне под окно, как велено тебе было? – злым голосом спросила Натка. Серей хотел было послать ее к дьяволу, глянул – а бабки и нет. У стенки одиноко стояла метла. А у последней ступеньки внизу громко квакнула жаба.
Он рванул домой на четвертый этаж. «Господи, господи!» — повторял он.
Сергей звонил в дверь, не отнимая руки от кнопки. Лариса открыла спокойно, ничего не спросив, хотя обычно засыпала его тысячей вопросов. От этого ему стало немного не по себе. Так же молча она начала разбирать вещи из его сумки. Вынув журнал, полистала. Что-то подозрительное таилось в ее молчании. Он оробел.
Дойдя до страницы с заметкой о чуме, Лариса ткнула крашеным ноготком в фото и сказала:
— Это Кирюха Косой, тот, что с тобой в плену был, помнишь? – и, немного помолчав, добавила: — А сегодня Варвара Дементьевна померла, представляешь? Кстати, тебе записка.
— Где? От кого?
— На кухне, на столе.
Сергей рванул с места, искоса глянув на Ларису.
— Дочь спит, ты не волнуйся – сообщила она.
Записка гласила: «Уехала с Машенькой к маме. Буду завтра. Целую. Лариса».
Сергея пробил холодный пот. Он поднял глаза. В проеме двери стоял Черный человек в черной одежде, на которой в два ряда горели адские пуговицы.
Автор: Кактус